Семья - больше, чем кровь

Новое утро — новые проблемы. Тея просыпается нехотя, чувствуя себя невероятно разбитой, словно не спала большую часть ночи, а как минимум таскала тяжеленные ящики с оружием. Неприятно ломило мышцы, ныла спина, ноги едва шевелились, безобразно шаркая по полу мобильного блока. Она встала первой из команды, за пуленепробиваемым толстым стеклом только-только занимался рассвет. Спать не хотелось, хотя надо было бы, наверное. Блэк чувствовала, что долго в таком темпе она не выдержит — слишком огромная нагрузка как на мозг, так и на магическое ядро. Постоянная перекачка в тело аватара энергии, каждый вечер — мозговой штурм, проработка плана по спасению клана Оматикайя, а в деревне — обучение. Цу’тэй после их прогулки стал уделять ей еще больше времени, только теперь не боялся прикасаться, показывая нужную стойку или меняя положение рук при стрельбе из лука. Воин словно пытался наверстать упущенное, так что кожа после нескольких часов занятий горела от его прикосновений. Но Тее грех жаловаться — ради этого она готова каждый день иссушать себя до дна. Прошла всего неделя после заключения сделки с Паркером, а ведьма уже чувствовала себя столетней старухой, которой на свете осталось жить считанные минуты. В душе зрело опасение, что Селфридж может выкинуть нечто, способное погубить не только на’ви, но и всю Пандору. Тея отчетливо видела кроваво-красные щупальца, разбавленные чернотой, опутавшие мелкую, блеклую душонку мужчины. Паркер был слабый духом, жадным и мелочным, охочим до легких денег. Так что вариант с нарушением договора — это вовсе не подозрения, не беспочвенное сомнение, а вполне логичный, один из множества вариантов развития событий. Селфридж не остановится, пока не перекопает всю планету, чтобы выкачать из недр весь анобтаниум. Совершенно механически, не обращая внимания на обстановку вокруг, Тея ставит кружку с водой и чайным пакетиком в микроволновку, выставляет на таймере время, жмет на широкую плоскую кнопку, запуская технику. Легкое мерное жужжание над ухом отвлекает, заставляет обратить внимание на мир вокруг. Узкий длинный проход, заканчивающийся тупиками. По правую руку, от и до, пространство занято двухъярусными койками, кухонным гарнитуром из металла и пластика, затем дверным проемом, ведущим на улицу, и далее — стоящими в ряд по стене синх-камерами. Самый дальний саркофаг, в углу — закреплен за ней, и совсем скоро она вновь уляжется внутрь, чтобы перенести сознание и кусок магии в тело аватара. По левую сторону — несколько шкафчиков для вещей, еще одна дверь на улицу, длинный узкий стол и стулья, ровно шесть штук — для каждого обитателя мини-базы в горах Аллилуйя. На кровати возится Грейс, просыпаясь, и Тея массирует переносицу, понимая, что Огустин стопроцентно устроит ей головомойку хотя бы потому, что Блэк уже несколько дней почти не ела. Организм отвергает любую пищу, и даже от маленького куска еды ведьму начинало тошнить. Иногда бывало, что и рвало, причем темной желчью, почти черной. Она уже видела такое, еще в прошлом мире, когда Сметвик показывал ей свои воспоминания. В тех движущихся картинках немолодого уже мага также рвало желчью, черной и густой, и Гиппократ четко сказал, что это — первый признак сильнейшего истощения организма, магического и физического. И если не принять меры, то после продолжительной болезни магическое ядро начинает разрушаться, пожирая само себя в попытке вылечить истощенный организм. Тея не желала себе такой участи, но не знала, как исправить уже случившееся. С каждым часом самочувствие лишь ухудшалось, к постоянному сосущему голоду прибавился озноб, противная тупая головная боль, перед глазами то и дело начинали мельтешить черные точки. Смертельная усталость заставляла часто отдыхать, и казалось, проблемам нет конца и края. Так что, когда Огустин подошла к ведьме, сидящей за столом, Блэк уже готовилась молча внимать наставлениям и упрекам. Но ученая удивила — молча села рядом, накрыла страшно-худые ладони своими, теплыми и немного грубыми от постоянной работы с землей. Заглянула в потускневшие, потерявшие задорный блеск глаза. Нежно, совсем по-матерински погладила длинные пальцы. — Что с тобой происходит, Тея? — голос женщины тихий, обеспокоенный, наполненный теплом. Сейчас Грейс разговаривала с ней не как начальница, и даже не как друг, а как волнующаяся о состоянии своего ребенка мать. Тее бесконечно приятно, что Огустин считает ее настолько близкой себе, хотя они большую часть времени говорят только о науке. — Ничего, — все-таки отвечает заученно, старается притворится, что все и правда нормально. Естественно, ей не верят — тут все признаки вранья на лице, вместе с симптомами истощения и стресса. Грейс хмурится, крепче сжимая ледяные руки. — Ты совсем разучилась врать, — качает головой ученая, — мы все волнуемся за тебя, Тея. Ты изводишь себя, так нельзя. — Я просто… — девушка устало прикрыла глаза, — просто стараюсь помочь. — Я знаю. И они, — кивок в сторону коек, где сопят ребята, — тоже. Мы не слепые, девочка. Прекрати калечить себя, стараясь везде успеть. Помолчали. Грейс все еще мягко поглаживала ведьмины пальцы, согревая. Тея смотрела в стол, стараясь задавить порыв расплакаться. Так непривычно и даже страшно было чувствовать, что о тебе кто-то заботится, кто-то волнуется. Раньше только Кричер и Гиппократ старались хоть как-то скрасить ее жизнь, были семьей. И когда