8 лет назад
Все вокруг белое, эта белизна режет глаза и заставляет их слезиться. Снег хлопьями опускается на тротуары, дороги и мосты, создавая сугробы. В преддверии нового года на улицу выходит множество людей. Все они в этих зимних куртках забавные, кутаются в шарфы, как пухленькие снеговички. На морозе щеки и нос розовеют, люди глубже укутываются в свои шарфы, сильнее натягивают шапки. Родители ведут своих детей за ручку, а те так и норовят вырваться и окунуться в снег головой. Они смеются, дерутся снежками, совсем скоро их ожидает волшебное время — наряженная елка, мишура по всему дому, леденцы и конфеты, подарки под елкой. Все люди проходят мимо, совершенно не замечая маленького мальчика в одной легкой ветровке и кедах. Он сидит на корточках, спиной прижавшись к ледяной стене невзрачного дома. Промозглый ветер воет меж узких улочек, сдувая снежинки с крыш домов. Они царапают лицо и морозят щеки. Мальчик ежится от холода и обнимает себя руками. Он весь дрожит, сам не понимая из-за чего больше: из-за холода или от одной мысли, что ему придётся вернуться в этот дом. Он помнит те морозные дни, когда на улице бушевала вьюга, отец выгонял его из дома, напяливая на него лёгкую шапку с веревочками, на концах которых болтались маленькие помпончики. Шапочка была зелёная, в разноцветную полосочку, а помпончики были грязно жёлтые. Шапку давно не стирали, он неё пахло перегаром, сигаретным пеплом и потом. Мальчик плакал, завязывая на подбородке верёвочки. Он плакал взахлёб, стучался в дверь, кричал срывая голос, чтобы его впустили. Но пьяный отец, возможно, уже был даже не в состоянии ответить. Сейчас на голове нет шапочки, уши слышат свист ветра, а горло и голова мёрзнут. Вдалеке слышны голоса людей, но мысль о том, чтобы попросить о помощи пресекается в самом её зарождении. Он хрипит и сгибает пальцы, те белые и плохо слушаются. Мальчик хлюпает носом, сопротивляясь желанию завыть под дверью, умоляя отца впустить его. На плечо опускается чья-то рука, заставляя тело вздрогнуть. — Привет, — мягкий мужской голос окликает его, — ты, должно быть, замёрз? Мужчина снимает с себя красный шарф и куртку цвета охры. У куртки очень пушистый белый мех, в который мальчик тут же утыкается носом. От шарфа приятно пахнет пряностями, наверное, это запах парфюма. Мужчина садится на корточки и смотрит мальчишке прямо в глаза. — Как тебя зовут, мальчик? — он улыбается и в уголках глаз появляются морщинки. Мальчик колеблется, не зная, как реагировать на доброту, но, поразмыслив несколько секунд, глядя на мужчину из подобия все же отвечает. — Алатус. — он сильнее кутается в куртку, не заботясь о том, что человек напротив остался в одних брюках и свитере. — Я Чжун Ли, — он протягивает ему руку, чтобы поздороваться. Алатус чувствует себя этот момент ужасно взрослым, поэтому с удовольствием и небольшой улыбкой сжимает большую, по сравнению со своей, ладонь, — Где твои родители, Алатус? Слабая улыбка спадает с губ, мальчик ежится и отводит взгляд.***
В комнате ещё совсем темно, спросонья ничего дальше своего носа не видно. В этой темноте ярко-зелёным цветом блестят часы. Небо грязно-розовое — это все вина снега. Звёзд не видно, и не поймёшь то ли пасмурно, то ли огни города не дают их увидеть. Сяо водит мутным взглядом по комнате, стараясь выровнять дыхание. Он считает от одного до десяти и обратно. Его постель влажная от пота и Сяо противно. Противно не только от мокрой постели, но и от себя самого. Он смотрит на часы, в темноте они светятся потусторонним светом. Минуты сменяются чрезмерно медленно, но в тоже время быстро. Чжун Ли всегда говорил, что после кошмаров не нужно наблюдать за временем, ведь это только усиливает стресс. Сяо усилием воли отворачивает голову и смотрит в окно. На улице горят фонари, на потолок изредка падает свет фар, проезжающих мимо машин. Сяо хочется лечь и не двигаться, ему хочется забыться, хочется исчезнуть. Вместо этого он встает, стаскивает постельное белье и выходит в коридор. Прогулка до ванной немного успокаивает шальные нервы. Холодная вода, которой он умывался, стекает по шее. Спутавшиеся темно-коричневые волосы, почти что чёрные, неряшливо прилипают к мокрой шее. Темноту коридора разрезает тонкая полоска тёплого света. Дверь комнаты медленно открывается и на пороге появляется сонный Чжун