"Доброволец"

— Я бы многое отдал, чтобы сунуться ей под хвостик, — услышал Джереми за соседним столом, и чашка кофе чуть не выскользнула из его пальцев. — Разве она не мертва? — Знаю, — раздался слегка раздраженный ответ. — Но представь, если бы вернулась она, а не полковник с этим… Как его?.. С другим мужиком, короче. Джереми не стал дослушивать людей, пускающих слюни на Жницу, погибшей вместе с остальными гибридами (да и всей командой «Морского дракона») несколько дней назад, быстро опустошил свою чашку и, не притронувшись к завтраку, встал. Убирать за собой не было желания, поэтому, оставив все на сотрудников столовой, он мрачно покинул помещение. Порой он поражался тому, как циничны люди. И эти двое в военной форме явно не воспринимали рекомбинантные организмы за живых существ, а ведь они отдали свои жизни вместо таких гнусных, паршивых, омерзительных… — Джереми! Он вздрогнул и обернулся. К нему спешил Сэм, на ходу поправляя лабораторный халат. Вид был такой, будто он спешил в технический отдел так сильно, что одевался по пути. — Думал, тебя в столовой встречу, но ты быстро усвистал, — он усмехнулся, но совсем не весело, как обычно, под его глазами залегли темные круги. Было что-то в этом выражении лица, что Джереми напрягся, предчувствуя что-то нехорошее. — Есть разговор, — уже серьезно сказал Сэм, когда заметил, как встревожился парень. — Я еще вчера провел плановую диагностику, если ты об этом… — Да-да, — поспешно махнул рукой мужчина и вдруг воровато оглянулся. — Но ты забыл кое-что… Дай договорю, не перебивай… Короче, зайди ко мне после смены, хорошо? Дело пустяковое, не переживай. — И, быстро кивнув в сторону камер, Сэм будничным шагом направился в технический отсек. Джереми почувствовал неприятное тянущее чувство в груди, постепенно спускающееся ниже и скручивающее кишки. Что-то было в словах товарища, что неслабо так тревожило и заставляло волноваться. То, что мужчина хотел переговорить наедине без слежки и желания, чтобы их разговор попал на запись камер, лишь усиливало плохое предчувствие. Сэм всегда был веселым человеком, умел поднять настроение в коллективе, даже Джереми, когда тот просто наблюдал за ними со стороны. Но сейчас вся привычная позитивная активность будто куда-то делась, оставив пустую уставшую оболочку. И это пугало до чертиков. Поэтому, когда в конце смены он шел в гости, его руки практически тряслись — он не хотел знать, что заставило Сэма так кардинально изменить свое поведение. Пожалуй, техник чувствовал бы себя спокойней, если бы эти несколько дней с возвращения выживших солдат он был им полезен. Но полковник с капралом словно внезапно забыли о нем, и от этого парень неожиданно испытал острое чувство одиночества — он слишком сильно привык к общению с этими гибридами. Даже когда не требовалась его помощь, они успели о многом (особенно с Лайлом, как самой пофигистично настроенной и, как оказалось, любящей поболтать о всяком личности) перекинуться словами, хотя разговором это назвать трудно — Джереми привык слушать, а не говорить. Было ли дело в том, что командование усомнилось в их компетентности и сняло с миссии по поимке Джейка Салли, их первостепенной цели, и теперь они вынуждены были ждать вердикта с верхов об их дальнейшем использовании в этом деле, или же генерал тут же отправила их на другое задание, требующее на свое выполнение не одного дня, но никто из «воскресших» морпехов ни разу не связался с Джереми — будь то голосовое сообщение или привычная для Куоритча заметка. По сути, парень видел рекомов только в день их прилета на территорию Города-плацдарма, и их внешний вид был потрепанным, побитым и жалким. Хвостатых трехметровых мужчин, единственных выживших после прямой стычки с рифовыми на’ви, тут же увели сотрудники медицинского корпуса, а голосивших горных банши вернули в загон, где они были и по сей день, что более, чем странно, если полковника с капралом отправились на многодневную миссию. — Я тебя ждал, — ободряюще улыбнулся Сэм, пропуская постучавшего лаборанта в свои квадратные метры. — Присаживайся, принесу чего-нибудь выпить. — Разговор будет долгим и тяжелым, полагаю? — Джереми почувствовал усталость. Эмоциональное истощение от произошедших событий, от жгучего чувства, что его бросили, которое преследует его все эти дни, от недавно испытанных тревоги и волнения, с которыми он сюда шел. — Так что я забыл? — Выпей для начала, — просто сказал Сэм, присаживаясь напротив и ставя на стол две кружки. На дне темнела пахучая алкоголем жидкость. — Виски. Прости, рюмок нет. Джереми осторожно поднес кружку к лицу, принюхался, будто бы это могло определить посторонние примеси, и посмотрел на мужчину, который уже выпил свою порцию и теперь зажевывал терпкий вкус протеиновым батончиком. Оригинально. Парень слегка пожал плечами и осушил свою кружку. В тот же миг он без промедления схватил протянутую закуску и жадно в нее вгрызся, стараясь не закашлять. Это пойло было даже крепче и омерзительней, чем тот самогон, отобранный Куоритчем у ботанической бригады. От воспоминаний двухмесячной давности стало горько. Техник вмиг помрачнел, ему не хотелось верить, что его бросили за ненадобностью. Смешно, учитывая, что с самого начала он, мягко говоря, не был в восторге от своего «добровольства», но теперь пребывание в выделенной ему комнате после внезапного прекращения общения уже не казалось таким прекрасным. Джереми поднял уставший взгляд на Сэма. — Насколько сильно ты сблизился с рекомбинантами? — в упор спросил тот, вежливо не замечая, как парень подавился от вновь откусанного батончика. — Знаю, что у тебя было много работы рядом с ними. Должно быть, сильно к ним привязался, такое случается, — почему-то в его голосе прозвучала надежда. — С чем связан такой вопрос? — Джереми, откашлявшись, посмотрел на мужчину, тот не выглядел, как человек, который собирается насмехаться или осуждать. — Сильно, — он готов был отвернуться, но почему-то не испытал чувство смущения или стыда, вообще хоть какие-нибудь эмоции, говорящие о том, что парню некомфортно, если кто-то будет знать о его отношениях с двумя трехметровыми мужчинами. Каким-то невероятным образом поведение Сэма сейчас внушало огромное доверие, и техник был уверен, что тот его не сдаст. Ни начальству, ни коллегам. — Насколько ты ими дорожишь? — тот вновь плеснул немного виски по кружкам. — Сильно, — после некоторой запинки повторил Джереми. Он честно задумался, прежде чем ответить, и в который раз неожиданно для себя обнаружил что-то новое в своем восприятии мира. Хвостатые морпехи действительно за довольно-таки непродолжительное время стали ему дороги, что (парень был уверен) совершенно для него невозможно. Но трудно, да и нет необходимости отрицать, что интроверт, ощутив на себе весьма доброжелательное отношение, переросшее в доверительное и не один раз даже в интимное, стал воспринимать работу с полосатыми солдатами очень близко к сердцу, как что-то очень нужное, без чего жизнь уже не кажется такой красочной. Словно подсел на иглу или… «Я впустил их в свое сердце», — подумал он, с некоторой неприязнью понимая, что рассуждает, как ванильная девица. — «Закрыл и не хочу выпускать.» — Уж прости, что спрашиваю в лоб, — Сэм требовательно пододвинул к нему кружку, — но мне необходимо это знать, прежде чем перейду к сути. — Джереми вновь ощутил непонятное волнение, и участившееся сердцебиение явно тоже не было вызвано действием алкоголя. — На что ты готов пойти, чтобы они остались жить? — Что? — недоуменно вскинул голову техник, но сердце ухнуло в холодную пустоту. — Ты о чем? — пожалуй, в его голосе слишком много страха и тревоги. — Почему они должны умереть?.. — Отвечай на вопрос, — Сэм больше не был похож на себя, от слова «совсем». Он выглядел пугающе серьезным, его глаза, обычно излучающие вечную веселость, смотрели холодно, тая в себе нечто ужасающее, что простым гражданским лицам не положено знать. Джереми молча поднес кружку ко рту и одним махом осушил темную жидкость, плескавшуюся на дне. В этот раз он не стал заедать горький привкус. Вместо этого, он облизал губы, собирая капли алкоголя, почувствовал, как розовеют щеки, а в животе разливается тепло, но оно, как бы парадоксально это ни звучало, не согревало. Он собирался с мыслями, думая о том, что может и что умеет (разные вещи), и пришел к выводу, что в самом начале своей работы на Пандоре, он, оказывается, почти ни на что не был способен, но сейчас… Возможно, в нем уже говорили выпитые граммы, но он четко понял, что тот, кем он является сейчас, вполне может пойти на некоторые риски. — Люси снимает себя с должности, — вдруг ввернул Сэм. — Она больше не может делать ту работу, которую от нее требуют. Поэтому, решение надо принимать сегодня — послезавтра вместо нее уже другой ксенобиолог будет держать рекомбинантов живыми столько, сколько будет требовать начальство. И вот тогда Джереми почувствовал себя так, словно его окатили ледяной водой. Он подумал, что сойдет с ума, впитывая в себя слова Сэма. Верить в то, что могут творить в лабораторно-научном комплексе, не хотелось, но, к его ужасу, получалось. В конце концов, он бывал там по работе, и мог видеть двери, за которые впускали только специализированных людей, и он знал, что там происходит изучение местной живности абсолютно всеми способами, известными людям. Если проштрафившихся рекомбинантов заперли в камерах, изначально приготовленных для подопытных животных, то ничего хорошего их там не ждало. Программа в научном центре, как рассказала Люси Сэму, почти одна и та же — пошаговое изучение для выявления слабых мест и обнаружения всех полезных природных механизмов, которые можно технически или биологически скопировать. То есть, постепенное расчленение с заключительной вивисекцией. Видимо, генералу был дан приказ свыше максимально использовать отработанный материал, на который была спущена заоблачная сумма денег — какой бы жестокой женщиной Ардмор ни была, она не стала бы заканчивать жизнь своих, пускай и гибридных, солдат так ужасно. После того момента, как Джереми выпил третью и четвертую кружку (пускай на дне) виски, события и разговор растворились в тумане. Парень не помнил, как вернулся к себе, не помнил, что делал до сна, возможно, просто упал на кровать и проспал так до утра. Но он четко помнил, как Сэм обещал устроить встречу с Люси. И эту встречу он ждал. *** — Это мои