они оба погибли, у Теи руки опустились, словно вынули, выдернули из души нечто очень важное, нужное. То самое, что зовется «светом» и помогает справится даже с самым лютым дерьмом. — Мне страшно, — жмурится, пугаясь сорвавшейся с сухих губ правды, — страшно потерять все. — Тея… — Нет, — девушка качает головой, — все нормально. Я просто… когда я согласилась и подписала контракт, а потом и прилетела на Пандору, я просто не поняла, что началась новая жизнь. Мне казалось, что все по-прежнему — есть только я и Тедди, есть моя обязанность заботится о нем. А потом… потом случилось все это. На’ви, клан Оматикайя, обучение. Я влюбилась в этот мир, Грейс. И мне страшно, что такой человек, как Паркер, может просто отдать приказ и уничтожить все то, что я успела полюбить. Я не смогу пережить этого… снова. Огустин вновь погладила немного согревшиеся пальцы, взяла Тею за руки, сжала чужие худые ладони, показывая, что рядом и готова слушать и слышать. Блэк тяжело вздохнула, поднимая на ученую взгляд, в котором плескалось отчаянье человека, боящегося не успеть, не оправдать надежд. Ведьма искренне переживала, что не сможет помешать Селфриджу убить Пандору — огромную планету, живую и дышащую, способную подарить второй шанс другим людям путем исследований. Ведь были уже сдвиги, были! — Мне так страшно, Грейс! Я боюсь подвести клан, боюсь не оправдать собственных надежд. Постоянно думаю об этом, пытаюсь просчитать наперед, что делать. И ничего не получается. Словно я стою на месте. — Тея, — Огустин выдохнула, — ты молодец. Знаю, это звучит так глупо, но я понимаю, о чем ты говоришь. Когда Сильванин и других расстреляли у меня на глазах, я… ученые не должны привязываться. — Ты десять лет отдала школе, Грейс, — Тея слабо улыбается, — ты заслужила эту любовь. Заслужила, чтобы тебя называли мамой. Не обесценивай свой труд. Вновь помолчали, думая о своем. Блэк рассматривала светлеющее стремительно небо, пытаясь отыскать среди низких облаков силуэты неприрученных икранов. — Ты сказала «снова», — переключилась женщина, — расскажешь? Тея посмотрела на ученую, глубоко внутри сражаясь с собственной паранойей. Львиная часть того огрызка души, что еще остался, сопротивлялся, тогда как крохотная часть, почти крупица, готова была открыться. И Блэк, может быть, еще пожалеет о своем решении, но первые слова правды уже срываются с губ, заставляя Грейс обратится в слух. Речь у Теи пропитана ядом старых обид, никак не проходящей ненависти к предателям, болью от осознания предательства и хрупкой, ломкой надеждой, что более она с таким не столкнется. Каждое слово подобно острой игле, смазанной ядом — впивается в сердце ученой каленым железом, разъедает душу сочувствием, разделяет боль ведьмы меж ними также, как гости преломляют с хозяевами дома хлеб, пьют вино и говорят за жизнь при каждой встрече за одним столом. Невидимые, но оттого не менее крепкие нити, похожие на ультратонкие стальные канаты из ненавистного всем работникам научного отдела анобтаниума, связывают души Грейс и Теи, неразрушимо, прочно, непоколебимо. Девушка не смотрит на женщину, предпочитая разглядывать перистые облака, но Огустин совсем не обижается. Она ценит то, что Блэк вообще рассказывает ей о своем прошлом, которое причиняет столько боли. И женщине искренне хочется помочь, но все, что она может сделать сейчас — это все же уговорить девушку поспать, отдохнуть хотя бы несколько лишних часов. Тея нехотя соглашается, очень тяжело поднимается из-за стола и едва не падает, когда колени на мгновение слабеют и заставляют ноги подламываться, как старые, отсыревшие спички в руках любопытного ребенка. — Так, — Грейс подхватывает ведьму под руку, помогая устоять и позволяя опереться на себя, — никаких сеансов связи, никакой работы. Неделю. У тебя внеплановый отпуск. — Грейс… — начинает возмущенно девушка. — Я все сказала, — обрубает ученая, — мне нужен толковый помощник, а не ходячий труп. Отлежишься, окрепнешь, отъешься. Будешь заниматься Тедди, в конце концов. Ребенок бродит тут как неприкаянный! Последнее прозвучало как выговор, и Тея невольно вжала голову в плечи. Огустин она уважала, и недовольство непосредственного начальства (хоть и очень условного) било по нервам также сильно, как постоянные погони и засады, бывшие в прошлой жизни страшной ежедневной рутиной. Стало стыдно и перед Грейс, и перед Тедди. Особенно перед сыном, ведь Блэк до сих пор была единственным человеком, который мог не просто помочь, но и научить маленького мага справляться и со своей силой, и со зверем внутри. Люпин как раз завозился на кровати, когда Грейс и Тея проходили мимо. Мальчик выглядел бледным и осунувшимся, словно давно и прочно болел. Ведьма с ужасом осознала, что ее состояние отражается и на ребенке. Ведь крепкая, прочная связь крестный-крестник работала в обе стороны. Осознав масштаб едва не случившейся катастрофы, Блэк прикрыла глаза, устало сев на свою кровать. Грейс заботливо взбила подушку, помогла лечь и укрыла тонким, шерстяным одеялом. — Спи, девочка, — теплая сухая ладонь ученой прошлась по темным волосам лаской, — а мы позаботимся о том, чтобы никто тебе не мешал. Последних слов Тея не услышала — малодушно отключилась, впервые за долгие годы позволив себе доверится людям. Грейс пару минут постояла рядом с койкой, наблюдая, как смертельная бледность чужого лица смешивается с серостью хлопковой наволочки, превращая Тею в подобие