Tidal-Bore

      — Ты серьёзно?       — Да, я… — прозвучал раздражённый вздох. — Послушай, Уён, мне нужно, чтобы вещи были у меня к завтрашнему дню. Мой друг приедет, и я…       Уён сердито надел ботинки. Он рявкнул на телефон, болтая его из стороны в сторону, когда нитка от пуловера обернулась вокруг.       Не его собственного пуловера, как он заметил, когда оторвал нитку.       Его пуловера.       — Просто, блять, скажи мне, если между вами уже что-то есть. По крайней мере это дало бы твоей жалкой заднице хоть какое-то оправдание, — прошипел Уён. Он говорил громче, чем могла бы позволить его сварливая пожилая домовладелица, но ему было все равно, будет ли она кричать на него. Если бы он сейчас не кричал, то разразился бы истерическим плачем.       Уён бросил свой телефон на кровать, и тот отскочил от силы. Он упал экраном на пол, и на другом конце линии послышался вздох. Стянув пуловер через голову, Уён громкими шагами прошёл к своему гардеробу. Он бросил пуловер в самую глубокую и затхлую часть своего шкафа, надеясь, что пауки сделают из него новый дом.       — Он не такой друг. Говорю же, всё было не так.       — Я поймал тебя на измене с ним, ты, кусок дерьма, — прокричал Уён в сторону стены. Мгновение спустя он взял себя в руки и выдохнул.       Они обсуждали это столько раз, что уже сбились со счета. Подушка Уёна была насквозь мокрой от слёз, но теперь ничего уже нельзя было изменить. Сынён, который был его парнем пять лет, а затем ещё один год женихом, расстался с Уёном в прошлое воскресенье самым мерзким образом. Они кричали друг на друга и швырялись вещами, пока «не такой друг» Сынёна в спешке пытался надеть один из свитеров, который Уён носил бесчисленное количество раз.       Один из его любимых свитеров, между прочим.       Всю последующую неделю Уён плакался всем их общим друзьям и кричал на Сынёна по каждому поводу. Эти истерики раздражали его бывшего ещё больше, и он глубоко ранил разбитое сердце Уёна, сказав, что был рад порвать с ним, теперь зная, каким раздражающим тот может быть.       Уён выучил ругательства на восьми языках только ради того, чтобы найти слово, которое лучше всего бы описало Сынёна.       — Неважно. Я передам их через кого-нибудь. Если я увижу твоё лицо еще раз, то перестрою твою костную структуру, — прохрипел Уён, пытаясь прийти в себя. Сынён того не стоил. Потому что бросил Уёна, и потому, что сделал это настолько жестоко. Он знал, что Уён вернётся с работы в этот час, и даже не выглядел виноватым, когда Уён ворвался к ним. Наоборот, его улыбка выдавала облегчение и даже самодовольство.       Уён сжал ладонь в кулак, чтобы сдержать свой гнев. Его ногти болезненно впились в кожу, оставляя после себя следы-полумесяцы. Сынён был самым настоящим мудаком. Уён ненавидел пролитые из-за него слёзы и ненавидел то, что Сынёну было всё равно на его боль.       Когда-то ему было не всё равно. Давным-давно, когда он ухаживал за Уёном, принося ему цветы и шоколадные конфеты, словно самому драгоценному парню. Но последние месяцы были наполнены вздохами, недовольствами и упоминаниями о том, как ему не нравилось всё, что предлагал Уён. Как будто Уён был тем, кто разрушил эти отношения. Как будто он не делал всё, чтобы сохранить их.       Как будто не только Уёну сейчас было больно.       У него были дела поважнее. Напиться до беспамятства, например. Заняться сексом на одну ночь с незнакомцем, чтобы почувствовать хоть что-то ещё, кроме боли, что-то получше.       — Ладно. Скажешь, как только всё будет готово, — пренебрежительно проворчал Сынён, словно они не знали друг друга последние семь лет. Словно они не были парой мечты, которой завидовали все их друзья.       Слёзы снова подступили к глазам Уёна, и он упрямо подавил их. Он прохрипел бессердечное «пока», и никаких признаний в любви, никаких пожеланий спокойной ночи, а затем резко сбросил вызов, прежде чем слёзы затуманили бы его взгляд.       