Семья - больше, чем кровь

Ступая бесшумно, аккуратно огибая кусты и низко свисающие лианы, не отрывая взгляда от будущей добычи, Тея медленно шла следом за шестиногом, крепко сжимая пальцами древко лука. Где-то рядом точно был Цу’тэй, да и Джейк с Нейтири ощущались магией неподалеку, но Блэк предпочла не отвлекаться на постороннее, и сосредоточилась на охоте. Сегодня она должна будет доказать не только клану, но и самой себе, что может стать частью Народа. Стрела легко легла на тетиву, дыхание остановилось, замерло на губах вместе с нервным ожиданием результата. Шестиног остановился возле дерева, склонил голову к земле, что-то выискивая среди высокой травы. Выглядел зверек спокойным, не обращал внимания на пролетающих мимо веерных ящериц, только иногда вскидывал голову и осматривался по сторонам. Тея замерла, присев возле поваленного дерева. Сердце в груди билось как после долгой пробежки, и девушка прикрыла глаза, успокаиваясь. Сейчас нервозность и тревога может лишь помешать, особенно вкупе с напряжением. Так что стоило хотя бы попытаться взять себя в руки. «У тебя все получится», — бубнил внутренний голос, и магия, струящаяся по венам вместе с кровью, окутала тело аватара уже привычным покровом прохлады, помогая расслабиться. Повернувшись к полянке, на краю которой теперь гуляло сразу несколько шестиногов, ведьма беззвучно выдохнула, вновь на секунду прикрыла глаза, сосредоточившись, и натянула тетиву. Наконечник стрелы, смазанный нейротоксином и оттого слабо поблескивающий в редких лучах солнца, смотрел точно в цель. Один из зверей, тот самый, за которым Блэк и шла в лесную чащу, очень удобно повернулся, открывая ничем не защищенный бок. Оперение стрелы приятно щекотало щеку, и когда пальцы отпустили тетиву, мазнуло по скуле в ласковом жесте, какой обычно используют матери, поглаживая ребенка по лицу, чтобы успокоить. Хриплый звериный вскрик, перешедший в хрипящий визг и тихий стук упавшего на землю тела заставил Тею блекло улыбнуться. Убивать ей не нравилось, и только искреннее желание стать частью Народа, влиться в жизнь клана полноценно и полноправно останавливало ее от того, чтобы вылечить смертельно раненного зверя. Другие шестиноги разбежались, испуганно развернув кожистые «веера». Выскочив из-за ствола дерева, девушка быстро подошла к своей добыче, стараясь не заострять внимание на жалобном блеянье и том, как существо перед ней безостановочно сучит ногами, пытаясь встать. Стрела вошла меж ребер, точно задев легкие, но зверь все еще цеплялся за свою жизнь. Присев перед ним на колени, Тея положила на тонкую гибкую шею ладонь и в безотчетной ласке погладила теплую кожу. Золотой глаз косился на нее понимающе, влажно мерцая, и от этого на секунду сделалось еще хуже. — Oel ngati kameie, ma tsmukan, ulte ngaru seiyi irayo. Ngari hu Eywa salew tirea, tokx 'ì'awn slu Na'viyä hapxì. (Я тебя вижу, брат, и благодарю. Дух твой отправляется к Эйве, тело твоё остаётся, чтобы стать частью Народа). — слова срывались с губ легко, чувствовались правильно и нужно, но на сердце у ведьмы все равно было тяжело и муторно. Шестиног уже не дергался, замер на земле, застыл, и теперь смотрел куда-то вверх потускневшим золотым глазом. Из дыхала торчала резная рукоять ножа, который Тея вместе с Цу’тэем закончили делать совсем недавно. Как говорил охотник, создание своего оружия — один из этапов становления членом клана. Осторожное прикосновение к плечу заставило девушку вздрогнуть. Обернувшись через плечо, ведьма увидела подошедшего Цу’тэя, на губах которого легким изломом пролегла полуулыбка. В золотых глазах охотника ярко мерцала гордость на пополам с пониманием, поэтому сильные пальцы лишь молчаливо сжались на теплой коже плеча в жесте поддержки. Где-то тут, рядом, были и Джейк с Нейтири, возможно, кто-то еще из клана, но Тее было плевать. Она встала с колен, шмыгнула носом и с благодарностью приняла крепкие объятья воина. Цу’тэй гладил ее по голове, шептал что-то на ухо, пытаясь отвлечь, пока сам рассматривал резную рукоять ножа, все еще вонзенного в плоть убитого в ритуальной охоте