CHAPTER FORTY SEVEN
| It wasn't always like this |
« Загляни в мою душу и ты увидишь, что там больше нечего спасать »
Author. Прошлое... — Твой отец слабак! В ответ на чужой крик мальчик сжимает ручки своего портфеля и пытается опустить взгляд как можно ниже, пытаясь быть незамеченным. — Ну и что ты сделаешь? А, лопоухий? Мы с тобой разговариваем! Удар в спину. Жертва насмешек падает и отбивает руки об кафельный пол. Страх набросился на все тело, а глаза разбежались по сторонам в поисках помощи, однако спасения не было. Смех по сторонам... Пинок в живот, мальчик скручивается от боли. Следом его хватают за ноги и руки, прижимают накрепко к полу и держат так, чтобы точно не вырывался. Один из ребят достаёт канцелярский нож. Зелёные глаза округляются в панике. — Не надо, пожалуйста! — Это чтобы ты всегда помнил, кто ты есть на самом деле. Острая боль в области груди. Крик... «Трус» — Кто это сделал? — спрашивает грубый прокуренный голос, и далее крепкие руки рывком притягивают за собой сына. — Я спросил, кто это сделал?! — Они хотели, чтобы я влез в драку! — от страха выкрикнул мальчишка и закрыл свое лицо. — И что же они тебе говорили, раз ты этого не сделал? « — Твой отец слабак! » — Что я слабак, — соврал он. Всю свою жизнь мальчик винил себя за то, что боялся противостоять кому-либо. Ему было свойственно терпеть. Было свойственно подчиняться и следовать чужому выбора. И все же в глубине души он понимал, что не хотел такой жизни... — Наведи на цель... — сосредоточено произнёс мужчина, въедаясь едкими глазами в цель и, направляя тяжелый пистолет в руках сына. ... Он хотел строить свою жизнь собственными руками. — А теперь стреляй. — Ч-что? — растерялся русоволосый и сбросил взгляд с бродячего пса на отца. — Убей его. По хрупким конечностям пробежал табун мурашек. Это не тот эффект, от которого тело бросает в дрожь от неожиданности как от сюрприза. Это страх. Он знает, что будет с ним, если откажется. Помнит, что происходит в случае непослушания. — Я... Я не могу. — Нет, ты выстрелишь, — грозно прошипел отец и сдавил ладони сына до такой степени, отчего молодая кожа побелела до неестественного цвета. Русоволосый поморщился от неприятного ощущения прочного материла, что с каждой секундой намертво впивался в его плоть. — Либо это сделаешь ты, либо я. — Для чего ты заставляешь меня делать это? — впервые задал вопрос, не обдумывая. Он прозвучал так тихо, но достаточно, чтобы слова расслышали. Ноги затряслись сильнее. Мальчик понял, что сотворил ошибку, когда отец приблизился к его уху. — Да потому что вместо него можешь оказаться ты, — вырвав пистолет, мужчина отталкивает мальчишку в сторону и тот падает на землю, пробороздив по траве. — Папа, нет! Выстрел. Болезненный предсмертный вопль. Пробитое пулей тело пса летит вниз и замирает навсегда. Зеленоглазый опирается руками об свои колени. Он видит кровь. Видит мертвое животное и чувствует ужас на своем лице. А ведь ему лишь семь лет... Пинок, боль пронзила живот. Снова пинок по рёбрам и очередная резь изнутри, но уже не в самом теле. В сердце. От обиды и безысходности. От беспомощности и собственной слабости. От ненависти к самому себе. Мужчина резко поднимает легкое тело и заставляет мальчика посмотреть на него. — Разве я хотел, чтобы ты стал таким? Ты действительно трус. — Нет, я не трус... Не говори так, я не трус! — Не зря тобой пользуются и самоутверждаются за твой счёт. Ты слаб. Они знают, что ты ни на что не способен, — тот выдерживает паузу, бросив глаза на мертвую собаку. — Эта грязная псина только начало твоего пути. И поверь мне, сынок, я сделаю из тебя настоящего мужчину. Он хотел сделать из сына храброго героя, в котором не было бы места страхам. Хотел породить в нем зло и силу с самого раннего детства и внушить, что он способен на все. Безусловно, план удался. Спустя несколько лет внутри молодой души парня больше не осталось места страхам, как и иным эмоциям кроме пустоты. Он действительно стал героем. Избавлял мир от нечисти, от тех, кто мешается под ногами. Спасал мир, как того и хотел отец. Только, кто бы мог