***
Хосок мог бы сказать, что ему скучно. Баскетбол ему неинтересен, кучку омег, за спинами которых он спрятался, Чон видит впервые в жизни. Темы они тем не менее обсуждают интригующие: например, что салат «Цезарь» в местной столовой очевидно снизился в качестве, из-за чего уже третий студент за последние две недели пропускает пары из-за отравления. У Хосока и его желудка масса подобных историй, с радостью бы поделился, но окружающих студентов он все еще не знает, поэтому сидит молчком. Другая важная вещь — порой омеги отвлекаются от своих жизненных разговоров на очередной красивый бросок Дэхена. Хвалебные вздохи и обсуждения «как горячо намокла от пота майка» выносить очень тяжело. Во-первых, Чхве занят. Лучшим другом Хосока занят, но стайка фанатов то ли этого не знает (что подозрительно, они знают о своем краше все), то ли игнорирует сей немаловажный факт. Ну, и во-вторых, Дэхен реально играет очень хорошо. Это и последнему профану в баскетболе очевидно. Сложившаяся ситуация злит и раздражает. Чон рассчитывал на компромат: как абьюзер Намджуна, например, воздушный поцелуй в толпу омег кинет. Но Дэхен просто играет. Очень красиво играет, что Хосока неимоверно злит. И бета мог бы сказать, что ему скучно. Но это будет ложью, потому что последний час бета с глубочайшим уважением и любопытством следит за игрой Юнги. Стоит отметить, в сторону Мина круг фанатов-подружек тоже порой отпускает лестные комментарии. Из их обсуждений Хосок узнает, что альфа не занят, он один из лучших студентов, правда, в последнее время слегка скатился, и что он играет очень мягко, но почему-то это секси. С последним Хосок целиком и полностью согласен. В Юнги действительно нет той животной агрессии, которая присуща многим альфам в спорте. Он не нарушает правила, никого не пинает и не отталкивает, не смеется, если кто-то упал, а помогает подняться. При всем при этом Мин стабильно забивает очки своей команде, гордо улыбаясь и отбивая хлесткую «пять» кому-то из сокомандников. — Просто представь, что он такой же нежный, но меткий в постели, — громко шепчет один из омег на ухо другу. — Блять, и зачем ты это сказал?! — стонет второй. А Хосок сидит рядом и все слышит. И он согласен: зачем, сука, произносить такие непотребные и крайне соблазнительные замечания вслух? Чон даже не ревнует и почти не завидует тому счастливому омеге, которому «меткий и нежный» Мин Юнги попадется. Бета знает свой уровень, так же как и уровень своих партнеров. Хосоку, скорее, перепадают как раз такие, как Дэхен: красивые, самовлюбленные, невероятно харизматичные, из-за чего не замечаешь количества накапливающихся травм внутри своего мозга. А Юнги он просто хороший. Вот тот самый идеально хороший партнер, которого порой видишь в ленте популярного блогера или своего знакомого. Смотришь на их отношения со стороны и думаешь: «Вау, так вот как оно может быть». Лишь единожды Хосоку попалось подобное счастье. Изначально именно таким оно казалось. Кенсун познакомился с ним в метро, что было тупо, но все же очень мило. Чон никогда до этого момента не давал незнакомцам свои контакты, даже имя не называл, потому что мало ли что это за человек — украдет и убьет, не дай бог. Однако в тот раз у Хосока было удивительно хорошее настроение, поэтому и свое имя, и свой номер назвал, под конец уточнив: — Я бета. Чон смотрел не мигая на этого высокого смущенного альфу. Все ждал, когда до незнакомца дойдет смысл слов, он разочаруется и уйдет. Вот только Кенсун ответил: — Какая разница, если я не могу отвести от вас глаз последние 10 минут? Красиво. Чон так и застыл от шока и пробежавших по всему телу мурашек. Подумал, что счастье и искренняя любовь, наконец, сами свалились ему на голову. Бета влюбился очень быстро, буквально в ту же секунду. Его проблема все еще оставалась с ним: взаимная симпатия сразу же, как услышит искреннее доброе слово в свой адрес. А красота продолжилась — долгие прогулки, смех до рези в животе, поцелуи до бабочек в том же месте. Все было даже слишком идеально, они и не ссорились ни разу. Кенсуна действительно, кажется, не смущало, что его парень — не омега. Гораздо больше он ценил, как хорошо Хосок выглядел, как вкусно