УВОЛЕН!

Что можно сказать интересного о доме Виджиланте? Ну, здесь было довольно уютно. «У такого ублюдка — и…» — Нойз не закончил мысль и нехотя прошёл внутрь. Мебели, кстати, довольно прочной и удобной на вид, было немного. Нос щекочет запах сена, дерева и выделанной кожи. Может, ещё сыра… Хотя нет, бред. На полках развешаны кружевные салфетки и вязаные коврики, стоят гордые ряды наград, оружия и фотографий каких-то незнакомых существ. Стоило Нойзу присмотреться к комнате чуть пристальнее, и он вдруг заметил кое-что странное. Яркие, будто лишние в общем интерьере, отчего-то до боли знакомые вещи. Большую стену гостиной пёстрым лоскутным одеялом украшали многочисленные вырезки из открыток. На столе стояла розовая потрёпанная кружка с отколотым краем. На спинке дивана — неуклюжий плюшевый кролик того же цвета. Правая пуговка на его голове, имитирующая глаз, была своя: чёрненькая, блестящая. А левая — явно пришита куда позже. Пришита грубо, неумело, но накрепко, так, что и через триста лет не оторвёшь. Виджиланте расстелил на полу плед. Бруно свалился на него и, не в силах больше бороться с усталостью, сонно прикрыл лицо исковерканной ладонью. Из-под бурлящей плоти пальцев уже выглянули наружу твёрдые кости. Ковбой обернулся и осмотрелся. Брик уже обосновался на диване прямо напротив вентилятора, а Нойз так и остался стоять посреди комнаты, вдумчиво уставившись на розовую мягкую игрушку. Виджиланте поставил руки на импровизированный пояс и хрипло вздохнул. — Да, это то, что ты думаешь. Нойз с пару секунд не отвечал. Наконец, сглотнул ком в горле и негромко отозвался: — Ты… с руин Башни всё это притащил? — Да. Жалко было отправлять вещи в утиль. Что смог, я уберёг. — он подошёл, встал рядом с Нойзом и — Тео увидел краем глаза — расстроенно покачал головой. — Жаль только, что само кафе сберечь не удалось. Проклятье. Тео промолчал. В желудке свернулось странное чувство вины. Как ему самому не пришло в голову нечто подобное? Что ни говори, а для Нойзетт кафе было таким же важным и ответственным делом, как и игра на сцене, например. Пусть посетителей было немного, но они были. Постояльцы, коих узнаёшь ещё с порога, едва зайдёшь в полупустые ряды забегаловки. И ради них Нойзетт всегда старалась, как могла. Бывало, только вернётся со съёмок в закулисье, а уже снова на ногах: нетерпеливо вертится у зеркала, собирает вещи, и на немой хмурый вопрос бегло отвечает: «А, я в кафе! А то меня уже точно заждались… Я ведь обещала прийти сегодня пораньше!» — она в сердцах кидает мешающуюся под ногами вещь в угол. — «Ну, не скучай! До завтра!». И только и слышно за занавесями, как она едва не переходит на бег, гулко стуча каблуками по дощатому полу. Впрочем… Слишком поздно об этом думать. Нойз отошёл в сторону, отставил стул и с размаху сел. Пицца без всякой аккуратности прилетела на стол. — Ваш чёртов заказ. Чтоб меня… Виджиланте уселся на диван. Пружины нещадно заскрипели под его весом. — А я-то думаю, что ты тут забыл… Вместе с ними. — Будь моя воля, я бы обошёл твою треклятую ферму десятой дорогой. — Ожидаемо. Не понимаю, конечно, с чего такая неприязнь… — О-о, прекрасно ты всё понимаешь. — Нойз хлопнул об стол зажигалкой и вытянул из кармана пачку сигарет. Да-а, с тем, какие роли играли Теодор и Виджиланте в Башне, между ними попросту не могло не возникнуть острых противоречий. Вечный генератор преступности и ярый борец с нею… Тем забавнее было наблюдать за тем, как эти двое по счастливой случайности иногда сталкивались в кафе Нойзетт. Рады бы достать и камни, и палки, и ножи (и пистолеты) и как следует надрать друг другу зад, а нельзя. При ней ни тот, ни другой не смели даже пробовать выказать свою крайнюю взаимную неприязнь. Но сейчас, им, пожалуй, ничего и не мешает… — Хорошо, допустим. Было дело, но… — Дай-ка лучше Бруно что-нибудь поесть. — перебил Нойз, тряхнув головой. Виджиланте сложил руки на груди, пристально наблюдая за тем, как наглец преспокойно, без тени сомнения зажигает сигарету, вдыхает и выпускает огромный клуб сизого дыма. Пружины громоздко захрустели, Виджиланте неторопливо положил ногу на ногу. — Попроси у меня вежливо. — медленно, с тягучей расстановкой проговорил он. — Тогда — да. Нойз, не меняя положения тела, поднял глаза. — Вот как? — Судя по дрожащему голосу, он готов был либо рассмеяться во всю глотку, либо разозлиться, как тысяча чертей. — Я всё сказал. Будь так любезен. В моём доме соблюдай мои правила и законы. Глаза Нойза сложились в два хищных полумесяца. «Ничего себе.» — Он едва сдерживался, чтобы не произнести это вслух. — «О какой вежливости идёт речь? Прости, но испытывать уважение к отбитым маразматикам