дети, Сэмюэль! Женский крик, полный безудержной ярости и злого негодования, раздался так внезапно, что Джереми мигом проснулся. Он порывисто сел в койке, и мир чуть не взорвался от вспыхнувшей боли в голове — вчерашние виски оказались слишком крепкими. Тут же дверь в его жилую комнату отъехала, впуская двоих людей, парень сделал попытку прикрыться одеялом, но оказалось, что он уснул прямо на нем, даже не раздевшись. — Люси, прошу… — Нет, Сэмюэль! Ты хоть понимаешь, что я курировала их с самого начала?! — женщина, прошедшая в помещение и вставшая напротив ошеломленного техника, властно и с гневом посмотрела на собеседника через свои узкие очки. Ее глаза излучали холодную ярость, но не на мужчину, как могло показаться. — Я руководила оплодотворением яйцеклеток и выращиванием всех двенадцати зародышей! Пока ты пребывал в криосне, я все эти годы полета следила за их развитием! Я видела, как они росли! Я заплетала их косы! — ее ноздри затрепетали, как у взбешенного дикого зверя. — И ты мне говоришь, что надо бросить их? — Милая… ты не так поняла… — А как еще я должна была понять твои слова? Что ты имел ввиду, когда сказал «отпустить их»? — Простите, что вмешиваюсь, — Джереми невольно поежился (и поморщился от ноющей боли в голове), когда метающие молнии глаза Люси резко посмотрели на него, Сэм же просто выглядел вдруг постаревшим на несколько лет, а его взгляд был таким уставшим, словно он не спал всю ночь. — Как Вы ко мне зашли? Люси хмыкнула и, чтобы успокоить себя, поправила выбившиеся рыжие локоны в тугой пучок на затылке. — Первый уровень допуска, малец. Итак, ты… — Джереми, мэм, — техник вмиг стушевался и почувствовал жгучий стыд из-за положения, в котором оказался. На уже привычное обращение (спасибо Куоритчу) он не обратил внимания. Первый уровень! Привилегий даже больше, чем у полковника, но недостаточно, чтобы вызволить живой многомиллионный продукт из когтей RDA. — Джереми, — удивительно похожим на Куоритча командным тоном начала Люси, — ты ближе всех общался с ре… — она запнулась всего на долю секунды, продолжив так же властно и уже не скрывая своего отношения к половозрелым трехметровым мужикам, — с моими детьми, — ее острый взгляд метнулся на Сэма, выглядевшего на ее высоком фоне с прямым станом совершенно несолидно, но он не припирался и смотрел с пониманием. Когда она вновь перевела взгляд на Джереми, то ее глаза вдруг потеряли весь свой боевой запал, они будто глубоко запали, в полную силу являя парню то горе и отчаяние, что испытывала женщина. — Помоги мне, — и голос смягчился, потерял свою привычную строгость и властность. — Ради всего, что тебе дорого, помоги мне спасти оставшихся котят. Джереми никак не мог воспринимать закоренелых рослых суровых морпехов за детей, а тем более, за котят, но мог понять чувства женщины, растившей и заботившейся о выращиваемых организмах почти пятнадцать лет. Он ощутил себя черствым подонком, завалившимся спать (даже если все дело было в его мозгах, не сумевших принять виски), пока одна из главных лаборантов в научном центре прорыдала всю ночь (теперь это было очевидно, как никогда). Возможно, он еще не успел переварить все то, что рассказал ему Сэм, даже когда внутри все вопило от ужаса, или способность нормально соображать притупил пресловутый алкоголь, но сейчас парень ощутил твердую уверенность в своем решении сделать все возможное, чтобы дорогие ему люди рекомбинанты остались в живых. И это было до дикости непохоже на его версию каких-то почти полгода назад. Вставая с кровати, Джереми посмотрел на мужчину. Кем бы ни была Люси для Сэма, но он сильно волновался за эту женщину. Настолько, что, несмотря на свое пофигистичное отношение к гибридным солдатам, рассказал ей о том, кто мог помочь, и сам первым нашел его, чтобы предоставить всю информацию, которую знал. — Надеюсь, у вас есть план, — просто сказал парень, направляясь в санузел. Во рту было противно сухо и мерзко. — Я только приведу себя в порядок. Это день будет самым тяжелым в его жизни. *** Лайл приходил в себя с трудом. Голова неистово кружилась, а отголоски той невообразимой боли до сих пор пульсировали в затылке, скапливались где-то внутри черепа, но почему-то совершенно не ощущались в самой кисточке нейрокосы. А ведь все началось именно с нее, когда люди в спецкостюмах, приковав матерящего их и трясущего от ярости гибрида к хирургическому столу, ампутировали одну из танцующих пушистых нитей. Только воспоминание о том, как в голове взорвалась осколочная граната, изрезав содержимое черепа изнутри, заставляло рекома скалить зубы и жалко поджимать уши, словно загнанный зверь. Капрал Уэйнфлит за всю свою жизнь испытал немало боли разной интенсивности, локализации и характера (даже, если большинство из них были лишь чужими воспоминаниями), но ничто не могло сравниться с тем разрывающим нервы ужасом, что он пережил. Как долго он был в отключке? — Лайл… Реком распахнул глаза и не смог сдержать болезненный стон. Тут же его шевельнувшиеся уши уловили поспешное движение где-то рядом. — Лайл! Куоритч, будучи по другую сторону нерушимого стекла, прижался к прозрачной разделяющей камеру преграде и в бессильной ярости провел по ней ногтями. — Отвечай, капрал! — он судорожно дернул ушами, с тревогой наблюдая, как Лайл медленно переворачивается на бок, чтобы так же неторопливо сесть. Тот поморщился и выглядел истощенным, даже хвост, обычно активно показывающий его настроение, едва шевелил своим кончиком. — А какой был вопрос? — реком уперся руками в колени и согнулся, будто внезапно ощутил острый приступ тошноты. — Блять… голова… будто весь мир ебанулся и пляшет вокруг меня… В ответ раздалось тихое рычание, полное гнева и отчаяния. Куоритч прижался лбом к стеклу и закрыл глаза. Никогда бы он не подумал, что может оказаться в такой ситуации, чтобы те, кому он служил столько лет, отправили его в клетку на опыты (в голове завертелся противный червячок — служил не он, а человек, чьи воспоминания вшиты ему в голову). Когда их побитые и израненные тела осматривали специально обученные медики, генерал Ардмор с беспристрастным лицом выслушивала краткий, но емкий отчет полковника. И с каждой новой фразой о безвозвратных потерях, в глазах женщины все отчетливее блестела сталь. А потом она сказала фразу, которая до сих пор эхом отражалась в коротко стриженной голове: — Списать их. В шею Куоритча, не успевшего понять смысл этих слов, тут же вошла игла, точно попадая своим острием в вену и наполняя ее холодным содержимым шприца. Препарат подействовал практически моментально, и последнее, что увидел Майлз, прежде чем его сознание уплыло в темноту, это Лайл, непонимающе прижимающий руку к своей шее. Его уши были прижаты к голове, когда он начал медленно заваливаться на медицинскую кушетку, на которой сидел. — Суки! — прорычал Куоритч и со всей силой вдарил кулаком по стеклу. Конечно, оно даже не дрогнуло. — Я бы поостерегся, босс, — морщась, выговорил Лайл и осторожно, будто боялся потерять ориентацию в пространстве и упасть, посмотрел в сторону полковника. — А то и Вам чего-нибудь отрежут, — его взгляд зацепился за чужой бешенно извивающийся хвост. Во рту было сухо, а в горле саднило, но это было неудивительно — капрал честно думал, что сорвал голос, когда на его тело обрушилась та чудовищная бесконечная боль. — Ты в но… — Куоритч запнулся. Какой, блять, «в норме», когда ему буквально часть мозга оттяпали? — Как себя чувствуешь? — Хреново, — честно ответил Лайл, слегка помотал головой и обнаружил, что она болит уже не так сильно, но окружение продолжало раздражающе покачиваться. — Вы как? — Бывало и хуже. — Мы покойники? Майлз вскинул голову, ему крайне не понравилась интонация в голосе капрала. Сквозило какой-то… обреченностью. — Уэйнфлит, мать твою… Не смей раскисать! — Это приказ, полковник? Куоритч кивнул, а потом сообразил, что Лайл не смотрит в его сторону, и разомкнул сухие губы: — Так точно, капрал. Тот сделал глубокий вздох, осторожно нащупал свою косу, аккуратно вытянул перед собой черную кисточку и увидел спекшуюся кровь, склеившую волосы в нелицеприятные пакли. Стоило ожидать, что в этих нервных волокнах развита кровеносная система, но чтобы из-за одного отрезанного ебанного щупальца натекло столько крови… В груди стали стремительно нарастать злость и ярость. Все непонимание такого к ним отношения ушло на второй план, впустив вперед жгучее желание перегрызть глотки всем ублюдкам, заключившим их сюда. И невообразимо сильное желание жить. Лайл осторожно поднялся и медленно огляделся — они были в помещении, разделенным небьющимся стеклом на несколько камер. По сути, они не должны были слышать друг друга из-за герметичности этих прозрачных клеток, но по неясной причине сотрудники лабораторного комплекса оставили между их камерами звукопроходимость — в других отсеках находилась изучаемая пандорская живность, но их не было слышно, хотя было прекрасно видно, как открывались и закрывались их пасти в диких криках. В углу находился питьевой фонтанчик, напротив — что-то вроде сливного отверстия, и Уэйнфлит в бессильной злобе поджал уши, когда понял, что это для облегчения физических потребностей — их буквально прировняли к диким зверям. — Вот же мрази… — яростно прошипел он, его хвост в бешенстве дернулся. — Как хотите, полковник, но я собираюсь поотрывать несколько голов, когда выдастся шанс. — Разрешаю, — хмыкнул Куоритч. — Только мне оставь парочку. — Вы ничего не чувствуете? — клыкастая усмешка вдруг пропала с капральского лица. Он принюхался, чем сильно напомнил Майлзу хищное животное, вышедшее на охоту. Запах действительно был. Слабый, что полковник, внимательно следящий за неуверенными движениями гибрида по ту сторону стекла, не обратил на это внимание, но не Лайл, изучающий место их пребывания всеми органами чувств, которыми одарила его природа. Газ. — Твою мать… — Куоритч почувствовал, как в голове стремительно помутнело, лишая возможности здраво мыслить. Он увидел, как Лайл помотал головой, будто пытаясь избавиться от наваждения, а потом в несколько резких шагов подошел к стеклу, за которым стоял полковник, и медленно сполз на колени, так и не успев сказать то, что хотел. За его спиной в последний раз взмахнул хвост, прежде чем его обладатель потерял свою волю. Разум стал удивительно пустым и покладистым. Настолько, что, когда в камеры зашли люди в спецодежде, ни один из рекомбинантов