всегда пах вопреки отсутствию феромона, с какой эмоциональностью выражал эмоции и с какой любовью отзывался о своей будущей профессии. Но гораздо больше альфа все же ценил мнение своих родителей. А для тех все было однозначно. Они не воспринимали Хосока ни как омегу, ни даже как человека. Что-то среднее, промежуточно-эволюционное, застрявшее в развитии. И вот, все красивые слова меркнут под «думаю, они правы». Такое желанное «мне неважно, кто ты, я люблю тебя» гробится под знакомым «с тобой же нет будущего». Чон не удивился, но окончательно разочаровался. Перестал видеть перспективы и возможности обустроить свою личную жизнь. В этом нет смысла, потому что самого Хосока никто и никогда настоящим не захочет увидеть и признать. А самое главное: в каждом человеке есть крупица гнили. Тот же Юнги, который сейчас красиво забивает новый трехочковый. Кто знает, что за его идеальным образом кроется. СПИД? А, может, он наркоман? Или просто уже давно отдал сердце одному-единственному и не смотрит ни на кого, кроме избранника, пусть тот и игнорирует его существование. Все что угодно может прятаться за этим симпатичным лицом и милым рыжим хвостиком. Хосок в любом случае не будет пытаться. Потому что вопреки всему Юнги очень хороший. Совершенно не тот тип, на который может претендовать бета. Парень выходит из своих мыслей, только когда замечает, что вот уже пять минут Мин не бегает по полю, а стоит около стены на другом конце зала и пьет воду, болтая с сокомандником. Перерыв. По-видимому, достаточно долгий, так как группы поддержки вокруг Хосока тоже нет — все омеги унеслись к… Да, вот оно, то, о чем говорил Юнги. Стайка фанатов окружила Дэхена и о чем-то с самыми слащавыми лицами с ним болтает. К омегам у Хосока на самом деле нет претензий. Ну, понравился им высокий широкоплечий спортсмен, глазки ему строят — ничего страшного. Совсем другой вопрос — поведение Дэхена. Не похожи его самовлюбленные ухмылочки и двусмысленные взгляды на «вежливое принятие комплиментов», как предположил Юнги. Это, сука, флирт за спиной своего парня. Хосока не грызет совесть, когда он достает телефон и незаметно направляет камеру в сторону эпицентра разврата. Он пришел сюда ради компромата, который бы, наконец, раскрыл глаза Намджуна на правду, — он этот компромат получает. Все идет именно так, как и планировалось. Еще пару минут омеги о чем-то радостно трещат, запрокинув голову, чтобы видеть лицо Чхве. А после один из парней, одетый в белоснежный костюм, берет с пола мяч, чуть отбегает от толпы и закидывает его в кольцо. Мажет. К счастью, вроде как не специально. Парнишка реально целился, но из-за отсутствия навыков мяч до своей цели даже не долетел. По залу проносится звонкий смех, не злобный — скорее, понимающий. Попытавший удачу омега с расстроенной улыбкой подходит к друзьям. Дэхен умильно ему улыбается, говорит что-то, вероятно, подбадривающее — и совершенно неожиданно для всех опускается на корточки, пальцам указывая на свои плечи. У Хосока руки от злости дрожат. Качество скрытой съемки очевидно падает, но самое главное там все равно будет видно: как Чхве Дэхен поднимает на своих плечах практически незнакомого себе омегу, который в это время смущенно смеется, подходит к кольцу, предварительно подав мяч, и предлагает без каких-либо препятствий забросить его в цель. Чон трясется уже целиком. Да, Дэхен не трахает этого влюбленного парнишку у всех на глазах. Но это флирт. Отвратительное заигрывание, купание в любви и восхищениях от десятка красивых людей, при том что у тебя все еще есть парень, который и не подозревает о разворачивающейся ситуации. На секунду Хосок думает, что камера заглючила — экран телефона целиком становится черным. А после бета поднимает глаза и видит чужие: сощуренные и осуждающие. — Хени, — холодно басит Юнги. Мин целиком перекрывает обзор своим телом, но для Хосока это совершенно не важно, самое главное он уже снял. Потому бета безмятежно прячет телефон в задний карман джинсов и спокойно отзывается, запрокинув голову: — Что? У возвышающегося альфы желваки на челюсти ходят, ладони непроизвольно в кулаки сжимаются. — Ты без спроса снимал постороннего человека. Это незаконно. Хосок