спящего призрака. Сердце ученой болело от вида столь неподходящего для Блэк — на ее памяти, всегда спокойной, с огнем в изумрудных глазах и с легкой полуулыбкой дьявола на полных губах. Сейчас девушка напоминала лишь блеклую, полупрозрачную тень себя прежней. Огустин поправила сползшее с плеча ведьмы одеяло, еще раз осторожно погладила по голове и отошла к столу. На металле столешницы осталась стоять недопитая чашка дерьмового растворимого кофе, который в последние дни Тея глушила литрами, стараясь подольше оставаться в реальности. — Как она, док? — подъехавший на коляске Джейк заставил Огустин обернуться и покачать головой, поджав губы. Салли выглядел немногим лучше Теи, хотя ему было все же проще — на него не повесили переговоры с полковником Куоритчем, составление отчетов и усиленные тренировки с лучшим воином клана Оматикайя. — Вымоталась, — все же ответила коротко женщина, вновь присев за стол, — сегодня ты будешь в клане один. Объясни на’ви, что Тее нездоровится. Неделю она не будет подключатся к аватару. Ей нужен перерыв. — Она сильная, — смотря в сторону койки, на которой неподвижно лежала Блэк, тихо высказался Джейк, — ты бы видела ее, Грейс. Не знаю, что на счет меня, но Тею народ Оматикайя уже считает своей. Огустин повернулась к нему, немного удивленно улыбаясь. Она и не сомневалась в способностях Блэк, но все же такой быстрый прогресс — это ли не чудо? Ученые не должны верить в сказки, но сейчас Грейс очень захотелось стать просто человеком, который может поверить в божественный промысел, немыслимую удачу и покровительство самой Фортуны. — Нейтири говорит, что Тея сможет пройти испытание приручением икрана раньше меня, — Салли качает головой, словно не веря до конца в то, что говорит, — потому что уже сейчас она держится и ведет себя как настоящая на’ви. У нее даже акцент появился. — Даже так? — удивление на лице Грейс проявляется отчетливее. — Ага, — Джейк обеспокоенно хмурится, — только вот даже на’ви заметили, что Тея себя изводит. Мо’ат хотела запретить ей помогать другим, но Тея… — Встала в позу? — грустно улыбнулась Огустин. — Что-то вроде, — кивнул морпех, — я не слышал ссоры, но разговор между цахик и Блэк точно был. — Надеюсь, ничего серьезного, — обеспокоенно нахмурилась женщина. — Все в норме, — Джейк пожал плечами, — я видел, что после цахик говорила с Эйтуканом и тот выглядел довольным. Так что, думаю, проблем не будет. — Очень хочется в это верить. Ну а ты? Справляешься? — Не жалуюсь, — усмехнулся морпех. Дальнейший разговор прервал проснувшийся Норман. Парень прошелся по крохотному пяточку кухни, сонно моргая и порой натыкаясь на мебель. В конце концов — уселся за стол, медленно и с непередаваемой гримасой попивая растворимый кофе. — Как Тея? Грейс печально усмехнулась. *** Проспала Галатея полутора суток, восстанавливая силы. Просыпалась урывками, почти не различая голосов вокруг, но чувствуя, что кто-то всегда был рядом. Ее гладили по голове большой, горячей ладонью; помогали выпить воды, заботливо вытирая губы салфетками; что-то тихо рассказывали, иногда прерываясь и сжимая ладонь по-особенному, именно так, как в ее представлении руку ребенка должен сжимать родитель. Ведьма отчетливо чувствовала рядом с собой Тедди — уже не болезненно-тихого, а привычно-яркого, живого, мерцающего в магическом спектре тысячью огоньков. Маленькое солнышко внимательно следило за состоянием матери, докладывая Грейс и Джейку о ее здоровье, иногда ложился под боком и сопел, согревая теплым дыханием и детской, покорной фантазиям магией. Сила сына окутала ее тело коконом, разбавляя непроглядную тьму робкими лучиками восходящего солнца. На уровне рефлексов и инстинктов ее собственная магия, похожая на огромный, свирепый в своей необузданности и непокорности океан, реагировала на вмешательство извне покорно, совершенно без агрессии, чувствуя в ребенке отголосок самой себя. На исходе вторых суток, уже готовая проснуться, Тея вдруг поняла, что некто зовет ее. Тихо, едва различимо, словно ветер принес с запахами леса далекий шепот. Покорно погружаясь глубже в собственное сознание, девушка следовала за неразличимыми словами, слившимися в единый, порывистый зов. *** Тьма внутреннего мира рассеялась, являя взору знакомый до последнего камня обрыв. Далеко внизу бесновался черный, вязкий океан, чьи пенистые волны, словно бешеные псы, бросались на скалы в попытке разрушить, сокрушить неприступную преграду. Именно так выглядел ее разум, сдерживающий хаос, пришедший к ней вместе с титулом Мастера Смерти. Сев на самый край, свесив ноги в пропасть и подставляя лицо соленому, ледяному ветру, Тея закрыла глаза, наслаждаясь. В ее сознании было спокойно, не смотря на внешнюю враждебность. Здесь не было людей — призраков прошлого, неспособных растворится в лентах времени и подарить уставшему разуму забвение; не было ментальных паразитов вроде осколка чужой сущности; не было никого. И тем ужаснее было осознавать, что, как бы она ни старалась, в своем личном мирке она навсегда останется одна. Новый виток зова, принесенный соленым ветром, заставил подскочить. Если кто-то оказался запертым в ее сознании, этого «кого-то» нужно вытащить до того, как хаос захочет поживится заблудшим осколком чужой личности. Вниз с обрыва вела узкая, скользкая тропа — длинная и петляющая, готовая провалится в пропасть градом осколков от любого неосторожного шага. Раньше эта тропа была шире