Пьянее, чем вино

Первый маршал Талига всегда должен находиться там, где требует быть его король. На совете. На войне. На очередном непомерно скучном светском мероприятии в Олларии. Они все похожи, если задуматься. И советы, и войны, и рауты… и люди, там присутствующие. До тошноты похожи. Словно бы ты проживаешь один и тот же день. Из раза в раз. Поэтому Рокэ любил свою вотчину. Она не давала скучать. Ни тем, кто рос здесь с детства, ни тем, кто забрёл сюда позднее. Скорее всего так повелось оттого, что в Кэналлоа разморенное спокойствие переплетались со страстью музыки и горячностью поединков, которые, в сочетании с духом близкой взбалмошно-дикой Марикьярой, не могли не оставить следа даже в самом чёрством сердце. Наверное, по этой причине Рокэ было сложно сюда возвращаться. – Соберано! – Приветствуем соберано! – Да здравствует наш соберано! Забавно, он стремился в родной край душой и с нетерпением ждал возможности покинуть гниющую столицу или пахнущее порохом и кровью поле боя, чтобы глотнуть немного свежего воздуха, но, попадая в лёгкие, он причинял Рокэ боль. Ведь Кэналлоа и Марикьяра были свободными. А Кэналлийский Ворон утратил свободу, приобретя своё звание. Паскудно как-то выходило – пускай и властитель целых вольных, как ветер, и безумно красивых мест, а всё равно ограничен выделенной ему золотой клеткой. И хотя Рокэ знал об этом, он всё равно чувствовал себя собой, счастливым и неудержимым – здесь, в Алвасете, который не спал сегодняшней звёздной ночью. И город собирался бодрствовать по ночам ещё целую неделю. Да и кто захочет спать во время весеннего фестиваля вина? Разве что днём, в тени, умаявшись и от работы, и от веселья… А веселиться в Алвасете умели. – Соберано, вы будете петь? – Или, может быть, вы сыграете, соберано? – Соберано, попробуете первое вино этого года? Рокэ рассмеялся – тепло и легко, подобно весеннему ветру – и шагнул вперёд, выходя в самый центр площади. Только дурак откажется от песен, гитары и молодого вина на празднике. А он пока дураком не был. Вроде бы. Поэтому Рокэ пел, играл и пил, не жалея себя, вкладывая всю душу в то, что делал, и яснее ощущал, что значит по-настоящему жить. Алвасете всегда напоминал ему об этом лучше всего – лучше войны, лучше дуэлей – в мире. И этот раз не стал исключением – под подбадривающие крики кэналлийцев, марикьяре и разнообразных гостей своей вотчины Рокэ летящей походкой шагал по бортику украшенного цветами фонтана с вином и наслаждался каждым прожитым мгновением и каждым сделанным вдохом. Сейчас жизнь казалась потрясающей. Идеальной почти. Не хватало лишь одной детали – у неё были серые лучистые глаза, непослушная пушистая чёлка и северное очарование, не оставившее равнодушным ещё ни одного южанина. Как Рокэ мог избежать его влияния? Ни судьба, ни проклятие, ни он сам не позволил бы себе этого. – Соберано! Станцуйте, соберано! Отдав кому-то из охраны гитару, Рокэ спрыгнул с края фонтана на залитую золотым светом каменную мостовую и с подобающим ветру страстным порывом принялся танцевать. Он танцевал столь рьяно с самыми прекрасными девушками и юношами Кэналлоа и Марикьяры. Загорелые, черноволосые, черноокие, изящные и лёгкие, они широко белозубо улыбались и называли Рокэ «соберано», мелькали у него перед глазами вместе с зажжёнными огнями фонарей и вспышками взрывающихся разноцветных фейерверков над головой и сливались в единое ослепительно-яркое, но невозможно однообразное пятно. Совершенно не то, чего хотелось бы Рокэ. Видеть. Слышать. Ощущать. И это его пугало, ведь… С каких пор ему не хватает Родины? С каких пор он ищет в толпе кого-то определённого? С каких пор ему нужен кто-то, чтобы почувствовать себя дома? Ответом на все эти вопросы являлся третий день Весенних Волн. Ричарду бы здесь понравилось, вне всяких сомнений. Эти огни и музыка… Алвасете умел привлечь и покорить, а его первый важный фестиваль в текущем году уж точно не оставил бы впечатлительного северного юношу равнодушным. Юг никогда не жалел красок, и это было заметно – в ярких цветах, вьющихся по стенам домов, в пёстрых лентах, вплетённых в волосы, в растянутых над площадью гирляндах из флажков, в нежно-розовых и кроваво-красных винах, льющихся рекой, и в фейерверках, взрывающихся один за другим в ночном насыщенно-синем небе. И даже танец казался невероятно красочным, не то из-за южных