Благословение отчаяния

Проснувшись, он понял, что забыл своё имя. Это его не удивило. Он смутно помнил, что кошмары всегда забирали что-то. И они забрали уже достаточно много, чтобы это прекратило его волновать. Имя. Когда-то оно у него было. Мать дала ему имя, несмотря на то, что он родился нечистым знамением – он это помнил. Он рос за закрытыми дверьми, а потом его просто отвели в глубокое подземелье и надели оковы, которые страшно жгли, когда он пытался выбраться наружу. Вот и всё что он помнил о себе. Он уверен, было ещё что-то – но существа из снов забрали это. Они приходили ночью и забирали, а днём жили под кожей, и один раз вырвались жгучим, грязно-жёлтым пламенем, которое превратило огромную крысу в угольки. Кажется, он их боялся, но сейчас они забрали страх. Знамение без имени знал одно: он хотел есть. Выбравшись из своего укрытия, он пополз по трубе. Тихо-тихо, стараясь даже не дышать; прямо над головой висел обманчиво неподвижный серый голем с острыми ушами – и острым-преострым кинжалом в руках, который колол очень больно, если потревожить существо. Их здесь было много, этих маленьких големов. Потому другие знамения сюда не захаживали. Он устроил тут себе укрытие. Другие знамения были огромными и сильными – а он, безымянный, просто маленьким и слабым. Он спрятался за колонной, ожидая, пока большое знамение пройдёт мимо, и только когда его тяжёлые шаги затихли вдали, нырнул в дыру в полу. Там он снова крался в темноте, а потом застыл, услышав шуршание крысиных лап. Он долго прислушивался; только убедившись, что это крыса одна, он прыгнул. Запрыгнув твари на хребет, он ударил её единственным оружием, что у него было – заострённым камнем. Тварь завизжала и завиляла всем телом, пытаясь сбросить знамение без имени; вцепившись одной рукой в шерсть, он бил и бил её камнем, пока она не перестала дёргаться. Затем, хрипло дыша, сполз на пол. По руке текла тёмная кровь – крыса успела его укусить. Не обращая внимание на боль, знамение без имени перевернул крысу на спину и вонзил зубы в мягкое брюхо; он ел торопливо, давясь и чавкая, потому что в любой момент могли придти твари побольше и отобрать у него добычу. Или сделать его самого добычей. В темноте что-то двинулось. Знамение без имени замер. Другие крысы? Другое знамение, большое и сильное? Но нет, это было нечто другое. Нечто, напоминающее существо из кошмаров, только вооружённое двумя огромными зазубренными клинками. Он медленно отступил в темноту, дрожа всем телом. Медленно. Тихо. А потом бросился бежать. *** Проснувшись, он не обнаружил брата рядом. Он попробовал позвать его, но губы и язык были такими непослушными, что он едва ли смог произнести что-то внятное. А потом понял, что у него никогда не было брата. Это он помнил. Не было, и всё же был. Они спали, обняв друг друга, он помнил тепло его тела, то, как он прижимался, когда его мучали кошмары. И всё же этого не было. В тот день он понял, что кошмары не только забирали. Они ещё и давали. Знамение без имени вдруг начал вспоминать о существовании проходов и укрытий, о которых не знал. Один раз он стоял рядом с дырой в потолке, сквозь которую падал желтовато-оранжевый свет, и вспоминал о месте, наполненном золотым светом, и усеянном золотыми листьями. Он помнил их запах, помнил, как листок, кружась, покорно опускается на открытую ладонь. Он посмотрел на свою руку и она показалась ему маленькой. Это были не его воспоминания. Это был не он. Но он уже не мог сказать, кто он, потому что кошмары забрали слишком много. А потом он всё-таки столкнулся с ним – тварью из кошмара с двумя клинками. Охота на крысу закончилась неудачей, она чуть не откусила ему ногу, и он ужасно хромал. Он не мог бежать быстро – и тварь догнала его. – Куда бежишь, маленькое отродье? – глухо донеслось из-под маски. – Дай мне положить конец твоим страданиям… – он едва увернулся от удара зазубренного клинка, тот лишь краем задел плечо, но боль была такой, что он упал, – Да прольётся нечистая крови, да очистит нас убийство нечистых… Убийца занёс над ним клинок. И тогда он закричал. Закричал так, как только было способно кричать его хилое тело. Твари, что жили у него под кожей, вырвались наружу. Они накинулись на убийцу – чёрные, искажённые лица в ореоле жёлтого пламени – и он отлетел назад, как от удара. – Проклятая тварь! – прорычал убийца. Он опёрся на клинок, поднимаясь на ноги. Обожжённый пламенем, но живой. А безымянное знамение не мог даже подняться. Глядя на приближающееся знамение, он понял, что его жалкой жизни пришёл конец. Он отползал, хныча, умоляя