matsuri

      Танабата проходила в знойный июль. Одежда мерзко липла к коже от пота и духоты офиса. Открытые окна лишь сгущали тягость влажного нагретого воздуха, с трудом давая вдохнуть его. Сигма плавился от жары, убрав волосы в пучок. Но даже так было тяжело. Приложившись щекой к столу, он кликал по экрану, перетаскивая какие-то документы на почту. Директору нужно было.       Его лишь утешало, что сегодняшний рабочий день будет коротким. Ещё немного он вернётся домой. Ацуши и Дазай были на задании, на воздухе, может быть в каком-то прохладном месте, а он всё тухнул в офисе в компании Танидзаки, что принимал сегодня редкие звонки.       — Ты пойдёшь сегодня на фестиваль? — спросил он, помахивая какими-то ненужными бумагами.       — Я слышал, там нужно быть в юкате. У меня её нет, — ответил Сигма, переворачиваясь на другую щёку. Юката была необязательной, но вкусить все прелести традиций ему хотелось. Да и в такой знойный день хотелось бы одеться полегче, чем офисный костюм.       — Может у Дазай-сана или Ацуши что-нибудь найдётся. Ты, наверное, раньше не бывал на Танабате, — ответил Танидзаки. — Это надо обязательно сделать.       — Я спрошу у них, когда они вернутся, — идея, действительно, хорошая и чего он сам до неё не додумался.       Ближе к концу дня с распечатанными документами Сигма пошёл к директору. Даже Куникида в этот день упарился и бездыханно лежал на столе своего кабинета, что-то расписывая в своём блокноте и устало отвечая на звонок. Сигма присел на диван в ожидании завершения беседы, разглядывая убранство кабинета. Когда он сюда пришёл, несколько месяцев назад, директором был всё ещё Фукудзава, но происшествие со «Смертью Небожителей» оставила на каждом свой след. Мужчина решил, что пора бы и на пенсию уйти, завести наконец-то пару кошек и жить мирно и спокойно. Единогласно пост передали самому и, видимо, единственному ответственному человеку — Куникиде Доппо. Впрочем, это было довольно верное решение.       На стене напротив висела общая фотография всех членов Агентства, даже для Сигмы на ней нашлось место, хотя в тот день было крайне неловко делать эти фотографии. На столике стоял трофейный лук и какие-то ещё награды. Все окна были открытые в надежде на прохладу, впрочем, кабинет был на теневой стороне здания отчего здесь было действительно прохладнее.       — Да, спасибо. До свидания, — положил трубку Куникида. — Принёс, что я просил?       — Да, вот, — он передал документы Доппо. Он пролистал их и поставил на каждой по печати. — Можно уйти пораньше?       — Да, конечно. Обязательно сходи на фестиваль. Жизнь посмотри там, — отвлечённо ответил директор. И чего его все так подгоняют с этой жизнью? Он может и существует только три года, но… Впрочем, да, кроме казино и «Смерти Небожителей» он ничего и не знал. В своё время для него Ацуши стал этакой диковиной. А Дазай… Он просто раздражал своей эксцентричностью, но в его взгляде было что-то болезненно знакомое.       — А вы, Куникида-сан?       — Я чуть позже подойду, главное не забудь, что пересекаемся мы в восьмом часу. Где я напишу, — поправил очки и стянул немного галстук на шее Доппо. — А, и Танидзаки можешь собой забрать, он тоже свободен.       — Понял, — кивнул Сигма.       Небо покрылось рыжими пятнами в ожидании заката. Облака устало плелись по небу, тяжёло нависая над городом. Столпотворение людей тут и там в предстоящем разгуле веселья. Молочно-бежевые здания оставались позади шумных улиц. Они с Танидзаки шли размеренно, неспешно, просто за компанию. Неловкая тишина смущала их обоих, но никто не мог подобрать слов для начала незамысловатой беседы.       — Твоя сестра отдыхает? — наконец спросил Сигма, сворачивая в жилой тихий район, вниз по улице.       — А, да. В агентстве сейчас не так много дел, поэтому часть обычно летом уходит в отпуск по очереди, — пояснил Танидзаки, почесывая затылок. — Можно спросить?       — О чём? — Сигма оглядывал однотипные низкие дома, детей, возвращающихся со школы, кошку, что встала дыбом на заборе от ругающейся на неё собаки.       — Я знаю, что это личный вопрос. Но какие у вас отношения с Ацуши и Дазаем? — Танидзаки покраснел и потупил взгляд на асфальт на узкой улице. — Ну, то есть. Если не хотите. Отвечать. Не надо… Простите.       У Сигмы начала дергаться мышца на лице. Неужели так очевидно, что они состоят в отношениях? Хотя да, они буквально живут втроём в одной комнате. Подозрения могли и закрасться. Он растерялся, не зная, что ответить ему. На языке было лишь злорадное:       — А у вас с сестрой? — вырвалось случайно вслух. Танидзаки покраснел пуще прежнего.       — Хорошо, я понял. Извините, пожалуйста, — раскланялся он в извинениях.       — Не бери в голову, — смутился Сигма. Кажется, каждый раз их беседа была неловко-тревожной. — Вы получается каждый год ходите на танабату с Агентством?       — Да, это своего рода традиция. Выходить с коллективом на праздники, а вы… Ну… Я опять не то говорю, — опять зачесался и покраснел Танидзаки.       — У злодеев корпоратива нет, точнее на него времени не хватает. Надо, знаешь ли, мир захватывать, или что они там хотели. А в казино мы работали постоянно, не покидая его. Так, что нет, — ответил на незавершенный вопрос Сигма.       Они подошли к двухэтажному бежевому зданию с небольшим садиком во дворе. Кэнджи таки сумел переделать его под свои мечты об огороде и грядках, за которыми смотрел в частности он и остальные по желанию. Как-то вечером он видел Дзюнъитиро и Наоми, что поливали редиску. Ацуши иногда с Сигмой пололи землю. Дазая на труд не затащить ни под каким предлогом, он и работу-то свою делает спустя рукава.       — Что ж, увидимся, — попрощался Танидзаки, направившись в свою комнату, а Сигма в свою.       Он вошёл в комнату, нагревшуюся от дневного солнца, несмотря на занавешенные окна. Сняв обувь, Сигма хотел приоткрыть окно, когда на него навалились со спины, перепугав до дрожи. Руки обвили его шею и шероховатые губы коснулись щеки:       — Бу, — положил на плечо голову Дазай.       — Нельзя так делать, — выдохнул Сигма. — А вдруг сердце остановится?       — Мое сердце останавливается каждый раз, когда я вижу вас с Ацуши, — улыбнулся Осаму, тиская Сигму и вдыхая аромат пота с примесью парфюма. Сигма и сам невольно улыбнулся, ужасные у него, однако, комплименты.       — Вы разве не на задании? — высвободился Сигма и, наконец, приоткрыл окна, пустив какую-никакую прохладу.       — Мы закончили, — присел за выдвинутый столик Дазай, разливая зеленый чай по чашкам.       Сигма хотел спросить, где Ацуши, но, прислушавшись, услышал шум воды в ванной. Скорее всего, он принимал душ после знойного дня. От Осаму также пахло свежим мылом и чистой одеждой. Они пришли раньше него. Сигма присел за столик и принялся за чаепитие с вафлями.       Ел он давно, от того жадно уплетал выпечку, что они принесли после задания. Однако одними вафлями не наешься, хотелось бы полноценного ужина, душа и сна. Достаточно простой распорядок завершения дня. Только вот и на танабату Сигма горел детским любопытством сходить, посмотреть.       Из окон казино никогда не было видно ярких, пёстрых фейерверков, что пускались на фестивале. Никогда он не мог повязать тандзуки на ветви бамбука, отведать изысканной фестивальной пищи. Отчасти из-за молчания Дазая Сигма думал, что они никуда не пойдут, тем более юкаты у него нет. А выделяться белой вороной среди членов агентства он не желал.       — Как прошёл день? — спросил вышедший из душа Ацуши, целуя в макушку.       — Было жарко в офисе. Ничего толком и не делали, — ответил Сигма с набитым ртом.       — Нам тоже пришлось попотеть. В частности мне, — закатил глаза Ацуши, пахнущий мылом и персиковым шампунем.       — А я что?! Я плох в беге, к тому же здоровье у меня никуда, после яда, — оправдывался Дазай нарочито театрально. — Тигриные лапы будут эффективнее человеческих.       — Колоться всяким непонятным веществом я тебя не просил.       — Обстоятельства были таковы, — пожал плечами Дазай.       — Мне показалось тебе понравилось, — заметил Сигма. — Смерть ты любишь больше.       — Ну, нет. Она на втором месте после вас. А на первом крабы, — отмахнулся Дазай. Ацуши вскинул бровь, и по дёргающейся руке можно было предположить, что ему хотелось вставить люлей Осаму. Он приподнялся с места и кинул в него подушку, на которой сидел. — Я же пошутил. К тому же, на первом месте крабы, которые приготовил Ацу-чан. Они такие вкусные, как и он сам.       — Это было двусмысленное высказывание, верно? — осел Сигма.       — А? — нахмурился Дазай. — Да, именно.       — Он говорит иногда то, что первым приходит в голову, — заметил Ацуши, отпивая чай.       — И делает, — добавил Сигма, вспоминая тот спонтанный танец в тюрьме. Он поставил чашку на стол. — У вас нет лишней юкаты?       — Хм, надо глянуть. Только ты сходи в душ для начала, — поднялся Дазай.       Сигма кивнул, и направился в ванную. К моменту, когда он высушил волосы и вышел из душа, Ацуши и Дазай были в юкатах: в сиреневой и бордовой, соответственно. Накаджима пытался затянуть оби на вертящемся, как ужаленном, из стороны в сторону Осаму. После прилетевшего шлепка по спине, тот успокоился и дал завязать пояс.       Им безумно шли юкаты, хоть та и срезала силуэт. Дазаю особенно к лицу была традиционная одежда и, кажется, Сигма видел в шкафу коробку с полноценным кимоно. Увлеченные собой они не заметили вышедшего возлюбленного. Он присел на три сдвинутых футона и тихонько наблюдал за их суетой: как Дазай заплёл косу на пряди Ацуши, закрепив незамысловатым украшением, как Накаджима выправлял заломы на юкате Осаму. Это было что-то обыденное, но отчего милое и уютное.       — Теперь ты, — обратился Ацуши к Сигме. Он вытащил из шкафа сверток и передал его ему. Они с Дазаем, заправляя полы юкаты, присели напротив.       — То, что у тебя нет юкаты мы знали. Один куда-то ты не ходишь, потому взяли инициативу на себя, — дополнил Дазай. Сигма в радостном предвкушении открыл свёрток. В нем лежала темно-голубая юката и коричневый расписной пояс-оби. — Юката от меня.       — Пояс от меня, — указал на себя Ацуши, улыбнувшись и прищурившись. Он был тронут до глубины души: его личная юката, подарок любимых. Готов был прыгать на месте от радости. Сигма расцеловал каждого в щёку, нос, губы, лоб, пока те посмеивались.       — Поможете правильно его одеть? — скромно спросил он.       — Само собой, — хлопнул в ладоши Ацуши.       Сигма стоял, затаив дыхание, поджав губы. Оставляя мутные образы лёгких поцелуев на угловатых плечах, Осаму накинул юкату и принялся плести косу. Ацуши помог правильно завязать пояс-оби.       — Можно идти, — поцеловал его Накаджима, оставив смазанный поцелуй и на увлеченном волосами Дазае.       — Да.       На закате цветные бумажки пестрили яркими цветами, исписанные пожеланиями и стихами о любви, грёзами о счастье и мире. Они купили увенчанные цветами умэ карточки на красной ленте в незамысловатом ларьке, где столпились люди.       Подойдя к развешанному дереву, чьи ветви устало гнулись под тяжестью сотни желаний, Сигма растерялся. Он хотел бы попросить о многом, но слова не складывались в нужные строки. Нужно было выбрать одно, самое стойкое и самое желанное.       Дазай положил голову на его плечо и лёгонько приобнял его, ужасно смутив возлюбленного. Сколько бы Сигма не просил быть сдержанным в выражении своих чувств, слова пролетали мимо слуха Осаму.       — О чём думаешь? — он немного раскачивал их в такт звучащего в отречении кото.       — Я не знаю, что писать на тандзаку, — выдохнул Сигма, вертя в руке листок и ручку.       — А что люди пишут, — Дазай потянулся к пестрым отрезкам бумаги, склонив ветвь к ним. Сигма взял в руки сизый листок:       — «Снежная вершина. Расцветает горная сакура Среди безмолвия…», — прочитал хокку Сигма.       — Желаю счастья Сюдзи и Томоэ. Желаю любви Кадзухе и Аяке… Э, скучно, — бросил тандзаку Осаму.       — А ты что написал?       — Секрет, иначе не сбудется, — скривил рожицу Дазай. Пожелал, наверное, крабов или нарисовал пенис на листке, в любом случае он не советник Сигме. — Скажу, что пиши от чистого сердца. Пусть это будет невнятный бред, но для тебя оно будет ясным, как весенний солнечный день.       — Понял. Спасибо, — сжимал в руках ручку Сигма. Наконец он написал «А+С+Д» и обвел в сердечко, осторожно прикрепив тандзаку на ветви в граде ярких слов и пожеланий.       Люди в платьях и юкатах крепили свои листочки в свободных местах. Где-то растерялись в толпе Ацуши и Дазай. Закатное солнце рухнуло в мутные воды залива. Бумажные фонари осветили красками улицы. На стенде с красными вертушками, алые цветки вертелись в одну сторону от тёплого ветра. Звенели фурины, качаясь средь цветных листов, звучали кото и тайко.       Сигма потеряно искал хотя бы кого-то между алыми, жёлтыми полотнами, развевающимися на ветру. Ацуши стоял поодаль под деревом, в спокойной тишине от людской суеты. Он повесил свой листок на более свободной ветви.       — А что ты написал? — спросил Сигма, походя к нему.       — Чтобы всё было чудесно, как сейчас, — улыбнулся он. — Дазая не видел?       — Он подходил ко мне, но после куда-то ушёл, — пожал плечами Сигма. Накаджима взял его за руку и повел в сторону оживлённой тропы, вдоль разномастных магазинов и ларьков.       — Найдётся. Ты что написал? — они шли около тележки, где хозяин готовил якисобу. Аромат лапши смешался со сладостью данго и моти соседнего прилавка.       — Секрет, не сбудется, — процитировал он Дазая. Кажется, Осаму сказал Ацуши тоже самое, отчего тот и рассмеялся.       — Какие вы скрытные. Нечестно, что содержание моей записки вы знаете, а я ваших не знаю.       — Я написал наши имена и пририсовал сердце, — признался Сигма, опуская взгляд, куда-то мимо.       — Мило. Кажется, Дазай тоже самое расписал. Краем глаза заметил, — прикрыл рот рукой Ацуши, улыбаясь и умиляясь обоим.       — Ну, в чём-то мы похожи, — выдохнул он, цепляясь взглядом за обычный тир, что стояла в центре торговой улицы. Полосатая палатка в бело-красном цвете, увешанная бумажными фонарями и гирляндами. Сигма потянул Ацуши в его сторону, приметив забинтованного брюнета.       — Дазай, — позвал его Ацуши. Осаму сосредоточено отстреливал цели напротив.       Грузный владелец лавки сообщил о баллах, набранных Осаму, и он обменял их на три брелка с кошками. Сигма вертел сиреневого котика с цветами у ушка, думая куда его прицепить. Осаму забрал трехцветного, а Ацуши достал белоснежный с рыбкой в зубах.       — С Агентством мы у залива должны встретиться? — уточнил Дазай, уплетая мороженое.       — Именно, — поглядывал на телефон Ацуши.       Впопыхах между занятиями и лавками Сигма растерялся в человеческое радости и праздности. Ловить мимолетные касания рук, легкие поцелуи, уплетать на троих данго в карамельном соусе. Любоваться светящимися тандзаку на ветвях, тонуть в красноте фонарей, прячась от смущения.       Они немного припозднились на общую встречу, все уже собрались залива. Акико мило кокетничала с Рампо у железной ограды. По привычке ворковали Танидзаки, Кека и Кэнджи обменивались игрушками, выигранными в тире. Куникида наблюдал за проходящими судами, оперевшись на брусья.       — Куникида-кун скучал без меня, — дразнился Дазай, рискуя быть выброшенным в залив.       — Я сходил выпить, поел. Думаю, наоборот было достаточно хорошо без тебя. Меньше шума, — спокойно ответил Доппо, повернувшись к нему.       — Да уж, тебе бы отдохнуть. Говорю, как лечащий врач агентства, — ударила хлестко по плечу Куникиды Акико, что тот дернулся немного вперёд.       — Вы без меня загнетесь к концу первого дня, — поправил спавшие очки директор.       — Слишком много чести берёшь на себя, Куникида-кун. И отдыхать бывает полезно. Не работать же без продыху. Тогда мы совсем без тебя останемся, — добавил Дазай.       — Ну, может тогда отдохнуть дня три, — застеснялся Доппо.       — Надо-надо, Куникида. Без тебя-то три дня уж как-то сработаемся, — положил руки на талию Рампо.       — Так и быть, с понедельника по среду не работаю на следующей неделе, — заключил Доппо. Кэнджи и Кека похлопали ему.       — Это правильно, — присоединился к аплодисментам Ацуши. Сигма же рефлекторно повторил за ним, пытаясь попасть под его ритм.       Раздался грохот первого фейерверка. Искры разлетелись по темно-синему небу, освещая набережную. Красные, желтые, белые, синие, красно-зеленые и каких только не было фейерверков на небе. Сигма завороженный, загипнотизированный всплеском красок смотрел на залпы. Вблизи они казались конфетами, что разбивали на мелкие осколки.       В первое время с непривычки закладывало уши и пугало. Со временем ничего кроме взрыва не было слышно, что Ацуши под ухом сказал, что Дазай, крича, ответил на его шутку. В ушах закладывало ещё долго, и он не мог расслышать струны кото, шум залива и шелест листьев на ветвях.       Все отдавалось эхом до выхода из парка. Его утащили из компании Танидзаки и Кэнджи, за обе руки потянули за собой.       Приглушенное освещение от включенной лампы в углу комнаты. Квартира маленькая на троих, но от того уютная. Чувствовать плоть и касания друг друга, вжиматься между теплом двух возлюбленных, скрепленных рукопожатием.       Сигма чувствовал каждое дыхание, каждый шорох на уголках тела. Скованный неопытностью в делах любовных, он лишь хаотично хватался за юкату то Ацуши, то Дазая. Пояс оби лентой разлетелся куда-то в сторону, белея несуразным пятном на деревянном поле. Осаму ластился сзади, трясь носом об открытую шею, оставляя короткую цепочку поцелуев, слизывал солоноватую кожу, отчего нервные окончания пускали безумные короткие импульсы по телу.       Сигма хотел бы видеть, куда тянулись тонкие витиеватые пальцы забинтованных рук, мягко очерчиваюшие бедра. Однако тонул в смешанном с яшмой аметистовом взгляде. Таком добром, таком светлом, до краев наполненном любовью. Любовью к нему. Он был нужен ему, нужен был им обоим. Словно мед, Сигма тягуче стекал по рукам Ацуши, что держал его крепко, несмотря на внешнюю хрупкость и худобу.       — Сигма-чан молодец. Ты хорошо постарался сегодня, — шептал Ацуши, покусывая клыками мочку и обводя языком ухом.       Сигма горел: физически и душевно. День выдался знойным, ночью поднялся жаркий пустынный ветер. Сперло дыхание от трепетных комплиментов Ацуши и нежных поцелуев Дазая на плече. Сердце колыхалось от страстного сильного ветра листком на осеннем дерева, страшашегося сорваться с костяной ветви рёбер. Щеки пылали, наливаясь кровью. Щемяще и приятно потягивало внизу живота. А руки растерянно хватались за сиреневую юкату Ацуши. Что он должен был делать в таких случаях?       — Расслабься, — тихо прошептал Осаму в другое ухо, ведя его руки на талию Ацуши, целующего наливные щеки. — Просто доверься нам в этот раз. Хорошо?       Сигма лишь скомкано промычал что-то и притянул к себе Накаджиму, утянув в поцелуй персикового вкуса. Сладкий и тягучий, как моти на фестивале. Ацуши оказался напористее, проникая языком в его рот, проводя по ряду зубов и небу, покусывая нижнюю губу до красноты и припухлости.       Шелковая юката вуалью стекла по телу, открывая бледную, поблекивающую кожу Сигмы. Руки Осаму блуждали вдоль силуэта, сжимаясь на талии. Поцелуй, ласки были пределом жадного до прикосновения Сигмы. Хотелось кричать и выть от мелких мурашек, что волной накатывали по телу, возбуждая, опуская до жажды телесных утех.       