и надежнее, символизируя силу ментальных щитов и готовность противостоять своей же собственной ненависти ко всему миру. Тея покачала головой, почти бегом спускаясь вниз — пора бы заняться собой всерьез, иначе скоро тьма может вырваться, а это сулит лишь бедой. Тонкая полоса белого песчаного пляжа была все ближе, когда особо большая, свирепая волна с белой ядовитой пеной на гребне столкнулась со скалой. Земля под ногами задрожала, мелкие камни сорвались вниз, скрываясь в океанской пучине. Хаос бесновался, рвался на свободу, желая пожрать миры. И лишь Тея была его преградой. Блэк нахмурилась, остановившись и сосредоточившись. Ее внутренний мир — она здесь и царь, и бог, и дьявол. Это ее территория, и древней магии придется покорится. Океанский хаос взвился настоящим цунами, желая подавить волю ведьмы, но та была как никогда уверена в себе и своих силах. Сейчас она была не напуганной, только принявшей титул соплячкой, у которой в голове лишь мысли о несправедливости и желание отомстить. Сейчас она Мастер Смерти, покорившая в свое время первобытный хаос, посадившая на цепь свирепое хтоническое чудовище. Сейчас она была не слабой магичкой, окончившей Хогвартс экстерном и с отвратительными оценками. Она была сильнейшей из колдуний современности (и плевать, что мир иной, правда от этого не станет ложью), единственным на весь мир темным целителем, артефактором и боевым некромантом одновременно. Сейчас она была признанной преемницей самой Смерти. И успокоить хаос было ее долгом. Ведь там, в реальности, за грань сна, были те, кого Тея считала своей семьей. Тедди, Цу’тэй, Нейтири, Джейк, Грейс, Норман, Труди, Мо’ат и Эйтукан, Це’кани и Кота, весь клан Оматикайя (даже противная, злобная Артсут, которую Блэк искренне презирала), полковник Куоритч, Лайл, сама Пандора — Тея готова была отдать всю себя, иссушить себя не то, что до дна, а даже больше, она готова была использовать неприкосновенный резерв души, лишь уберечь мир от смертоносной поступи хаоса. Ледяная магия, ее собственная, похожая на зимний буран, закружилась над бескрайним океаном, чернеющем на горизонте гудроновой лужей. Мелкие снежинки начали падать вниз, замораживая, разбивая единую массу тьмы на осколки. От напряжения носом пошла кровь, руки задрожали уже на пятой минуте, захотелось резко лечь и уснуть. Но Тея не сдавалась — давила своей силой на притихший, словно кобра перед броском, океанский хаос. Наконец, спустя бесконечные для нее, и мгновенные для вселенной сна минуты, Блэк опустила руки. Хаос застыл уродливой карикатурой взрыва, словно огромный кусок обсидиана взорвался изнутри, и взрыв этот застыл в мгновении своего триумфа. Этого, конечно, надолго не хватит, но у ведьмы было время найти заблудшую душу, неизвестно как попавшую в ее внутренний мир, сопряженный с пространством снов. Возможно, это какой-нибудь неудачливый сноходец, решивший залезть куда не следует. Или неупокоенная душа, жаждущая покоя. Такие могут найти некроманта даже в других параллелях мира, своеобразных отражениях реальности — она читала об этом в дневниках предков-некромантов из рода Блэк. Спустившись на пляж и пройдясь по песку, слушая тихий хруст песчинок под ногами, девушка вновь услышала шепот, зовущий куда-то в сторону от океана. Обернувшись, Тея тяжело вздохнула — идти в чернеющий стволами лес не хотелось, но возвращаться в реальность и оставлять чью-то душу один на один с хаосом хотелось еще меньше. Так что, оглянувшись на застывший океанский хаос, Блэк уверенно шагнула вперед. Едва различимая в сумраке леса тропа сама ложилась под ноги, ведя ведьму сквозь чащу. Мертвая тишина давно уже не пугала, гораздо хуже было бы, если бы здесь был кто-то. Лес Смерти — не то место, где будешь рад компании. Вспомнились вдруг слова полковника Куоритча о том, что «в лесу любая тварь, ползает она, летает или сидит в грязи, хочет убить вас и сожрать ваши глаза на десерт». Как никогда точно слова мужчины описывали то, что с тобой будет, столкнись ты с истинными жителями такого страшного места, как Лес Смерти. Среди идеально-ровных, неестественных стволов деревьев мелькнул луч света. Удивительный феномен. Тея напряглась, перебирая в уме, кто из существ, обитающих в этом лесу, может привлекать добычу таким способом. На ум не приходило ни одного чудовища. И от этого становилось не по себе. Не так уж и давно она забросила свои походы в эти места, чтобы смог появится новый вид нежити. Шаги стали совсем беззвучными, девушка превратилась в монолитный сгусток напряжения. Любая опасность — и она начнет кидаться проклятьями высочайшей категории опасности. Тут даже знаменитая авада, чей цвет так похож на цвет ее глаз (а вовсе не наоборот!), покажется лишь детской шуткой. Подойдя к кромке леса, ведьма застыла, неспособная даже выдохнуть. На губах застыли первые слова сложного, многослойного проклятья, способного ослабить даже высшего вампира, которые магии вообще не поддаются. Словно невидимая граница, разделившая пространство на стороны Света и Тьмы. Тонкая завеса, мерцающая тысячью огней, манящая к себе теплом и обещанием покоя, заставила сделать шаг вперед. Тея вышла из теней, остановившись на серой полосе открытого пространства, рассматривая неведомое чудо. Там, за прозрачной стеной, словно кривое отражение, расползался в обе стороны, скрывая горизонт, живой лес. Зеленая листва, слышимое даже отсюда пение птиц, шорох зверья в траве, скрип