тварей-что-живут-под-кожей, придти ещё раз. Придти и спасти его. Но они были слишком слабы, как тлеющие угли – он умолял из разгореться вновь, сжечь то, что от него оставалось, но спасти… Это было отчаяние. Оно исторглось из горла последним хриплым криком, и… Безымянного знамения не стало. *** Запах нечистот тут был такой сильный, что, казалось, его можно было порезать ножом. Уж на что Ирма, будучи парфюмером, была не брезглива, тут её чуть не вывернуло наизнанку. Она поспешно достала пузырёк с нюхательной солью и вдохнула резкий пряный запах; он ударил в голову, как нож, и она прекратила чувствовать все запахи вообще. Отлично; на час-на два действия соли хватит. Ирма зажгла фонарь на поясе. Её руки тряслись; не из-за вони, нет. Она просто понимала, что если её здесь убьют, то никто не найдёт её тело, никто не похоронит её. И всё же она начала спускаться по лестнице вниз, в место, о котором в Лейнделле предпочитали не говорить. В Подземелье Отчуждения. Первое знамение Ирма увидела буквально через несколько минут. Слава Древу, она успела нырнуть в нишу и затаиться – оно… Не выглядело дружелюбным. И оно было воистину огромным. Больше, чем те что с обрезанными рогами, которых за городом использовали для охраны и тяжёлых работ. Притушив фонарь, Ирма напряжённо всматривались в знамение, пытаясь разглядеть, есть ли у него что-то на шее. Её сердце упало, когда знамение остановилось и повернуло голову в её сторону, принюхиваясь. О Древо, конечно же – в этой темноте они ориентируются по запаху! А от неё должно сильно пахнуть: и солью, которую она использовала, чтобы лишить себя обоняния, и лекарствами, которые пропитали кожаный передник… Закусив губу, она схватила склянку с нюхательной солью и швырнула в том направлении, откуда пришла. Знамение сразу отвернулось от неё: плеск и запах отвлекли его внимание достаточно, чтобы Ирма могла проскользнуть. Её сердце бешено колотилось. Она не выйдет отсюда живой. Не выйдет. Что ж – это будет расплата за все её грехи и грехи её семьи, не так ли? Другие знамение сидело около статуи – откуда она здесь, в канализации?! – и даже не шевельнулось, когда Ирма прокралась за его спиной. А вот от пары других пришлось убегать. Она прыгнула в какую-то дыру только для того чтобы столкнуться нос к носу с огромными крысами. К счастью, у Ирмы был наготове пузырёк с искрящимся ароматом: он хорошо подпалил их, убив пару, а оставшихся обратив в бегство. Парфюмер продолжала спускаться всё ниже и ниже. Она держалась правой стены, надеясь хоть таким образом не заблудиться – хотя как она будет возвращаться назад, парфюмер плохо представляла. По всему выходило, что это место станет её могилой. Что ж, она тут будет не одна. Под ногами хлюпали нечистоты, но это ещё полбеды. Пол покрывал сплошной ковёр костей. Под сапогами Ирмы хрустели тонкие косточки, один раз она упала, споткнувшись о череп. Старые кости, окаменевшие. Парфюмер с ужасом поняла, что они копились тут столетиями, и принадлежали знамениям, отправленным в Подземелья Отчуждения. А потом она столкнулась с тем, что не она одна тут умеет красться в темноте. Знамение выпрыгнуло на неё из тёмной ниши, и только то, что оно яростно зарычало при этом, спасло Ирму. Она упала плашмя, и тесак просвистел у неё над головой. – Постой! – перевернувшись на спину, она подняла руку. – Пожалуйста… Я не хочу вреда… Я просто… Знамение замер на несколько мгновений, и в сердце Ирмы вспыхнула надежда. Но она тут же умерла – гигант снова яростно зарычал и взмахнул тесаком. Парфюмер оцепенела, понимая, что сейчас ей придёт конец. «Прости, Кир. Прости, Альва», – успела подумать она. А потом в лоб знамения врезался метко брошенный череп. Удар тесака, который должен быть выпустить Ирме кишки, просвистел мимо. – Глупая девочка, беги! Окрик вывел Ирму из оцепенения. Она поднялась и побежала, разбрасывая в стороны зловонные брызги, навстречу голосу (больше было некуда, обратный путь преграждал знамение). Судя по звукам, неизвестный благодетель кинул в преследователя ещё чем-то. – Сюда! – Ирма не долго думала, хватаясь за протянутую руку. Её рванули вверх, чуть не вывихнув плечо, но это была небольшая цена за то чтобы разминуться с ударом тесака, который обрушился на каменную кладку внизу. Затем, не давая времени выдохнуть, потащили вперёд – по склизской наклонной трубе. – Прыгай, – коротко приказал незнакомец и нырнул в круглую дыру. Ирма последовала за ним; приземлившись, она кулём упала на грязный пол, не в силах подняться. Её трясло. – Я не знаю, что ты ищешь в землях отверженных, но если это что-то иное, чем