Ли. Его каштановые волосы без привычной укладки выглядят немного необычно, струясь по плечам. Глаза, обычно подведенные красной подводкой, чистые, и потому Чжун Ли выглядит особенно усталым. — Снова кошмары? — голос ото сна ещё хриплый, а глаза, ещё не привыкшие к свету, прикрываются сами собой. Сяо утвердительно мычит в ответ, пряча глаза за чёлкой. — Заварить тебе чай с ромашкой? — Чжун Ли мягко улыбается, как делает это всегда, и облокачивается на дверной косяк ожидая ответа. Сяо отрицательно мотает головой, мол вставать уже скоро, незачем. Чжун Ли кивает, треплет его по влажным волосам и снова сонно улыбается. Сяо уходит к себе в комнату, слыша, как Чжун Ли направляется на кухню. Он не понимает, чем заслужил его заботу. К тому времени, как мужчина вежливо стучит в комнату с кружкой чая в руке, Сяо успевает сменить постельное белье и переодеться. — Я все равно уже не усну, так что решил, что тебе не помешает выпить чаю. — говорит он, протягивая кружку. Он уже одет в халат, а волосы, до этого неопрятно разметавшиеся по спине, теперь собраны в пучок, закрепленный палочками. Он берет кружку и делает глоток. Чай приятно согревает горло, в носу щекочет от аромата ромашки. Веки наливаются тяжестью, но Сяо не хочет спать. Некоторое время они просто сидят, молча, наслаждаясь чаем. — Спасибо. — запоздало говорит Сяо и бросает взгляд на время. Действительно скоро вставать. Лицо Чжун Ли в тусклом грязно-фиолетовом свете выглядит непривычно уставшим и оттого красивым. Он выглядит намного младше своего возраста. Сяо откровенно залипает, думая даже скорее не о том, как выглядит его приёмный отец, а о том, что тот выучил его с ног до головы и сейчас читает как открытую книгу. Сяо никогда не говорил ему, насколько сильно нуждается в ласке и заботе, но Чжун Ли всегда давал её. Хотя, наверное, это входило в обязанности новоиспеченного отца. И сейчас, Чжун Ли снова точно знает, что Сяо нуждается в человеке рядом с собой. С того самого дня, как маленький мальчик появился в его доме, Чжун Ли всегда оставался с ним после кошмаров. Сяо было страшно попросить об этом, но, хвала архонтам, мужчина понимал и без слов. Эта привычка сохранилась и по сей день, как сохранились и кошмары. Сейчас Чжун Ли уже не читает ему сказки, пока тот не уснёт. Они просто молча пьют чай вместе и думают о своём. Кошмары Сяо — это то, о чем он не хочет говорить с Чжун Ли. Они говорят о многом и часто, хотя чаще, конечно, говорит Чжун Ли. Сяо привык слушать, потому что бархатный голос расслабляет, укутывает как одеяло и заставляет чувствовать себя защищенным. В кошмарах нет этой защиты, в кошмарах есть страх, боль и темнота. Проснувшись, вокруг, казалось, было настолько темно, что вытяни руку — и она тотчас пропадёт в густой, как каша тьме. Время тянулось медленно и дышать было трудно. Спустя время, вязкая тьма, что часами притворялась мутным чёрным киселем, постепенно начинала таять. Окунув в неё руку, ты не терял её, а видел лишь слабые очертания. После особенно ярких кошмаров Сяо первым делом тянулся к телефону. Толку от него никакого. Кому он напишет или позвонит в четыре утра? Дисплей горит в темноте бледно — Сяо до ночи сидел в телефоне — яркость на минимуме. В строке сообщений лишь пару уведомлений от Ху Тао. Наверное, она снова прислала кучу мемов, которые Сяо, возможно, даже найдёт забавными. Возвращаясь к кошмарам, больше всего ему не хочется говорить о них именно сегодня. Сегодня во сне он убил Чжун Ли. Сяо ненавидит свое подсознание, что так подло подсовывает ему эти ужасные картинки, ненавидит себя за то, что чертовски боится за Чжун Ли, но даже обнять его не может, не может сказать, что тот давно стал для него настоящим отцом. Сяо ненавидит свое тело за то, как оно реагирует на его мысли. Он ненавидит собственное тело, ибо оно не способно на любовь. Оно не способно любить, и это так ужасно, что Сяо уже не в силах даже ненавидеть себя. Зато он может ненавидеть этот мир. Но разве можно ненавидеть мир, который показал ему Чжун Ли? Тогда какой именно мир ненавидит Сяо? Тот, что он видел, будучи ребёнком или тот, что он видит сейчас, ведь точно не заслуживает всего этого? Он не ощущает себя в этом мире, он не чувствует себя живым, не чувствует, что он часть этого мира. Он видит лишь боль и страдания — нелепые отголоски и призраки