зверя. Плечи ведьмы мелко дрожали, кожу щек обжигало редкими слезами, и единственным желанием на’ви в этот момент было увести Тею куда-нибудь подальше от деревни, от клана, чтобы дать ей вволю поплакать, выплеснуть вместе с криком боль. Простояли они так довольно долго — по ощущениям ведьмы, около получаса. Ее уже не трясло, лишь пальцы мелко дрожали, выдавая нервное напряжение, но на такое проявление стресса девушка решила не обращать внимания. К тому же, на удачной охоте день не заканчивался — нужно было принести добычу в деревню, разделать, приготовить мясо и съесть. Все это Тея должна была делать сама, помогать ей запрещалось. Так что, отстранившись от теплого и ставшего родным Цу’тэя, Блэк подошла к телу шестинога и, незаметно бросив на тушу заклятье облегчения веса, подхватила его на плечо и безошибочно зашагала в сторону клана. Воин шел следом, рассматривая мерно покачивающийся хвост с темной кисточкой, и думал. Сегодня Тея доказала себе и клану, что способна охотится и приносить Народу пищу. Завтра цахик Мо’ат проведет для нее ритуал благословения (Цу’тэй все еще сильно сомневался в Джейке, хотя уже и не относился к чужаку столь негативно), а затем, на рассвете следующего дня, они должны будут отправится в вышину парящих гор, чтобы пройти Икнимайю. В возлюбленной Цу’тэй не сомневался, но что-то глубоко внутри него говорило, буквально кричало о том, что просто не будет. И охотнику было сложно понять, как относится к такому двоякому предчувствию. За очередным кустом показалась одна из охотничьих троп, по которой они вдвоем и вернулись в деревню. Многие приветствовали Тею улыбками и подбадривающими выкриками, некоторые даже подходили, чтобы коснуться плеча или локтя в жесте поддержки. Блэк улыбалась в ответ, кивала благодарно, перебрасывалась короткими фразами и в целом не выглядела печальной, но Цу’тэй знал, чувствовал, что девушка все еще расстроена. Для него убийство животного ради пропитания было привычным, для нее же — очередное испытание. И зная ее историю, то, через что пришлось пройти, воин не смел ее винить. Их путь закончился небольшим, неприметным шатром, где на’ви хранили инвентарь для работы с землей, некоторый запас материалов для создания стрел и всякое-разное для работы с дичью. Конечно, у каждого охотника был свой личный своеобразный набор, которым тот должен был мастерски владеть, чтобы в ходе разделки туши не испортить шкуру, но в такие моменты, когда в деревню со своей первой самостоятельно добытой дичью возвращается ставший на путь охотника на’ви, этот шатер был спасением. На широкий, кое-где пестревший темно-бурыми пятнами высохшей крови, стол с ощутимым гулким стуком упало тело убитого шестинога. Голова на длинной гибкой шее свесилась с другой стороны столешницы, напоминая собой немного жуткую картину из прошлого, где вместо разделочного стола был алтарь рода, а вместо туши животного — человеческое тело. Кровавый древний ритуал, помогший Тее в свое время укрепить защиту дома на площади Гриммо, двенадцать, порой все еще снился ей в темных кошмарах. Блэк повела плечом, отгоняя прочь мрачные картины прошлого, и сосредоточилась на настоящем. Под рукой удобно лежали ножи разной формы, идеально наточенные, готовые к работе. Сейчас ей необходимо аккуратно снять шкуру, разделать мясо на удобные для готовки порции, и, собственно, приготовить добытую дичь. Помощи ей ждать неоткуда, таковы правила, и не то, чтобы ведьма переживала. Готовить она умела и любила, что уж тут скрывать, но вот аккуратно снять шкуру… Пришлось вспоминать все те немногочисленные телешоу про охоту и разделку дичи, которые она видела, будучи ребенком и которые пересматривала в сознательном возрасте, чтобы понять, как именно должны действовать заклятья, снимающие заживо кожу. Все-таки правы были те авторы книг, которые писали о важности мысленного представления конечного результата, чтобы заклинание сработало. Тея только что в этом убедилась. Руки действовали отдельно от мозга, работая на чистом автопилоте, подкрепляемые живым воображением и знаниями о том, как правильно делать