Благословение отчаяния

Морготт сидел на крыше дома в Чумном Тупике и смотрел на чёрную громаду Древа Эрд, чьи ветви пронзали ржавый туман. Внизу квохтали куры. Как будто ничего и не изменилось? Он коснулся шрама на груди. Нет, изменилось. Многое. Последние пару дней им пришлось провести в особняке Вайсов в Дворцовом Квартале: Ирме нужно было отдать распоряжения насчёт похорон родителей и как-то привести дела в порядок. «Пришлось» – возможно, неподходящее слово, которым можно назвать жизнь в прекрасном особняке, но сейчас его холл был залит кровью, а все обитатели были мертвы. Кроме одного – трусливого старика, из-за которого Морготт и получил болт в спину. За последнее знамение зла на слугу не держал: при виде чудовища, спрыгнувшего с крыши, любой бы закричал. Но Морготту очень не нравилось, что старик единственный выжил, когда господа умерли. Он, однако, не стал мучать Ирму своими подозрениями. Видит Благодать, девочка и так многое пережила за эти дни. Он помогал ей, как мог – отмывать пол, перетаскивать тела. Появилась дополнительная причина не любить Захарию: он не помогал ни капли. Его пугала кровь, его пугал Морготт, его пугала сама Ирма, которая заявила, твёрдо и громко, что Кир – член семейства Вайсов, а значит к нему следует обращаться «господин» и слушаться его приказов. Стражникам, к утру постучавшимся в дверь, Захария объяснил, что с испугу принял за чудовище простого нищего, который как-то пробрался в Дворцовый Квартал. Господа Ирма попыталась оказать помощь раненому нищему, но он, увы, скончался… Лжи поверили. Больше парфюмера никто не беспокоил, только пришло несколько посланников, которые принесли сочувственные письма от других знатных семей Лейнделла. «Никто не пришёл лично, видимо, боятся заразиться от меня проклятьем знамения… Ну и пламя с ними», – сказала Ирма, швыряя письма в очаг. Маска дерзкой шутницы вернулась на своё место. Морготт внимательно следил за ней, выискивая признаки того что Пламя Безумия заразило её, но, к своему счастью, не находил. Девочка оказалась крепче, чем казалась с виду. Несколько дней он спал в гнезде, сооружённом из шёлковых простынь, на пушистом ковре, в комнате, которая должны была принадлежать Киру, и питался не крысами, а человеческой едой – у Вайсов были неплохие запасы в погребах. Он, наверное, должен был радоваться – но это была натуральная пытка, потому что покинуть особняк он не мог, и у Ирмы не было идей, как это было можно сделать, не рискуя стычкой со стражниками. Если только не… «Захария! Где амулет тени?» – «Ам-мулет тен-ни?» – «Да, да! Наша реликвия. Я когда-то его стащила, и целый день пряталась ото всех… Мать была в ярости…» – «Я н-не зн-наю… Я…» – «Захария… Скажи-ка, почему Мар… Кир тебя не заметил около особняка? И почему убийца пощадили тебя? Может, потому что ты… Хорошо спрятался?» Сжавшись под пронзительным взглядом Ирмы и знамения, старик дрожащими руками снял с шеи искомый амулет. Так подозрения знамения развеялись, а они вместе с Ирмой под покровом ночи смогли покинуть квартал. Забравшись на чердак дома Альвы в Чумном Тупике, свернувшись клубком в привычно пахнущем гнезде, Морготт вдруг понял, что чувствует себя дома. Он даже не удивился. Эти безумные дни слишком многое заставили его передумать и переоценить, чтобы он удивлялся переменам в себе. Позади раздался шорох. Ирма выбралась на крышу; из сумки, мотающейся через плечо, торчала бутыль вина. – Могу присоединиться? – спросила она. Морготт кивнул. Ирма неловко села рядом и начала наполнять кубки. – Я хочу выпить. Тебе налить? – поинтересовалась она. Морготт проворчал что-то неопределённое, но потом кивнул. Он выпил чисто за компанию, сморщившись от мерзкого вкуса вина. Даже тухлая вода Подземелий Отчуждения была вкуснее. Но Ирма сразу разулыбалась, а на её щёки вернулся румянец. – Что за дни, а? Безумные, – сказала она. – Хмм. – Захария плакал, когда мы уходили. Он так хотел, чтобы я осталась, стала нормальной леди и начала вести светскую жизнь. Мне было немного стыдно, но… Я не могу. Всё