понимает, на что намекает альфа. Но, во-первых, Дэхен не совсем посторонний, он вполне себе знакомый. А во-вторых, Чону срать. Не он здесь творит нечто ужасное и аморальное. — Да, — все так же спокойно. — И что? Юнги шумно втягивает в себя воздух и уже в следующую секунду резко наклоняется, упираясь ладонью в стену позади и практически сталкиваясь нос к носу с другим парнем. — Мы же договаривались по-хорошему, — сквозь зубы шипит. — Без скандалов. А Хосок договорился с собой не вкрашиться в очередного симпатичного парня. Но все порой идет не по плану. Сердце, вот, предательски чечетку в груди отбивает, уши горят от смущения, что точно не было в списке дел на сегодня. — Так все по-честному, Юнги-я, — еле сдерживая дрожащий голос. — Никаких скандалов, просто небольшая скрытая съемка. Мин пристально вглядывается в бессовестные глаза напротив — остального-то и не видно: большая часть лица скрыта за черной кепкой и маской. Только прядь белых волос торчит. Альфе очень хочется разораться, что, вообще-то, совершенно ему не свойственно. Но внутри все вертится и путается, будто в стиральной машинке: как от этих бесчестных крысятнических поступков, так и от этих красивых хитрых глаз. Юнги откровенно не выдерживает. Он доверился Хосоку, понадеявшись на его благоразумие: просто посмотрит, сделает выводы и уйдет. Будет что-то странное — сообщит Намджуну. Если нет… ну, что ж, это все еще жизнь Кима, они не вправе в нее лезть. Но Хосок лезет! Вынюхивает своим тонким носом любой подозрительный жест со стороны Дэхена. Да, из хороших намерений, но его методы, а главное, маниакальная одержимость и субъективность откровенно пугают и настораживают. А Юнги откровенно не выдерживает, потому отстраняется и падает рядом на скамейку, тяжело вздыхая. — Хени, — устало произносит, — я действительно очень уважаю твое самоотверженное желание «спасти» Намджуна. Но тайком снимать человека, чтобы втихую собрать на него компромат, немного переходит грань. Хосок не сразу улавливает смысл слов. Целиком концентрируется на том, как альфа зачесывает пятерней влажные от пота волосы. Несомненно, это горячо, но гораздо больше внимание привлекает перчатка. Вернее, перчатки — обычные кожаные, которые Мин перед самой игрой надел. Чон всю тренировку гадал, зачем. У других сокомандников их нет, да и в целом ладони под таким материалом наверняка потеют страшно. Так и не найдя ответа, предположив, что это какая-то индивидуальная фишка, Хосок просто наслаждался картиной черных перчаток, запутавшихся в мокрых рыжих волосах. Ровно как и сейчас. Однако это не отменяет крайне неоднозначного высказывания альфы, на которое все еще нужно ответить. — Юнги-я, не душни, — морщится. — Ты прекрасно понимаешь, что я не делаю ничего плохого. Это видео не окажется в сети, единственным, кто его увидит, будет Намджун. Он же и будет со всем разбираться. Я же просто помогаю ему как можно скорее посмотреть правде в лицо. Доброе дело фактически делаю. — Какое доброе дело?! Разрушить отношения своего друга? — Ты прекрасно знаешь, что это за отношения! Последнее практически выкрикивается. Очень зря, потому что на протяжении следующих пяти секунд два парня молча и раздраженно прожигают друг друга взглядами, а на шестую слышится выкрик: — Хени? Хосок жмурит глаза, задерживая дыхание. Он сразу же узнает голос, при том что слышать его в свою сторону сегодня точно не планировал. Но не сдержался и сдал себя. Перебарывая внутри чувство досады (и легкой злости на Юнги, который вывел его на эмоции), Чон медленно разворачивается, наблюдая, как один двухметровый гигант неторопливым шагом направляется в его сторону. Чхве объективно красавчик. Такой классический тип мужиков, которые обмазанные маслом рекламируют брендовые трусы. Отличное скульптурированное тело, модельное лицо с острыми скулами и высокой переносицей, стильная короткая стрижка на черных волосах. И рост, конечно же. Весь этот комплект сексуального манипулятора не оставил и шанса Намджуну, который с первой же минуты разговора утонул в этом пидорасе, как малолетний ребенок без надувного круга в открытом море. Хосока бесит, как легко его друг купился на симпатичную мордашку, не замечая