не исполнил свою угрозу. Они, ведомые руками в латексных перчатках, послушно подняли головы, открывая шеи и доступ к специальным ошейникам на них. Щелкнули пристегнутые поводки, и люди без проблем вывели одурманенных гибридов из их камер, как ручных зверьков. *** Джереми трясло. Его сердце выбивало бешеный ритм, и было трудно заставить легкие втягивать воздух спокойно и размеренно — он шел рядом с Люси, едва поспевая за быстрым, широким шагом ее длинных ног, а внутри все клокотало от волнения. Он был взбудоражен предстоящим, встревожен из-за страха провала, но полон непонятной для его интровертной натуры решимости войти в одно из самых людных мест Города-плацдарма и устроить саботаж, в ходе которого два пленника смогут покинуть это место раз и навсегда. Благодаря почти самому высшему положению в рабочей иерархии, Люси без проблем приписала технического лаборанта себе во временные помощники, освободив на сутки от основной работы, и они до вечера тщательно разрабатывали план действий, стараясь принять во внимание все тонкости и события, включая те, которые могут произойти вплоть до посещения генералом лабораторного отдела. И, когда они дошли до двойных дверей центральной лаборатории, Джереми был уверен, что все в округе слышат, как трещат его ребра под яростным напором его неугомонного сердца. Люси уверенно зашла внутрь, как только двери разъехались в стороны, и коротко поприветствовала коллег. Техник зашел следом, стараясь не обращать внимание на устремленные на него взгляды. Любопытные, недоуменные или безразличные. — Мэм? — к женщине подошел парень азиатской наружности, его глаза вопрошающе посмотрели на Джереми который просто понадеялся, что тот не обратил внимание на его бейджик хоть и с ложными данными, но с правдивой профессией. — Для чего тут?.. — Вы уже внесли изменения в программу? — перебила Люси своим властным непоколебимым тоном. — Нет, мэм, — с легкой долей вины последовал ответ, но азиат тут же добавил, уже уверенно и с легким намеком на предъяву. — Оборудование понадобится только завтра… — взгляд женщины из-под блестнувших очков мигом заставил его потупиться. — Но если Вам угодно настроить все сейчас… — Угодно, — резко сказала она, проходя мимо с таким видом, будто парень был назойливой мошкой, не заслуживающей ее внимания. — Вернись к работе, Линг, завтра должен быть результат. — Да, мэм, — покорно кивнул азиат и остался позади смущенно смотреть им вслед. — Сюда, — Люси коротко провела картой по магнитному замку, открывая доступ в недра научного комплекса. Внутри стоял ряд столов, почти за каждым сидели люди в специальной экипировке, занимаясь своим делом. Над некоторыми можно было увидеть голографический экран с выведенным изображением. Внезапно рядом с Джереми раздался резкий вздох. Парень порывисто посмотрел на женщину и с непониманием увидел, как ее лицо побелело. Ее зеленые глаза смотрели в угол, где над электронным микроскопом корпел лаборант, периодически делая заметки, отображающиеся над его головой на голографическом экране. В самом мерцающем прямоугольнике было изображено что-то знакомое, и Джереми почувствовал ужас, скручивающий кишки, еще до того, как разум понял, что он увидел. — О, Мисс Миллер! — человек будто почувствовал на своей спине взгляд и, обернувшись, лучезарно улыбнулся. Он снял защитную маску, чтобы его речь не звучала так глухо. — Рад видеть Вас, думал Вы сняли себя с руководящей должности… — Приказ вступит в силу только с завтрашнего дня, Джон, — голос Люси не дрогнул, хотя Джереми видел, как она мучительно сглотнула, словно во рту у нее пересохло. — Вы уже приступили ко второй фазе, как я погляжу? — Да, генерал подписала ходатайство по ускорению программы. Интересное дело, мэм, — Джон вновь повернулся к столу, — тут наблюдается высокая концентрация специализированных белков. Джереми, следуя за Люси, подошел ближе и почувствовал, как сердце пропустило удар — на исследовательском стекле действительно лежало знакомое пушистое щупальце из нейрокосы. Одинокое, поникшее и потемневшее, нарезанное с одного конца на тонкие кольца. Если бы не сильная женская рука, властно опустившаяся на плечо парня, он бы мог потерять сознание. — Обычно такое происходит, когда животное, — рука на плече техника сжалась, сильно, до боли, — уже устанавливало нейросвязь с соплеменникам, поскольку нервные волокна запоминают процесс и заранее синтезируют нужные ферменты для легкости будущих сцеплений, — закончил Джон, вновь делая быструю пометку на экране. — Но это рекомбинантный организм… Думаете, объект мог устанавливать с кем-то связь? — Вполне, — произнесла Люси, ее очки отражали мерцающий свет, и Джереми поразился спокойному голосу — эта женщина обладала поистине колоссальной выдержкой. — Вам дурно? — обеспокоенно спросил мужчина, замечая бледность главного лаборанта. — Всего лишь плохой сон. Отосплюсь, и все пройдет. — Берегите себя, мэм, — искренне пожелал Джон и, удовлетворившись ее кивком, вернулся к работе. Пальцы на плече Джереми расслабились, и тот беззвучно выдохнул, а затем, когда они отошли, сделал глубокий вдох. Успокоиться не вышло, он только почувствовал больше презрения к этим людем, разговаривающим так спокойно и буднично, пока под их руководством расчленяли живых существ. Лицемерно с его стороны — до знакомства с рекомбинантами его совершенно не волновало, что за исследования проводили в центральной лаборатории и то, как их проводили. Когда они прошли через очередные двери, углубляясь дальше, Люси, наконец, тихо произнесла, скорее себе, чем парню рядом: — Повреждение нервных волокон… Длительное восстановление… До полного заживления куру использовать крайне нежелательно… — Мэм, Вам надо успокоиться, — осторожно сказал Джереми, понимая, что его трясет не меньше. — Да… — ее взгляд, бывший мгновение назад одновременно растерянным и испуганным, прояснился. — Сюда, — скомандовала женщина, проведя техника к обсуждаемой при планировании саботажа аппаратуре. «Гроб», — подумал Джереми, содрогаясь при мысли, что внутри машины делают с живыми существами. — «Это гроб, в котором хоронят заживо.» Оборудование представляло собой герметичную камеру с хирургическим столом, настраиваемую под размеры животного, которому собирались проводить вивисекцию, и была тесно связана с мощными компьютерами, которые должны были сразу же анализировать, записывать и сортировать данные вплоть до клеточного уровня. Именно это и было слабой частью машины, поскольку помимо активации настроек под параметры на’ви (техник в который раз ощутил себя лицемерной мразью), Джереми должен был загрузить простой командный код с точным таймером — в нужное время по сети этого отсека лабораторного комплекса пройдет импульс, маскирующийся под скачок энергии. Весьма безобидный, но достаточно мощный, чтобы отключить на время абсолютно всю электронную технику в заданной зоне. Этого должно хватить на то, чтобы помочь пленным рекомбинантам покинуть здание. У загона с горными банши их собирался ждать Сэм, предварительно зацикливший запись в камерах на такой же короткий срок, чтобы «дети» его любимой женщины смогли покинуть территорию Города-плацдарма. Остается только надеяться, что никто не сможет сопоставить перебой питания с сбежавшими подопытными. Все-таки, они не дикие животные, а разумные существа, хорошо ознакомленные с местом, где жили, чтобы суметь воспользоваться ситуацией в пользу своего спасения. Джереми провозился с настройками дольше, чем планировал, спасибо дрожащим пальцам. Избавиться от нервного потрясения после увиденного не удалось, и перед глазами до сих стоял отрезанный нерв. Парень крепко зажмурился, до разноцветных кругов, и сделал несколько глубоких вдохов. Почувствовав, как ребра перестали содрогаться от избивавшегося о них сердца, он открыл глаза и достаточно быстро сделал все, что должен был. Лаборант выпрямился, отключил планшет от оборудования и покинул помещение в сопровождении Люси. Выходя за двойные двери лабораторного комплекса, чтобы вернуться в жилой блок, он мысленно готовился к возможным негативным последствиям. Любимая Сэму женщина осталась на рабочем месте, и как руководитель отдела, и как наблюдатель, которому в нужный момент надо будет сделать еще одну вещь. *** Куоритч не сразу почувствовал боль. Она неторопливыми волнами просачивалась в мозг, пульсируя медленно и мягко, но по нарастающей. Одновременно с этим в его сознании забился чей-то знакомый голос. Такой же заторможенный и полный злости, как сам Майлз. Лайл? — Есть реакция, — раздалось рядом, и полковник повел ухом на шум. — Смотри-ка, слушает. — Наркотик притупляет сознание, а не органы чувств. — Вы отметили поведение нервных отростков? — вмешался третий голос. — Наблюдалось активное шевеление и безошибочное обнаружение местонахождения друг друга с обеих сторон. — Они точно делали это раньше, — в голосе послышалось удовлетворение, словно говоривший подтвердил свою теорию. — Следите за активностью нервных импульсов, фиксируйте их скорость и выработку ферментов. Чем больше информации, тем точнее скопируем этот механизм. — Если RDA планирует управлять местной живностью, то надо отследить нервную связь с ними, а… — Ларри, я понимаю, ты тут новичок, и тебя не ввели в курс дела, но, блять, будь добр, молча выполняй свою работу и не лезь, — раздраженно прервал грубый голос. — Все в курсе, и это следующий этап. План расписан на неделю вперед. Куоритч слегка поморщился, инстинктивно поджимая уши на чужую ругань. Ему было трудно сфокусироваться на говорящих людях, они расплывчатыми белыми фигурами маячили перед глазами и ходили туда-сюда, постоянно что-то делая и разговаривая. Он знал, где находится, знал, что с ним сейчас что-то делают, но не имел возможности воспротивиться, будто собственное тело ему не принадлежало. И то, почему он чувствует капрала в своей голове вместе с его болью и бессильной злобой, он тоже знал. Их косы, сплетенные вместе розовыми влажными нитями, лежали на стерильном столе под объективами высокоточных микроскопов, являющимися заодно и камерами, которые записывали каждый миг с разных ракурсов. Где-то в переплетении нервных волокон находилось считывающее устройство, определяющее скорость связи и ее качество. — Не забудьте собрать образцы выделяемой жидкости. Возможно, это действие наркотика, но ее слишком много. У местной фауны такое не наблюдалось… — Хвост шевелится… Ввести еще