надрезы и далее-далее. Сама Тея глубоко задумалась о том, какой же шутницей-стервой оказалась судьба. Когда-то она училась пыткам, чтобы выжить, читала трактаты безумцев и сошедших с ума ученых, которые не гнушались ничем ради извращенного больным разумом результата. Теперь же она использует эти знания для того, чтобы аккуратно снять с туши убитого ею зверя шкуру. И именно из этой шкуры ей в будущем предстоит сделать седло для своего икрана. В успешности прохождения Икнимайи Блэк не сомневалась — слишком сильно ей хотелось вновь летать, чтобы даже допустить мысль о провале. Наблюдающий за возлюбленной Цу’тэй удивлялся, ужасался и восхищался одновременно. Он догадывался, откуда Тея знает о том, как именно нужно снимать шкуру, но не хотел слышать подтверждений своим мыслям, а потому молчал. Плавные, уверенные движения, наполненные какой-то своеобразной магией, заставляющей смотреть не отрываясь, напомнили охотнику движения ленивого, сытого хищника. И тем горше было осознавать, через что пришлось пройти Тее, чтобы научится этому. Цу’тэй вовсе не оправдывал ее, хотя и хотел бы, наверное, думать, что его возлюбленная — белая и пушистая, безобидная совсем, как маленький пролемур. Однако осознание, что все рассказанное Блэк в целительском шатре — правда, и те оговорки, что присутствовали в их разговорах раньше, давали воину понять, что ведьма кто угодно, но не безобидная девушка. Она была воином, каких поискать, бесстрашной и сильной, готовой сражаться за свою семью и друзей. Она была лидером, за которым хотелось идти, не оглядываясь и не сомневаясь. Цу’тэй думал даже о том, что при других обстоятельствах Тея могла стать прекрасным вождем. Своеобразная медитация оборвалась внезапно, заставив Тею едва не подпрыгнуть на месте — так глубоко она утонула в своих мыслях. В шатер, переговариваясь, вошли Нейтири и Джейк. Увидев друзей, Блэк слабо улыбнулась и махнула рукой с зажатым в ней окровавленным ножом. Должно быть, выглядела она жутко, раз даже морпех с внушительным послужным списком сделал шаг назад. Усмехнувшись, Тея вернулась к разделке туши. Осталось ей немного — осторожно разрезать мясо на куски, приготовить поесть и, собственно, попробовать собственноручно приготовленное. На’ви мясо готовят совсем не так, как люди, и Блэк было искренне интересно, получится ли у нее. Джейк занял второй стол, скинув с плеча такого же, как у нее, шестинога. Улыбнувшись друг другу, друзья погрузились в работу, не замечая, как переглядываются Нейтири и Цу’тэй. Охотница пару минут наблюдала за уверенными движениями ведьмы и пытающимся повторить за ней Салли, а потом поманила воина за собой и вышла из шатра. Цу’тэй вышел следом, напоследок оглянувшись на Тею. Девушка уже преступила к разделке туши и не обращала внимания на окружающий ее мир. На’ви остановились в тени деревьев, скрывшись от глаз других за пышным кустом. Нейтири нервно дернула хвостом, обхватила себя за плечи руками, и Цу’тэй смог понять по этим ее ужимкам, что девушке некомфортно от будущего разговора. А в последнее время такие эмоции у них обоих вызывает лишь тема вынужденного будущего замужества. Ни ему, ни ей не хотелось связывать себя браком с на’ви, к которому ты относишься как с сестре или брату. Охотник покорно дождался, пока девушка немного успокоится и только тогда начал разговор: — Я не смогу взять тебя в жены, Нейтири, — голос у воина был спокойным, но в нем проскальзывали нотки стальной уверенности. Охотница посмотрела на него удивленно, словно не ожидала столь прямого признания, а затем слабо улыбнулась. — Я тоже не смогу назвать тебя своим мужем, Цу’тэй. Они оба одновременно обернулись к шатру. Отсюда были слышны тихие голоса Теи и Джейка, друзья что-то обсуждали. Иногда слышались смех и возня, громкие нечленораздельные восклицания. Двоим явно было весело, но ни Нейтири, ни Цу’тэй даже не думали ревновать. — Отец будет недоволен, — бросила в пустоту охотница, вновь обняв саму себя за плечи. Сейчас она мало походила на смелую и отважную Нейтири, скорее напоминала больше робкую и в каком-то смысле пугливую