ни одного ред флага. А еще бета Берсерком внутри воет, когда Дэхен останавливается напротив. Глаза из-за катастрофической разницы в росте против воли упираются в ширинку спортивных шорт баскетболиста. Чон мигом поднимается, снимая на ходу маску, которая уже не нужна, но делу это не сильно помогает — голову все равно приходится задрать чуть ли не до потолка. — Привет, Дэхен-и, — в голосе ни намека на теплоту. Альфа недружелюбный настрой чувствует, но со стороны Хосока к подобному привык, поэтому и в этот раз не обращает внимание. Дэхен быстро осматривается, на доли секунд задерживая удивленный взгляд на молчаливом Юнги, и в лоб спрашивает: — Где Джун-и? Хосоку истерически расхохотаться хочется. Неужели после всех заигрываний с фанатами Чхве вспомнил, что у него есть парень? — У меня дома. Лежит голый на кровати, ждет меня. Дэхен усмехается, подбивая языком щеку. Глаза сужаются в явном признаке просыпающейся злости. — Хени, твоя ревность была милой первые несколько месяцев, но сейчас это уже начинает раздражать, — с натянутой улыбкой. — О, то есть я тебя раздражаю, а та кучка вопящих омег, готовых прямо здесь тебе отсосать, нет? — Чего? — непонимающе усмехаясь. Дэхен продолжает отыгрывать роль пай-мальчика, который не заслуживает ни единого упрека. Но в глазах растет понимание: видел, знает, расскажет. Улыбка на тонких губах с каждой секундой становится все фальшивее, а запах феромонов в воздухе — сильнее и острее. Вопреки распространенному заблуждению Хосок чувствует природные запахи, пусть своего и не имеет. Причем в силу альфьего набора хромосом Чон лучше всего воспринимает феромоны омег, а запахи альф только в критических ситуациях: агрессия, возбуждение, страх. Сейчас Дэхен очевидно агрессивен, а Хосок по фенотипу и воспитанию все же омега, поэтому реакция у него на щекочущую горечь и остроту в носу соответствующая: паника, желание сжаться, а лучше убежать. — Я не буду с тобой ругаться, Дэхен, — невиданным образом удерживает голос ровным. — Но я заснял все, что здесь происходило, и я покажу видео Намджуну. Его решение, как с этим поступить, но можешь мне поверить: я аргументированно выскажу ему все свое мнение на твое псиное поведение. Чхве расправляет плечи, подбородок чуть вздергивает, от чего кажется еще крупнее и выше. Бета ждет удара, крика, мата — еще утром был морально к подобному готов. Однако совершенно неожиданно Дэхен поворачивает голову на Юнги, который минуту назад поднялся на случай, если парочку придется разнимать. — Ты с ним встречаешься? Внезапное внимание Мина врасплох застает, он на несколько секунд теряется. — Нет. — Но именно ты его провел сюда, — с ухмылкой продолжает капитан. Юнги открывает рот, чтобы ответить, но второй альфа качает головой. — Мне не нужны оправдания, потому что прекрасно понимаю причины твоего поведения. И я просто дам тебе совет, Юнги-я, как человеку, которого уважаю и ценю — не попадай в его, — кивнув на Хосока, — сети. Он может казаться милым и беспомощным, когда ему надо. Но единственное, что ты должен о нем знать: он лицемерная лживая сука, которую выебала половина Кореи. Он вьет веревки из своих друзей, что ты можешь видеть на примере Наму. Он строит козни против других людей, что ты можешь видеть на моем примере. Не имеет значения, ради чего он это делает: из зависти, из желания привлечь к себе внимание — плевать. Просто постарайся держаться подальше от этой стерильной шлюхи, не дай бог еще подхватишь что-нибудь. Перерыв заканчивается через три минуты. На последних словах Дэхен разворачивается и неторопливо уходит. А Юнги от уровня шока даже пошевельнуться не может. То, насколько неожиданно это было, какую бешеную концентрацию дерьма на каждое сказанное слово пришлось вынести, буквально к полу примораживает, а язык к нёбу приклеивает. Мин обычно не тратит больших усилий, чтобы найтись, чем ответить. Но услышанный монолог оказался слишком внезапным, так же как и человек, который до недавнего времени не вызывал негативных чувств, предстал теперь в совершенно других красках. Еще пару секунд Юнги приходит в себя и, наконец, смотрит на омегу рядом. Хосока мелко потряхивает, голова до самой груди опущена. Мин непроизвольно делает шаг вперед, сочувственно выгибая брови: — Хени… Чон стремительно хватает сумку со скамьи и, не проронив ни единого слова, скорым шагом направляется к выходу из спортзала.***