дозу? — Сам потом тащить до камеры будешь? Ты ж начисто его обездвижишь. Майлзу пришлось приложить усилие, чтобы повернуть голову в сторону. Перед мутным взором предстал Лайл, лежащий рядом. На его теле темнели ремни, фиксирующие рекомбинанта на специальной плоскости, а кончик его хвоста медленно шевелился. Не будь капрал накачан седативными препаратами, то давно бы отбил своим придатком все ножки стола, на котором лежал. Не потому, что был зол или напуган. Лайлу было больно. Куоритч хорошо чувствовал эту боль — голове, в затылке, даже в кисточке косы, из которой торчал бледно-розовый обрубок отрезанного отростка. И чувствовать эту боль было ужасно по той простой причине, что она была из-за него, из-за полковника. Точнее, из-за их связи, которую не могла нормально обеспечить нейрокоса Уэйнфлита, поскольку раненое щупальце, совсем еще не зажившее, активно посылало болевые волны по всей косичке. Органу явно нужны были отдых и свобода от всех взаимодействий с другими нейрокосами, пока нервные связи не восстановятся. «Лайл…» Уши Уэйнфлита почти незаметно дернулись, но расфокусированный взгляд Майлза этого не заметил. «Лайл!» Его веки дрогнули, тихо пискнул аппарат, подключенный к его вискам, и реком приоткрыл глаза. Золотая радужка почти полностью закрылась расширенными зрачками, но Уэйнфлит упрямо морщил переносицу, стараясь сфокусировать свой взгляд. — Джон? — раздался неуверенный голос того самого новичка. — Они общаются… А потом мир внезапно погряз во тьме. Куоритч смутно подумал, что это он, наконец, отключился, но взорвавшийся недовольством хор голосов опроверг эти мысли. Почти сразу вдоль стен где-то под потолком включилось бледное аварийное освещение. — Резервное копирование! — с легкой долей паники прокричал кто-то. — Срочно врубайте копирование! — Уже сделано, Линг. Хватит паниковать… — Надо вызвать аварийку. Джон, ты со мной, Ларри, следи за ними. — Никуда они не денутся — накачаны под завязку. Поскольку связь сейчас нарушена, ты никуда не дозвонишься — Ларри лучше сбегать за помощью, а нам с тобой стоит вернуться в общий зал. Держу пари, там все на ушах стоят. Любишь руководить, так организуй своих сотрудников. Слушая, как недовольно ворчащие люди, что совсем не профессионально, покинули помещение, Куоритч только сейчас почувствовал, что ремни, опутывающие его тело пропали, будучи при отключении основного питания автоматически (словно их выключили специально) втянутыми обратно в лежанку, и попробовал пошевелиться. Результата не последовало, только кончики пальцев смогли поскрести мягкую поверхность, на которой лежал реком. «Лайл?» Майлз снова сморщил нос. Блять, почему это так больно? Но стоило подумать об этом, как чьи-то невесомые руки мягко разорвали связь нейрокос. Через внутривенный катетер заструилось холодное вещество, странно взбудораживая и заставляя волосы на голове шевелиться. Раздался тихий шлепающий звук — хвост оживленно пришел в движение, и Куоритч судорожно вздохнул полной грудью, наконец, ощущая, как тело возвращается под его контроль. Рядом сдержанно застонал Лайл, уже приподнимаясь с лежанки. Одна его рука поднялась и сняла с висков белые шнуры. Полковник вскочил на ноги, не обращая внимание на сорвавшиеся с его головы провода, и метнулся к капралу, негромко стонущего бесконечные ругательства. Он помог ему встать и перекинул одну его руку себе через плечо, поддерживая второй за тонкую инопланетную талию. — Соберись, Уэйнфлит! — Смешно, — глухо отозвался тот. — Что еще мне успели отрезать? Куоритч не ответил, он смотрел на человека, потянувшего его за руку, которой он придерживал Лайла за пояс. В синие пальцы вложили небольшой плоский предмет, а потом женщина, рискующая не только своим положением, но и жизнью (законы «военного времени» могли не дать ей шанса предстать перед трибуналом), властным и до боли знакомым жестом указала на двери, ведущие к грузовому коридору для перемещения крупных животных. Он вел не только к камерам, но прилегал к воротам, выходящим наружу из здания. Полковник смотрел в зеленые блеснувшие глаза мгновение, а потом, слегка встряхнув все еще дезориентированного в пространстве Лайла, чтобы тот скорее пришел в себя, быстрым шагом направился к дверям, чиркнул врученной картой и удивительно проворно для существа таких габаритов, почти тащащего на себе другого такого же, юркнул в открытый проход. Действовать надо было быстро, и Лайл, уже практически ориентирующийся сам, тоже это понимал. Куоритч узнал куратора своего мертвого отряда, но все вопросы, распирающие его разум, быстро отрезал холодный и жесткий женский взгляд. И полковник сделал то, что должен был — подчинился беззвучному приказу, легко преодолевая препятствия в виде закрытых дверей выданной карточкой. Он не удивился, встретив загон с банши открытым. Он просто понадеялся, что турели, расставленные по периметру, еще не успели перевести в режим «стрелять во все, без исключения», которым раньше были рекомбинанты на своих летающих ящерах. Полковник, не обращая внимание на слабые протесты Лайла, усадил его на своего банши и вскочил следом, сев впереди — он знал, что пользоваться своей косичкой тому не стоит. — Держись крепче, — скомандовал он, образуя связь, и его летун с радостным криком взмыл в ночное небо. Где-то сзади раздалось хлопанье крыльев капральского животного, пока его хозяин с силой прижимался к спине Куоритча и так же сильно обнимал поперек живота, чтобы не свалиться. *** Джереми был безмерно благодарен сам себе, что не поленился удалить следы своего вмешательства в программный код, и рад, что при аварийном питании, система не фиксирует использование персональных карт, поскольку после инцидента со сбежавшими подопытными администрация удивительно рьяно взялась за проверку. От проводки до высокотехнологичной начинки техники в пострадавшем секторе, включая программное обеспечение. Люси, как руководитель на тот момент, получила выговор за несоблюдение еженедельной проверки и обновления аппаратуры. С должности ее сняли, указав в досье о некомпетентности, а не о добровольном уходе. Соответственно, первого уровня ее лишили, но женщина достойно выдержала и допрос Ардмор, и выговор от администрации. Пускай внешне ученая не показывала свои эмоции, но внутри она вся дрожала от радости и облегчения. В ее привычном строгом поведении стали проскальзывать мягкие нотки, такие, как легкая мимолетная улыбка или теплый взгляд, блеснувший из-под очков. Все это трудно заметить, если не иметь привычки всматриваться в лица людей и их мимику, и Джереми, будто усиливший свое наблюдение за невербальным человеческим общением (словно боялся упустить что-то, что намекало бы его скорый арест и списание в живой утиль), чувствовал очень приятные эмоции, когда успевал поймать эту теплоту во властной строгой женщине. — Слыхали новость? — техник автоматически навострился, когда почти два месяца спустя по привычке прислушивался к разным людям, завтракающих в общей столовой. Жизнь вернулась в свое скучное русло, и без трехметровых сине-полосатых морпехов она стала казаться тоскливой, но мысль о том, что их не разобрали ради изучения и черт знает ради чего еще, грела душу. Оставалось только надеяться, что натренированные рекомбинанты с многолетним опытом своих оригиналов за эти долгие недели не были убиты на’ви или съедены хищниками. — Ты про очередное потопленное судно? — послышался ответ и последующий звук ложки, стукнувшейся о тарелку. — Опять руководству придется снаряжать команду ныряльщиков — столько ресурсов на дне оказалось! — Заметил, что все это началось с того, как угробили корабль, выделенный для команды рекомов? — Синежопые обезьяны злятся, что тут еще скажешь? Скорби не следовало охотиться рядом с деревнями аборигенов. На кой хрен он повелся на слова… этого гибрида. — А ты не поведись, когда тебе отдает приказ трехметровый великан, — спокойно заметил зачинщик разговора и звучно отхлебнул кофе из чашки. — Бля, из чего его варят, вкус дерьмовый… Дальше уже пошли увлеченные ругательства на руководство RDA, пичкающее своих сотрудников невкусной хренью, поэтому Джереми со спокойной душой доел, опустошил свою чашку (вполне обычное кофе) и вынес грязную посуду на специальный столик. Он оглянулся — тут все было точно так же, как и в столовой его родного сектора: планировка, столики, даже окно, выходящее на улицы Города-плацдарма. Только люди другие. В связи с потерей сотрудников из-за нападок рифовых племен на корабли класса S-76 Джереми уже почти как две недели назад перевели на работу в морской порт, где он должен обслуживать технику спускаемых на воду судов. Не то, чтобы переезд к берегу, где печатается новая партия кораблей, что-то серьезно поменял, поскольку работа и там, и тут одинакова, но интроверту, который привык к одним сослуживцам, а некоторых из них даже мог бы назвать друзьями, было трудно войти в рабочее русло с неизвестными для него людьми. Благо, все были слишком заняты по той же причине — сокращение человеческих ресурсов и логичное увеличение рабочей нагрузки на оставшихся людей, пока на Пандору не прилетят корабли с новой партией сотрудников RDA, оборудованием и материалами. То есть, через несколько лет. Парень наскоро вытер руки специальной салфеткой, сбросил в утиль и, прихватив сумку с необходимым инструментарием, отправился к выходу из здания. Сегодня ему следовало присутствовать на «Морском драконе», проследить за исправной работой новой оборонительной аппаратуры и в случае необходимости устранить возникшие погрешности. Отплытие планировалось на десять часов утра, и у Джереми было полно времени до посадки, но он решительно хотел ознакомиться с кораблем заранее — до этого он видел их в портах, однако никогда не покидал блок, в котором работал, все также негативно относясь к пребыванию на Пандорском воздухе. Но сейчас он испытывал приятный восторг, думая о том, что воочию увидит S-76 изнутри и снаружи. Яркий свет Альфы Центавра на миг ослепил, как только Джереми вышел за автоматические двери, но приятное тепло, приласкавшее смуглую кожу, отбросило все негативные мысли. Когда-то техник наблюдал эту часть города с огромной высоты, а его тело мягко прижимали к чужому крепкому торсу. От ярких воспоминаний в груди стало слишком тепло, оно мурашками спустилось по позвоночнику и приятно заныло внизу живота. Парень на миг зажмурился, настраиваясь на работу, и двинулся вперед, мимо