Миссия: Hurt/Comfort

      8 января Х782       — Среди нас тут один натуральный блондин. Твоей мамы краш, мало мне половин. Треки на каждой дискотеке. Я залетаю во все реки…       Марк в полголоса подпевал музыке в наушнике, разбирая по винтикам очки ураганного чтения. К счастью, в шуме гильдии его голос мог различить только Нацу, однако подросток предпочел слышать что угодно, только не это малопонятное бурчание. Прилипчивая песня зудела в сознании последние несколько дней. Марк решил не мучить себя и заслушаться ей по самые помидоры, чтобы впредь не вспоминать такой чуши. Плеер, подаренный наставником на Новый Год, сослужил хорошую службу и послушно вывел песню из воспоминаний. Качая ногой в такт, Марк почти чувствовал себя, как дома, ведь всё-таки смог вернуть частицу нормальной жизни — знакомую музыку. В этом свете даже задания Системы не казались такими уж ужасными, а острый взгляд Каны почти не прожигал насквозь.       Марк периодически поглядывал на девушку, которая тасовала в руках карты. Она выглядела мрачной. Подавленной. Кана с силой сжимала зубы, делая всё новые и новые расклады, и Марку не составило труда понять, кто снова стал причиной её плохого настроения. Даже ничего не делая, а просто сидя в стенах гильдии, он выводил её из себя. Словно красная тряпка для быка — парень стал объектом её злости, которая с каждым днем перерастала в ненависть. Марк мог бы спокойно махнуть на это рукой, не придавая значения тому, что не смог кому-то понравиться, если бы не Система. Вернее, штрафы от нее. Как бы Марку ни хотелось послать Кану вместе с её проблемами в далекое пешее путешествие — нельзя было. Он должен был помочь ей наладить отношения с отцом, в которые ненароком вмешался.       Марк не один день думал, как подступиться к Кане, чтобы её ненависть не перешагнула критический порог, однако пока ничего дельного не получалось. То, что остальные согильдийцы стали теплее к нему относиться, не помогло. В некоторой мере даже усугубило ситуацию. После того, как Марк намекнул Леви и Мире, что чувствует злобный взгляд, прожигающий лопатки, те поговорили с Каной. Вот только вместо потепления отношений парень добился иного — значение доверия упало на несколько пунктов, а оранжевая шкала приобрела пугающий алый оттенок.       Марк балансировал на лезвии ножа. Один неосторожный шаг мог привести к падению в темную, глубокую и страшную бездну под названием наказание от Системы, и он, уже побывавший там несколько раз, не хотел даже пальцем касаться её. Следовательно, нужно было переходить из наблюдательной позиции в активную. Марк должен был сам поговорить с Каной и попытаться наладить отношения с ней. Теоретически в этом не было ничего сложного, ведь ему не нужно было ни применять магию, ни проявлять огромную физическую силу, ни придумывать хитроумную ловушку, вот только… зачастую разговоры превращались в испытания, гораздо более сложные, чем смертельно опасные миссии.       — Что там? — спросил Макао, когда Кана сделала расклад по его просьбе. — Скоро он приедет? Праздник уже на носу.       — Чего ты так переживаешь? — засмеялся Вакаба, прикуривая. — Неужто тоже к нему в поклонники подался?       — Ну тебя, — отмахнулся тот. — Я за детей беспокоюсь. Они так ждали возвращение Гилдартса, что будет ужасно, если он опоздает или вовсе не приедет. Представляешь, как они расстроятся?       Вакаба закатил глаза.       — Папаша, — обронил он, как приговор. — Как Ромео появился, так ты всех детей под крыло решил взять, — мужчина постучал костяшками пальцев ему по лбу. — Совсем спятил?       — Сам бы детьми обзавелся, — парировал тот, отпихивая руку. — Тогда ты бы увидел, насколько важно для ребятни видеть надежного человека рядом. Такого, который всегда защитит и который всегда придет на помощь.       Кана резко обернулась на них.       — Замолчите оба, — рявкнула она. — Мешаете!       