Хосок действительно за всю свою жизнь выслушал массу оскорблений, от чего выработал к ним непробиваемый иммунитет. Но слова — удивительная штука. Пока подавляющее большинство оценочных суждений пролетают мимо уха, находится парочка метких фраз, которые всю душу наизнанку выворачивают. Они попадают в то самое крошечное слабое место, не успевшее зарасти новой твердой кожей. Заново раздирают старую, но все еще кровоточащую рану. Стерильная шлюха. Хосоку нечего ответить, потому что это правда. Та самая голая и мучительная, как если напомнить слепому человеку о его слепоте или если подойти к банкроту, потерявшему квартиру и весь бизнес, и сказать: «Привет, бомжара». Можно ли назвать Хосока стерильным? Можно, так ведь все и есть. Однако всего одно это слово заставляет глаза гореть от подступающих слез и всплывающих в голове воспоминаний. «У него нет матки». Дэхен, конечно, руководствовался не фактом бесплодия Чона, о чем, естественно, не знает. Сослался на отсутствие феромона, нейтральный совершенно непримечательный запах чужого тела, которое не способно манить и привлекать на уровне инстинктов. Тотальный «ноль» с точки зрения природы и физиологии. А шлюха… что ж, реакция всегда зависит от настроения, а вернее, от уровня самооценки в конкретный момент времени. Порой Хосок вспоминает количество своих половых партнеров и успокаивается: несмотря на все «но» он может быть привлекательным, его могут желать, в него могут влюбиться. Брошенное в спину «шлюха» фактически приравнивается к «ты красивый». Но бывают и моменты упадка, как сейчас. Тогда «шлюха» означает шлюху. Блядь. Надувную куклу, у которой есть и очко, и член, но нет репродуктивных функций. Все то, кем Чон Хосок на самом деле является. Рядом скрипит снег, боковое зрение улавливает длинный черный пуховик и белые кроссовки. Сидящий на корточках Хосок обреченно зажмуривается — он не хотел быть найденным. Особенно быть найденным Юнги, потому убежал куда-то далеко за стены университета. Болезненность недавней ситуации помимо прочего заключается в том, что все это слышал Мин. Ему все эти колючие едкие слова были сказаны. Хосоку даже неважно, поверил Юнги или нет — он теперь знает, вот и все. — Неужели искал меня? Альфа отвечает не сразу. Сначала приваливается спиной к стене и какое-то время бессмысленно елозит носком кроссовок по серому асфальту, прибитому тонким слоем снега. — Отчасти. Ты не отвечал на сообщения, поэтому я решил обойти корпус на всякий случай. Если бы не нашел тебя, просто бы домой пошел. Хосок кивает. Вот снова: к словам Юнги невозможно придраться. Факты без какой-либо эмоциональной окраски. Ничего обидного, но в то же время ничего обнадеживающего. — Разве у вас не должен был быть второй матч? Сверху раздается смешок. Мин вынимает руки из карманов и садится рядом на корточки, опираясь на стену позади. Это действие тоже приводит Хосока в расстройство, потому что теперь он против воли может прекрасно рассмотреть второго парня: его аккуратный нос, розовые от легкого мороза щеки, запутанные рыжие волосы и, конечно, черные кожаные перчатки. Теперь они абсолютно к месту. Посиневшим пальцам Хосока такие бы явно пригодились. — Не матч, а четверть, — мягко поправляет. — И да, у нас должна была начаться третья четверть, вторая половина, короче говоря, но… я ушел из команды. От неожиданности Хосок теряет равновесие и заваливается на землю, в последний момент успевая подставить руку. По телу вмиг ледяные мурашки пробегают, но бета не обращает на них внимание, целиком поглощенный накрывшим изумлением. Еле как вернувшись на дрожащих ногах в изначальную позу, Чон заторможенно отряхивает ладонь от снега и грязи. — Ох, я… ты- — Это не из-за тебя, — быстро обрывает Юнги. — Вернее, не только из-за тебя. Я стал некомфортно себя чувствовать в команде еще после нашего разговора. Не очень приятно подчиняться на тренировках человеку, который, возможно, плохо обходится с моим давним другом, которого я ценю и уважаю. Ну, а потом сегодняшняя