снующих туда-сюда людей (в этой части Города-плацдарма было поразительно активно). Рядом по специальным дорожкам разъезжали погрузчики, и, если бы Джереми не привык к постоянному контакту с людьми рекомбинантами, то не смог бы так уверенно двинуться вдоль многочисленных причалов для некрупных судов. Чтобы добраться до места, где ждут своего часа «Морские драконы», пришлось воспользоваться единственной надводной дорогой, ведущей к отдельной кольцевой системе на водной территории города. Специальный транспорт услужливо подкинул к пункту назначения, и это заняло почти пятнадцать минут — парень успел забыть, каким большим был Город-плацдарм. Окликнули его почти сразу, как только он начал обходить огромную окружность в поисках нужного корабля. Оказалось, что вся команда была уже в сборе, привычно обмениваясь дружескими разговорами, и активно подзывала техника, щурившегося на солнце. Джереми не удивился, что эти люди знают, как он выглядит — он тоже успел пролистать короткие досье на каждого сотрудника, работавшего на данном корабле, поэтому взглядом быстро нашел капитана и двинулся к нему. — Я опоздал? — немного нервозно спросил Джереми после короткого приветствия. — Нет, — с долей удивления ответил немолодой мужчина, его волосы, наполовину седые, мягко перебирал морской воздух. — Это наша фишка, — пояснил он под тихий беззлобный смешок отдельных людей из команды. — Собираемся пораньше, болтаем и поднимаем боевой дух перед охотой. Но раз уж ты уже на месте, мы начнем заплыв пораньше. Джереми молча кивнул и устремил свой взгляд на бортовую аппаратуру. Получив разрешение от капитана, он перешел по мостику на палубу и тут же ощутил мягкое покачивание, словно море ласково баюкало и стремилось успокоить. Необычные ощущения, но они дарили приятные чувства гармонии и уверенности в новом дне. Джереми приступил к работе. *** Спасательные шлюпки с людьми, одна за одной, соскальзывали в воду, пока огромное судно медленно, но верно шло ко дну. Джереми не мог с точностью сказать, когда рифовые на’ви, пользуясь своей способностью задерживать дыхание на невообразимо долгое время, аттаковали корабль под водой, но их целенаправленные удары с подозрительной точностью были направлены на те части технического чуда, которое скрывало его «сердце». Казалось бы, что простое копье не сможет пробить металлическую обшивку, но, видимо, аборигены наносили удары раз за разом в одну точку, пока пробоина не впустила внутрь воду, да и использовать они могли что-то посерьезнее, если их науськивал Джейк Салли (судя по слаженной работе и умелой координации, их точно вел этот террорист). И это было сделано так тихо и незаметно, что в эти часы, терпеливо потраченные на’ви, никто из команды не понял, что их аттакуют. Сигнал тревоги неожиданно разорвал мирную тишину только тогда, когда внутренние датчики уловили разрыв дна. А потом «Морского дракона» сотряс взрыв, разнесший высокотехническое нутро к хуям. Вот тогда Джереми понял, как рифовые племена умудрились за столь короткий срок потопить три корабля S-76, включая этот — оружие людей, помимо Города-плацдарма, было еще и у мятежных жителей «Адских врат». Очевидно, в проделанные отверстия запускали взрывчатое устройство — корабли сами по себе не взрываются при контакте с водой. Хоть бросать дорогое оборудование было жалко, но собственные жизни были дороже. Можно было бы пустить в ход подлодки Мако, однако информация, отобразившаяся на голографическом дисплее мостика, дала понять, что атака была произведена с разных точек, и ангар с военной аппаратурой был так же отправлен в машинный рай. Светило Пандоры продолжало сиять так же ярко и тепло, пока от тонущего судна отплывали лодки, в одной из которых находился техник. Он подавленно смотрел на «Морского дракона», не слушая яростные и злобные окрики выживших, проклинающих туземцев. Хотя те и не нападали на отбывающих людей, Джереми чувствовал страх. Он боялся посмотреть вниз, где мог увидеть под толщей воды проплывающие стремительные силуэты со вскинутыми копьями. Но знание того, что большинство персонала потопленных S-76 возвращаются на базу (если оказались достаточно далеко от эпицентра взрыва и заблокированных отсеков с поступающей водой), все же давало надежду, что их тоже не пустят на корм рыбам. Джереми постарался дышать глубоко и размеренно, чтобы успокоить гулко бьющееся сердце, которое все равно никак не могло разогнать противный холод в груди. И ему это почти удалось, особенно, когда, мотор шлюпки успел поразительно быстро увести выживших, пускай и в большинстве своем травмированных и поголовно перепуганных, людей от почти полностью затонувшего корабля, который периодически издавал металлические стоны, словно умирающий живой исполин. Вот тогда и раздался приближающийся звучный хлопот крыльев. Все произошло настолько стремительно, что чей-то истошный вопль «На’ви!» раздался уже после того, как когтистые лапы зажали человеческие плечи и вздернули в воздух вслед за улетающим банши. Первое, что почувствовал техник — невообразимый ужас, окунувший все его существо в ледяную пустоту. Второе — почти разрывающая боль в плечах, за которые крепко, умудрившись проникнуть под подмышками, а не пронзить когтями насквозь, держали крепкие пальцы, будто тело, влекомое законами физики вниз, стремилось порваться пополам, оставив в когтях летающей ящерицы верхнюю свою часть, начиная с плеч. А уже потом в голове под дикий свист ветра в ушах пронеслись последние месяцы жизни, стремительно погружаясь в более ранние воспоминания, будто сознание сканировало все, что было, дабы найти хоть что-то стоящее, что сделало бы его скорую кончину не такой бессмысленной и жалкой. Никогда бы Джереми не подумал, что рассказы людей, стоящих на пороге смерти, были правдивыми. Он зажмурился и сжался в комок, насколько это позволяло его положение, но почти сразу банши сделала что-то странное — она вскинула свои лапы вперед, звучно и резко хлопнув крыльями, ее пальцы раскрылись, запуская человека, пребывающего на грани спасительной потери сознания, в воздух перед собой, а потом тот, испытав холодящее чувство свободного падения, довольно увесисто впечатался в на’ви, руководившего летуном. Кишки все еще сжимала рвущая их ледяная рука, а чувство временной невесомости заставило сердце чуть ли не выбить многострадальные ребра изнутри, казалось, еще чуть-чуть, и оно просто разорвется, сделав смерть Джереми безумно болезненной и мучительной. Парень, будучи до странности удачно прижатым грудью к чужому животу, тут же автоматически вцепился в горячее тело мертвой хваткой. Он стиснул ноги вокруг тонкой талии и, судорожно обняв наездника, сжал пальцами его одеяние. Трясясь от ужаса и совершенно ничего не соображая, Джереми не почувствовал, как чужая рука опустилась на его подрагивающую спину, обняла и надежно прижала. Кажется, на’ви что-то сказал, и голос почему-то показался мечущемуся в панике сознанию знакомым. Так же, как пальцам, с силой и до белых костяшек смявших туземную одежду и ощутивших вполне знакомый текстиль, так похожий на самую обычную человеческую рубашку. Техник, чувствуя, как полет крылатой ящерицы все больше становится прямым и размеренным, начал постепенно успокаиваться. Но этот покой никак не был связан с внутренней гармонией или умиротворением. Скорее, так чувствуют себя обреченные люди, понимающие, что сопротивляться нет смысла. Джереми осторожно приоткрыл глаза и решил, что на пике стресса и ужаса он чокнулся рассудком — к прозрачному пластику его маски, которой он зарылся в чужой живот, прижимались пестрые цветы, разукрашивающие белую рубашку. Парень медленно поднял голову, прощупывая взглядом самую обычную человеческую одежду, яркие пуговицы, небрежно не застёгнутые сверху, из-за чего цветастый ворот рубашки активно трепался неугомонным ветром. Было видно синюю полосатую часть груди, крепкую цепочку с армейскими жетонами. А потом коричневые глаза увидели скалившееся в такой знакомой усмешке лицо. Взгляд желтых глаз прожигал так же сильно, как и несколько месяцев назад, смотря самоуверенно, властно и даже довольно. — Молчун от бога, — повторил Куоритч и почувствовал, как человек у него на коленях обмяк. Оказалось, его сознание совершенно не способно выдержать столько жизненных поворотов. — Но хуевый солдат, — покачал не такой уже коротко стриженной головой реком, продолжая лететь в сторону «Адских Врат». *** Когда он очнулся от темных пугающих образов в спящей голове, то с заторможенностью понял, что находится не в воздухе, а на кровати. Непривычно жесткой, но такой надежной, устойчивой и заземленной, что от облегчения сознание вновь чуть не уплыло в темноту. На краю отчетливо ощущался чей-то грузный силуэт, придавивший своей тяжестью матрас и согревающий бок теплом своего огромного тела. Джереми едва не вздрогнул, когда ощутил мягкое мимолетное прикосновение к своему плечу, а потом сообразил, что это чей-то хвост, неторопливо пришедший в движение и периодически трогающий его кожу своей кисточкой, и этот факт заставил-таки техника открыть глаза. Первое, что он увидел, был аватар, сидящий на краю кровати и ленивым движением перелистнувший страницу книги, которую держал в руках. Странно небрежно, будто напоказ. Джереми слегка прищурился, чтобы разглядеть его лицо, но сделать это было трудно, поскольку в помещении царил мягкий полумрак — за герметичным окном, нелепо прикрытым шторкой, было темно, но за аватаром горел маленький фонарик или лампа (судя по всему, человеческих размеров), оставляя синекожего великана в контрастной тени. Видимо, это комната была рассчитана на людей (за исключением самой койки — прекрасно чувствовалось, что на такой с легкостью уместится аватар) и, ориентируясь по ее неброскому устаревшему виду, она находилась в покинутых RDA пятнадцать лет назад «Адских вратах», оккупированных предателями человечества. — Итак, наша принцесса проснулась, — с до боли знакомой интонацией проговорил аватар, его губы исказились в усмешке, не злорадной, а просто довольной. Книга с глухим звуком опустилась на тумбочку, рядом с включенной лампой. Джереми почувствовал, как легкие ускорили свою работу вместе с гулко и часто забившимся сердцем. Стало трудно дышать. Человеческие пальцы метнулись к лицу, попытались найти заветный клапан на маске, чтобы увеличить процент пропускаемого кислорода, но наткнулись на лицо. Рядом с парнем