Ему потребовалось немного времени, чтобы проглотить комок в горле. Он резко вздохнул, призывая себя успокоиться и вытер глаза, как только собрался с мыслями.       Именно невежество Сынёна, в отличие от чьего-либо другого, ранило его больше всего.       Уён шмыгнул носом, пролистывая список контактов.       Следующим был Ёсан. Он должен был позвонить ему.       Уён присел на корточки возле своего чемодана и беспорядочно запихал туда одежду. Он никогда бы и не подумал, сколько одежды делил с Сынёном, пока не пришло время избегать её ношения. Дрожащие пальцы забарабанили по телефону, пока Уён нервно прикусывал губы.       Ожидавший его звонка Ёсан ответил после второго гудка.       — Привет, солнце. Как идут дела?       Ёсан был единственным, кто знал обо всём. Он был верной опорой для Уёна, когда тот вернулся домой ночью, задыхаясь от слёз. Прежде всего, они были коллегами, но Ёсан также был тем лучшим другом, о котором Уён мог только мечтать.       А также, как оказалось, его единственным другом.       — Мир — отстой. Ненавижу, — Уён забросил в чемодан очередную рубашку и, прошипев, вытащил её обратно, потому что и она принадлежала Сынёну.       Ёсан сухо посмеялся своим низким и мелодичным голосом. Его тембр успокаивал Уёна.       Голос Сынёна всегда был довольно высоким и гейским, так что было приятно слышать его противоположность.       — Так-так, это именно то, что мы не хотим слышать от кого-то вроде тебя. Куда делась твоя научная рациональность?       — Пошла к чёрту вместе с Сынёном, — пробурчал Уён, хотя слова Ёсана помогли ему успокоиться.       Уён был культурным антропологом. Учёным, изучающим культурное и социальное поведение людей. Уж у него-то должны быть идеи получше, чем закатывать истерику из-за разрыва. И все же его учёная степень не облегчила боль.       После нескольких выходных на работе и нытья о любви, в одночасье превратившейся в ненависть, его дядя, который работал на руководящей должности в их институте, был по горло сыт жалобами. Хотя Уён официально не был частью проекта «Атлантида», его дядя злоупотребил своим положением и вписал туда Уёна. Теперь тот был завален работой и приготовлениями к своей новой цели, и у него едва хватало времени оплакивать свои отношения.       — Если тебе нужно вернуть её обратно… — Ёсан позволил фразе повиснуть в воздухе. После раздраженного смешка Уёна, он продолжил разговор с большей серьезностью. — Надеюсь, у тебя было достаточно времени, чтобы собрать свои вещи. Мы так долго работали над установлением дипломатических отношений, что я думал, мы никогда не отправимся, но тебя бросили прямо в центр событий, — Ёсан суетился на заднем плане, готовясь к их утренней поездке.       — Не то, чтобы мне это неинтересно. Это огромный научный прорыв. Тем не менее, я был бы признателен, если бы кое-кто не испортил мне настроение.       Проект «Атлантида» был главным источником интереса их института в течение последних двадцати лет. После того как некогда мифический город был найден погребённым глубоко в западной части Тихого океана, все журналисты и учёные разом сорвались с целью первыми исследовать это место. Крупицы контактов между жителями Атлантиды и теми, кто был на поверхности, годами возникали тут и там в новостных заголовках. Такие люди, как Ёсан, изучали язык и историю этого древнего места, ведомые своим искренним интересом.       И теперь, после стольких лет нерешительных подходов и осторожных приветствий, их институт пригласили исследовать затонувший город. Уён имел некоторые представления об Атлантиде после написания диссертации, но совсем не ожидал того, что дядя отправит его туда, чтобы он мог использовать всю ту энергию, которая, в противном случае, была бы потрачена на Сынёна, для исследования этого чуда и его жителей.       Автобус на побережье отправлялся в семь утра следующего дня. Каким бы неподготовленным он ни был, Уён был рад уехать. Чужая страна, где его никто не знал, звучала как утопия.       