Марк немного нахмурился, снова бросив косой взгляд, и мысленно сделал несколько новых пометок о психологическом состоянии Каны. Девушка рассвирепела и с остервенением перевернула несколько карт, бухнув рукой о стол. Мужчины переглянулись. Вакаба выдохнул колечко дыма, взглядом указав на нее, а Макао вывел неясное послание бровями и едва заметной жестикуляцией правой руки. Несмотря на то, что мужчины явно задействовали «миндальную» связь, то есть настолько хорошо понимали друг друга, что не нуждались в словах, прийти к какому-то решению не смогли. Они продолжили играть в пантомимы за спиной Каны, пока та — пылающая, как разозленная валькирия, — продолжила вбивать карты в стол. На звук шлепков стали оборачиваться остальные согильдийцы.       — Завтра придет, — резко обернувшись, сказала она. — Довольны? А теперь оставьте меня в покое!       На мгновение в гильдии воцарилась тишина. Вакаба пихнул друга в бок, и тот сел на лавку рядом с девушкой. Кана показательно схватила со стола бутылку с какой-то слабоалкогольной бурдой и приложилась к ней. Марк выключил в плеере Баскова, в сотый раз обещающего покорить Тик-Ток, и опустил взгляд в тетрадь, делая вид, что занят исследованием. Он навострил уши, пытаясь во возобновившемся гвалте гильдии расслышать разговор. Повезло, что Макао и Кана оказались достаточно близко, чтобы он пропускал лишь каждое третье слово. Впрочем, всё и так было понятно.       — Что с тобой происходит в последнее время? — негромко спросил Макао, пытаясь приобнять её за плечи. Кана тут же скинула его руку. — Ты всё время расстроена, к тому же постоянно пьешь это, — он указал на бутылку. — У тебя проблемы?       — Не твое дело, — рыкнула та, отворачиваясь. — Отвали.       Макао опешил, но быстро взял себя в руки.       — Кана, — настойчиво позвал он. — Мне казалось, мы достаточно близки, чтобы ты не отвергала меня.       Девушка напряглась сильнее.       — Слушай, я ценю твою заботу, — сквозь зубы сказала она. — Но в это дело не лезь. Я сама со всем справлюсь.       — Я знаю, что ты сможешь сделать это, но почему бы тебе не поделиться со мной тем, что тебя гложет? Я хранил твои секреты с тех пор, когда тебе было семь. Неужели ты перестала верить в этого старика?       Кана закусила губу, её плечи поникли, и Марк, искоса наблюдающий за разговором, быстро опустил взгляд в тетрадь. Он стал водить ручкой по бумаге, будто записывал очередную рунную цепочку. Получающаяся кракозябра удивительно походила на реальную формулу. Спустя несколько секунд Марк почувствовал на себе пристальное внимание, но не прервался. Ему потребовалось буквально обратиться в слух, чтобы расслышать следующие слова:       — Что он тебе сделал? — шепнул Макао. — Марк — обычный парнишка с проблемами с головой. Почему ты на него так злишься?       — Потому что он — вор, — зашипела Кана. — Гнусный, лживый вор, который украл у меня кое-что очень ценное.       — Что? — поразился мужчина.       — Я никогда его не прощу. Он может сколько угодно строить из себя хорошего парня, мороча вам голову, но меня ему не провести. Я уже разглядела его гнилую натуру и скоро докажу всем вам, как вы ошибались, решив принять его в наши ряды…       — Постой-постой, не горячись, — Макао перебил её. — Что он у тебя украл?       — Не скажу, — обрубила Кана, и мужчина, наткнувшись на неприступную стену, зашел с другой стороны.       — Ты уверена, что именно он сделал это?       — Конечно! — Кана хлопнула рукой по столу, едва не заглушив этим следующие слова. — Он не просто украл это у меня, но ещё и активно пользуется этим у меня на глазах! Ух, убила бы его!       — Давай, я поговорю с ним, и он вернет это тебе? — предложил Макао, судя по голосу явно обалдев от разговора. — Уверен, он не хотел забирать это у тебя. Если он и взял что-то, то только по ошибке…       Кана вдруг вскочила на ноги.       — Сказала же — не лезь! — рявкнула она. — Мне не семь лет, чтобы ты опекал меня. Просто отвали уже и дай мне решать свои проблемы самой!       