сцена. Я все еще не поддерживаю твои методы, хени, однако Дэхен повел себя как конченный отброс. Он не имел право говорить таких слов, так еще и мне, делая вид, что ты пустое место. Когда ты убежал, я просто подошел к нему и сказал: «Либо ты просишь прощения, либо я ухожу». Он еще сверху высрал несколько вещей в твою сторону и сказал валить. Вот как-то так. Альфа сейчас на замерзшего нахохленного воробья похож. Рыжие волосы растрепались от пронзительного морозного ветра, а руки спрятались в подмышки, из-за чего все тело скрючилось и уменьшилось в размерах. Это очаровательно. И пусть у Хосока с Мином примерно одинаковое худощавое телосложение, бете все равно сейчас хочется, как тогда в коридоре, сжать Юнги в объятиях и затискать. А еще несмотря на то, что у них примерно одинаковое худощавое телосложение, а альфа сейчас и вовсе выглядит вполовину меньше своего реального размера, Хосок чувствует себя защищенным. Он не считает, что Юнги должен был с головой все высказать Дэхену и уж тем более наброситься на капитана. Они не в тех отношениях. Кто Чон такой, чтобы за него кулаки в кровь стирали? Однако весь этот жест с показательным уходом из команды невероятно ценен. Из-за него что-то теплое в груди разливается. — Спасибо, — пряча глаза. — И мне очень жаль, что все так вышло. Понимаю, что это было твое осознанное решение, но тебе все-таки нравится играть, а теперь придется искать что-то новое и вообще непонятно, возможно ли это найти. — Забудь, — резко трясет головой Юнги. — Найти новую команду не проблема. В данном случае было удобно из-за того, что мы тренировались в моем универе, но ничего страшного, наверняка найдется что-то получше. Напишу своему школьному тренеру — у него наверняка есть варианты. И, хени, — Мин дожидается, когда старший поднимет на него глаза, — не нужно благодарностей и сожалений. Еще раз повторю: я сделал то, что сделал, не из-за тебя. Ушел бы вне зависимости от того, кому тот поток оскорблений был сказан. Альфа, омега, совершенно незнакомый мне человек — никто не заслуживает слышать такую грязь в свою сторону. Сердце так и продолжает бешено стучать в груди, а щеки гореть. Только теперь не только от смущения, но и от стыда. Глупо было ставить себе такой нереалистичный вызов. Хосок и в последних пидорасов-то способен по щелчку пальца влюбиться, а тут буквально идеальный парень: с четкими принципами, которых всегда держится, спокойным сильным характером, красивыми руками, укрытыми сейчас роскошными черными перчатками. Идеальный, блять. И ничего с этим не сделать. Оттого настолько прямолинейные и честные слова Юнги особенно болезненными ощущаются. Это совершенно правильно: поступить согласно своим убеждениям вне зависимости, кто именно стал жертвой. Но это все же больно, потому что совершенно не из-за Хосока альфа проявил себя с такой сильной стороны. Поэтому, наверное, Чон решается потопить себя еще сильнее. Не на что здесь рассчитывать, Мин Юнги — птица не его полета, так пусть тогда все до конца узнает. — Это все правда, что он сказал, — опустив голову, признается. — Это не оскорбления. Альфа хмурится и отвечает молниеносным: — Тогда почему ты плакал? Взгляд уперт в грязный асфальт. Ресницы, которые и сдали своего хозяина красноречивыми слипшимися треугольниками вдоль век, дрожат из-за частого моргания. Действительно, если это не было унизительно, то почему плакал? Чону нечем ответить. — Даже для секс-работника «шлюха» — это оскорбление, — понизившимся от злости голосом продолжает Юнги. — Количество твоих партнеров — полностью твое право. Хоть 0, хоть 200, всем плевать должно быть, с кем ты и сколько. А то, что этот мудак еще и упомянул твои, по-видимому, проблемы со здоровьем, вообще, блять, караться должно. Никто не вправе использовать заболевание как способ унизить. Юнги реально злится, это чувствуется по распространившейся в воздухе горечи. Однако в этот раз Хосоку не страшно, совсем не как с Дэхеном. Бете комфортно и спокойно. Мог бы из потаенного желания представить, что такой восхитительный альфа рассердился за него на других людей. Но нет, знает же, что все эти эмоции разожглись из острого чувства справедливости. Против воли из Хосока лезет