прошлого. Но Сяо все равно любит его, любит так сильно. Хотя, вероятно, это не любовь, а глубокая привязанность и благодарность. Иногда Сяо ощущал себя так, словно он жизнь готов был отдать за этого человека. То, как много он сделал для него просто не передать словами, и Сяо не был уверен, заслуживает ли он этого. — Ху Тао звала меня на вечеринку, — вдруг говорит Сяо. Конечно, не вечеринка, а скорее просто попойка, такие мероприятия он обычно предпочитал избегать, — я собираюсь пойти. — О, Сяо, это прекрасно. Напиши мне адрес, если что-то случится, ты в любое время можешь написать мне и я заберу тебя. — Чжун Ли улыбается, глядя на парня и в уголках глаз появляются морщинки. — Спасибо, — тихо шелестит Сяо, пряча нос в кружке чая. Его смущает вся эта забота, но он никогда не смог бы отказаться от неё. Вечер наступил неожиданно быстро, в суматохе школьной рутины Сяо и не заметил, как оказался в незнакомой квартире. У Сяо нет желания перемещаться по ней, хотя он совершенно трезв, чего не скажешь о других людях, находящихся здесь. Музыка бьёт по голове, а ярко мигающий свет провоцирует головную боль, как в прочем и громкий звук, большое количество людей и терпкий запах сигарет, который, кажется, насквозь пропитал это место. В толпе пьяных тел, у которых единственная цель — не пролить содержимое своего красного пластикового стаканчика, Сяо пытается найти Ху Тао. Он искренне надеется, что она не блюет где-нибудь в туалете. Он правда хотел бы уйти отсюда сразу после двенадцати, но видимо судьба против его планов. Мысль уйти без подруги пару раз проскальзывала в голове, но гнать ее подальше было проще, чем завтра, да и всю сегодняшнюю ночь справляться с чувством вины. Парень протискивается в коридор, в поисках девушки, и заходит к ванную комнату. Ху Тао он, к сожалению, не обнаруживает, но видит шелест шторки и отчётливо слышит чье-то бормотание. — Ху Тао? — спрашивает Сяо, надеясь, что это действительно она. В ответ раздаётся заливистый смех, который тут же переходит в кашель. Сяо отодвигает шторку и видит там… нечто, что видеть бы не хотел, но одновременно с этим радость просачивалась в душу тоненькими теплыми струйками, попадая в реку из страха и непонимания. В ванной лежит паренек, его странная одежда, наверняка из детского магазина, испачкана темно-бордовой жидкостью. Сяо сразу бросает в дрожь, то ли от осознания кого он увидел, то ли от чувства тошноты и ужасной догадки, что это все кровь. Паренек тем временем снимает с головы зеленый берет и шутливо кланяется, на сколько это позволяет сидячее положение. — Какая честь, не ожидал тебя здесь встретить, Алатус. — Сяо кажется, что мир вокруг замер, да, точно, остановился. Ну или точно сошёл с ума. Его взгляд бегает по маленькому тельцу и Сяо с успокоением замечает, что это вовсе не кровь, а вино, разлитое из лежащей рядом бутылки. — Что ты здесь делаешь? — собрав остатки сил спрашивает Сяо, а затем тихонько шепчет «Ты настоящий…». — Да нет, Алатус, я призрак. — паренёк пьяно смеётся и надевает берет обратно на голову. — Лежу, отдыхаю, хочешь ко мне? У Сяо в голове полная каша, как будто это он здесь пьян. Вопросы в голове кружатся роем и никак не хотят замолкать. Как он может быть здесь? Как такое возможно? Это галлюцинация? Последняя мысль была самой логичной и Сяо уже подумывал поскорее попасть на приём к Бай Чжу, а не откладывать его снова. «Слушайте, господин Бай Чжу, у меня помимо кошмаров, панических атак, адских головных болей и дурных мыслей теперь ещё и галлюцинации со своим давно пропавшим из моей жизни лучшим другом. Прямо как в детстве ха-ха. Снова поменяем лечение, да?» Мысленно Сяо представлял этот разговор, представлял себе грустный взгляд Бай Чжу и напуганный взгляд Чжун Ли, который получит в руки новый рецепт после сеанса. Его психотерапевт только-только смог подобрать ему лекарства, которые ослабляли все эти симптомы и практически не имели побочных эффектов. Сяо будет грустно менять все это снова. У него заболела голова и начали мелко подрагивать руки. Проблески радости угасли, словно их и не было. Он уже успел забыть это имя, успел стереть образ из памяти. Те же косички, те же яркие глаза, но более старая, неброская одежда. Сейчас же парень явно любит выделяться: зелёные волосы, такие же зелёные шорты и даже зеленый берет. И, кажется, проколото