неприкрытых эмоций и смеха, не то из-за поднимающихся во время энергичных движений при очередной смене партнёра цветастых юбок. В этом буйстве красок чья-то русая макушка заметно выделялась. «Северянин…» – подумал Рокэ с тоской и мигом осушил заботливо протянутый ему кубок с охлаждённым обманчиво-лёгким розовым вином. Северяне редко заглядывали на юг, особенно в Кэналлоа. Обычно именно южане волочились за светлыми косами и велись на северную стать. Но всё же чем-то совсем необычным такие гости в портовом Алвасете не являлись. Так что, пускай сердце – до сих пор не усохшее, не окаменевшее, не пропитое и не проигранное – и сжалось предательски, Рокэ всё равно отчётливо понимал: там, в веренице пьяных и веселящихся, танцвал не Ричард, а просто утянутый на фестиваль зазевавшийся надорец. Или, может, не надорец, а какой-нибудь бергер. Отправленный с эскортом несколько месяцев назад в родовое гнездо – или, скорее, в родовой склеп – юноша сейчас наверняка грустно кутался в клетчатый шерстяной плед, пил надорский горячий тодди, заплетал сёстрам роскошные косы и выслушивал наставления по возвращению Талигойи из мёртвых от своей матушки под завывающую за окном метель, которая наверняка казалась Ричарду пусть привычной, но бесконечной. А если бы Рокэ не струсил тогда, его юноша не прозябал бы в замке, а танцевал в этот момент здесь. С ним. О, Ричард выглядел бы просто чудесно. Зимнее кэналлийское солнце расцеловало бы его нос и щёки, оставив на них десятки веснушек, а сам юноша озирался бы по сторонам с интересом, и в его широко распахнутых глазах отражались бы радужные фейерверки и весь сверкающий и переливающийся красками город. Рокэ так хотелось, чтобы юноша увидел Алвасете с его белоснежным замком, узкими улочками, увитыми плющом стенами, гранатовыми рощами и живописной бухтой. Увидел всю Кэналлоа и Марикьяру, каждый богатый культурой уголок этих земель, окружённых необъятным морем. Увидел Рокэ. Настоящего. Без столичной скуки, без безумия войны, без напускного отталкивающего яда и холода, без страха открыться. Но Рокэ не мог ни взять юношу с собой, ни показать ему себя. Это было опасно – привязывать и привязываться. Привязать – означало обречь на смерть. Привязаться – означало обречь на предательство. Из двух зол принято выбирать меньшее, каким бы паршивым ни являлся выбор, и каким бы отвратительно-горьким послевкусием он ни оставался на языке. Рокэ заглушал его вином – бокал за бокалом, бутылкой за бутылкой, бочонком за бочонком. Он пьянел медленно – молодое вино брало своей лёгкостью, чтобы в один момент оставить без сил и без памяти. Но пока Рокэ оставался в сознании, он кружился в ускоряющемся танце, а гремевшая музыка вытрясала, казалось, остатки рассудка из бедовой головы Первого маршала Талига. И прекрасно осознавая, что потерял разум, Рокэ видел среди танцующей наряженной массы тот самый лучистый серый взгляд. Цепкий, внимательный и одновременно с тем хмельной, он то загорался, то опять скрывался в цветастой толпе. Конечно же всё дело заключалось в алкоголе – юное вино наконец-то брало верх и разыгрывало со своим пленником злую шутку, но Рокэ продолжал выискивать поразительно-знакомые глаза между смазанными веселящимися силуэтами. Хотя он понимал всю беспросветную наивную глупость своих желаний, ему до зубовного скрежета хотелось, если он до сих пор в любимчиках у Леворукого, чтобы в этой шутке оказалась доля правды. И южная красавица в руках Рокэ посмотрела на него и улыбнулась – печально и светло, будто бы чувствуя, что на её месте соберано предпочёл бы увидеть другую. Другого. Подняв партнёршу выше, Рокэ мягко опустил её в следующий миг и покружил в последний раз перед тем, как девушку подхватил какой-то молодой ослепительно улыбающийся рэй, с которым танцевать наверняка было куда приятнее, чем со слишком уж задумавшимся соберано. Рокэ тряхнул головой, пальцами зачесав волосы назад, бодро выпил очередной протянутый кубок и повернулся с привычным его людям очарованием, чтобы притянуть к себе новую южную красавицу. Или, может, кого-то из тех, с кем он уже танцевал. В конце концов, после стольких часов, проведённых на шумной площади, здесь вряд ли остался хоть кто-то, кого соберано не успел привлечь в свои объятия. Не то чтобы Рокэ запоминал своих партнёров и партнёрш, разумеется. Это довольно сложно, когда выпито уже