Когда цветут цветы в Ейске

Новый день, новое утро, новая она. Выбежав и квартирного комплекса ранним утром, Яненко не ощутила никакого слежения. Кажется, жизнь улучшается. Вчерашний разговор с Нечаевым дал свои плоды. Биолог получила продуктивный рабочий день и крепкий, ночной сон. Хотя все ещё ощущает себя повинной в том, что не поведала ему раньше о преследователе. Может темные круги под глазами и не присутствовали в жизни, а голова не кружилась от недостатка кислорода, из-за обыкновенного страха выйти на улицу, или даже открыть шторы. Завтрак удался аппетитным благодаря чудесному настроению, а за спиной, казалось выросли крылья свободы. Приобретя по пути к "Вавилову" стакан горячего чая с лимоном, Алёна принялась осматривать преображающийся город. Всюду красивые украшения, листва валится на землю добавляя работам дел, в небе летают дроны рекламируя знаменательный день. Кажется, каждый человек знает, какой день скоро наступит, какой праздник и прорыв для Советского Союза, для всего мира и городского обывателя в первую очередь. Нейрополимер - алфавит химических элементов и реакций, собранные в одной баночке, а одном названии, на одном Предприятии. То, что полностью изменит жизнь одного человека, а тот, в свою очередь, изменит мир. Это что-то невероятное и волшебное. Ей нравится осознавать, что также приложила к созданию полимерного желе руку. Ну, или ногу. Переместив взор на многочисленные баннеры, висящие на боковых сторонах зданий с поздравлениями и мотивирующими надписями "Слава Советским инженерам!" и "Товарищ! Присоединяйся к обществу будущего!" она ощутила расплывающуюся в груди гордость за свою страну, за свой дом, который послевоенных времён сделал огромный прыжок к утопии, в которой каждая жизнь важна, и каждое мнение услышано. Если десять лет назад красный - был цветом боли и крови, текущей по советским землям вместо дождя, то сейчас этот оттенок только напоминает о минованом, цвет того, что называют гордостью. Сотни, даже тысячи красных воздушных шаров в одном букете с другими цветами, не такими распространенными, украшают каждый угол дороги и выделяют каждую входную зону в парк Победы. Фонарные столбы и лицевые стороны квартирных комплексов украшают флаги, и драпировка с рисунком золотой звёзды в углу. Погода безоблачная, солнце ласково греет макушки. На дворе июль, прекрасное время для работы в самом жарком комплексе "Вавилова" подумала ты с усмешкой, утопив пластиковой ложкой для сахара лимон на дно стакана. Алёна любит свою работу, особенно в зимнее время, в крещенские морозы и недели пург, когда можно спрятаться на Предприятии, не выходить ровно до тех пор, пока солнце не согреет улицы. Там и столовая, и зона отдыха, так что не удивительно, как она очень быстро поднялась по служебной лестнице, с обычного ботаника до главного биолога всех четырех комплексов, удостоившись одной красной звездой за упорство и патент десяток выведенных тобой растений, способные выжить и дать съестные плоды в жутких условиях Красной Планеты.  Никто не знает, что Сеченова просто умеешь давать хорошие советы и гениальные идеи, боясь сама их реализовать. Так и появилась эта вакансия. Просто следить за работой комплексов и всем помогать, составлять отчет и посылать директору, который уже решат другие дела. Казалось, жизнь прекрасна, особенно на "Челомей", особенно летом. Позволив себе лишние десять минут пройтись, ты вступила в зону парка, норовя не мешать роботам прикрашивать место, и чистить асфальт. Каменные стеллы и плиты стоят на каждом углу, идеально гармонируя с антуражем вокруг. Это парк Победы и достижений Советского Союза после сорок пятого года. Подойдя к одной из самых важных для нее плит, Алёна глубоко вздохнула, коснувшись пальцами двух имён в длинном списке погибших солдат. Ей было всего десять, почти одиннадцать лет, когда началась война, когда в Москве на все улицы были произнесены те ужасающие слова. И уже четырнадцать, почти пятнадцать, когда война закончилась. В тот год она, и все сверстники стали намного старше, чем указано в  свидетельстве о рождении. Не время ныть, подумала она направляясь на работу. Начальство всегда должно приходить раньше остальных, да. Однако, новое, уже забытое за день ощущение слежения пронзило спину, Алёна остановилась, проклиная того, кто смотрит в спину, испортив тем самым день с утра. С тех пор как в газетах просочилась информация о том, что какая-то неизвестная девочка, с типичным славянским именем - приёмный ребенок Сеченова, жизнь стала в муках. Невозможно выйти на улицу, невозможно гулять и отдыхать. Всегда кто-то хотел спросить, а правда ли это? Кто она, ведь у академика нет ни жены, ни детей. От куда свалилась? Вкупе с крайне очаровательной внешностью, мозгами и желанием помогать Союзу, стала чуть ли не ангелом в их глазах. Поэтому с Челомей никуда не хотела уходить. Тут более менее безопасно. Те, кто не имеют никакого воспитания и этики в других городах жаждут зажать ее в ближайшем углу. Так уже было...