веток под напором ветра… и океан. Живой, ласковый и спокойный, чьи песни она слышала так отчетливо, словно стояла на пляже, у самой кромки воды. А еще там, за завесой, внимательно разглядывая ее, стоял человек. Тея с болью в сердце признала и эти седые волосы, собранные в хвост; и аккуратную, окладистую бороду; и цепкие, темно-карие глаза, не утратившие с возрастом своего боевого задора. На нее смотрел Гиппократ Сметвик. В этой нелепой лимонной мантии целителя, с палочкой в руке. Из кармашка белой рубашки торчало горлышко флакона из-под зелья, закупоренное пробкой. Знакомый до боли, до судорог образ, врезавшийся в память навсегда, поплыл перед глазами. Тея всхлипнула, вглядываясь в родные черты грубого лица, сейчас изменившегося. Как всегда веселая, полная оптимизма улыбка, лучики-морщинки вокруг глаз, и этот глубокий, басовитый голос, зовущий ее так ласково и по-домашнему… — Ну здравствуй, кнопка. Блэк захрипела, падая на колени. Пальцы вцепились в серую, сухую траву, выдирая ту с комьями такой же серой, мертвой земли. В горле свербел крик, легкие сжимало диким воем. Хотелось умереть. Тея не сдерживала себя, закричала так громко, как только могла. Завеса дрогнула, пошла рябью, и Сметвик рванулся к ней. Сильные руки обняли, прижали к себе, к мощной груди, в которой насмешливо-обманчиво билось сильное сердце. Очень скоро крики сменился воем раненого зверя, потерявшего всю свою стаю, оставшегося один на один с жестоким миром. Гиппократ держал ее крепко, не давая вырваться, совсем как в том прошлом, где ее мучали кошмары и галлюцинации, где она видела смерть тех, кого любила. Тогда он тоже вот так прижимал ее к себе, что-то шептал в макушку и гладил по голове. Прямо как сейчас. — Ну что ты… давай, прекращай, кнопка… ты же знаешь, я не умею успокаивать… В противовес словам — гладил и гладил, как котенка, по голове и спине, целовал в макушку. Тея забилась в его руках дикой пичугой, пойманной в сети. Где-то вдали, за спиной, вместе с грохотом в чернеющее небо взвился вой освободившегося от оков хаоса. Сметвик бросил взгляд на темный лес, покачал головой и поднялся с земли, утягивая за собой дрожащую, все еще тихо воющую Галатею. — Идем, кнопка. Когда до завесы остался шаг, Блэк остановилась. Там, за границей, было тепло и солнечно, пели птицы, жужжали пчелы и порхали бабочки. Там была жизнь. А она навсегда была отдана смерти. Гиппократ остановился тоже, опуская голову и заглядывая в темные, тусклые глаза. Ведьма покачала головой, утирая слезы. — Не могу. — Кнопка, — целитель нахмурился, — хватит с тебя. Навоевалась уже. Идем. — Я не могу, Гиппократ, — девушка нехотя, буквально отрывая себя от мужчины, отошла, — там жизнь, а я — смерть. Мне нельзя. — Что ты с собой сделала? — недовольно спросил Сметвик. — Я… — Тея опустила голову, чувствуя себя виноватой, — я приняла свое наследие. — Когда?! — рявкнул целитель, — Когда ты умудрилась вляпаться в это дерьмо, Тея?! — Когда ты умер, — обняв себя за плечи, хрипло сказала девушка, — я тогда… что мне надо было делать?! Ты умер, Кричер был на последнем издыхании, все вокруг мои враги! Мне нужны были силы, чтобы бороться! — Ты же знаешь, что хаос… — Знаю! — крикнула Галатея, — Знаю я! Понятно?! Гиппократ нахмурился. Подошел ближе, ласково поднял ее голову, коснувшись сильными шершавыми пальцами подбородка, и посмотрел в глаза. Галатея устало опустила веки, не желая смотреть на давно мертвого друга, чей дух непонятно как попал сюда. — Ох, кнопка… Мужчина вновь обнял ее, погладил по голове, тяжело вздохнул. Тея вновь расплакалась, обнимая его в ответ и прижалась сильнее, ища в надежных и сильных руках свое спасение. За спиной все еще ревел хаос, никак не способный пробиться сквозь щиты. Пространство вокруг оставалось все таким же серым и мертвым, мрачным. Здесь не было красок, лишь сплошная, мерзкая серость. Отстранив от себя ведьму, Гиппократ еще раз окинул взглядом исхудавшую, усталую девушку и покачал головой. — Рассказывай давай, мелочь, куда вляпалась на этот раз… Галатея охрипла, пока выкладывала призраку Сметвика все, что с ней произошло. И про Тедди с Андромедой, и про Кричера, и про переход сквозь Арку Смерти, за что получила по затылку со словами о глупости и самонадеянности. Спорить даже не стала. Потом рассказала о Пандоре, о том, как влюбилась в планету, и, конечно, рассказала о том, что нашла новый смысл жить. Теперь ее якорями был не только малыш Люпин, но и Цу’тэй, и Нейтири, и Джейк с Грейс. Гиппократ слушал и лишь качал головой, поражаясь тому, как его мелкая кнопка смогла вырвать свою судьбу у самой Смерти из рук. — …И скоро я смогу пройти испытание приручением икрана. На’ви называют это Икнимайей — Тропой в Небеса. Нейтири говорит, что я уже готова, — заканчивает девушка долгий рассказ о жизни в клане и своих тренировках. Сметвик смотрит на нее с доброй, отеческой улыбкой, с какой всегда встречал ее успехи и редкие неудачи, должные послужить уроком на будущее. Тея улыбнулась в ответ, наконец отпуская себя. Вторя ей, вдали немного утихает хаос. — Ты молодец, кнопка, — Гиппократ треплет ее по волосам, — я горжусь тобой. Глаза ведьмы светлеют от счастья, и Блэк бросается в объятья целителя, вновь начиная плакать. Только в этот раз — от невозможной величины благодарности и признательности, что хоть кто-то похвалил ее просто так. Хотя, конечно, тот же Цу’тэй не скупился на похвалу, когда они оставались