малышку-Тири, с которой Цу’тэй познакомился в детстве. — Мы сможем ему все объяснить, — воин в истинно братском жесте сжал плечо девушки пальцами, выражая свою поддержку, — он поймет. Нейтири ничего не ответила, только кивнула и позволила себе расслабится. Как же давно она не чувствовала себя столь свободно рядом с Цу’тэем! Ровно с той секунды, как отец, оло’эйктан клана Оматикайя, объявил ей о необходимости связать узами брака свою дочь и своего преемника, меж ними пролегла сначала трещина, а потом и вовсе пропасть. Сначала лучший воин клана должен был стать мужем ее сестры — сильной и прекрасной Сильванин, но, когда та погибла… Нейтири до сих пор не может простить ни людей, ни себя. Смерть сестры ударила по ней слишком сильно. Из шатра бесшумно выскользнула Тея, на ходу стирая с рук подсыхающую уже кровь. Выглядела девушка воодушевленной, чем-то явно довольной, а еще — совсем не расстроенной, уж это Цу’тэй видел четко и ясно. Ведьма отпустила свою тоску, оставив в сердце лишь крупицу, чтобы не потерять себя в водовороте захватывающих эмоций и держаться на плаву, но так делает каждый разумный, понимающий важность уметь грустить и радоваться. Заметив на’ви, девушка с легкой улыбкой подошла ближе и доложилась, лучась теплым, солнечным спокойствием: — Я закончила. Осталось только приготовить мясо. — Хорошо, — охотник кивнул, гордо улыбнувшись, — тогда идем. — Джейк еще не закончил? — интересуется Нейтири, рассматривая словно посветлевшее лицо аватара. Тея покачала головой, отчего заплетенные в тонкие косички волосы скользнули по плечу. Деревянные бусины, вплетенные в прическу, ударились друг о друга и наполнили секундную тишину мелодичным перестуком. Дочь вождя кивнула в ответ, улыбнулась и поспешила вернуться в шатер. Тея и Цу’тэй проводили ее тонкий силуэт взглядами, пока темная кисточка гибкого хвоста не скрылась за пологом, и только потом отправились к большим очагам, где на’ви готовили еду. Там уже сидело несколько соклановцев, тихо переговаривались и над чем-то смеялись дети, кружком усевшиеся подле взрослых. Вокруг царил уют и покой. Тея прошла к одному из дальних очагов, присела возле выложенного камнями круга, где краснели горячие угли, и задумалась. Неизвестно, когда Паркер решится на серьезные действия, когда додумается совершить главную свою ошибку. И это ожидание во сто крат мучительнее сражения. Блэк даже не думала, что столкнется с этим мерзким чувством вновь. Присевший рядом Цу’тэй помогал отвлечься от тяжелых раздумий, но мысли то и дело соскальзывали к скорой войне с людьми. Ведьма не боялась самого сражения, не боялась быть мишенью и бросаться на баррикады — она привычная, ее вообще растили в свое время как главное оружие против психопата-убийцы и не учили жить как обычный человек. Но ей было страшно даже думать о том, сколько же на’ви погибнет, защищая свой дом. И ведь не получится в этот раз все сделать в одиночку. По крайней мере, за ней следом увяжутся и Джейк, и Нейтири с Цу’тэем, и Грейс с Норманом и Труди. А если уж они вмешаются, то точно влезет и Куоритч, а с ним вместе — Лайл и те солдаты, которые верны полковнику и не поддерживают Паркера с его идеей тотального геноцида разумной расы. И таких вояк, по словам самого Майлза, если не половина базы, то треть точно. И от этих цифр ей, прошедшей войну с безносым ублюдком и его прихлебателями, становилось не по себе. Она знает цену войне, знает весь тот ужас и мрак, который наверняка поселится во многих душах. — О чем ты думаешь? — голос Цу’тэя заставляет вздрогнуть и повернуть голову. Золотые глаза, лучащиеся беспокойством, напоминают о том, что Тея более не одинока. И от того только хуже осознавать, что в грядущей войне она может кого-то потерять. — О прошлом, — уклончиво, словно бы нехотя отвечает девушка, отводя взгляд. Ложь в ее словах чувствуется также отчетливо, как и ветер на теплой коже, но Цу’тэй предпочитает не замечать столь явного вранья. Для него становится очевидным, что тема, волнующая Тею уже несколько дней подряд, не так проста и ее невозможно вот так запросто обсудить. Так что на’ви