это настолько фальшиво и глупо! Мир гниёт, а мы играем в старые добрые времена, – Ирма снова глотнула из кубка. – Если они были добрыми. Послушай, Морготт… Мы кое-что пережили вместе, верно? – Хмм? – Я хочу спросить… Просто… Я понимаю, ты мне не брат, но… Могу я называть тебя своим… Другом? Морготт отвернулся. Друг… У него был брат, у него был отец. У него были верные слуги, духи ночи, отверженные и устрашающие души. Но друга у него не было никогда, и потому он тщательно подбирал слова для ответа. – Во всём городе… Во всём Лейнделле найдётся разве что один человек, который способен предложить дружбу знамению, – сказал он. – И это ты. Дева, чьё бунтарство граничит с богохульством. Ирма фыркнула, не зная, видимо, обижаться или нет. – Это значит «нет»? – Это значит, что для меня честь быть твоим другом, маленький отважный парфюмер, пусть и я не во всём с тобой согласен. – Я не маленькая, это просто ты большой! – фыркнула Ирма, на этот раз облегчённо. – И, кажется, намерен вырасти выше этого дома! Моготт посмотрел на бокал в своей руке. – Глоток чистой благодати. Невероятная ценность в этом проклятом мире. И ты потратила его на меня, – с горечью сказал он. – Неужто более достойного не могла найти? – О да, когда ты умирал, я должна была выскочить из особняка и начать искать кого-то достойного содержимого этой фляги, – Ирма возвела глаза к небу. – Ты столько раз спасал мне жизнь, и я должна была отплатить. И потом… Ты же мой друг. Морготт снова коснулся шрама. – Ирма… – он не знал, стоит ли это ей говорить. Но кому, как ни ей? – Снова побывав за чертой смерти, я понял одну вещь. Я вернулся, я захватил тело твоего брата не по случайности. Я хотел этого. Ирма нахмурилась. – Я не осознавал, что делаю, но это меня не оправдывает. Сейчас я не способен ничего изменить. – Я смирюсь с этим, – сказала Ирма твёрдо. – Я вернулся ради Древа Эрд, – это было говорить особенно трудно, – Чтобы защитить его, ибо оно… Всё, ради чего я живу. Так было и будет. Он встал, балансируя на краю крыши. Он не сводил взгляд с Древа. Уродливое и чёрное, оно, тем не менее, всё же было живо. – Мерзкая Погасшая душа осквернила его. Я уверен, что она что-то сделала с Кольцом Элден… – С… чем? – Кольцом Элден, сердцем Древа и королевы Марики. Оно определяет и закрепляет законы, по которым мы живём и умираем. Когда ты напоила меня Благодатью, я, кажется, на мгновение увидел его… И осквернённую руну, отвратительный грибок, в центре. Может быть, это было просто предсмертной грёзой. Безумием. Но Морготт верил тому, что видел. – То есть ты увидел причину… Болезни? Проклятья? Прости, я простой парфюмер и рассуждаю как простой парфюмер. Ты увидел причину. И ты знаешь, как излечить болезнь? – Да, – Морготт не мог поверить, что говорит это. – Я знаю. Кольцо Элден вновь нужно разбить. Богохульные слова слетели с его губ, как гнилые листья с Древа. – Разбить, – повторил он. – Очистить. И… Собрать заново. Таким, какое оно было. Тогда Древо сможет спастись, а с ним и весь мир. Он тяжело опустился на крышу. Ирма молчала. Она наполнила кубок вином, но пить не стала. – Для этого нужно будет подняться туда, во дворец… Одолеть Королеву, Благословлённую Отчаянием… – сказала она тихо, словно боялась что её кто-то услышит. – Она ведь очень сильна, да? Прости, что напоминаю, но она убила тебя, когда ты был могучим Ужасным Знамением… Она выпила вино. – Это звучит как деяние, достойное великих героев. Мы не герои. – Я знаю, – Морготт, не отрываясь, смотрел на Древо. – Но… «Я должен попытаться», – сказал он одними губами. Потому что если он не попытается, зачем он выбирался с того света целых два раза? Зачем на то, чтобы исцелить его, был потрачен глоток истинной, неосквернённой благодати? Ирма смотрела на дерево, покачивая кубок с вином в руке. Морщины на её лице казались особенно глубокими. А потом она сказала неожиданно твёрдо: – Я с тобой, друг, – и выпила содержимое кубка одним глотком. – Это наша единственная надежда, да? – добавила она. – Выглядит мрачно, но… Это лучше, чем