сидел не аватар, и признать это сразу помешали немного отросшие за это время волосы. Лайл вмиг прекратил улыбаться и опустил свою широкую ладонь на перебинтованную грудь — оказалось, что парень действительно лежал нагишом, благо, что нижняя часть тела пряталась под одеялом, и чужой хвост уже более активно из-за встревоженности рекомбинанта зашлепал по смуглой коже. — Эй, малец, — в голосе капрала, слишком родном и прекрасном, прозвучал легкий страх, — ты чего? Туго? Я, блять, этому Норму устрою… — Нет, — тихий ответ парня прервал поток ругательств в сторону незнакомого ему человека. Джереми хотел сказать что-то еще. О том, что переживал. О том, что чувствовал. О том, чего боялся. Много, о чем хотелось сказать и спросить. Вместо этого он с трудом сел, и весь плечевой пояс адово взвыл, будто в нем разом были растянуты все мышцы, сухожилия и кости (техник был далек от медицины и вполне мог в это поверить), что не помешало потянуться к склонившемуся над ним рекому, медленно прижаться и крепко обнять. «Пускай презирает», — пронеслось в голове парня, когда он совершенно не в мужском жесте зарылся лицом в цветастую рубашку и глубоко вдохнул забытый запах. Вместо мыслей о том, что стало с командой «Морского дракона», объявят ли Джереми мертвым, что будет с Сэмом и Люси, техник глупо задался вопросом, куда делся привычный зеленый и камуфляжный фасон одежды морских пехотинцев? Где бы они не находились, армейская форма тут явно отсутствовала. До его оголенной спины, частично скрытой поддерживающей повязкой, прикоснулась чужая рука, сначала неловко, но потом вполне уверенно приобняла. И в этом действии ярко почувствовались собственнические нотки. Самые разные эмоции сейчас пронеслись через мелко-подрагивающего человека. От затухающего ужаса, который он пережил, от долгих недель одиночества, которое внезапно вызвало душевную боль вместо привычного удовлетворения, до безудержной радости, которую принесло знание о выживших рекомбинантах, и безмерного счастья, подаренное этими объятьями, пускай несильными, будто капрал боялся навредить парню, но очень приятными и успокаивающими. Дрожь постепенно прошла, пока техник старательно делал размеренные вдохи, чтобы легкие перестали жадно втягивать воздух, как в последний раз, а неугомонное сердце вошло в свой привычный ритм. Удивительно, но это оказалось сделать легче и быстрее, чем ожидалось. — Думал, больше никогда вас не увижу, — едва тихо выдохнул Джереми. — Я не знал, на что способно RDA. — Не шибко-то они информацию засекречивают, — со странной ноткой недовольства проворчал Лайл. — Когда полковник сообщил, что прилетит с живым грузом, я не поверил, — вдруг добавил он. — Тебе повезло, что ту группу морских жаб координировал он. Новая информация показалась Джереми слишком нереальной. Он неохотно отлипнул от чужого тела и, стараясь подавить в себе шквал из противоречивых эмоций, обратился в слух, когда Лайл начал небрежно прояснять ситуацию. За два с половиной месяца с сине-полосатыми морпехами произошло слишком много событий, пока технический лаборант все это время переживал «день сурка». В подробности Лайл не вдавался, но весь смысл был в том, что пережив несколько дней в диких лесах на очередной их привал наткнулись на’ви, которые и сдали их Джейку Салли. На самом деле гребаные оматикайя пришли на свет от их костра, но по непонятной причине ни один из охотников не выпустил в изнеможденных солдат свои стрелы. Либо рекомы выглядели слишком жалкими, либо аборигены оценили, как ощетинился в их сторону Куоритч, готовясь броситься в бой с голыми руками. Пока несколько туземцев караулили поджимавшего уши и шипящего на них полковника (который этого так и не понял, если бы ему не намекнул Лайл) с плохо ориентированным на местности капралом (голова к тому моменту продолжала кружиться, являя взору желтых глаз качающийся мир), один из них умотал в леса и вернулся под утро с вооруженными аватарами. А дальше жители преступного городка поставили полуживым рекомам ультиматум — либо смерть, либо они выкладывают все, что знают. Это был жесткий и серьезный разговор, в ходе которого Джейк не раз разбил Куоритчу нос. И то, что он не прикончил полковника на месте, было результатом воистину чудовищной солдатской выдержки — холодная ярость, горевшая в прожигающем взгляде практически светящихся желтых глаз, ясно говорила, что пальцы, сомкнутые на рукоятке костянного клинка, покоящегося в плетеных ножнах на груди, готовы были вытащить оружие и незамедлительно воткнуть его под ребра того, кто был виноват в смерти его сына, пускай и косвенно. Возможно, его остановило еще и то, что в тот момент голодный и изможденный Майлз не был ему соперником. Джереми перевел взгляд с оскалившихся клыков на поджатые уши — что бы сейчас не вспомнил Лайл, это вызывало у него лютую злость. — Сказал бы, что мне жаль людей с потопленных кораблей, но… — он неосознанно прошелся рукой по затылку рядом с косой, — это не так. Ты, кстати, на «испытательном сроке». — Добавил он, опустив руку. — Пока эти люди не поймут, что тебе можно доверять. — Желтые глаза окинули помещение неопределенным взглядом. — Похоже, мы застряли тут на всю жизнь. — Куру болит? — А? — Лайл озадаченно посмотрел на Джереми, вспоминая значение этого слова, и увидел в его глазах искреннее беспокойство. — Нет, — он вздохнул, пожалуй, слишком тяжело, на синем лице отразилось недовольство. — Больше беспокоит то, что… Хрен знает, когда на Лютика вскочить могу. Мне сказали, что нервы заживают долго, — мрачно закончил он. Техник не сразу понял, что Лайл говорит про своего банши, и такая странная (но подходящая под синие тона животного) кличка невольно вызвала улыбку. Словами не передать, как это было странно — улыбаться и чувствовать себя более-менее комфортно (в эмоциональном плане), когда за спиной остался пережитый пиздец. И Джереми вдруг очень отчетливо понял, что ему хорошо рядом с «синежопыми уродами». Настолько хорошо, что впору засомневаться в своем психическом здоровье. Возможно, все дело было в этих странных нейромедиаторах (спасибо за информацию Люси, любящей рассказывать о непонятной химии в организме), насыщающих мозг, чтобы его владелец не самоубился от происходящего, но парню было откровенно плевать. — Дашь глянуть? Лайл смотрел на человека недолго, его нос успел сделать медленный и глубокий вдох, прежде чем специальная маска, забытая на его груди, была поднесена к лицу, чтобы насытить инопланетные легкие привычной им смесью газов. Капрал обыденно потянулся за свою спину, чтобы вытянуть косичку через плечо. Синие пальцы мягко сжались кольцом вокруг основания кисточки и придали ей вертикальное положение. Черные волосы спали, открывая нервные окончания, и человеческое сердце взволнованно екнуло, когда Джереми понял, что они, неторопливо поднимаясь, будто от долгого сна, заколыхались. В его, будь он проклят, сторону. Разве процесс связи нейрокос не обусловлен сложными биохимическими реакциями друг с другом? RDA взялись бы за это капитально. — Это… нормально? — он медленно протянул руку, стараясь не обращать внимание на боль, и пушистые бледно-розовые волокна безошибочно устремились к его пальцам, остановившимся совсем рядом. — Они соскучились, — Лайл знакомой широкой усмешкой оскалился. Его ноздри, начиная вдыхать более часто и жадно, затрепетали. Джереми предпочел не думать о том, что уловил синий кошачий нос. Вместо этого он, не получив отказ ни словом рекомбинанта, ни его действием, осторожно прикоснулся пальцами к танцующим отросткам. И слегка вздрогнул, когда они мягко прижались к его коже, опутали, странно щекоча своими пушистыми и влажными ворсинками. В груди стремительно потеплело, парень почувствовал знакомое сладкое волнение вместе с несильно участившимся сердцебиением. Внизу живота начал неторопливо скручиваться приятный узел. Неуместная реакция, подумал бы техник раньше, но не сейчас, когда в висках застучало, а жаждущее тело после стольких недель невольного воздержания только радостно насыщало кровь гормонами. — Ты тоже соскучился, — вкрадчиво промурлыкал Лайл, и от этого сладкого грудного голоса мурашки пробежали по спине. Да и по всему телу в целом, поскольку капральские пальцы с насмешливым интересом пригладили смуглую кожу на протянутой руке, сплошь покрытую пупырышками. Повинуясь внезапному порыву, похожему на то, с которым Джереми опустился на колени перед Куоритчем в тот самый первый раз, парень поднес руку ко рту и, наблюдая за тем, как в изумлении вытягивается лицо полосатого трехметрового морпеха, максимально осторожно прикоснулся языком к облепившим его пальцы шевелящимся нитям. Лайл чуть не подпрыгнул и поймал на себе взгляд, полный тревоги. Полосатый хвост, забавно встопорщившийся за спиной, опустился обратно на кровать и нетерпеливо заерзал: — Повтори. Настала очередь Джереми удивляться, но он сразу же ощутил жгучее удовольствие от того, что его неожиданное решение пришлось рекому по вкусу. Поэтому его язык вновь прошелся по судорожно сжавшимся нервным отросткам, медленно и максимально нежно слизывая выделяемую ими влажность. Во рту появился странный привкус, ни на что непохожий. Он не был терпким или острым, а каким-то мягким, возможно сладковатым, но самую малость. Взгляд коричневых глаз невольно задержался на одном слишком коротком щупальце, срезанным ближе к основанию, но и оно стремилось ощупать человеческую кожу, оставляя на ней тонкий слой прозрачной слизи. «На’ви так делают?» — успел мысленно поинтересоваться Джереми, слушая стонущее и протяжное капральское «бля», когда двери в комнату отворились, пропуская внутрь другого трехметрового гибрида. За его спиной на миг показалась камера перехода и стабилизации атмосферы с поверхности планеты в жилое человеческое помещение. Куоритч, бросая пронзительные взгляды на вмиг замерших существ, поднес руку к коммуникатору на своей шее и прижал палец к кнопке связи: — На месте. Смену принял, Уэйнфлит остается до утра, — отрапортовал он, и из динамика тут же раздался чей-то растерянный голос, пытающийся казаться уверенным и властным: — Почему остается? Что случилось? Это не… — Не петушись, Спелман. Всего лишь сбор информации. Отбой. — Непоколебимым тоном отрезал полковник, отключив связь и наплевав, что на том конце начали что-то возмущенно говорить, а затем небрежно содрал черный ошейник со своей шеи. — Блудствуем, значит, — не вопрос, а утверждение