От вечно холодных рук Дазая пробивала дрожь по телу, когда он касался особенно чувствительных мест. Сигма, приглушенный поцелуем, заскулил и рвано простонал. Он чувствовал напряженным телом, кожей лукавую улыбку Дазая на плече, оставившего едва ощутимый укус. В контрасте же руки Ацуши были горячими, обжигающими. Он осторожно уложил его на сдвинутые вместе футоны.       Снизу вверх Сигма наблюдал за целующимися Ацуши и Дазаем, залитыми теплым светом лампы. Поцелуй горячий и уверенный распылял его, бросая в жар. Он хотел отвернутся каждый раз, когда возлюбленные целовались, будто Сигма лишал их интимности, однако Накаджима и Осаму так не считали.       — Не отворачивайся, — повернул его голову Дазай, целуя скованно и неумело. Его пальцы сжимали бедро Сигма до синяков, вырывая болезненное шипение. Рука играюче то случайно задевала возбужденное естество, то умышленно поддевала резинку трусов и та с шлепком возвращалась на место, заставляя ныть и мычать.       Он чувствовал все и ничего. Тело горело, требуя прохлады, напряжение требовало разрядки. Но Сигму болезненно трясло от своего положения. Он-то в принципе не имел отношения с кем-либо: ни любовных, ни сексуальных. А в новой жизни у него теперь два человека такие разные, но в чем-то похожие между собой.       Ацуши и Осаму обхаживают его со всех сторон, уча жить. Зацеловать и затискать каждого было бы мало для благодарности.       Сигма прикрыл рот ладонью, когда случайный шумный выдох на грани стона вырвался из него. Ацуши стянул с него нижнее белье и невесомо провел по члену. Он устроился между его ног и осторожно вобрал в себя эрегированный орган, двигаясь медленно и глубоко. Сигма громко простонал, мигом покраснев услышав себя самого.       — Шуметь не стоит, — к чему-то прокомментировал Дазай, хватая за подбородок его и целуя вновь скомкано и влажно. Сигма растворялся в разряженном и горячем воздухе, плавился шоколадом на солнце. Пальцы рук немели, тяжело сжимая простыню. Ноги подрагивали от накатывающей кульминации.       Дазай не отрывался от него, смакую каждый несдержанный стон и стенания, пощипывая и вертя между шероховатыми пальцами соски. Провалиться под землю мало было бы в тот миг, низвергнуть в ад, расслышав звуки утех. Сигма излился в горло Ацуши, ужасно краснения и от стыда, и от кульминации. На лбу выступили сверкающие капли испарины, бледные чуть влажные ресницы дрожали. Обмякнув, он растекался по футону от теплоты и жара, пульсации, разносящегося по телу.       Довольный, словно сытый кот, Ацуши перехватил поцелуй у Сигмы, слизав серебряный нити слюны между ним и Дазаем. Разум давно поплавился и никакие вразумительные мысли не приходили на ум. Была лишь пустая идея, что удовольствие получал лишь он, что было в корне неверно.       Собрав остатки сил, он присел на футон, напротив Ацуши и Осаму. Спутанно, дрожащими пальцами он стянул пояса оби, открыв торсы парней и приложил руки на возбужденное естество каждого. Они шумно выдохнули, подсев ближе к нему. Освободив из оков трусов члены, Сигма осторожно на пробу и ощупь провел руками от головки к паху. Сосредоточившись на удовольствие возлюбленных, он хмурился, прикусив язык. То набирал темп, то замедлялся, мял яйца.       Ацуши и Дазай ловили каждый стон поцелуем, глубоким жарким, иногда увлекали в него и Сигму. Они излились ему на руку, липкая тягучая жидкость сетью расходилась на пальцах. Он рефлекторно хотел вытереть руки, однако Дазай слизал сперму с руки, вбирая пальцы в рот и очерчивая узоры языком на них. После демонстративно вынул язык.       — Мерзость, — вырвалось у Сигмы, держащегося на хватке Осаму.       — Что естественно, то не мерзко, — улыбнулся Дазай, завалив его на себя. Другую руку вытер Ацуши, отошедший за салфетками.       — Хороший праздник выдался, — обнял их Накаджима, целуя нежно каждого в висок.       — Спасибо, — тихо прошептал Сигма, зарывая в объятия.