и это самый большой страх, после пройденного в Ейске.  Перехватив удобнее стаканчик, девушка была готова кинуть его в лицо своего преследователя, когда чужая рука упала на плечо. Задыхаясь, подавляя писк она развернулась, тут же расслаблено выдыхая. — Майор, блядство, хватит подкрадываться, — Нечаев усмехнулся, подавив желание закатить глаза. — У тебя невероятный талант - пугать меня. — У тебя невероятный талант - никого не слышать, я звал тебя, — он спрятал руки в карманы, выражая свое недовольство. — Задумалась, — парировала она, поворачиваясь обратно к каменной плите. Глаза майора сфокусировались на Алёне сразу же, как его слух уловил знакомый голос. Торопясь притормозить девушку и прогуляться немного вместе, он не заметил, как просто пялился ей в спину, держась на расстоянии. Это странное для него ощущение, и желание следить за Алёной издалека, не подходить, просто наблюдать за ее безопасностью, за ее посредственностью. Ему нравится видеть биолога в естественной среде, среди обычных людей, гуляющей среди деревьев.  Этого... никогда не было. Майор думает, что нужно сходить к академику Сеченову, проверится, а то это странно. Это как галлюцинации, как постоянные ведения, — появляется неожиданно и не пугает, нет, наоборот! — дарит жажду жить. Жажда крови отходит в сторону, за спину, и все мысли только о безумном желании держать Алёну рядом с собой на коротком поводке, у своих колен. — Ну что, тебя больше не преследуют? — невинно и заинтересовано спросил Сергей, отобрав ее стакан с чаем, чтобы одним глотком прикончить его и метнуть бумажку за спину, тут же зашибив неодобрительный взгляд. Подняв мусор и выбросив куда положено, Алёна, в конце концов ответила, разумом находясь с ним, а не в своих воспоминаниях: — Нет, спасибо, я прям жить начала заново, — она убрала руки за спину. — А кто это был? И как ты его поймал? — Да молодняк какой-то, — Сергей задумался, силясь аккурат правильно подобрать слова, которые бы не порождали лишних вопросов. — Ну, подкараулил за углом и отвёл в милицию, там с ним разобрались. Сеченова нахмурилась. В прошлые разы ее вызывали на допрос и просили написать заявление на пойманного преследователя, а в этот раз никто не звонил. Хотя, они могли просто привыкнуть к тому, что раз в пол года в отдел зайдет человек, тащащий ещё одного за собой со словами "От Алёны Сеченовой посылка".  Привыкли настолько, что некоторые знакомые работники милиции уже встречают по пути на свою работу, спрашивая о жизни, будто друзья. Это мило, но все ещё страшно. А она вроде и ничего такого не делала, чтобы заслужить чью-то безумную любовь и интерес. Ну миловидное лицо, ну умная, и что? — Ой, мне пора на работу, увидимся позже! — вспомнила Яненко об уходящем времени и повернувшись в сторону дороги, быстро махнула рукой майору, не слыша его слов, исчезла из поля зрения. Крошечная улыбка исчезла с лица Нечаева, и развернувшись, он направился в сторону каменной плиты, проведя пальцами по двум фамилиям. “Яненко Максим Сергеевич и Яненко Наталья Дмитриевна” один год смерти на двоих, один ребенок на двоих. Он задумался, пытаясь вытащить из головы хоть одно воспоминание о своем детстве и семье, о том, как пережил войну, что было...он нихрена не помнит. Однако, Сергей не нашел ничего лучше, чем придумать себе историю, спасаясь от пробелов в голове. Дмитрий Сергеевич сказал бы, что он - идиот, который пытается стать целой личностью, зная, что это просто обман для людей вокруг, но невозможно обмануть самого себя. — Храз, расскажи-ка мне ещё раз, — проговорил майор, зажигая папиросу бензиновой зажигалкой в железном корпусе какого-то зарубежного производства. Крепкая, надёжная зажигалка прожила с ним достаточно времени, чтобы стать частью его души, как бы глупо это не было. — О чем рассказать? — О Ейске, сорок второй год, — он сел на скамейку, склонившись над перчаткой, чтобы услышать давно знакомую биографическую справку этого города, чью историю он примерил на себя. По очевидным причинам. — Товарищ Нечаев, я рассказывал уже семь раз, можно было и запомнить, — если бы искусственный интеллект мог закатить глаза, он бы уже увидел нейросеть, наполняющая голову вместо мозга. — Почему бы вам не просить о Ейске лично от товарища Сеченовой? Думаю она бы с радостью поделилась информацией. П-3 цокнул, сбросив пепел с тлеющей сигареты. — Она бы меня убила для начала, потом задавала вопросы, — он запрокинулся на спинку скамейки наблюдая за роботизированными движениями дворников, подбирающие опавшие, прошлогодние листья и конфетти в кучу.  