просто кивает и дает понять, что готов ждать ее правдивого ответа столько, сколько понадобится. Блэк от такой невысказанной, но теплой заботы становится не по себе. Глаза резко начинает жечь, словно кто-то щедро насыпал под веки песка, смешанного с мелко битым стеклом. — Ты не обязана рассказывать мне обо всем, о чем думаешь, — тихо заверяет возлюбленную охотник, поглаживая напряженное плечо, — я доверяю тебе и знаю, что ты не скрываешь от меня ничего плохого. Тею дергает и едва не подбрасывает на месте от простреливший сознание боли. Цу’тэй даже не догадывается, что она не такая святая и скрывает от него многое. Он не знает, до сих пор не знает, что на деревню рано или поздно нападут люди; не знает о том, что некоторые люди выступают за Пандору, а не против нее; не знает того, что она не может иметь детей и никогда не подарит ему сильных наследников… последнее, пожалуй, волнует Тею даже больше всего остального, но говорить о таком она не готова. — Ты ошибаешься, amor meus (латынь: моя любовь), — ведьма изломанно улыбается, не пытаясь спрятать печальный взгляд. — О чем ты? — Цу’тэй не хотел напрягаться, не хотел показывать своей настороженности, но рефлексы, вбитые под кожу долгим соседством с людьми, сделали свое. Он отстранился, отклонился в сторону, нахмурившись и став похожим на недовольного, раздраженного кота. В другой ситуации Тею бы это позабавило, но не сейчас. Сейчас ей было почти физически больно от осознания, что их отношения могут закончится сейчас, как и отношения с кланом Оматикайя в целом. — Я… — девушка жмурится, понимая, что не может сказать правду, и даже не потому, что боится, а потому что эта правда может навредить не только ей, но и остальным: Джейку, Грейс. Себя ей не было жаль, она привыкла к собственной жертвенности, но вот жертвовать другими ей не позволяла совесть. И гордость. — Не могу сказать. Не сейчас. Цу’тэй хмурится только сильнее, раздражаясь уже всерьез. Однако призвать Тею к ответу он не успевает — к их кострищу, в углях которого уже наверняка запеклось мясо, подошли Джейк и Нейтири. В руках морпех нес несколько крупных кусков мяса и стопку плотных листьев. Пришлось прервать неприятный во всех отношениях разговор, который, ведьма уверена, еще аукнется ей проблемами. Осторожно поворошив угли тонкой длинной палкой, девушка выкапывает из огненно-горячего нутра несколько сизых свертков, и аккуратно перекатывает их на еще один широкий лист. Постепенно вокруг других костров собираются вернувшиеся охотники и собирательницы, весело переговариваясь и обсуждая собранные в лесу фрукты и съедобные семена, начинают собираться своими группками дети, пересказывающие друг другу интересные истории и смеясь над шутками. Атмосфера наполняется теплом и эфемерным, призрачным светом, от которого Тее хочется убежать. Кусок в горло не лезет совершенно, все время кажется, что на нее смотрят, но на деле взглядом ее сверлит только Цу’тэй. Он сидит по-прежнему рядом, повернув голову и хмурясь, но уже не выглядит столь раздраженным и раздосадованным неудавшимся разговором. В золотых глазах вновь искрами сверкает нежность, дымкой по ободу зрачка клубится забота. Таким его видеть приятно, радостно. Тея смеет надеяться, что после открытия правды этот свет из его глаз не уйдет, иначе она самолично перережет себе глотку ритуальным ножом. — Почему ты не ешь? — голос Нейтири врывается в сознание раскаленным штырем, вороша угли-мысли и заставляя выныривать из собственного сознания в реальность. Отведя взгляд от жаркого огня, ведьма смотрит на подругу и моргает, пытаясь собраться в кучку. — Наелась. — Ты почти ничего не съела, — Цу’тэй подает голос внезапно, не давая встать, удерживает на месте ладонью на колене. Тея действительно почти не притронулась к мясу, слишком поглощенная своими переживаниями, тогда как тот же Джейк уже почти закончил доедать третий большой кусок отлично прожаренного мяса. Тяжело вздохнув, Блэк взяла в руки сравнительно небольшой кулек с запеченным мясом и начала расплетать обуглившиеся тесемки под взглядами друзей. Есть ей по-прежнему не хотелось.