в сторону сидящих кровати. — Да будет Вам, командир, — Лайл виновато поджал уши, когда Куоритч прошел вглубь комнаты. Щелкнул выключатель, и комната озарилась неярким желтым светом потолочной лампы. Бросив ошейник на небольшую тумбу рядом с дверью и проигнорировав специальную маску с баллончиком, в котором концентрировались специальные примеси газов, полковник повернулся к койке. Его хвост медленно покачивался из стороны в сторону, пока желтые глаза поочередно прожигали своим властным взглядом техника и гибридного солдата, чьи извивающиеся бледно-розовые нити продолжали мягко опутывать человеческие пальцы. — Раз все разговоры откладываются до утра… В сторону, капрал, — скомандовал Майлз, надвигаясь, словно грозовая туча, и Джереми понял все сразу, как только увидел активно принюхивающийся синий полковнический нос. Надо было узнать у Люси про феромоны, и как сильно они влияют на разум гибридов. Задержавшись у кровати на время снятия цветастой аватарской рубашки и штанов (судя по уже привычному небрежному сбросу одежды на пол, Куоритч презирал эту яркость или вообще все, что было в этом их новом «доме»), полковник рухнул пятой точкой (хвост, спасая себя от прижатия к не самой мягкой поверхности, предварительно задрался) на освобожденное Лайлом место. Тот, пристроившись сзади Джереми, начал тихо, но довольно урчать. — Полковник? — он притворно удивился, его уши принялись беспорядочно «отжиматься», будто их обладатель пребывал в восторге и предвкушении, — после стольких отказов? — Сейчас можно и расслабиться, — хмыкнул Куоритч, немного надменно, но от парня не укрылось, как уголки его губ изогнулись в кривой улыбке. — Возражения? — обратился он к Джереми, который уже чувствовал, как сзади шевелится Лайл, активно избавляя себя от одежды (маска с балончиком оказались наплевательски зарыты в ней и общей кучей сброшенны на пол). — Мне очень не помешало бы расслабиться, — выпалил техник и испытал жгучий стыд за свою поспешность. Его тело начало слишком бурно реагировать на намечающийся секс, словно Джереми невероятно сильно жаждал вновь ощутить себя частью их маленького социума, и простых разговоров по душам сейчас было ничтожно мало, но думать об этом категорически не хотелось, даже о том, что это был первый раз, когда они с Майлзом перекинулись фразами за долгие месяцы. — В тихом омуте… — удовлетворенно произнес полковник, наблюдая, как краснеют чужие щеки. Он опустил руку на человеческое плечо поверх бинтов, и на его переносице образовалась складка. Он успел забыть, какие люди хрупкие в этой инопланетной чужеродной среде, и его спонтанное решение привело к многочисленным повреждением мягких тканей у техника. Как выразился Норм, для начала нагло обматеривший рекомбинанта, эти травмы не такие серьезные, какими могли бы быть, но заживать будут долго, особенно сухожилия. Куоритч присутствовал на наложении повязки и успел неприятно удивиться тому, как много подкожных гематом и кровоподтеков скрывалось под рабочей одеждой человека. И большинство из них повторяли силуэт мощных лап банши. Майлз скользнул широкой ладонью по бинтам ниже, провел пальцами по частично скрытой груди, хорошо ощущая, как содрогается грудная клетка от мощного учащенного сердцебиения, и взял в кольцо тонкое по сравнению с его запястье, чьи пальцы продолжали опутывать нервные окончания капральской косички, тянущейся назад, за спину Джереми к Лайлу. Тот, нетерпеливо избивающий хвостом кровать и прилегающую к ней часть стены, увидел, как Куоритч наклонился, одновременно с этим поднимая человеческую руку к своему лицу. И в голове вновь вспыхнуло, ярко, немного остро, но до одури приятно, что, казалось, его уже почти готовый к действию член, мог излиться и без лишней ласки. — Босс… — тихо простонал он. — У Вас не язык, а наждак… Вместо ответа Майлз ласково, растеряв вдруг всю свою полковническую суровость и властность, притянул Лайла к себе. Тот с готовностью впился в его губы, целуя так ненасытно, будто не делал этого несколько лет. Впрочем, именно так и ощущалось прошедшее время с момента их побега. Джереми хотел было аккуратно отползти к стенке, чтобы не мешать рекомам миловаться, но жесткая рука вмиг сжала его плечо и вернула обратно. Куоритч отлип от недовольно заворчавшего капрала и неожиданно навис над человеком, являя его взору все свое мощное голое великолепие. — Поднимайся, — тихий мурчащий шепот парень не сразу расслышал, жадно пожирая глазами сине-полосатую грудь, но тут же поспешно принялся выполнять чужие слова, предварительно осторожно освободив свою кисть от жаждущих связи влажных, пушистых нитей. Пришлось слегка отползти назад (плечевой пояс вновь напомнил о себе неприятной болью), чтобы дать себе пространство для маневра, поскольку полковник продолжал склоняться над ним, не давая сделать то, что сам же приказал. Желтые глаза с удовлетворением прищурились, когда скинутое одеяло открыло человеческое возбуждение. И стоило Джереми присесть, как его властно развернули к Куоритчу спиной, обняли поперек живота и сунулись пятерней к его паху. Он почувствовал поясницей чужой горячий член, потершийся о его кожу в весьма понятном намеке, и поджал губы, когда его собственную плоть обняли полковнические пальцы. Джереми успел забыть, как умело умеет реком приносить удовольствие. Его дыхание сделалось тяжелым и шумным, пока его член стремительно каменел и испытывал восхитительную обжигающую сладость. Хотелось толкнуться в широкую умелую ладонь, но Майлз не зря обнимал техника поперек живота, крепко удерживая прижатым к своему горячему телу. — Не в этот раз, — проурчал Куоритч приятным грудным голосом, когда почувствовал, что парень уже готов испачкать его руку. — Только вместе со мной, — он в последний раз скользнул по подрагивающему влажному члену (спасибо предэякуляту, которого выделилось неприлично много для человеческого организма) и уложил обе ладони на бедра всхлипнувшего техника — волна, готовившаяся захлестнуть его с головой своим жгучим обжигающим удовольствием, так и не накрыла, медленно затихая. Не самые приятные ощущения, от которых хотелось жалобно ныть и скулить. Полковник, дыша так же тяжело и часто, погладил смуглые бедра, сунулся большими пальцами между полушарий и развел их, не замечая, как начинает «стричь» ушами почти так же агрессивно, как Лайл напротив. Его гибкий хвост уже давно размахивал за спиной, периодически показываясь аж из-за широких полосатых плеч вместо того, чтобы и дальше продолжать делать из скинутого одеяла мятый комок. «Вот так сразу?» — Джереми на миг ужаснулся, его сердце участилось еще больше, хотя, казалось, больше некуда. Он ощутил, как горячий и сочащийся смазкой член приставили ко входу, и боязливо оглянулся, но ожидаемо ничего не смог увидеть, поскольку его шея не обладала способностью поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Но Куоритч только медленно потерся мокрой головкой между бедрами, старательно размазывая предэякулят между полушарий и издав первый урчащий стон. Его пальцы сжались на чужих бедрах, и Джереми почувствовал, как образуются синяки. Либо он оказался мазохистом, либо его тело сочло это за грубую ласку, но боль была парадоксально приятной. Томясь в волнительном, но до одури возбуждающем, ожидании, парень, не имея возможности согнуться и упереться руками в кровать (первая попытка была остановлена скользнувшей под живот рекомовской рукой и угрожающим ворчанием, будто полковник хотел предупредить это действие словом, но из-за почти постоянно урчания не смог произнести свое властное «Отставить!»), не увидел, как Майлз поднял глаза на Лайла и взглядом указал на мелко подрагивающую человеческую тушку. — Лучше будь готов, — проворковал капрал, с удовольствием пододвигаясь ближе и до боли знакомо уложив руки Джереми себе на грудь, предоставляя опору. Тот сразу ощутил мощное и частое сердцебиение, успел поблагодарить судьбу, что, наконец, видит морпехов нагишом, и подумать о том, какая приятная на ощупь их кожа, горячая и по ощущениям более плотная, чем человеческая. И охнул, уткнувшись лбом в грудь Лайла, примерно под диафрагму, когда Куоритч, требовательно раздвинув его ноги пошире, начал медленно входить без подготовки. Джереми просто порадовался, что хозяйство рекомов ближе к человеческим размерам (хотя у аборигенов оно даже меньше, что воспринималось весьма странными природными пропорциями), но попытался расслабиться и (удивительно) весьма удачно. Возможно, это и помогло проникновению пройти легче или же обильная смазка, сделавшая это действие скользким, позволила полковнику спустя короткое время полностью заполнить до одури приятное и шелковистое нутро техника. — В норме? — с трудом промурлыкали ему в ухо, будто сдерживая стон, и Джереми сдавленно всхлипнул, но так и не смог ответить — его распирало слишком сильно. Уже не так болезнено, как было вначале, но неприятно. Он чувствовал, как часто пульсирует твердый и горячий член, упирающийся своими размерами в пучок нервов. Но этого было чертовски мало, чтобы сделать парню приятно. Ему показалось, что он ощущает все ряды взбухших выпуклостей, неумолимо давящих изнутри. — Дайте… мне время, — наконец, тихо простонал он, и на его спину опустились теплые губы. Мягкие и нежные, они ласково поцеловали взмокшую кожу на шее, отследили уже почти незаметные шрамы с их прошлых встреч и принялись неторопливо и успокаивающе обхаживать напряженную спину, которая местами даже через бинты чувствовала жар их поцелуев. — А несдержанным маньяком считают меня, — несмотря на явную предъяву, Лайл прозвучал слишком довольно. Наблюдая за тем, как под полковническими нежностями Джереми постепенно расслабляется и привыкает к не самому ласковому вторжению в его тело, он глубоко вдохнул, наслаждаясь запахами. Возбуждение и вожделение насыщали воздух, сгущали его и делали тяжелым, что голова начинала кружиться, отгоняя разум на задний план и пропуская вперед животные инстинкты и желания. Лайл видел, как неосознанно принюхивается Куоритч, начиная отстукивать взбеленившимся хвостом какой-то неровный ритм о стену. Ждать своей очереди не хотелось. Джереми не сразу обратил внимание, что вокруг одной его руки сомкнулись чужие пальцы и, предварительно легонько потянув, чтобы он сделал упор на вторую свою руку, требовательно опустили ее вниз. Техник с готовностью обнял ладонью окончательно каменеющий под его прикосновениями