задушенный беззвучный смех. — И откуда ты такой хороший взялся? Такой идеальный и давно желанный, но который достанется не мне. — У тебя сложилось слишком хорошее мнение обо мне, хени, — кривится Мин. «Как будто у меня был выбор», мелькает саркастичное в голове беты, однако произносит он совершенно не это: — Тогда покажи мне что-то плохое. Юнги удивляется, но уже через секунду многозначительно хмыкает, будто говоря «я принимаю вызов». Он лезет в карман — и достает пачку сигарет. Хосок мог бы сдержаться, но на самом деле совершенно не может. Физически невозможно погасить рвущийся из горла смех такой силы. Глаза у Мина изумленно распахиваются, в них обида с непониманием мешаются, его надутое милое лицо выглядит совсем несуразно на фоне пачки сигарет. Чон еще сильнее гогочет. — Что не так?! Хосоку требуется время, довольно много времени, чтобы взять себя в руки и не упасть снова на ледяную грязную землю, катаясь по ней от смеха. — Ну, знаешь, — мелко хихикая, — если бы ты достал, допустим, косяк, я бы такой: «Воу, вот это серьезный опасный парень. Он сидит на травке». Но… это же просто сиги. Типо, если это, — показывает взглядом на пачку в чужих руках, — единственное «плохое», что в тебе есть, Юнги-я, то я готов прямо сейчас встать перед тобой на одно колено. Альфа, в общем-то, с самого начала всего этого хихи-хахашного спича был предельно смущен. Хотел показаться крутым и не таким уж идеальным, но на него посмотрели, как на миленького ребенка с леденцом. На последней же фразе Юнги окончательно заливается краской и внезапно кашляет, прикрывая горящее лицо. Хосоку ненамного лучше. Даже не так, ему хуже. Он не планировал флиртовать, это само вырвалось, из самых глубин души, где тоскливо и одиноко. И Чона нельзя осуждать за то, что он случайно подкатил к самому доброму-красивому-адекватному-милому человеку в своей жизни, но все же это было не к месту. Слава богу, Юнги спасает ситуацию. — Не нужно никуда становиться, хени, — миролюбиво. — Не хочу, чтобы ты запачкал свою очаровательную шубку. Они как будто в бадминтон играют: у кого мяч, тот и смутил. Услышанное для Хосока воспринимается как комплимент, потому что его белоснежная шуба из искусственного меха, которая стоила ему трех зарплат, действительно великолепна. Бета очень ее любит и особенно ему нравится, когда кто-то обращает внимание на его пушистый шедевр моды. — Но вообще это мило, — неожиданно произносит Юнги, вертя пачку сигарет в пальцах. — Вся эта тема, когда омега делает предложение альфе. Хосок от комплимента шубке еще не отошел, а тут такие трогательные признания. Он ничего не отвечает, но укладывает щеку на колени и смотрит на альфу тепло так, с готовностью выслушать продолжение. — Не то чтобы я хотел себе такого же. Я вообще не вижу себя в браке. Но мне очень нравится концепт, когда традиции выламываются в обратную сторону, как, например, с предложением руки и сердца. В этом есть некое равноправие, уважение и любовь друг к другу, отказ от стереотипов. Именно так вышло, кстати, у Мона и Чендлера, — Юнги усмехается. — Прости, снова «Друзья», но это моя самая любимая пара в сериале. Они очень теплые и комфортные. Так вот да, именно Мон первым опустился на колени и начал делать предложение. Правда разрыдался в середине речи, поэтому пришлось продолжить Чендлеру, но все это выглядело очень трогательно и искренне. Как и Юнги сейчас. Очень трогательный и искренний. У Хосока кроссовки промокли, великолепная шуба уже давно не согревает — бета до самых костей продрог и мелко трясется. Но он не обращает на это внимание, даже о Дэхене и его оскорблениях не вспоминает. Просто хорошо вот так сидеть в сумерках около грязной стены университета и болтать о всяком. — Это потрясающе, — нежно улыбается. — Мне тоже такое нравится, но, к сожалению, я совершенно не способен поддержать разговор о «Друзьях». Юнги тихо смеется, кивая: — Да, извини, оно само вспомнилось. Давай сменим тему. Альфа, наконец, достает сигарету из пачки. Вытащив из кармана зажигалку, прикуривает, а после обхватывает фильтр двумя пальцами, затянутые перчатками, и затягивается. У Хосока весь воздух из груди вышибает от этой картины. Он совершенно не