Унесенный ветром перемен

      Утро у ученика пятого класса Владимира Костылькова, или просто Вольки, выдалось насыщенное. Во-первых, они с семьёй переехали из старой квартиры на новую во всех отношениях жилплощадь. У Вольки была своя комната, которая ещё и на ключ закрывалась, красота, положит конец благожелательным бабушкиным вторжениям. Конечно, пионеру было немного грустно расставаться со старыми друзьями, но это того стоило, в новой квартире даже телефон был! Надо будет как-нибудь позвонить Серёже Кружкину, его отец, Александр Никитич, был сотрудником в институте овцеводства и, как язвительно говорила мама, «Бараны ему телефон и провели!» Волька понимал, что мама шутит, но картина того, как старательные бараны протягивали провода и ставили телефонный аппарат, его всякий раз смешила. Он даже дорисовывал эту картину: вот баран берёт одним копытцем трубку, другим степенно крутит диск, набирая заветный пятизначный номер, и после небольшой паузы важно произносит: «Бэ?» Умора! Но родители почему-то не оценили остроты, напротив, он получил от мамы полотенцем по плечу за то, что «грел уши»! Но это она, конечно, зря, ибо тут же на защиту обиженного внука вышла бабушка, папа с Волькой поспешили уйти из кухни, где старшая самка с остервенением заклёвывала более молодую. Хотя, стоит отдать должное, мирились они мгновенно, после взбучки обе принимались что-то вместе готовить, а там уже вновь звучал смех и весёлое щебетание. «Женщины…», — говорил в такие моменты папа, Волька с ним был солидарен. Женщины вообще несознательные товарищи, когда он повзрослеет, то никогда не женится!       Во-вторых, после переезда, около одиннадцати часов утра, ему пришла в голову мысль искупаться! Конечно, разумнее было бы подготовиться к испытанию по географии, но ведь учебник был заколочен в ящик с книгами, а папа ушёл на завод, так что никто злосчастный учебник достать не смог бы. К тому же после переезда неплохо было бы искупаться в прохладной речке, охладиться, так сказать, чтобы… лучше думалось! Убедив себя железными доводами, он сказал маме, что будет на берегу готовиться к экзамену, та, занятая распаковкой, просто отмахнулась от него. Купание прошло замечательно, Вольке даже стало жаль, что берег сегодня пустынный и никто не сможет полюбоваться его мастерством. Нет, как настоящий пионер он осуждал эгоизм и мелкое себялюбие, но всё же это приятно, когда другие видят то, в чём ты действительно хорош. В очередной раз нырнув в воду, он нащупал почти у самого дна нечто продолговатое, из придонного ила торчало горлышко большой глиняной бутылки. Волька покрепче ухватился за находку и поднял её на поверхность, уже на берегу он разглядел странный сосуд, который выглядел подозрительно древним и был запечатан какой-то тёмной печатью с вязью непонятного назначения. Возмечтав, что это может быть клад, Волька с энтузиазмом притащил свою находку домой. Мама с бабушкой были заняты приготовлением обеда.       Очень кстати пришёлся ключ, благодаря которому пионер добился известной приватности. Затем он достал перочинный ножик и срезал печать с горлышка, брызги от печати попали на его штаны. Тут же комната наполнилась чёрным дымом, а его самого подбросило неслышной взрывной волной к потолку, где Волька повис на ламповом крюке. И ещё пионеру показалось, будто с потолка что-то упало на пол. Дым рассеялся и Волька увидел, что он теперь не один, в комнате помимо него было ещё двое человек. Один — старичок в цветастых шелках, белоснежном тюрбане и причудливых сафьяновых туфлях с загнутыми кверху носками. А другой — мужчина средних лет, во всём чёрном, со шпагой у бедра и пронзительным взглядом чёрных глаз. Этот последний внезапно открыл рот и высоким голосом заверещал. Вольке показалось, что его барабанные перепонки вот-вот лопнут, мальчик зажал уши ладонями, а мужчина в тюрбане, укоризненно покачав головой, вырвал из бороды три волоса, крик унялся. Волька распахнул удивлённые глаза, старик, заметив, что он на него смотрит, упал в ниц и затараторил что-то про Сулеймана-ибн-Дауда, про джиннов и про то, что его зовут Хоттабыч. Волька едва успел представиться, как вдруг в дверь постучала мама.       — Волька! Что там у тебя происходит, ты на трубе что ли играешь? Мы с бабушкой какой-то писк услышали! Как будто сирена в метро!       — Внучок, ты в порядке? — послышался взволнованный голос бабушки.       — Да! — как можно более бодрым голосом откликнулся висевший у потолка пионер. — Мне дали поручение… — он принялся лихорадочно соображать. — Почистить горн! Ну я и дунул в него пару раз.       Послышался возмущённый мамин голос и бабушкин, уговаривающий оставить мальчика в покое, наконец они отошли от дверей. Старик всё это время не вставал с колен, только голову с тюрбаном поднял.       — О, милостивейший и благороднейший отрок, — произнёс он тоном сладким, как ташкентская дыня. — Да благословит Аллах вашу достопочтимую родительницу, чьё благодатное чрево произвело на свет моего красавца-спасителя!       Волька засмущался и от чрева, и от красавца, но тут послышалось возмущённое «Кааарррр»! Мальчик и старик посмотрели на крупного ворона со смоляным оперением и опасно поблёскивающими глазами. Старик встал на ноги и что-то в свою очередь прокаркал ворону, кажется, завязалась перебранка. Наконец ворон неуверенно взмахнул крыльями и, взлетев в воздух, почти сразу врезался в стену. Хоттабыч укоризненно зацокал языком, затем подошёл к опрокинутому навзничь ворону и взял его на руки. Ворон что-то тихо прокаркал, старик ответил ему. Волька, за всем следивший сверху, рискнул раскрыть рот:       — Не могли бы вы меня спустить на землю?