сидеть и ждать, когда до тебя доберутся Сыны Милоса или Пламя Безумия, – она разжала пальцы, и кубок упал во внутренний двор, со звоном покатился по потрескавшейся плитке, через трещины которой пробивалась жухлая трава. Морготт молчал. Он не знал, что сказать; он и так сказал слишком много. Никому, кроме брата, он так не раскрывал душу так – а их с братом пути разошлись давным-давно. А услышав простое «Я с тобой, друг», он почувствовал ужас. Потому что он понятия не имел, что делать. Не пытаться же взять штурмом королевский дворец Коронованной Отчаянием, ибо это верное самоубийство! Он протянул руку, и лист Древа приземлился на него. Коричневый, с чёрными прожилками – в нём не угадывалось и крупицы прежнего золота. Он прижал кулак с зажатым в нём листом к груди. «Значит, я стану сильнее». Он больше не полубог, в его душе не сияет Великая Руна. Но его отец тоже не был полубогом. Он простой проклятый – но сейчас прокляты все. Удивительным образом это давало надежду. *** За спинами знамения и парфюмера, погружённых в раздумия, серебристый туман бесшумно соткался в фигуру. Она сидела на коньке крыши – хрупкая четырёхрукая кукла, чья синяя кожа казалась зеленоватой в ржавом свете, а лицо скрывалось в тени огромной шляпы. Единственный голубой глаз неотрывно смотрел в спину странной пары. Морготт Благословляющий и Маргит, его верный пёс, могли бы быть её злейшими врагами – но, к счастью, они не подозревали о ней. Её братья доставили им достаточно проблем, чтобы они не обратили свои думы в сторону давно убитой карианской принцессы. Ведьму Ренни это положение полностью устраивало. Так с чего же она решила рискнуть изменить его сейчас? Она подняла голову. Из-за рыже-коричневого тумана, затянувшего небо, не было видно звёзд – но они были там, снова пришедшие в движение после смерти Радана, и вместе с ними пришла в движение и её судьба. Между смертью её брата и осквернением кольца прошло так мало времени, и она практически не успела изучить звёздный узор; её судьба была по-прежнему покрыта мраком. Ренни с трудом могла подавить раздражение и нетерпение – эмоции, от которых, как она думала, уже полностью отрешилась. Лишь одно она могла сказать точно: путь к Эре Звёзд лежал через гниение и скверну. Но они не будут вечны, как оказалось не вечно Древо Эрд; найдётся тот, кто положит конец сгнившему Золотому Порядку, и начало новому миру – под чистым небом, с которого глядят холодные звёзды, где истинный порядок скрыт от живущих, и они не имеют над ним власти. Тот мир, ради которого Ренни пожертвовала всем, что было дорого. Она могла бы просто сидеть и ждать, как ждала уже много лет. Жалость к жителям Междуземья она в своём сердце давно подавила; если Звёздам суждено воссиять над миром, где люди стали лишь воспоминанием, перебитые знамениями и бастардами, так тому и быть. Но, прибыв в Лейнделл со своими целями, она увидела - глазом, запечатанным Предначертанной Смертью - того, кого смерть отпускала уже два раза. Бывший носитель Великой руны; пусть он потерял её, след всё ещё оставался в его душе. Удивительное умозаключение – что Морготт, король Лейнделла, и знамение Маргит, которого Ренни прежде считала чем-то вроде его тени, одно лицо – позабавило её. Впрочем, это не имело особого значения ни тогда, ни сейчас. А вот то, что его духу удалось выползти с того света, было куда интереснее. Он несомненно упрям... При полном отсутствии воображения. Возможно, он сможет изменить ситуацию в её интересах прежде чем Золотой Порядок сгниёт сам собой. Если подумать, она ничего не теряла. Она даст знамению лишь частицу силы и указание, куда отправиться. Ведьма мысленно улыбнулась. А губы её кукольного тела были растянуты в полуулыбке всегда. – Дева и проклятый. Я приветствую вас, – сказала она. Двое резко обернулись, в руке знамения соткался кинжал из света. «Как самонадеянно. Неужто ты думаешь, что нынешнем состоянии способен хотя бы поцарапать мой сосуд? Я же могу превратить тебя в кучку праха лишь щелчком пальцев». – Я Ренна, Снежная Ведьма.