Он и мечтать не мог о том, что окажется на дне океана, окружённый толщами воды, среди людей, технологически гораздо более продвинутых, чем на поверхности, и всё же застрявших в прошлом.       Начать всё с чистого листа — как раз то, что ему нужно. Его дядя был прав.       — Считай это отдыхом вдали от всего дерьма. Возможно, тебе придётся поработать, но ты же знаешь, что нет ничего веселее, чем изучать обычаи и пробовать местную кухню.       — Не говоря на их языке, — фыркнул Уён, рассматривая свою плюшевую игрушку. Он сомневался, что в Атлантиде были плюшевые игрушки, поэтому упаковал её, даже если она несла в себе бесчисленные болезненные воспоминания о Сынёне.       — Я говорю на их языке и помогу тебе. Мне также сказали, что человек, который ранее поддерживал связь с институтом, тоже будет там. Всё под контролем.       Ёсан, как и остальные члены команды, готовился к этому годами. Уён был единственным, кто попал туда по связям, и это выставляло его в не лучшем свете. Если его бросят бродить по глубинам в одиночестве, чтобы он не мешал остальным членам команды выполнять свою работу, которую они так долго ждали, значит так тому и быть. Любая рыба с пустым взглядом казалась более приятной компанией, чем Сынён. Ох, кораллы и их невероятно успокаивающее молчание.       Уён вздохнул и застегнул чемодан. Он принёс из ванной запасную зубную щетку и бросил её к ручной клади.       — Я бы предпочёл, чтобы людей вообще не было. Они определённо потеряли свою привлекательность для изучения и восхищения их сложным поведением.       — Культура Атлантиды сильно отличается от нашей. Кто знает, может неверных мужчин там сжигают на кострах, — предположил Ёсан слишком легко для такой жестокой шутки. Уён представил это, и его настроение мгновенно улучшилось.       — Звучит заманчиво. Я почти закончил собираться. Где мы завтра встречаемся?       — В институте мы сядем на автобус. Не бери с собой плавки, мы уже об этом позаботились. Там не ловит интернет, но можешь принести свой ноутбук для отчета.       — Мне уже не терпится написать его. Знаешь, а вернуться к Сынёну — не такая уж и плохая идея.       Ёсан рассмеялся.       — Не смей. Мы погрузимся и приятно проведём время вдали от него.       Уёну не нужно было напоминать Ёсану, что это был далеко не отпуск. Они были более чем осведомлены о напряжении между людьми, скрытыми от чужих глаз на протяжении тысячелетий, и бесцеремонными современными учёными. Удивительно, если бы Уёна не завалили дополнительными проблемами, чтобы он забыл о своей дилемме с Сынёном.       Но сказать по этому поводу больше нечего. Сынён выбрал свой путь, и теперь они были незнакомцами. Ни свадьбы, ни колец, ни отношений. Уён был свободен, как птица.       Он взглянул на часы.       — Мы встречаемся в семь, верно? Я мог бы провести остаток ночи, напиваясь. Посплю, пока мы будем погружаться.       — Находиться на подводной лодке с похмельем, возможно, самая глупая идея, которую я когда-либо слышал из твоих уст, но я не удивлён. Сынён — тот ещё мудак.       — Я скучаю по этому мудаку, — заныл Уён. Он надул губы, услышав сдавленный возглас Ёсана. Уён с грустью застегнул молнию на сумке.       — Постарайся выспаться. Ты сможешь напиться в Атлантиде. Наверное. У них должно быть что-то вроде алкоголя. Никогда не думал, что скажу это.       Не желая ждать Атлантиду и хорошего первого впечатления от неё, что дало бы ему повод напиться, Уён оглядел ванную.       Озорная улыбка появилась на его губах, когда он заметил пустую упаковку от последней краски для волос Сынёна в мусорном ведре. Лисий цвет волос всегда шёл ему больше всего и нравился Уёну. Но не когда Сынён лежал на груди у другого парня.       — В семь в институте? — пожелал убедиться Уён. Ёсан угукнул.       — Не вляпайся во что-нибудь к этому времени.       — Не вляпаюсь. Увидимся там, — ухмыльнулся Уён, прежде чем повесить трубку.       У него была идея получше, чем просто напиться.