изрядно. Однако, несмотря на количество вина, он всё равно помнил, что не мог столкнуться лицом к лицу с тем, кто в Алвасете попросту не должен был присутствовать. – Юноша? И всё-таки он стоял здесь, перед Рокэ. Выгоревшие на солнце пушистые русые волосы. Кошкина дюжина веснушек на носу и на залитых хмельным румянцем щеках. Сияющие серые глаза в обрамлении удивлённо трепетавших ресниц. Ричард. – М-монсеньор? Ладонь юноши бессознательно легла на талию эра, ещё когда он только повернулся, и Рокэ, казалось, не собирался с этим делать ровным счётом ничего. Как, впрочем, и сам Ричард, занятый тем, что разглядывал его, словно пытаясь убедиться в реальности эра. Рокэ же зачем-то положил руку на его плечо, несильно сжимая. – А что… что вы здесь делаете? Рокэ хмыкнул. У юноши откровенно заплетался язык. И взгляд сверкал так, как не сверкали звёзды на небе. Пьян. Безбожно, абсолютно, неприлично пьян, однако Рокэ был куда пьянее Ричарда, потому что среди запаха специй, морской соли и вина в воздухе теперь витал аромат хвои, зелёных яблок и мороза. Чуждое югу, одуряющее сочетание. И столь же родное. – Вы спрашиваете у правителя Кэналлоа, известного пьяницы и сердцееда, что он делает на танцах во время фестиваля вина в Алвасете? – губы привычно растянулись в нахальнейшей ухмылке, а Ричард зарделся от смущения ещё сильнее и попытался было сжаться. Выглядело уморительно, с учётом того, что это обворожительное надорское недоразумение за прошедшие месяцы стало на голову или на полторы выше своего эра. Правда взгляд Ричард не отводил. И он был для Рокэ опаснее войны, слаще победы и пьянее, чем вино. Так что, услышав, как скрипки сменили гитары и кастаньеты, соберано едва сдержал себя в руках, чтобы не закружить несопротивляющегося оруженосца в танце. – Что вы-то здесь забыли, юноша? – приподняв бровь, спросил Рокэ с укором, – Вы должны быть в Надоре. Вместе с выделенными вам людьми. Только не говорите, что заблудились, давайте сэкономим время друг другу и перейдём к правде. Он ждал того, как Ричард возмущённо втянет носом воздух, приготовившись запротестовать и выкрикнуть своё бравое «как вы смеете», но оказался не готов к тому, что юноша ойкнет и примется торопливо говорить совсем иное: – Монсеньор, понимаете, я честно отправился в Надор! А потом… так получилось, знаете, так бывает! В общем, в дороге меня немного похитили… Если бы перед Рокэ стоял кто-то другой, а не Ричард Окделл, он бы решил, что ему врут. Бездарно по части слов и идеально – в эмоциональном плане. Но перед Рокэ был никто иной, как его оруженосец, а научить юного кабанчика лгать за несколько месяцев не смог бы, пожалуй, и сам Леворукий при поддержке сопровождавших его кошек. Получалось, что… Получалось, что у Рокэ ничего не получалось. – Похитили и привезли в Кэналлоа – веселиться? – уточнил на всякий случай до глубины души впечатлённый Первый маршал Талига, повидавший, как он думал до этого, многое, – Скажите-ка мне на милость, Ричард, какие идиоты, полные слабоумия и отваги, посмели сподобиться на подобную авантю… – две мелькнувшие в толпе черноволосые головы – кудрявая и с хвостиком – показались соберано подозрительно знакомыми, – …ру. Ладно, можете не пыхтеть так усиленно, придумывая историю, чтобы спасти своих похитителей. Я уже вижу их. Рокэ как раз успел отвести оруженосца к фонтану, чтобы танцующие пары вокруг случайно их не задели, когда юный Салина в сопровождении юного же рэя Кальявэра соизволили наконец предстать перед старшим недовольным родственником. – Дядя. – Соберано. На смуглых лицах юношей не было замечено ни капли раскаяния или стыда, лишь по-кошачьему довольные дикие оскалы и хитрый прищур. Неудивительно, в конце концов Паоло и Берто были его крови. Однако Рокэ всё равно едва сдерживался, чтобы не оттаскать за уши обоих. В сугубо воспитательных целях, объясняя почему самодеятельность порой бывает наказуема. Но как-то рука не поднималась… с плеча Ричарда. – Итак, как вы додумались и, что главное, как вы умудрились украсть целого герцога в сопровождении вооружённой охраны и с учётом весьма короткого отпуска, который выдаётся мелочи вроде вас на флоте? – от взгляда Рокэ не укрылось то, что юноши самоуверенно вздёрнули подбородки – они и сами собой гордились, – Если рассказ будет интересным, я даже поаплодирую и отпишу Рамону, чтобы вам обоим не сильно досталось. Хотя