собственная смерть, ты не найдёшь этого, – мрачно сказал её спаситель. – Тут не место для юной девы. Немного отдышавшись, Ирма подняла глаза на незнакомца. Это был знамение – впрочем, парфюмер поняла это ещё когда схватилась за протянутую руку: тёмно-серая и шершавая кожа не принадлежала человеку. Он не был таким громадным, как остальные – лишь чуть выше Ирмы. Свалявшиеся белые волосы падали на лицо, изуродованное роговыми наростами. Между грязными прядями сверкали медно-рыжие глаза, которые, казалось, светились в темноте. – Я могу вывести тебя к выходу самым коротким путём. Но не пытайся меня сделать своим проводником в этой юдоли проклятых. Здесь не место… Ирма торопливо зажгла фонарь на поясе, и знамение сердито сморщился от брызнувшего в лицо света. – Ты потеряла дар речь, парфюмер, или просто не желаешь говорить с нечистым существом? Ирма не отвечала. Она смотрела на шею знамения. Там, чуть скрытый воротом сшитого из обрывков плаща, скрывался ошейник. На нём поблёскивало золотом клеймо – птица, сжимающая в клюве ветвь; герб дома, к которому до недавнего времени относилась Ирма. Она всхлипнула. Слёзы потекли по щекам, смывая грязь. Произошло чудо, настоящее чудо!! – Кир… – прошептала она. – Я нашла тебя! Глаза знамения расширились. Но не от радости – от непонимания. – Кир. Тебя зовут Кир. Я твоя старшая сестра, – торопливо заговорила Ирма, путаясь в словах. – Мне говорили, что ты родился мёртвым… Я только пару лет назад узнала, что ты… Что ты родился проклятым… И я… Я не верила… Я д-даже не знала, жив ли ты… О Древо, я нашла тебя!! Всхлипывая, она обняла его. Роговые выросты больно врезались в руки, но она не ослабила объятий, ощущая небывалую радость – и облегчение. Знамение решительно схватил её за запястья, разжав объятия. – Значит, это был твой брат? – спросил он. Ирма моргнула, не понимая вопроса. – Был?... – Дева, твой поступок безумен и глуп. Проклятых отправляют сюда маленькими детьми. Те, что выживают, забывают мир света вместе с человеческой речью, и уж точно не питают привязанности к своим родственникам. Сколько времени твой Кир провёл здесь? Десять лет? Больше? Он мало чем отличался бы от дикого зверя, если ты бы столкнулась с ним. – Но… Я же тебя… – Ирма сморгнула слёзы. – На ошейнике клеймо моего дома. Нашего дома. Ты точно Кир – эти оковы были сделаны специально чтобы тебя удержать здесь, их не могло надеть другое знамение! – От Кира у меня только плоть, – знамение отпустил её руки, и они упали на испачканные колени Ирмы. – Знамени притягивают беспокойных духов. Они приходят к нам во снах, мучая кошмарами, но и во время бодрствования эти духи никуда не деваются. Проклятые учатся использовать духов как оружие, спускают их на своих врагов – но ум некоторых не выдерживает. Мне жаль, дева, но твой брат пал жертвой проклятия. – Погоди. Почему ты говоришь о нём как о ком-то другом? – непонимающе нахмурилась Ирма. – О, Древо! Ты… Дух?! – Да, – сказал знамение, отодвигаясь от Ирмы, на границу круга света, исходившего от её фонаря. – От разума Кира ничего не осталось. Я всего лишь душа мёртвого знамения, который поселился в его теле. Мне жаль, дева-парфюмер. Ирма рывком вытерла глаза. То, что говорил этот знамение, она могла осознать разумом, но не сердцем. – В это трудно поверить, – тихо сказала она. – Подумай. Почему на годы в подземельях «Кир» не забыл человеческую речь? Почему протянул руку помощь заблудившейся в тоннелях деве, вместо того чтобы подождать, пока проклятый собрат убьёт её, и обглодать кости? – сказал знамение. – Посмотри в глаза правде. Фартук парфюмера не получают дураки. Ирма смотрела на лицо «Кира», невольно подмечая знакомые черты. Даже изуродованный роговыми наростами, «Кир» сохранял фамильный нос с горбинкой, а в очертаниях губ было что-то похожее на мать. У неё, Ирмы, были такие же губы, и даже подбородок. Нет, не могла она поверить, не укладывалось у неё в голове, что это знамение – не её брат. Да и что она знала о Кире? Только то, что он существовал. И то, что из-за него она напрочь рассорилась с семьёй. – Мне не важно, – сказала она твёрдо. – Я пришла освободить тебя и я собираюсь это сделать. Знамение провёл рукой по лбу. – Всё-таки ты безумна. Даже если ты можешь избавить меня от оков, ты не освободишь меня от проклятья, – прошелестел он. – Моё место здесь, в темноте. Твоё – под светом Древа… – Под светом древа? – у Ирмы вырвался смешок. – Дух или кто ты там, я не знаю, но ты, видимо, умер уже давно. Древо больше не источает свет. Оно разгневалось на нас, и одаряёт нас лишь ненавистью и страданиями.