подумать, что героя вскоре прозовут монстром. Susan. Я никогда не нравилась Уиллоу Би, возможно, он даже ненавидит меня. Голубоглазый садится в машину, бросает колкую фразу Уайту и затем смотрит на меня. Вряд ли по его недоверчивому лицу можно было сказать, что я внушаю ему хоть какое-либо доверие. Я нерешительно кивнула, а он просто уехал. Впрочем, этого и следовало ожидать. Ночь - самое опасное время суток, не правда ли? И как раз таки самое подходящее время для потусторонних мыслей. Уайт куда-то делся. Прохожу в дом, закрываю входную дверь на защелку, разворачиваюсь и вскрикиваю. — Серьезно? — Кэммерон изгибает левую бровь, его руки скрещены. — Прекрати так делать. — А может мне нравится смотреть, как ты дергаешься от каждого шороха. — Я хочу домой. Как далеко мы от Форгета Глоу? — Думаешь дойти пешком, если тебя никто не отвезёт? — Пойду лишь бы ещё одну ночь не проводить с тобо.. Визг воздуха, грохот. Руки русоволосого образовали клетку по бокам. Я замолкла. — Ты даже от себя убежать не можешь. Так как ты собираешься убегать от других? — Например, от тебя? — Не выйдет. — Почему ты так в этом уверен? Парень сгибает руки в локтях, чтобы приблизиться к моему лицу. Мы продолжительно смотрим друг на друга и что-то пытаемся отыскать. Оба слышим только мое тяжелое дыхание и бешеный стук сердца. Оба не решаемся сказать что-либо. — Твои мысли уже под моим контролем. — Но ты не можешь управлять ими. — Мне не обязательно доказывать тебе обратное. Ты сама поверишь мне, когда почувствуешь, что я уже в твоей голове. Зеленоглазый наконец отходит от меня, разваливается на диване и, закурив сигарету выдыхает дым в потолок. Он замечает мой пристальный взгляд, а я по-прежнему не могу понять, почему луплюсь на него уже несколько секунд. — Хочешь? — Хочу. Мои слова ни капли не удивляют его. Я спокойно сажусь на пол, хотя Уайт специально подогнул ноги, да и рядом есть кресла. Парень протягивает мне открытую пачку сигарет, вытаскиваю одну. — Нужен огонь. — Спички кончились. Только через мою сигарету. — Не ври, у тебя есть зажигалка. Русоволосый пожимает плечами, принимает сидячее положение и ждёт моих действий, сделав затяг. Я кратко усмехаюсь от собственной безысходности. Он знает, что я вряд ли это сделаю. Наверное, поэтому так просто дал сигарету. Шах и мат. На коленях пододвигаюсь ближе к парню, а точнее, к его сигарете. Ставлю одну руку ему на колено, как на опору. Дрожащий вдох... Выдох. Ещё... И снова выдох. Из моей сигареты проступил дым и в мгновенье мои легкие заполнились горечью. Я не кашляю, терплю. Парень одобряюще ухмыльнулся. — Почему ты куришь? — Ты не поймёшь, пока сама не начнёшь. — Мне всегда казалось, что таким образом люди пытаются заглушить стресс. Боль изнутри. — Возможно, ты права, — очередной неполный ответ, который не принёс мне никакого смысла. Уайт делает это специально. Хочет, чтобы догадывалась сама. Значит, на этот раз сыграем по его правилам. На полу я замечаю опустошенную бутылку мартини. Вспоминаю об игре, в которую, обычно, играют пьяные подростки, чтобы поразвлечься. В какой-то степени я обрадовалась, что в данный момент нахожусь не на подобной вечеринке. — Правда или действие? — мысли вслух и уже спустя пару секунд я понимаю, что натворила. — Старые игры уже неинтересны? — Интересны, только не когда ты в них жертва. — А ты уверена, что даже в этой не будешь ей? — На то и дан второй шанс. Тишина. Продолжаем смотреть друг на друга, оба позабыв о тлеющих сигаретах. — Действие. — Завтра я буду дома. Парень закатывает глаза. — Даже здесь ты пронудила. — Твоя очередь задавать. — Ты вряд ли захочешь выбирать правду, но и на действие у тебя не хватит смелости. — Правда. — Твои страхи. Назови каждый из них. — Ты знаешь их. — Станет легче, когда примешь это как должное. Сигарета потухла, как моя, так и его. Если я хочу узнать о нем, то должна раскрыть часть себя. Пусть даже тогда, когда он знает ее большую сторону. — Темнота. — Ещё. — Смерть. — Ещё один. — Это все. — Уайт приподнимает голову на мою ложь. Я тихо вздыхаю и опускаю глаза на руки, держа паузу. — Страх того, что