Кана вылетела из гильдии, схватив куртку, и со всей силы хлопнула дверью. Согильдийцы уставились в след, недоуменно переглядываясь. Эльза и Леви побежали за ней, а остальные — перевели взгляды на Макао, безмолвно прося объяснений. Мужчина только нахмурился и отмахнулся, погрузившись в раздумья. Вакаба, который грел уши во время разговора, сел рядом, и они снова начали переговариваться на только им понятном языке, состоящем из жестов, мимики и зашифрованных фраз.       Марк медленно выдохнул и опустил ручку на тетрадь. Шкала доверия Каны снова заалела, вплотную подступая к отметке в минус семьдесят пунктов, и от этого внутри всё замирало. Система не прощала ошибок. Учитывая, что на нем висело еще десять квестов на согильдийцев, провал одного из них не должен был убить его, однако ранить — причем, не только физически, — ещё как. Марку не хотелось вновь переживать штраф, мощность которого превосходила бы наказание за Яркий квест, ведь от одной мысли об этом спина покрывалась холодным потом, а грудь — сдавливало от нехватки воздуха.       Парень рвано вдохнул, гася искры паники, и вдруг кто-то рухнул рядом на лавку. От неожиданности он вздрогнул и резко обернулся.       — Вот дура! — припечатала Мира, по-хозяйски закинув руку ему на плечо, и широко ухмыльнулась. — Забей на неё, у Каны в последнее время совсем крыша поехала. Постоянно говорит ерунду.       — Точно, — кивнул Нацу, почему-то тоже плюхнувшись за его стол. — Она совсем не держит свои плохие мысли под контролем.       — Кажется, будто она сильно обижена на Марка, — задумчиво приложила пальчик к губам Лисанна. — Но это просто глупо. Ты никому из нас не сделал ничего плохого, так что и злиться не за что.       — Айя! — поддакнул Хэппи и подлетел ближе, явно напрашиваясь на почесушки. — Марк — хороший, как вкусная рыбка.       Марк ошеломленно заморгал, внезапно осознав себя в окружении согильдийцев. Как только Кана выскочила из здания, подростки прямой наводкой двинули к нему, но он не заметил этого. Слишком погрузился в мысли о штрафах Системы. Теперь же, оказавшись среди них, Марку захотелось протереть глаза или ущипнуть себя, ведь всё, что происходило, было похоже на сон. Мира, Нацу, Лисанна и даже Хэппи пытались поддержать его, приободрить, переживая из-за слов Каны. В их глазах вспыхнуло беспокойство, а речь оказалась торопливой и нарочито бодрой. Кажется, они всерьез испугались за него.       — Подслушивать нехорошо, — машинально выдал он и почти сразу тепло улыбнулся. — Но спасибо за поддержку. Я рад, что вы так хорошо думаете обо мне.       — Ещё бы! — задрала нос Мира. — Пусть ты и чудик, мы не дадим тебя в обиду. Даже кому-то из своих.       Остальные закивали так решительно, будто правда собирались защищать его. Внутри Марка что-то дрогнуло. Захотелось крепко-крепко обнять этих ребятишек, так искренне беспокоившихся о нем, но он сдержал порыв и лишь с нежностью погладил Хэппи, который замурчал, ластясь. Нацу с довольным видом закинул руки за голову, Лисанна очаровательно хихикнула, прикрыв рот ладошкой, а Мира шутливо стукнула его в плечо кулаком. Впервые с момента вступления в гильдию, Марк ощутил гармонию в груди, которая разливалась, точно теплое красное вино. Этому немало поспособствовало и то, что значения доверия выросли у всех троих, причем настолько, что перешагнули нейтральный порог. Они стали первыми согильдийцами, помимо Гилдартса, которые приняли его — чудика, живущего в своем странном мире, — и захотели помочь.        Несмотря на продолжающиеся проблемы с Каной, это не могло не радовать.       — Кстати, — сказала Лисанна, будто вспомнив о чем-то. — Как поживает твой наставник? Ты довольно долго пробыл у него. Привез какие-нибудь интересные истории?       — Конечно, — ответил Марк, следом за девочкой переключаясь на новую тему. — Как раз хотел повеселить вас парой забавных случаев.       