наедине. И очень часто эта «благодарность» заканчивалась распухшими губами и мутным, совершенно расфокусированным взглядом. Но Цу’тэй — это одно, а Гиппократ — другое. Сметвик для нее — и отец, и наставник, и лучший друг. Единственный, кто в свое время не поддался на провокации, угрозы и шантаж, не продался за золото и оставался на ее стороне до конца. — Но почему ты здесь? — отстраняясь и пытливо заглядывая в глаза, вытирает слезы девушка. Сметвик пару секунд смотрит в никуда, а затем, тяжело вздыхая, все же начинает рассказывать. — Не знаю. Просто в один момент оказался тут. До этого — ничего не помню. Только момент собственной смерти и всю жизнь до. — Это странно, — потирая ноющие из-за плача глаза, отзывается ведьма, — обычно души сюда не попадают. Это место проклято. — Но что тут делаешь ты? — А я его хранитель, — Тея невесело улыбается, — когда приняла титул Мастера Смерти, богиня мне все рассказала. Прости, подробностей не скажу, клятва. Но общая суть… Мастер Смерти — и вход, и ключ к этой тюрьме. Здесь заперт хаос, первобытная тьма. Больше Галатея ничего не сказала, и взгляд ее стал колючим и холодным. Сметвик решил за лучшее более не касаться этой темы. Дальнейший разговор заглох, и двое просто стояли на полоске серой, мертвой земли, рассматривая друг друга. Тея старалась запомнить как можно больше деталей — выражение лица, глаза, позу. Все, что могло бы помочь не сойти с ума, когда проснется. — У меня есть одна догадка, как ты попал сюда, — вдруг говорит ведьма, — Эйва. — Что? — Сметвик выглядит растерянно. — Эйва. Мать всего на Пандоре. Это она связывалась со мной во снах, показывала планету через видения. — Думаешь, меня призвала разумная планета? — скептически выгнул седую бровь целитель. — Я бы не удивилась, будь это так. Она удивительна, — Тея нежно улыбнулась, — и способна на многое. К тому же Эйва — не планета, а… божество, я бы сказала. Сущность. — И тебе не страшно? — А должно быть? — ведьма пожала плечами, — Я устала бояться, Гиппократ. Тем более, как мне сказали недавно, у меня сильное сердце и нет страха. — Верно подметили, — улыбнулся мужчина, а потом вдруг нахмурился, — мне пора. — Что? Стой! — Блэк попыталась схватить целителя за руку, но ее пальцы прошли сквозь широкое запястье. Сметвик грустно улыбнулся. — Даже если меня сюда призвала богиня, у нее нет сил удерживать меня здесь дольше. — Пожалуйста… — Тея вновь готова была расплакаться, — не бросай меня… — Прости, кнопка, — Гиппократ попытался коснуться ее лица, чтобы стереть слезы, но не смог — полупрозрачные пальцы просто прошли сквозь. — Нет! Не уходи! — Блэк бросилась вперед, желая обнять тающего на глазах целителя, — Прошу! Не бросай меня! Пространство вокруг пошло рябью, вдали вновь взвыл хаос, порывистый ветер растрепал ее волосы. Девушка вновь дернулась вперед, все еще видя карие глаза Сметвика и, чувствуя, как проваливается во тьму, закричала, надеясь, что ее услышат: — Папа! *** Подорвавшись на кровати, ведьма угодила в чьи-то горячие, живые объятья. Человек погладил ее по голове, что-то сказал, попытался отстранить ее от себя, но Тея вцепилась в ткань одежды пальцами, сведенными судорогой, и вновь разрыдалась. Некто вздрогнул, услышав ее подвывания, и сжал крепче объятья, что-то спрашивая. Судя по смутному, едва слышимому голосу, не у нее. Тею трясло, пальцы не желали разжиматься. Кто-то, кто держал ее, наконец смог дозваться до мутного сознания: — …Тея! Ты меня слышишь? Голос был знакомым, даже слишком хорошо знакомым. Тея только и успела подумать о том, что здесь делает полковник Куоритч, когда осознала, что именно в него она вцепилась и именно он обнимал ее, гладил по спине и голове, пытаясь успокоить по-военному суровыми словами о том, что солдаты соплей на кулаки не мотают. Рядом с койкой, на которой сидел Майлз и держал ее, чтобы не свалилась на пол в истерике, стояла напуганная Труди. Рядом мялся бледный до синевы Норман. Грейс и Джейка не было, но Блэк слышала мерное гудение работающих синх-камер. Тедди нигде не было видно, что напугало ведьму даже больше, чем перспектива оправдываться за устроенный тут бедлам. Осмотревшись, девушка заметила темную макушку в окне — Люпин, весело смеясь, сидел на плечах Лайла и, распахнув руки, изображал из себя самолет, пока Уэйнфлит носился по пяточку свободного пространства, подыгрывая ребенку. Облегченный выдох вырвался из груди совершенно непроизвольно, но никто не стал заострять на этом внимания. Труди отошла к кулеру, чтобы налить холодной воды в стакан; Норман, убедившись, что подруга больше не собирается впадать в истерику, вернулся к включенному компьютеру и Тея заметила, что Спелман строчил очередной отчет для Паркера. Тогда понятно, что здесь делают Куоритч и Лайл. — Спасибо, Труди, — приняв стакан с водой и осушив его парой глотков, сипло сказала Блэк, и пилот кивнула, а затем отошла к Норману. — Как ты себя чувствуешь? — голос полковника заставил вздрогнуть и вспомнить, что она до сих пор прижимается к нему. Отстранившись, девушка виновато улыбнулась и развела руками. — Нормально. Напугала тут всех, да? — Есть такое, — кивнул мужчина, — что это было? — Кошмар, — коротко отозвалась ведьма. — И давно тебя мучают такие кошмары? — Куоритч прищурился, внимательно отслеживая смену эмоций на лице своей визави. Тея пожала плечами, не желая отвечать на вопрос. — Доктор Огустин рассказала мне о том, что с тобой