в один момент Сьюзан Аддамсон исчезнет с лица земли. Навсегда. Страх того, что все ее забудут. Будто бы ее вовсе и не существовало. — Вряд ли это когда-либо произойдёт. — Не произойдёт, пока я сама не захочу исчезнуть. Хотел вывести меня на чистую воду? Как скажешь... — Что ты скрываешь? Самое первое из тех ужасных вещей, что пришли тебе в голову. — Играешь по моим правилам? — Когда то и у меня не было выбора. Думаю, ты справишься. Темные стены давят со всех сторон, как и два едких огонька во тьме давят на виски. Пытаюсь сопротивляться. Как же я ненавижу, когда на меня долго смотрят... Когда смотрит он. — У меня нет семьи. Я лишился матери и младшего брата, когда мне было восемь. — А отец? — тихо спрашиваю я. — Томас Говард, — неожиданно говорит он и в моем сердце что-то вздрагивает. — Почему не захотела быть с ним? Ты испугалась? Он так и не ответил... Перевел ход на меня и скрыл правду. Неужели именно он его больная тема? — Наличие парня не всегда приводит к счастливому концу. Я считала Томаса просто другом, в то время как он видел во мне нечто большее, — смело отвечаю я и выдерживаю молчание, настойчиво глядя на Уайта. — Да, я испугалась. Больше не кажется странным, что теперь вопросы без выбора. Потому что самое подозрительное это то, что парень продолжает отвечать на них. — Над тобой когда-нибудь издевались? В школе, например? Кажется, я попала прямо в точку. Русоволосый продолжает смотреть на меня, кажется, что-то вспоминая. Мне стало не по себе. Захотелось вернуть слова обратно, но в то же время продолжать молчать. — Я был не самым излюбленным в классе. Меня ненавидели. И мне приходилось ненавидеть, — на несколько секунд парень затаил дыхание. — Как-то раз мое фото развешали по всей школе. Я не был хорош ни на одной из них, по крайней мере, там не было бы написано «ошмёток грязи», будь я всеми любимым красавчиком. — Они сделали это потому, что ты что-то сделал им? — Да. Мешал им своим существованием. — И что с ними всеми теперь? Ты знаешь, где они? — Они перестали видеться друг с другом. Каждый из них теперь даже и понятия не имеет, где все его "друзья". — Твои одноклассники настоящие ублюдки. Но что если им одиноко? Им должно быть страшно в одиночестве. — Они всего лишь в лесу, в разных местах. Я закопал их не слишком далеко друг от друга. Воздух застрял комом в горле, отчего на секунду я забыла, как дышать. Лицо Кэммерона не изменилось. Прихожу в себя. — Твоя очередь, — напоминаю я. — Твой вопрос был слишком банальным, попробуй еще раз. Я даю тебе вторую попытку. Вторую попытку? Для чего? Его вряд ли задел мой вопрос. Скорее, ему просто неинтересно слушать от меня правду, поскольку итак знает обо мне абсолютно все. Будь по-твоему, Кэммерон. — Первый этап, я просыпаюсь не в своей комнате, а в той чертовой светлой камере. Как ты это провернул? — Тебе правда так интересно? — Нужно знать, чего мне не стоит делать в следующий раз, чтобы бы не очнуться на чужой могилке. Он усмехается, отведя глаза, а затем снова настраивает фокус на мне. — Ты сама помогла мне. — В каком смысле «помогла»? — Подмешать снотворное в твой стакан с кипятком, который ты, обычно, пьёшь каждый вечер - не так уж и сложно. — Как я не смогла различить цвет... — Даже я бы не смог. Это были не таблетки, а жидкость. И вообще, кто пьёт обычный кипяток? Тебя это забавляет? — Не твоё дело. — Мы играем, не забыла? Обречённо выдыхаю. Как же ему всё-таки нравится эта полная власть надо мной. Хотя куда ещё больше? — Мне просто нравится, как он обжигает горло. Доволен? — Выходит, ты ещё и садистка. — Отлично сказано, психопат-убийца. Или, может, убийца-маньяк? Как лучше? — на мои вопросы парень поджимает губы и вскидывает плечами, словно оба варианта его вполне устраивают. В комнате повисло приятное молчание. Наверное, противоестественно слышать это от себя, но я впервые не чувствую дикого напряжения и страха с ним. Уже проходит минута, две, а мы по-прежнему молчим, и, кажется, никто не собирается возвращаться обратно на землю. — Ты перестала бояться меня. — Это плохо? — Для тебя - нет, для меня возможно. Мой