сразу предупреждаю, что вряд это вас спасёт от гауптвахты, молодые люди. Берто и Паоло, казалось, последнее не особо пугало – они были готовы к наказанию и посуровее, считая, что Дикон однозначно стоил того. Наперебой бросившиеся рассказывать историю похищения юноши поведали Рокэ, что план продумали ещё по осени – почти честным трудом заработали у Рамона месяц отпуска и договорились о том, что до Весенних Скал будут служить под началом Ротгера. Каким образом мальчишкам удалось уговорить Бешеного на свою авантюру – история умалчивала, но по тому, как они загадочно переглядывались, Рокэ додумал эту часть сам. Ричарда друзья выкрали просто – дали денег охране. А сам герцог Окделл не особо возражал и сопротивлялся во время похищения. Сначала Паоло и Берто отвезли его на Марикьяру, чтобы после отпуска иметь возможность выполнять свои обязанности. Позже эта троица уломала Ротгера на короткий отпуск в Кэналлоа, по окончанию которого южане должны были отплыть в Хексберг, чтобы не получить нагоняй, который получат, Рокэ не сомневался – от Рамона. – Соберано, мы просто соскучились по Дикону, – честно признался Паоло и, подмигнув, добавил уже на кэналли: – А ещё мы решили, что вы, возможно, тоже по нему скучали. – Прибью обоих, – с самой светлой и доброй улыбкой заверил Рокэ и перешёл на талиг: – А теперь марш в замок. Вечером выдам вам письмо к Рамону, так уж и быть, и чтобы послезавтра утром уже отплыли в Хексберг. Поняли меня? Совершенно не устрашившиеся тону старшего родича юноши выпрямись и щёлкнули каблуками: – Слушаем соберано! Шустро потрепав Ричарда по волосам, Паоло и Берто шепнули ему что-то уж очень подозрительно похожее на «удачи, Дик» и послушно отправились в замок. Рокэ проводил их удаляющиеся обнимающиеся фигуры внимательным изучающим взглядом, пока его юноша мягко не напомнил о своём существовании, тихонько засмеявшись: – Зря вы так с ними, монсеньор, – речь Ричарда стала чётче, словно он быстро пришёл в себя… или, что вероятнее, вовсе не был пьян, – они же просто хотели, чтобы я для разнообразия отпраздновал свой день рождения не в Надоре, а здесь. Рокэ нахмурился. День рождения, значит. Девятый день Весенних Скал, если он ничего не перепутал. Кажется, он… Рокэ мельком глянул на огромные часы, висевшие над площадью, и показывавшие, что время было глубоко за полночь. Да, девятый день Весенних Скал уже наступил. Как удачно всё сложилось. Что-то подсказывало соберано, что родственнички его лихо провели, специально привезя Ричарда в Алвасете на фестиваль. – Эр Рокэ, Берто и Паоло свой подарок подарили, – в подтверждении его догадки произнёс юноша и, слегка склонив голову на бок, очаровательно-лукаво улыбнулся эру и спросил: – А что мне подарите вы? Едва ли ожидавший подобного Рокэ удивлённо присвистнул. Похоже, Паоло и Берто успели испортить его оруженосца. Спасибо им за это. Возможно, он действительно постарается и попросит Рамона не наказывать мальчишек за опоздание. Например, напишет ему, что они выполняли особо важное поручение соберано. Хмыкнув себе под нос, Рокэ всё-таки отошёл от потрясения и со свойственным ему бархатом в голосе мурлыкнул: – Наглеете на глазах. – Учусь у лучших, эр, – не растерявшись, ответил Ричард. Рокэ расхохотался, разглядывая весьма довольного собственным ответом юношу. Забавный. Закатные твари, да мальчишки были бесспорно правы – соберано скучал по своему оруженосцу. Видеть Ричарда в Алвасете, вдали от дворцовых ызаргов, с каждой минутой казалось всё приятнее. И лишь Леворукий знал, что Кэналлийский Ворон поклялся сотворить с теми, кто посмеет помешать его времяпровождению с юношей. – Хорошо, – легко согласился Рокэ, – и чего же ты хочешь, Дикон? – Потанцуйте со мной, – на одном дыхании выпалил Ричард и поспешил тут же заверить эра: – Я не так плох, правда! Берто и Паоло меня немного учили фанданго… И не только фанданго, кажется. Обещаю, я не отдавлю вам ноги, монсеньор! Наверное, Рокэ был чересчур пьян – всё-таки на фестивале он выпил прилично. Или же дело и правда заключалось в одном северном юноше, пьянившем лучше и «крови», и «слёз» вместе взятых, потому что ни одно вино не творило с соберано Кэналлоа и Марикьяры то, что творил с ним неловко краснеющий Ричард Окделл. Но сейчас, глядя в эти серые глаза, Рокэ было плевать на истинную причину происходящего. – Желание именинника – закон…