произошло. Считаешь себя самой умной? Тея удивленно уставилась на солдата, не понимая, с чего вдруг полковник бросается столь резкими словами. Присмотрелась к его душе и еще сильнее поразилась увиденным: волнение, страх, злость, раздражение и едва ощутимый флер вины опутали сильный огонек духа Майлза темно-серой сетью. Моргнув, ведьма заглянула в глаза мужчины и увидела на дне зрачков невысказанный вслух вопрос: «ты будешь в порядке?». — Прошу прощения? — все же выдавила из себя Блэк. — Отдых нужен любому человеку, Тея, — Куоритч сложил на груди руки, — потому что без него каждый очень быстро придет в негодность. И ты, и я — люди, нам нужно отдыхать. Почему все должны носится вокруг тебя, а не заниматься работой? Галатею очень обидели эти слова, особенно сказанные Куоритчем, который так напомнил ей Сметвика. Сжав зубы, девушка профессионально переключилась на подчеркнуто-официальный тон, которым раньше унижала врагов: — Приношу свои извинения, полковник Куоритч. Такого более не повторится, — и вежливо, скупо кивнув, встала с кровати. Ее шатнуло вбок, и когда Майлз потянулся, что поддержать и не дать упасть, девушка выставила руку и, восстановив равновесие, отрезала, — не стоит беспокоится. Я прекрасно себя чувствую, благодарю за проявленную заботу. Прошу прощения, мне нужно несколько минут, чтобы привести себя в порядок, и я отдам вам отчет. Тея, чеканя шаг, удалилась в сторону душевой. Спину она держала ровно, плечи были расправлены, голова гордо поднята — ничем она не выдала того, как на самом деле ей было неприятно слышать от человека, которого она посмела считать другом, слова упрека. Наблюдающие за разговором Труди и Норман переглянулись, обеспокоенные резкой сменой поведения подруги. Да и полковник выглядел странно — сидел, словно мешком по голове огрели, смотрел в никуда и выглядел так… виновато, что становилось не по себе. Блэк и правда вернулась через несколько минут. Подошла к шкафчику с вещами, открыла дверцу и подцепила с одной из полок небольшую флешку. Черный металл и серый пластик, носитель информации на несколько терабайт перекочевал в широкую ладонь полковника. — Еще раз приношу свои извинения, сэр, — по-военному четко отчиталась Тея и, развернувшись, направилась к блоку связи. Попытавшийся отговорить подругу от сеанса связи Норман заткнулся после одного красноречивого взгляда и, беспомощно оглянувшись на Труди, отошел в сторону, позволяя пройти к синх-камере. Наскоро вбив нужные данные, выученные еще на Земле, Тея улеглась и самостоятельно закрыла крышку. Все это она делала молча, не реагируя на взгляды друзей и специально-шумное дыхание полковника. Может, она и вела себя как ребенок, но… встреча с Гиппократом разбередила старые раны, заставила вспомнить о том, что она сама, по сути, еще ребенок — переживший огромное количество дерьма, познавший боль предательства и горечь убийства, но ребенок. И слова Куоритча о том, что она для команды — обуза, просто… просто ее обидели. Открыв глаза уже в теле аватара и обнаружив себя в шатре-лазарете, укрытой одеялом из шкур, Тея позволила себе отпустить на время обиду и проникнуться благодарностью за заботу к тем, кто заботился о ней-аватаре, пока человеческое тело восстанавливалось. Встав с циновки, скрутив одеяло рулоном и убрав в специальный, смастеренный из толстых гибких палок стеллаж, девушка вышла из шатра. На улице царило оживление, привычное для деревни на’ви. Все были заняты работой, ходили туда-сюда, что-то носили, собирали, перекладывали. Те, кто замечал ее, неизменно здоровались, молча прижимая пальцы левой руки ко лбу, и ведьма отвечала тем же, легко улыбаясь. Найденная возле грядок Це’кани, поинтересовавшись ее самочувствием и посетовав, что Тея совсем не бережет себя, подсказала, где можно найти Нейтири. Оказалось, дочь вождя сегодня должна была отправится с Джейком на прогулку на па’ли, и они еще не должны были уйти. Поблагодарив женщину, аватар поспешила к загонам, где паслись лошади. Что ж, парочка и правда нашлась возле своеобразных конюшен. Рядом с ними стоял Цу’тэй и, что удивило Тею больше прочего, Грейс! Они о чем-то разговаривали, ученая периодически нервно дергала хвостом, что выдавало ее раздражение. Блэк, не став скрываться, подошла ближе. Первым ее заметил Цу’тэй. Сначала он нахмурился, медленно осмотрел ее, разыскивая, очевидно, видимые травмы или что-то вроде того; затем, расслабившись, растянул кончики губ в намеке на улыбку и прижал пальцы ко лбу, приветствуя. Заметив действия охотника, остальные обернулись. — Тея! — возмущенно прижала уши к голове Огустин, — что ты тут делаешь? Я запретила тебе… — Грейс, — перебила девушка, — хватит. Со мной все нормально. — Ага, — встрял Джейк, — как же. Это же не ты у нас в обмороки падала… — Салли, закопаю! — прошипела ведьма. Морпех отступил на шаг назад, подняв руки в жесте «сдаюсь». — Ты падала в обмороки? — обеспокоенно спросила Нейтири. — Что случилось? — присоединился к будущей цахик лучший воин клана. — Обложили со всех сторон, — констатировала Тея и сложила на груди руки. *** — Это было глупо и необдуманно, — только закончив сеанс связи, начала отчитывать ведьму Грейс. Тея покорно склонила голову, слушая переливы женского голоса и четко слыша в каждой произнесенной букве беспокойство, старательно спрятанное за ширмой недовольства. — Ты могла вновь потерять сознание, могла навредить и себе, и аватару. — Все же нормально, — просто