Трагедия бездушия

Прекрасная леди скрыв следы тяжёлой ночи вновь выглядела обворожительно, только покрасневший глаз и её помятое настроение выдавали весь секрет. Она пыталась держаться уверенно, поглядывая на слуг дворца, пытаясь заметить любое проявление страха или косого взгляда. Пьерро все замял начисто, но Синьора все равно тревожилась, она не хотела снова вылететь из дворца, как было раннее, слишком жестокое наказание от Царицы. Потому она сегодня не попадалась ей на глаза, и просто ушла работать. Стопки стояли на столе, и дойдя до третьей бумажки, предвестница мигом отложила её подальше, заваливаясь на спинку стула. Она читала и не могла вникнуться в прочитанное, не то, чтобы запомнить. — Надя, — её тихий измождённый голос с трудом вырвался, но девушка все равно услышала и зашла в покои. Синьора кивнула в сторону бумаг. — Отдай все моим дипломатам, пускай прочтут и завтра утром... Нет... Сегодня вечером. Да, вечером... Пускай все прочтут и исполнят в точности как указано, а после доложат мне. Ты следишь за их работой. И слуга послушно кивает, она слышит уже это не в первый раз и уже знает чего дальше пожелает женщина. Забирая бумаги она останавливается и ожидает, и как оказалось, она была права, предвестница кладет руку поверх руки девушки и в её взгляде читается новый привычный приказ. Императрица сидела на своем троне оглядывая пустой зал. В полутемном помещении светом отдавали только её украшения, сделанные из самых ценных камней Тейвата, и разумеется её глаза — светлые голубые, но каждый, кто заглянул в них сразу же бы сказал, что не ощущал и не видел ничего темнее, чем её взгляд. Богиня любви, что не внушала больше своему народу ничего более, чем страх и безысходное подчинение. Но она все равно богиня любви, и любит она своеобразно и по разному, и любовь её вещь странная, любовь её возвышенная. И только она может согреть своим льдом, и только она может защитить под куполом своего колющего внутрь щита. Она воплощение и преданной товарищеской, и страстной плотской, и материнской чистой любви. И в страхе перед ней чувствуется успокоение, и её жёсткий, даже тиранский контроль — лишь защита спасающая. Её Величество всегда размышляет в одиночестве, не желая видеть подле никого, в крайнем случае только Педролино, только он в этом мире смог понять её и разделить с ней её ношу, но все равно он был отдален. Их отношения с первым предвестником улучшились после появления Розалины, но стали реже их встречи. Царица иногда видела между ними нечто похожее. Розалина — чистый огонь, элменталь и чудовище, что всем своим естеством пылало, а Пьерро был холоден внешне, но внутри него бушует негасимое пламя мести и разрушающего безумия. И он нашел алую ведьму, привел и показал ей, будто оставляя её с самим новым собой. И наверное тогда она привязалась к первому предвестнику через его "подарок". Взгляд Царицы опускается на пол и на лице появляется нежная и по-настоящему счастливая улыбка, несвойственная ей. В её голове звучат голоса и в пустоте вырисовывается нежный призрак прошлого, ещё юная Розалина. Она стояла тогда на коленях, опустив голову, стыдясь себя. Это был её первый и последний провал, она держалась сильной, и тогда Царица выпроводила из зала всех подчинённых, чтобы девушка дала волю эмоциям, не боясь позора, но новобранка так и не открылась. Она сидела неподвижно и не поднимала головы, даже дышала осторожно. И женщина встаёт аккуратно с трона, как тогда, невесомо касается бледной щеки, и от того, даже не ясно иллюзия это или реальность. Розалина проливает слезу и она чуть ли не касается руки императрицы, она поднимает лицо и наконец смотрит в глаза той, Царица замирает при виде невинного лика мондштатской девы. И не может оторваться от её красоты. А ледяное сердце даже больно покрывается лёгкими трещинами. Рука тянется к светлым волосам, и стоит ей почти коснуться и иллюзия дымкой рассеивается, прогнанная стуком в двери. А Царица не заметив все смотрит на пустой ковер и скорбно произносит про себя чужое имя. Пьеро осторожно толкает двери и оценив разбитое состояние архонта, тихо заходит. — Зачем скрыл? — мужчина склоняет голову и в ответ только молчит. — Я все равно узнала, и уже не в первый раз. Пьеро, подними голову. — Я не хотел вас беспокоить такой мелочью. Наши предвестники часто балуются и совершают аморальные действия. Оно и ожидаемо. — женщина раздражённо смыкает брови и отворачивается от главы фатуи. — Главное лишь их преданность вам, и их... — Помолчи. Мне не нужны эти оправдания, мне не нужно знать о других, мне нужна только Синьора. — под конец она повышает голос, и первый предвестник и она удивляются этому, и она продолжает тише. — Потому что она наглеет, в моем же дворце творит эту бесовщину. — Она опускает взгляд на пол, на ноги предвестника. — Я не потерплю от своих подданных такого, пойди и разберись, подгони остальных предвестников. После Инадзумы Синьора никуда не поедет, ищи замену. — она поднимает глаза и они встречаются взглядами, предвестник все так же спокоен, что выводит из себя царицу. — Мне нужно всего четыре сердца, Педролино. Всего четыре. За месяц управитесь. — Тогда я хочу впервые оспорить ваше решение. Я не думаю, что Чайлд и Розалина подойдут для Инадзумы. Чайлд в силу своей неопытности не сможет, это сразу ясно. И Розалина вряд-ли сможет трезво думать, её пламя вновь начинает брать вверх по неизвестной причине. И то, что она сделала вчера, то это вовсе не по её прихоти, она была невменяема. — Считаешь, моя сила не может сдержать её? — Я просто не знаю чего ожидать. — Тогда что ты предлагаешь мне? — Вместо Чайлда и Розалины отправить Дотторе. Он уже там бывал, в отличие от них и сможет легко ориентироваться. А Розалина поедет в следующий раз в Сумеру, как никак, она знакома с академией. — мужчина поднимает взгляд на садящуюся на трон женщину, следя и ожидая, но не получив ответа он шумно выдыхает. — "Инадзума смерть ведёт" - это предсказала Коломбина. В покоях эхом доносились приглушённые стоны, а за тонкой бордовой ширмой кровати извивались тела. Как страстна и распущена была предвестница знали только верные слуги. Девушка сильнее прижимается к предвестнице, обхватывает за плечи и утыкается в горячее плечо, целуя и оставляя на них тихие стоны. Синьора с силой толкается в последний раз, и медленно выходит сразу же отстраняясь и вставая с кровати. Женщина кидает взгляд обратно на девушку через прозрачную ширму, пытаясь из тех черных локонов и девичьего тела состроить образ Царицы, но сразу отворачивается, разочарованная трезвости и четкости своего зрения.