понимает, где проходит та тончайшая грань у Мин Юнги между очаровательностью и сексуальностью. Младший способен за секунду перейти из одного образа в другой. — Давно куришь? Выпустив дым, Мин качает головой: — Полгода где-то. — О, совсем еще малыш, — на недоуменно вздернутую бровь Хосок прыскает, тут же поясняя: — Я имею в виду на фронте зависимости и рака легких ты прям юниор. Если решишься бросить сейчас, будет довольно легко. Юнги по новой затягивается и понимающе кивает: — Да, но пока я не хочу бросать. Есть в этой фразе нечто глубокое и темное. Как раз то, что пытался найти Хосок своим вопросом «покажи мне что-то плохое». Далеко не все начинают курить по какой-то причине, просто попробовали — и пошло. Но те, у которых причина была, обычно несут за собой травматичную историю. Чон по своему опыту знает, а теперь сидит скукожившись и думает: что же случилось полгода назад? — Я понимаю, — поджав губы, — начал курить в 15, как раз, когда мне поставили диагноз. Уже на следующий день в школе, когда одноклассники после уроков спрятались в кустах с пачкой, понял, что мне очень нужно закурить, чтобы немного успокоиться. Довольно быстро подсел. Но также быстро завязал, когда спустя год родители спалили и по жопе надавали, — история, конечно, неприятная, но Хосок все равно улыбается, вспоминая ее. — Они замечательные на самом деле, но после обхода десятка врачей и попыток меня вылечить они стали очень трепетно относиться к моему здоровью. Поэтому стали возить меня в школу, к репетиторам, забирать обратно — короче, не позволяли мне остаться одному. Потом еще установили в квартире несколько датчиков дыма. Я бесился и бунтовал, но со временем перестал думать о сигаретах. Сейчас только изредка балуюсь. — Хорошо быть совершеннолетним, — со смешком подытоживает Мин. — Мои родители совсем не обрадуются, если узнают, что я курю, но сделать они мне ничего не смогут. Хосок чувствует воду в своих кроссовках, носки целиком ее впитали и делают ситуацию только хуже. Но уходить все еще не хочется. Разговор неожиданно хорошо развивается. Если до этого момента бета находил Юнги просто хорошим привлекательным парнем, то теперь понимает, что тот ко всему прочему еще и отличный собеседник. Это тот самый момент, когда не нужно ломать голову, чтобы придумать, как продолжить беседу — она течет без натуги, слова удачно находятся сами собой. Наверное, именно из-за этой легкости в общении Чон без задней мысли спрашивает: — Дашь затянуться? У Юнги за секунду взгляд ужесточается. Пальцы крепче обхватывают фильтр и даже ненамного уводят сигарету в сторону, будто реально есть риск, что ее сейчас отберут. — Нет, я брезгую. Хосок не понимает. — Но там осталось на одну, максимум две затяжки. То есть альфе бы даже не пришлось докуривать сигарету и испытывать весь слюнообменный опыт, если бы он поделился. Чон бы понял позицию младшего, попроси он, скажем, затянуться в самом начале. Или если бы Юнги сказал «сори, я хочу докурить сам». Причем здесь вообще брезгливость? — Нет, я не люблю такое, мне мерзко, — холодно говорит Мин. — Я могу дать тебе целую. Альфа уже лезет в карман за пачкой, как Хосок поднимается, быстро качая головой: — Нет, это ты меня извини. Я не должен был переходить твои личные границы. Мозгом бета осознает, что, скорее всего, Юнги не им брезгует — просто есть небольшой загон, который не позволяет делить одну сигарету на двоих. Однако как все это объяснить десяткам своих комплексов, взращенных на «ты мне неприятен», «ты мерзок», «даже касаться тебя не хочу»? Хосоком слишком часто брезговали, чтобы адекватно сейчас отреагировать. — Хени, это не из-за тебя, — взволнованно объясняет Мин, поднимаясь следом. — Я просто… — Все в порядке, — обрывает, сжимая в карманах кулаки. — Это моя ошибка, еще раз извини. И спасибо за сегодня, Юнги-я. Ты мне очень помог. Хосок даже взгляда прощального не бросает, когда удобнее перекидывает через плечо сумку и быстрым шагом уходит в сторону ворот. Мин уже второй раз за сегодняшний день смотрит на удаляющуюся спину, а когда она скрывается за поворотом, обреченно падает обратно на корточки и безжалостно тушит остатки сигареты, которую так никто и не докурил. — Блять.