отец никогда не позволял мне, чтобы я относился к нему как к приятелю или другу. — Он заставлял тебя бояться его? Парень не ответил, подтверждая это молчанием. Когда же он скажет себе «Стоп»? Мне становится не по себе, когда понимаю, что заставляю его говорить все это. — Когда я был ребёнком, моя мама тоже боялась его. В отличии от брата. Хоть отец и убивал людей, его он не трогал. Теперь все сошлось. От шока мои глаза растерянно забегали по едким глазам парня. Приятная тишина испарилась. — Ты должна была убежать от меня уже сейчас. Тебя что-то держит. — Не безразличие ко всему, что ты сказал. — Только к словам? — теперь он посмотрел на меня. Сердце резко сжалось. Вопрос, который мгновенно поставил меня в тупик. — Только к словам. Кэммерон ухмыляется. Спустя пару минут тот встаёт с дивана и уже было хочет уйти. — Для чего ты рассказал мне все это? — останавливаю его я. — Я итак знаю о тебе достаточно, пришло время и тебе немного узнать меня. Рано или поздно игра закончится, а эти воспоминания до конца своей жизни будет нести только один из нас. — Это только малая часть твоей истории? — я неконтролируемо иду ближе, но вовремя останавливаюсь, чтобы не показаться слишком привязчивой. Нужно держать себя в руках. — Даже меньше. Стоило отойти немного от гостиной, как замечаю темную дверь под лестницей наверх. Ее было сложно разглядеть. И вряд ли мне удалось бы ее развидеть, если бы парень не прошёл практически возле неё. — А что зде... — Ничего, — Уайт ударяет по моей руке ладошкой. — Представь, что здесь стенка. Ничего нет. Он не уходит. Ждет, пока уйду. Я так и простояла возле этой "обычной" темной двери, пока Кэммерон не добился своего. Я молча ушла на второй этаж, чувствуя его пристальный, прожигающий взгляд в мою спину. Здесь всего две комнаты – уборная и спальня. Хотелось бы мне закрыться в уборной, но представляю, как Уайт крутит у виска. Выбор пал на спальню. На просторную комнату с большой кроватью и столом напротив нее с какими-то бумагами. На этой двери было больше всего вмятин. И, конечно же, здесь есть и другая мебель, но я не слишком обделяю ее вниманием. Падаю на твердую кровать. Не удивительно, что на ней, скорее всего, никто не спит. Идеально чистая и жесткая, словно такая же мертвая, как и весь этот дом. Мне некомфортно, хочется прямо сейчас подорваться и убежать в бесконечное поле или спрятаться в одном из заброшенных домов рядом. Спрятаться? От кого и почему мой разум отвечает, что не от Уайта Кэммерона? Неужели от себя? Скрип двери заставляет перевести внимание с потолка. Русоволосый проходит в комнату, словно меня здесь нет и начинает искать что-то на столе. Зажмуриваю глаза от неловкости, пытаясь дышать тише и не смотреть на оголенную спину парня. Может быть, он и правда забыл обо мне? С опаской открываю сначала один глаза, а затем второй. Свет с другой комнаты разливается по полу, смешивается с темнотой и обрамляет грубые изгибы мужского молодого тела. Шрамы... Несколько протяжных полос, словно бы от тонкого прута ползут вдоль выпирающих вен на руках и спине. Ожоги... Я прослеживаю за каждым его движением исподлобья, надеясь чтобы зеленоглазый поскорее ушёл. Шелест бумаг прекращается. Будто почувствовав мой взгляд, Уайт разворачивается. — Что? — Что? — повторяю за ним. Он молча облокачивается на стол руками и проедает меня взглядом. Спокойным, настойчивым. Как и всегда. Теперь эти бумажки не кажутся ему такими интересными. Теперь перед ним я. Спускаюсь ниже... Огромный, словно бы стертый шрам в области груди. Я представляю, как Уайт растирает эту часть своего тела чем-то очень жёстким. Навряд ли, я права. Хотя, может быть, это действительно так. Внимание быстро переманила татуировка лебедя. Она была больше, чем шрам и покрывала практически всю правую ключицу. Слишком эстетично и дерзко. Слишком загадочно и неуловимо. Наши гляделки никогда не заканчивались чём-то хорошим. И как бы мне не было спокойно с ним несколькими минутами ранее - сейчас нет. Нужно уходить. Нет, не уходить. Бежать. Стоит мне встать с кровати, как на его лице растянулась улыбка, отчего