Подростки уставились на него с неподдельным любопытством и вскоре захохотали, хватаясь за животы, когда Марк в очередной раз рассказал, как прятал от наставника конфеты и как ловко тот находил тайники. Так как многие представляли его стереотипным ученым — безумным худощавым стариком с торчащими во все стороны волосами, — истории получались более смешными. Каждому хотелось увидеть, как бодрый дедулька рыскает по дому в поисках конфет, а Марк их прячет. Кроме того, согильдийцам почему-то нравилось слушать о том, как наставник заботится о нем. В такие моменты девчонки умильно вздыхали, а парни одобрительно кивали. Когда Марк рассказал, что наставник подарил ему свитер с узором, который вязала его бабушка, Лисанна ахнула, а Мира и Нацу попросили передать ему свое почтение. Они по достоинству оценили этот жест.       Марк ни коем образом не упомянул в рассказе химер и не дал намеков на внешность наставника или его настоящее имя. Из его слов также невозможно было понять, где находилась хижина, и как туда можно было добраться. Согильдийцев, разумеется, интересовала такая тайна. Им хотелось понять, почему наставник скрывал свою личность так, что даже Марк тщательно подбирал слова в рассказах, вот только пока могли только строить догадки. Одни считали, что наставник был настолько знаменит, что его мог узнать каждый встречный, а потому на старости лет он решил уйти на покой в тихое местечко. Другие осторожно предполагали, что когда-то он попал в поле зрения рунных рыцарей и теперь скрывается. Третьи думали, что он просто ненавидел толпы людей и предпочитал изоляцию. Четвертые давали руку на отсечение, что ему просто нужно было просторное, безлюдное место для тестирования новых артефактов.       Ни один из них не был близок к истине.       Кроме того, подростки заинтересовались прошедшим праздником, ведь не предполагали, что ночь с тридцать первого декабря на первое января может быть особенной. Для них она оставалась самой обычной. Просто в календаре менялся год. В Фиоре больше внимания уделялось Середине Зимы, так как, по легендам, сотни лет назад именно в этот день Аматэрасу впервые вступила в бой с Оками, вновь налетевшей на мирные земли, и с тех пор каждый год противостояние возобновлялось. Считалось, что с пятнадцатого января начинало приходить потепление, а внезапные снегопады и оледенения являлись следствием сражения богинь. Благодаря этой легенде, число пятнадцать стало сказочным, как числа семь и три в мире Марка, и многие любили его. Например, бабушки лепили пятнадцать пирожков или нужно было пятнадцать раз попрыгать на одной ноге, чтобы привлечь удачу.       Так как праздник Дня Середины Зимы был повсеместным, хвостатых фей удивляло, что Марк прохладно относился к нему. Парень не пытался объяснить, почему не верил в сражения богинь, зато решил снова рассказать о Новом Годе. Он преподнес праздник как переход между прошедшим и будущим. Полночь становилась некой границей, отделяющей старый год от нового, и отсекала былые неудачи, обиды и долги, позволяя свободно идти вперед. Разумеется, подростки удивились, откуда взялся такой праздник. Так как о нем не было упоминаний в книгах и сказаниях северных земель, откуда, по легенде, пришел Марк, парню пришлось солгать, что они с наставником сами выдумали такой праздник и придали ему большое значения. Во всем мире только они чтили новогоднюю ночь и понимали её истинный смысл.       — На самом деле, это звучит очень интересно, — сказала Лисанна, задумчиво приложив пальчик к щеке. — Завершение старого и начало нового. Действительно, очень хороший праздник! Я бы хотела в следующем году отметить его вместе с вами.       — Хорошая идея! — кивнула Мира. — Можем организовать всё здесь, в гильдии. Уверена, остальные тоже будут рады.       — Они будут рады любому поводу побуянить, — хихикнула Лисанна.       — Я тоже думаю, что это хорошая идея, — сказал Нацу, отведя взгляд в сторону. — Мне бы тоже хотелось… заканчивать старое и свободно идти вперед. Это звучит очень здорово.       — Айя! — воскликнул Хэппи, подняв лапку вверх, а Лисанна и Мира переглянулись, внезапно ощутив, как изменилась атмосфера за столом.       — Тогда решено, — решительно сказал Марк, перетягивая на себя внимание. — Давайте сделаем это. Вместе встретим следующий, семьсот восемьдесят третий год!       — Да!       Девочки заулыбались, Хэппи восторженно начал рассказывать о том, какую рыбку хочет съесть на праздник, а Нацу заерзал. Он вновь выпалил то, что изначально не собирался, и теперь сожалел об этом. Однако Марк поймал его взгляд и улыбнулся. Так понимающе и уверенно, как только мог. Он постарался без слов передать, что понимает его чувства и разделяет их, а потому призывает не стесняться своей открытости. В глазах подростка засияла благодарность, подернутая пеленой смущения, и Нацу улыбнулся более широко и ярко. Заметив перемену, Лисанна ловко втянула его в разговор, и беседа вновь потекла легко и непринужденно.       За веселой беседой время пролетело незаметно. На улице стемнело, и согильдийцы стали расходиться по домам, вновь ежась на пороге гильдии от холодного ветра. Кана так и не появилась. Леви и Эльза, которые побежали за ней, вернулись через несколько часов и выглядели озадаченными. На вопросы о том, что случилось, они отвечали коротко и обтекаемо, но то и дело поглядывали на Марка. Значение доверия у них колебалось в пределах трех пунктов, скача туда-сюда, будто они о чем-то усиленно размышляли, но никак не могли прийти к какому-то выводу. Шкала Каны не изменилась, и Марк посчитал это неплохим знаком. Во всяком случае, хуже не стало.       Придя домой, Марк по свежим воспоминаниям описал в тетради прошедший день: вспышку Каны, разговоры с согильдийцами и открытость Нацу. Он подробно прошелся по каждому слову, выдвинул несколько гипотез и наметил планы на ближайшее время. С некоторыми согильдийцами уже можно было активно работать, поэтому Марк собирался в будущем проводить с ними больше времени, желательно, наедине. Лучшим местом, изолированным от чужого внимания, был его дом, однако парень не особо хотел приводить сюда кого-либо. Вместо этого он придумал иной способ — простой и понятный, как табуретка, но не менее действенный. Марк собирался сходить на задание с каждым согильдийцем, с которым удалось мало-мальски наладить связь. Начать он решил с Миры.       Внезапно, когда он, закончив с планированием, убирал тетрадь, браслет немного задрожал. Марк коснулся одной из лакрим, и на ухе появился полупрозрачный наушник.       — Что-то случилось? — спросил он немного тревожно. — Обычно ты не звонишь так поздно.       Из наушника раздался возбужденный голос наставника:       — Решил предупредить, — сказал он. — Ухожу на север на несколько дней, чтобы найти виверн. Я прочитал в книге, что они как раз в это время начинают высиживать яйца, и хочу добыть парочку.       — Ты всё ещё не отказался от этой идеи? — вскинул бровь Марк. — Думаешь, правда, сможешь… — он машинально бросил взгляд в окно и в последний момент завернул фразу в более обтекаемую. — Добиться успеха в этом проекте?       — Конечно! Может быть, не с первого раза и не со второго, но у меня точно всё получится. Представь, как было бы здорово иметь ручную виверну! Разве тебе не хочется полетать на ней по небу?       Марк ухмыльнулся.       — Ты знаешь мою любовь к небу, — сказал он, но сразу же стал серьезным. — Конечно, хотел бы. Но ты в последнюю очередь будешь приручать её, — он выделил голосом слово. — На самом деле, ты просто пытаешься нарастить мощь. Я знаю, что произошло в Вербене, пусть мы и не говорили об этом дома.       — Ты прав, — легко признал наставник. — Но, позволь напомнить, мы говорили о том, почему я это делаю.       — И я упоминал, что не одобряю это.       Наставник вздохнул.       — Марк, при всей моей любви к тебе, я не жду, что ты поймешь, — сказал он. — Я не отступлю. У меня есть цель, и я буду идти к ней.       — Даже по головам? — спросил парень.       — Даже по головам.       — И по моей?       Вопрос заставил наставника на несколько секунд замолчать, будто он оказался поражен в самое сердце. Марк терпеливо дождался ответа.       — Нет, — твердо сказал наставник, и парень тихонько выдохнул от облегчения. — Тебя я никогда не трону, никогда не обижу и никогда не раню. Если встанет выбор между моим планом и тобой, я, разумеется, выберу тебя. Ничто в этом мире не заставит меня причинить тебе вред. Даже если ты вдруг уйдешь в темную гильдию и начнешь убивать направо и налево, я встану рядом с тобой. Запомни, Марк, в этом мире только мы есть друг у друга.       — Я помню, — сказал парень со слабой улыбкой. — И мне правда важно знать, что ты не переступишь через меня ради плана, ведь я доверяю только тебе. Ты не раз спасал меня от смерти, и в этом мире нет человека, который был бы мне ближе, чем ты.       — Не сомневайся, я спасу тебя ещё тысячу раз, если придется, — заверил наставник.       Марк улыбнулся немного шире.       — Я знаю.       Он отключился, и Марк задумался на пару минут. Несмотря на то, что уже перевалило за полночь, спать не хотелось. В голове роились мысли о согильдийцах, вспыхивали воспоминания о наставнике и рождались планы на ближайшее время. Нужно было как-то унять разум, позволив ему переварить информацию, и Марк решил занять себя чем-нибудь спокойным и размеренным. Он устроился в кресле, взяв ножичек и деревянную заготовку, и принялся выстругивать фигурку. Монотонное занятие, окутанное шарфом творчества, благоприятно повлияло на него. Почти сразу Марк почувствовал, как напряжение отпускает его, а мозг перестает генерировать идеи.       Занимаясь деревянной фигуркой, он изредка поглядывал на комод, где стояла похожая. Марк вырезал её во время новогодних каникул у наставника, когда выдавалось свободное время между совместным изучением артефакторики, играми с химерами и разговорами. Фигурка составляла около двадцати сантиметров в высоту и представляла собой девушку в развевающемся летнем платьице, которая придерживала широкополую шляпу рукой. Несмотря на то, что у нее не было лица, казалось, будто она широко улыбается. Всё в её позе говорило о счастье и веселье.       У стороннего наблюдателя фигурка не вызвала бы сильных чувств: она не была ни идеальной, ни утонченной, ни детализированной. Немного выше среднего — посчитали бы все вокруг. Однако для Марка она была особенной. Когда он только начал выстругивать её, то не задумывался над эскизом или образом, а просто делал, как получится. Со временем начали проступать очертания девичьей фигурки, и внезапно он увидел в ней кое-кого знакомого и нежно любимого. Младшую сестренку. Ниночку. Чудесный, хрупкий цветочек, который остался где-то далеко в другом мире. У Марка перехватило дыхание, когда он понял это, однако, несмотря на тянущую боль в груди, он не остановился, не прервался и закончил её.       Маленькая деревянная Ниночка теперь стояла на комоде, радостно улыбающаяся невидимому солнцу и придерживающая шляпу от неосязаемого ветра.       Чтобы ей не было скучно, Марк решил вырезать фигурки остальной семьи. Начал он с любимой бабушки Шуры, которая должна была стоять с покрытыми платочком волосами и с охапкой полевых цветов. Затем планировал перейти на фигурку папы, сложившего руки на груди и высоко вскинувшего подбородок, и приступить к фигурке мамы, машущей ему рукой. Разумеется, Марк собирался создать фигурку Жиробарсика — любимого кота, благородного, как лев, и трусливого, как заяц. Все вместе они должны были расположиться на комоде, и тогда уже самому Марку не было бы так одиноко.       Он был бы рядом с семьей. Пусть и с уменьшенной деревянной версией.       Когда глаза стали слипаться, Марк, наконец, отправился в кровать. Засыпая, он вновь вспомнил о семье, и, будто в награду за старания, во сне он снова был с ними. На берегу моря, в ярких лучах полуденного солнца, с соленым ветром на губах и отдаленным криком чаек. Там было так тепло и уютно, что не хотелось просыпаться. Марк позволил себе понежиться под одеялом на несколько часов дольше обычного и ступил в новый день с приподнятым настроением, лишь немного подернутым пеленой тоски…