рекомовский член, прошелся от лоснящегося основания до головки и пригладил большим пальцем ее скользкую гладкую поверхность, размазывая вновь выступившую прозрачную каплю. Лайл довольно замычал и неторопливо, будто растягивал удовольствие, толкнулся, проезжаясь частоколом шипастых пологих выпуклостей по человеческой коже. А потом Куоритч двинулся назад, медленно и скользко, чтобы снова толкнуться, но уже резче, и Джереми не сдержал стон, когда крупная головка со всей силой проехалась по чувствительному бугорку внутри. Ноги задрожали, практически перестав держать, когда по позвоночнику прошелся разряд удовольствия, отражаясь сладкими волнами в паху. — Боже… — оба морпеха повели ушами на его дрожащий голос, и Майлз, скользнув рукой, подпирающей смуглый живот, вниз на дрожащие бедра, позволил-таки парню согнуться и опереться обеими руками в кровать. Лайл, оставшийся без ласки, почти грустно вздохнул, но смиренно принял тот факт, что получить свою дозу удовольствия сможет только после полковника. Но, как оказалось, Джереми не был согласен с этим. Он, привычно поджав губы, чтобы не позволить себе снова так развратно подать голос (смешно, учитывая то, чем он сейчас занимается), поднял голову и посмотрел в желтые капральские глаза, сзади вновь двинулись, натурально массируя простату изнутри всеми шипастыми выпуклостями инопланетного члена. Уэйнфлит будто все понял (или просто принял желаемое за действительное), но, практически дрожа от предвкушения, придвинулся ближе и уселся на колени, пока его плоть призывно стояла в ожидании. Синие губы разомкнулись, выпуская тихий стон, когда техник, облокотившись о рекомовские колени, прижался своим языком к взбухшей головке. И, слушая, как реагирует Лайл на его действия, Джереми вновь не смог понять, почему он испытывает так много приятных эмоций от того, что заставляет кого-то чувствовать себя хорошо. Собственное лицо казалось слишком горячим, а кровь словно заменилась жидкой лавой, заставляя тело пылать и потеть, источая в окружение невообразимо много тепла. Он аккуратно обхватил губами подрагивающий конец, сделал осторожное посасывающее движение и почувствовал, как реком согнулся, упираясь дрожащими руками в кровать рядом со своими коленями. Сверху жарко выдохнули, капральская косичка, все еще лежащая рядом с парнем, толкнулась возбужденно дернувшимся хвостом. — Ебать, Джер… Лайл с удовольствием положил ладонь на черноволосую голову, но не предпринял никаких попыток давить или еще как-то заставлять парня действовать активнее. Его прикосновение, напротив, странным образом было мягким (куда девалась жесткость солдатской хватки?) и одобряющим. Этого хватил, чтобы Джереми попытался принести морпеху больше удовольствия, но вместо него это сделал Куоритч, когда совершил достаточно мощный толчок, чтобы техник сам, по инерции подавшись вперед, заглотил чувствительную головку Лайловского члена целиком. Джереми, чуть не достигший пика, сдавленно застонал, не слыша, как сзади с удовольствием мычит полковник, а потом понял, что его зубы опасно окольцовывают синюю плоть. Он тут же виновато поднял взгляд, начиная осторожно освобождать чужой член от плена своего рта, при этом его язык уперся в головку, будто в попытках подтолкнуть. Лайл поджал уши и довольно зашипел, он сжал пальцы на черных волосах, не с целью причинить боль, но во вполне доминантном действии призывая продолжить, а не отстраняться. Технику не надо было намекать дважды. Когда Куоритч, ощутивший, что человек под ним уже совсем не зажимается и чувствует себя вполне комфортно, начал двигаться, умопомрачительно приятно и сладко проезжаясь крупной головкой по зоне удовольствия внутри, Джереми с жгучим желанием довести Лайла до пика блаженства, принялся обхаживать его скользкую от постоянно выделяющейся смазки и слюней головку языком, поскольку с каждым все более нетерпеливым и чувственным толчком сзади обласкать чужую плоть губами было невозможно — она постоянно оказывалась во рту. Сверху уже непрерывно урчали, мычали и шипели с обоих сторон, что в затуманенную голову удовольствием невольно закралось понимание, почему Люси называла выращенные рекомбинантные организмы котятами. Упираясь одной рукой в капральское колено, а другой мягко массируя шипастый ствол его пульсирующей плоти (когда он успел это сделать, он не помнил), Джереми старался не излиться на кровать раньше времени — слова Куоритча он помнил, и они прозвучали в его голове приказом, которым, на самом деле не являлись. Он чувствовал, как Лайл одобрительно зарывается в его волосы, периодически, когда ласка его члена из-за активности полковника становилась резче, болезненно дергая. Но техник знал, что капрал (так же, как и Куоритч) умудряется сдерживать себя, чтобы не сделать ему слишком больно — он видел их и помнил, с какой суровой страстью они могут заниматься любовью, и отделяло их от животных в тот момент то, что они всегда стремились приласкать друг друга и подарить комфорт, во время секса или после. Хвост, активно выражающий солдатские эмоции и чувства, вновь махнул по лежачей рядом капральской косе. Взгляд Джереми, привлечённый движением, устремился в сторону, и парень увидел, как шевелятся волосы в кисточке, движимые колеблющимися бледно-розовыми нитями внутри. Гибридный организм желал связь с другим, сильно и отчаянно, если, будучи даже не поднесенными к другой нейрокосе, ее нервные отростки продолжали жить своей жизнью в безудержных поисках. Джереми, сам не зная, зачем он это делает, и продолжая упираться одной рукой в полосатое колено, протянул вторую, чтобы опустить ее на черную косу. Сделать это оказалось не так легко, поскольку быть хоть на чем-то сосредоточенным, пока тебя доводят до высшей точки наслаждения, было почти невозможно. Но человеческие пальцы сумели мягко сжаться вокруг основания кисточки и притянуть поближе к себе. А потом парень, отпустив горячий Лайловский член, выпрямился, почти прижался спиной к обжигающей и мокрой коже Куоритча, самостоятельно и до упора насаживаясь на его плоть. Полковник тихо зарычал от такой самодеятельности, но почти сразу же выдавил из себя что-то мурчащее, когда смуглая рука потянулась вверх, приобняла кистью его шею (дальше дотянуться Джереми не смог) и осторожно выудила его косичку из-за спины. Ее кисточка мягко опала, открывая вид на активно шевелящиеся пушистые отростки, между которыми влажно блестели прозрачные нити — Майлз жаждал связи не менее страстно, чем Лайл. Время будто на мгновение замерло, когда два рекома, тяжело дыша, встретились взглядами. А потом Куоритч, прочитав в чужих желтых глазах молчаливую просьбу, произнес своим урчащим голосом, обращаясь к технику, в чьих руках были их косы: — Делай, что хотел. Джереми ощутил, как его волосы зашевелились на голове, а его грудь едва выдержала вмиг усилившееся сердцебиение, когда понял, насколько ему доверяли. Он сделал глубокий вдох, стараясь выровнять дыхание, а потом осторожно, будто от этого зависело качество связи, свел косы, жадно тянущие друг к другу свои нервы. Раздалось стонущее мычание, когда нити слишком активно обняли друг друга, переплелись так тесно и сильно, что, казалось, такой спутанный комок никогда больше не распустится. А потом парня вновь поставили на четвереньки, потеряв всякое самообладание, крепко сжали жесткими пальцами его бедра и начали двигаться быстро и мощно. Если бы Джереми не был достаточно расслаблен, то испытал бы боль, но не сейчас, когда внутри регулярно и точно задолбили по простате, а внизу напрягшегося живота стремительно скрутился до одури приятный узел. Обхватив ладонью лоснящийся член Лайла, парень почувствовал, что близок к завершению, и, упершись одной рукой в его грудь, вздымающуюся так часто и тяжело, будто это капрал активно доводил человека до сладкого исступления, принялся ласкать, страстно и чувственно. Джереми уже готов был к тому, что острые зубы могут оставить новые шрамы на его плечах, но не к тому, что Куоритч сунется к его паху, чтобы заключить его плоть в свою широкую ладонь. Этого хватило, чтобы парень, с силой закусив губу, излился в эту ладонь. Яркая вспышка в голове чуть не заставила сознание уплыть в темноту, пока по раскаленным нервам струилась обжигающая сладость. Джереми издал стон и уткнулся головой в Лайловский живот. Он почти не почувствовал, как сзади в рваном ритме толкнулись несколько раз, вжались, и трехметровый морпех замер, дрожа и рыча. — Пиздец… — тихо промурлыкал отходивший от оргазма капрал. — Живой? — Да, — едва слышно отозвался техник, стараясь устоять на дрожащих, будто в лихорадке, ногах, пока его знакомо не обняли под живот и не заставили выпрямиться, чтобы прижать к довольно урчащему полковнику. — Сбор информации… прошел удачно? — насмешливо обратился Лайл к Куоритчу, продолжая тяжело дышать. Он нагнулся к вороху одежды на полу, начиная выискивать маску среди скомканной ткани. — Так точно, — прохрипел полковник под звук вдыхаемой примеси газов, и, получив в свою руку протянутую маску, поспешил насытить свои легкие необходимыми им веществами. Их косы продолжали быть связанными, даря самое приятное на свете чувство комфорта и умиротворения. Если и была боль, то настолько незначительная, что ее нельзя было прочувствовать под всепоглощающей гармонией. Джереми откровенно не хотелось шевелиться или думать о чем-то. Он с удовольствием нежился в согревающих объятьях рекома, начисто позабыв про ноющие мышцы и сухожилия в плечах и пытаясь выкинуть из головы все мысли относительно того, что их всех ждет на вражеской территории. Но, как сказал сегодня Лайл, если теперь это место они будут называть своим домом, надо будет постараться, чтобы это были не просто слова. Если его будут использовать для получения новой информации или заставят помогать с технической начинкой этого места, он подчинится. Если захотят воспользоваться его знаниями для налета на Город-плацдарм, он поможет, но будет просить за своих друзей, оставшихся там. Пока рядом «дети Люси», он будет чувствовать себя хорошо и пойдет на многое, чтобы они снова не попали в ту часть научного комплекса, в которой планировали разобрать их заживо. Наверное, это называется предательством по отношению к RDA, но Джереми предпочтет думать, что просто он доброволец для людей, которые живут на Пандоре уже больше пятнадцати лет и считаются предателями-террористами в глазах жителей Города-плацдарма.