я тут же остановилась. — Кого ты видишь во мне прямо сейчас? — оторвавшись от стола тёмный силуэт двинулся на меня. Пячусь в угол. — Прошу, давай без глупостей. — Именно глупости делают эту жизнь не такой скучной. Наверное, поэтому глупцы всегда счастливы. — Тогда уйми свой рассудок. — Психи не могут контролировать свой разум, увы. Дыхание учащается. Теперь, когда комната полностью окуталась мраком я осталась наедине со своим главным страхом, что вот-вот разорвет меня на куски. — Не делай этого... — Не делать чего? — Позволь мне уйти, Уайт, просто уйти... Хватит игр. Парень вжимает меня в угол, все также бесчеловечно улыбаясь. Подбираю лампу со стола для обороны. Кэммерон резко ударяет по ней, вещь отлетает во тьму и с грохотом разбивается. Расстояние между нами сокращено до минимума. — По-твоему я псих? — Уайт... — Отвечай! — удар по стене рядом со мной. — Ты безумен, да! — выкрикиваю я от испуга. Пытаюсь успокоиться. — Ты безумен... Но ты ещё можешь остановить себя и спасти. — Спасти себя или других от меня? — Всех, включая твою судьбу. То, что ты не похож на других, не делает тебя плохим. Ты просто пытаешься защитить себя, чтобы никто не посмел причинить тебе боль. Поэтому ты делаешь это. Причиняешь боль другим, потому что когда-то они посмели поступить так с тобой. — Ты бы хотела стать как я? — Ни за что, — прошептала я, когда расстояние между нами отбирало мой кислород. — Не чувствовать ничего... Ни боли, ни счастья. Не чувствовать сожаления. Тебе правда так нравится это? — И ты ведь пытаешься делать точно также. — Это глупо. — Это выгодно. — И в чем же выгода? В безопасности? Русоволосый наклоняется к моему уху. Табун ледяных мурашек пробежал по моему окаменелому телу. — Ты уже сама сказала ответ. Уайт резко хватает меня за шею и грубо вдавливает в стену. Его пальцы сжимаются. Выпускаю остаток воздуха. — Я кукловод. А ты - моя маленькая кукла, — угрожающе прошептал он. — Я дергаю за ниточки, ты подчиняешься. — Ты не сможешь держать меня под своим контролем целую вечность... Я замолкаю. Тёмные глаза спадают на мои пересохшие от страха губы. — У тебя нет выбора. Отпустив мою шею, парень хватает меня за волосы и впивается в губы, не позволив втянуть новую порцию воздуха. Отдачи от меня не последовало. Я лишь беспомощно простонала, на что парень сжал мои волосы сильнее, словно приказывая подчиняться. Я делаю это. Подчиняюсь, борясь с собственным эгом, и ему это нравится. Меня толкают на кровать. Отползаю к спинке кровати, но даже это не спасает меня. Рука парня настойчиво повелась от моего колена к талии. Мне страшно из-за того, что это происходит со мною впервые. Страшно от того, что мои лосины медленно сползают с ног и от неотступных поцелуев в шею. Страшно от того, что я не хочу, чтобы этот момент заканчивался. Уайт добирается до моей футболки и уже было принимается снимать ее, как я рефлекторно хватаюсь за одежду и останавливаю ход его действий. Даже под слабым светом луны я вижу, как это ему не понравилось. — Не важно, что под твоей одеждой, — тихо говорит он, заканчивая последнюю фразу шепотом: — Я вижу тебя насквозь. Чувствую, как парень становится настойчивей и грубее. Нижняя губа пронзается болью и по шее бежит тёплая дорожка. Ледяная рука проскальзывает по линии моего живота к трусикам. Крепко сжимаю одеяло. Нервно дышу. — Просто кричи... — его рука пролезла меж моих ног, через белье. Я закрываю глаза. Он вновь целует мои губы и переходит на их край. — Кричи... Стон... Чувствую, как его губы растянулись в улыбке. Парень расстегивает свой ремень, спускает брюки и, сорвав с меня трусики, с силой раздвигает мои ноги. Слабый толчок, боль внизу живота. Я жмурюсь, и изо рта вырывается ещё один протяжной стон. Снова толчок. Уайт накрепко сжимает мои бедра. Снова вперед и назад... Жар. Чёрный лебедь и холодная цепь, трясущиеся в такт. Оголенный торс. Мой крик... Следующие минуты было не так больно. Тело обмякло, и я была не в силах контролировать его. Себя. — Не безразличие к словам, говоришь? — Замолчи... — вне рассудка шепчу я и притягиваю парня обратно к своим губам.