из принципа вставила девушка, запуская тем самым новый виток недовольства. Ученая нахмурилась, уже собираясь повторить почти дословно свой спич на тему бараньего упрямства некоторых отдельно взятых личностей, когда к ним подошел полковник Куоритч. — Мисс Блэк, нужно поговорить, — официально и сухо, совсем непохоже на себя прежнего, отчеканил мужчина, заставляя Тею сначала застыть, а потом медленно развернуться. Изумрудные глаза вспыхнули на секунду злостью и поистине детской обидой. Показалось даже, что девушка сейчас как ребенок скажет: «не хочу» и уйдет куда-нибудь, лишь бы не видеть и не слышать. — Мне показалось, вы сказали достаточно, полковник, — выдавила из себя нечто приличное ведьма, в душе явно матеря солдата на всех известных ей языках. Майлз позволил себе слабость — устало выдохнул, затем потер переносицу и, посмотрев в глаза девушки, сказал: — Приношу свои извинения за столь грубые слова. Был не прав. Мы можем поговорить? Тея пару секунд рассматривала волевое лицо, заметные на коже полосы шрамов, коротко стриженные седые волосы. Усиленно думала, соглашаться ли. Затем медленно, словно неохотно кивнула и направилась к выходу из мобильного блока. Возле двери открыла специальный навесной бокс и достала маску, молча надела ее и вышла. Полковник отправился следом. — Что тут произошло, пока нас не было? — непонимающе спросила Грейс. Сидящая за столом Труди невесело хохотнула и принялась рассказывать… Вдвоем они вышли на улицу, отошли подальше от посадочной площадки, занятой парой конвертопланов, и остановились только у самого края парящей скалы. Вид открывался нереальный, словно попал в какой-нибудь фантастический фильм, и только порывистый ветер давал понять, что все реально. Тея прикрыла глаза, позволяя стихии обнять тело воздушным коконом. Горящая где-то на дне души ярость, подпитываемая хаосом, запертом в ее сознании, успокаивалась под порывами холодного ветра, словно задуваемый костерок. — Я не думал, что вас обидят мои слова, — первым начал военный, — я не привык… подбирать выражения, за это снова прошу прощения. — Забыли, — махнула рукой девушка, — я тоже не должна была срываться с места, как ребенок. К тому же, вы в чем-то были правы, и я… — Вы не обуза, — отчеканил Куоритч, — и никогда ею не были. Я прочитал ваш отчет. И поговорил с остальными. Вы сделали достаточно, и даже больше, чтобы отдохнуть. — И все же, — девушка покачала головой, — я может и не обуза, но точно доставила всем хлопот. Помолчали, рассматривая скрытые облаками парящие горы, то и дело выглядывающие в прорехах темными каменными гранями. Иногда среди белого водяного тумана мелькали пестрые тела диких икранов, и их крики разносились в вышине громким, многоголосным эхо, отскакивающим от скал и дергающим нервы ощущением призрачной опасности. Сюда ящеры не прилетят — прекрасно чувствуют магию Теи, но другим людям об этом знать не нужно. Тея скосила взгляд на стоящего рядом полковника. Прямая спина, расправленные плечи, ноги расставлены на ширине плеч, руки сложены за спиной и сцеплены в замок. Голова мужчины поднята вверх, и внимательный взгляд следит за мерным покачиванием скал, сцепленных меж собой толстыми лианами. Вид и правда завораживающий. — Когда я только прилетел на Пандору, думал, что будет легко, — неожиданно начал мужчина, — думал, смогу заработать денег и вернуться на Землю героем. А в итоге… подрали в первые же дни, как вшивого духа. Эта планета очень быстро учит быть умным и осторожным. — Да уж, — неловко усмехнулась ведьма, сбитая с толку откровенностью, — Пандора точно не курорт. Но в этом ее прелесть. — Неужели? Девушка кивнула, улыбнулась повернувшемуся к ней полковнику и, повторив его позу, посмотрела вниз, видя лишь сплошной зеленый ковер, из которого порой резко, словно грибы после дождя, выныривали огромные скрученные стволы. Именно такое дерево служит домом клану Оматикайя. Тея легко улыбается, щурится, рассматривая далекий зеленый океан леса. Будь ее воля, она потерялась бы где-нибудь там, вдали от людей. — Я прилетела на Пандору из-за сына, — Блэк усмехнулась, почувствовав изумление Куоритча, — когда к нам домой пришли представители Корпорации и рассказали о предложении работы, я хотела отказаться. Мне было неинтересно. Но Тедди тогда уговорил меня просто прийти в офис и послушать более подробно. В итоге — я здесь. И не жалею. — А сам Тедди? — В восторге, — девушка коротко рассмеялась, — заявил мне недавно, что главная опасность Пандоры в том, что ты с каждым днем все сильнее в нее влюбляешься. И оказался прав. Куоритч покачал головой. Сейчас Тея раскрылась для него с другой стороны — со стороны человека, который нашел на опасной планете смысл, может и не жизни, но точно близко к этому. И сам он, солдат, верный себе и своей стране, Земле в конце концов, тоже ощущал это «нечто», пробирающееся под кожу каждый раз, когда он покидает базу. Полеты на конвертоплане, патрули леса… даже сейчас, стоя на краю обрыва и рассматривая зеленый мир, Майлз чувствует странное, пробирающее тепло, расползающееся от сердца. Словно медленный яд, кажущаяся неправильной «влюбленность» в Пандору захватывает все больше пространства тела, все сильнее врастает в организм. И, что удивительно, сопротивляться этому совершенно не хотелось. — Расскажете мне больше? — мужчина видит в зеленых глазах удивление, смешанное с беззлобной улыбкой. — Конечно. О чем вы хотите узнать?