ухо, но он не успел толком рассмотреть. — Алатус, Алатус, Алатус. Какой-то ты неразговорчивый. — Хватит! — рявкает Сяо. Его коробит, когда он слышит это имя, — Меня зовут Сяо, — и немного поразмыслив добавляет, — Теперь. — Вот как, — хмыкнул паренёк, заглядывая в бутылку, но не обнаружив там не капли, разочарованно приобнимает ее. Сяо хотел спросить почему он здесь, хотел дотронуться до него и убедиться, что тот не рассыплется в его руках на тысячи осколков. Но дверь с шумом открылась, в помещение влилась музыка и Сяо понял, насколько сильно ушёл в свои мысли, что даже не слышал всего этого хаоса. — Хэй, Венти и… какой-то паренёк, имя которого, к сожалению, покинуло мою память, что вы тут делаете? Освобождайте ванную, она всем нужна! — девушка увидев представшую перед ней картину, прикрыла глаза, скрестив руки на груди, — Венти, архонтов ради, помилуй если не меня, то этот бренный мир, и вылези наконец из ванны. Сяо показалось, что ему в лёгкие наконец начал поступать кислород и он может вздохнуть полной грудью. Живой. Венти вполне себе живой и точно не галлюцинация. К нему обращается вполне живой человек, хотя и немного странный. Хотя не Сяо о таком думать, точно не ему. Парню всегда казалось, что он белая ворона среди других, казалось, что он всегда чем-то отличается. Фишль, девочка с его параллельного класса, была в этом с ним похожа. Отличались от обычных людей они, конечно, в совершенно разных сферах жизни. Если Сяо был спокойным, практически не ходил на школьные мероприятия и не имел много друзей, то Фишль была яркой, но, к сожалению, не понятой другими. Сяо она тоже иногда казалась странной, вечно в своём мире витает в облаках, будто настоящего и вовсе не существует. Даже повязку на глаз надела, и тогда всем объявила: «Почему я скрываю его под повязкой… Хотелось бы тебе нести бремя всей правды этого мира? Это вызывает боль, и к тому же мир становится тусклым и бессмысленным, когда разделён на правду и ложь» Сяо уважает её за то, что она совершенно не боится выделяться и быть не такой как все. К тому же, она была замечательной помощницей и организаторшей многих-многих мероприятий. Хотя сейчас думать о судьбе Фишль и её странностях не было сил и желания. Её речи почти всегда были, как ему казалось, лишены смысла. Слишком много лишнего, слишком заумные предложения, да извечные метафоры. Ему почему-то вспомнились её слова, которые она произнесла где-то в школе: «То, что мы встретились здесь — наверняка воля судьбы». Уж точно воля судьбы, думается Сяо. Фишль подходит к Венти, забирает у него бутылку и говорит, что позвонит Кэйе. Венти тут же оживляется, машет головой, из-за чего косички забавно дергаются в такт движениям. — Не надо Кэйе! Я здесь переночую, а утром домой пойду, честно, — он умоляюще смотрит ей в глаза. — Венти, я тоже пьяная, у меня нет сил с тобой возиться, — вдруг она обращает внимание на стоящего рядом парня, и как будто забывает о том, что должна сохранять свой образ и говорить загадками, — а вот ты, видно, трезв. Не отвезешь этого клоуна домой? — Я? — Сяо теряется, это совсем не входило в его планы. — Ага, Алатус никогда не пьёт. — Венти расплывается в хитрой улыбке. Сяо стискивает зубы, непроизвольно реагируя на имя, но делает скидку на то, что Венти пьян. Неужели помнит, что тот обещал в детстве не пить? Да и не думает ли он всерьёз, что ничего не изменилось? — У меня нет машины, — тараторит Сяо и пулей вылетает из комнаты. Нужно срочно найти Ху Тао и вернуться домой. Утром он успокоиться и расспросит обо всем Чжун Ли. Да, так будет определённо правильно. В коридоре мир кажется не таким сложным. Сяо видит как парочка целуется и заходит в комнату в дальнем углу. Оттуда же слышится заливистый смех Ху Тао, а затем громкий крик вперемешку со смехом. — Эй, здесь занято, идите в другое место! — визжит девушка. — Да, валите спариваться в другую комнату! — не отстаёт Янь Фей от подруги. Сяо с облегчением выдыхает: она со своей подругой, а значит все хорошо. Он заглядывает к ним в комнату, спрашивая, не хочет ли Ху Тао домой. Та ворчит, долго дуется и рассказывает на сколько тут круто. Сяо совершенно не впечатлен. Сейчас глубокая ночь, он точно не хочет тревожить Чжун Ли. Янь Фей утягивает подругу за собой, и они снова растворяются в толпе. Эта ночь обещает быть длинной.