Это Советский Союз, тут осенние листья смешиваются со снегом, тут возможно все, что невозможно представит в самых странных фантазиях. — Я все ещё не понимаю почему вы так интересуетесь жизнью товарища Яненко, — продолжил Храз. — Тебе и не раскусить меня, железка, и она Сеченова, а не Яненко, — фыркнул майор, наконец докурив, покидая парк, не желая сотрясать свежий кислород ещё большей порцией отрезвляющего дыма. С появлением в его жизни ещё одной Сеченовой, он стал курить больше, чем раньше. От стресса ли? Или хочет показаться крутым? Это вряд ли. Сергей никогда не курил в ее присутствие, боясь испачкать ее невинный образ дымом. Когда все это началось? Ему нужно вспомнить. Наверное, когда в очередной раз очнувшись на больничной койке, под наблюдением Дмитрия Сергеевича, вошедшая в комнату медсестра показалась ему очередной, пугающей галлюцинацией и бросив в бедную женщину тарелку с отвратительной кашей, которая стоит поперек горла, он вырвался в коридор, стараясь убежать куда-то, где его не будут так сильно раздражать голоса и мельтешение людей. Оказавшись на улице, Сергей долго взирал на солнце и голубое небо, глаза отвыкли от яркости природных цветов и их насыщенности. За его спиной самое обычное, непримечательное здание, коих много в стране. То ли больница, то ли просто бюрократическое учреждение. Его покой длился не долго. Спустя всего несколько долгих минут, на плечо упала лёгкая рука. Развернувшись, он удивился. Девушка, едва моложе него самого, в белом халате с какими-то бумажками в руках. — П-3, настоятельно не рекомендую пока покидать учреждение до вашего полного выздоровления, — она пролистала бумаги, и прикусила грифель карандаша зубами. — А это как минимум, если без эксцессов, недели три минимум. Идёмте внутрь, ветер поднимется. Она взяла его за руку, так заботливо и аккуратно, проводя в здание достаточно медленно, позволив осмотреть окрестности, насладиться свежим воздухом, прикрываясь тем, что ветер сильно треплет листы, и слова невозможно прочитать на ходу. Сергей воспринял это как знак доброжелательности. Следующие разы они виделись лишь мельком, на процедурах, потом когда его хватал посттравматические панические атаки. Девушка была рядом, всегда держала свою руку на его плече, поглаживая. Потом она исчезла и не появлялась вплоть до его выписки и социализации жизни в городе. Уже доверившись Дмитрию Сергеевичу он узнал, что эта девушка - несостоявшийся интерн его Предприятия, по совместительству приемная дочка — Алёна Сеченова, по старой фамилии - Яненко. Девочка, найденная академиком в послевоенные годы, оказалась не по годам умной, но травмированной больше, чем те дети, которых она защищала в приюте. Ещё бы... четырнадцатилетний ребенок, проживший четыре года в плену немцев, ставшая их личной игрушкой, — уж лучше бы убили. И имя у нее, типичное славянское, но такое он не слышал ранее. С ее помощью, пробелы в памяти майора постепенно заполнились. И он не мог быть неблагодарен за это. Наверное с этого момента, его жажда жизни переменилась под другим углом. — Надо сходить к психотерапевту, — произнес Сергей, бросив последний взгляд в сторону давно ушедшей по своим делам девушки. — Я бы посоветовал сходить к Дмитрию Сергеевичу, он знает, что с вами не так, — предложил Храз. — В конце концов, рассказав ему правду, вы оба сможете помочь себе и на всякий случай, оградить товарища Яненко от вас. Сергей фыркнул — Она - Сеченова, дебил, — выругался он в очередной раз за это утро. — Алёна Яненко - звучит лучше, чем Сеченова, — продолжил ИИ, словно издеваясь над своим непосредственным хозяином. У Сергея не повернулся язык противится этим словам, звучит лаконично и мягко, но как бы звучало ее имя с его фамилией? Нет, бред.  Выбросить из головы эту мысль он смог только спустя несколько часов, язык так и чесался складно произнести то, что вертится где-то в горле. Но он не может, или бесповоротно разобьёт своей грязью образ девушки, которая, как ему кажется испытывает только дружеские отношения. Она - учёный-ботаник, а им вообще нельзя привязываться к людям. Сергей думает, что это несправедливо. Несправедливо, как и то, что последствия жизни после смерти проходят безболезненно только рядом с ней, и ее отцом. Он почти как беззащитный ребенок, спешащий прятаться за юбкой матери, только бы этот ужас покинул его поле зрения. Защитная реакция мозга на посторонние вмешательства слишком пугают его, хоть П-3 и не признается вслух. — Я ...я решу это, — парировал мужчина, закрывая тему обсуждения на сегодня. К его великому счастью, с Алёной сегодня он больше не встретится...на этой неделе тоже нет. У него есть время вылечить себя, пока не стало хуже.