вроде тебя я не имею ни малейшего желания. Такого лицемера, как ты, ещё поискать надо. Напомнить ли тебе, что мой третий этаж был разгромлен итальянцем лишь потому, что ты, идиот, решил сыграть с ним по-честному и проиграл? Кого ты в себе разглядел? Благородного мушкетёра? Посмешище. От твоей однобокой справедливости я пару раз чуть не сблевал себе в кружку. Как, объясни мне, чёрт тебя дери, за какие заслуги ты и Нойзетт стали столь близкими друзьями? Как она не увидела в тебе всей этой… Всей…» — Мысли внезапно заглохли, как треснувший часовой механизм. Глаза мельком зацепились за вязаного кролика, нелепо склонившего свою набитую ватой голову; в отчаянии скользнули назад, в сторону дремавшего клона. Лицо Нойза словно передёрнуло мимолётной судорогой. Ногти громко и напряжённо проскребли по столу. — Как. Скажешь. — Из глотки вырвался сдавленный сухой смешок. — Не мог бы ты, пожалуйста, дать Бруно что-нибудь поесть? Ему нужно восстановить свои силы. Я очень надеюсь на твоё согласие. Виджиланте поднялся с места. Его глаза, казалось, победоносно блеснули под тенью шляпы: — Куда лучше. Скоро буду. Нойз проследил за ним, скривив лицо, как от нестерпимой боли. Брик сложил лапы и довольно пискнул. — Смейся, смейся… — Нойз устало лёг на руку, — До тебя я ещё успею добраться, не переживай… Брик лишь пожал плечами. «Ага, доберись». Однако что-то явно было не так. «По всем канонам сценария», как бы он сам выразился, Нойз обязан был вступить в словесную перепалку и до свиста в глотке, до хрипоты доказать, почему он считает Виджиланте тварью. Но нет. Ничего подобного не случилось. «Может, он заболел?» — уже в полной растерянности подумал крыс, обеспокоенно вертя хвостом. Мысль странная, но, быть может, хоть немного вносящая логику в происходящее. Иных разумных причин его неглупые, но всё ещё крысиные мозги придумать не смогли. От размышлений его отвлёк странный шум за входной дверью. Кто-то явно пытался войти, но почему-то не мог. Спустя несколько секунд мучений замóк наконец-то щёлкнул, и в прихожую гурьбой ввалились… Топпины. Бруно недовольно заурчал, почуяв посторонних, а Нойз даже не шелохнулся, будто уже успел с головой провалиться в глубокий сон. — Малышня, разойдись! — громогласно гаркнул Виджиланте, вихляя по ступенькам с полным тазом чего-то тяжёлого. Нойз болезненно вздрогнул и злобно треснул по столу кулаком. — Как же ты любишь орать по причине и без… — Он потёр переносицу и искоса уставился на ковбоя. — Чё ты притащил, гордый родитель? Фейковый Пеппино вдруг неестественно извернулся и поднялся на ноги. Пасть отвисла, обнажая блестящие от обильной слюны ряды зубов. — Мясо. — Таз гулко грохнулся на землю. Чудовище с нечеловеческим многоголосым криком метнулось к подачке, а топпины бросились врассыпную. В зубах клона безжалостно треснули кости — так легко и непринуждённо, будто то были и не кости вовсе, а жалкие соломинки. Брик прижался к земле и накрыл хвостом морду. Не хотелось снова слышать до дрожи знакомый скрип плоти и чавканье. Там, в башне, он уже видел достаточно, чтобы никогда больше не хотеть видеть и слышать любое проявление лабораторной природы Бруно. Нойз смотрел на трапезу вполне хладнокровно, но мало кому смог бы признаться, что сейчас и он рад был бы последовать примеру Брика и с силой забиться в угол. Мерзкий звук разрываемого оголёнными кистями мяса бритвой проходился по и без того натянутым нервам. Зато Виджиланте, похоже, был ничуть не смущён пугающим зрелищем. — Ну, конечно… Изголодался ты неплохо. Кушай, малыш, кушай… — Он тебя не слышит, можешь не пи- Кхм… Помолчать немного. — Нойз вернулся в исходное положение и затянулся сигаретой. — Чёрт, уже вся истлела… — Тихо. Кстати, знакомься — это топпины. — он широко провёл по комнате рукой, показывая на спрятавшуюся кто куда «малышню». — Ну и время ты нашёл… — Таз со скрипом процарапал пол, и Нойз невольно скривился. — Тем более, что мы уже знакомы. Ну, отчасти. — Да? — Ага. Пеппино в своё время гонялся за ними по всей башне, как ненормальный. — Тоже верно. Что ж, завтра, на открытии, познакомитесь поближе… — Завтра? — Нойз прогнулся назад и вопросительно уставился на Виджиланте. — Именно. Завтра. Бруно протяжно зевнул во весь рот и громко щёлкнул зубами, заставив почти всех присутствующих испуганно подскочить. Нойз, будучи вообще не в удачном положении, снова не удержал равновесие и с криком: «АХ ТЫ Ж БЛЯДЬ!» с грохотом повалился назад. Бруно перевёл возбуждённый взгляд на него, в искреннем собачьем любопытстве наклонив голову вбок. Виджиланте громко расхохотался. Смех у него был, конечно, жуткий — как свист и хрип старых громадных кузнечных мехов. — Сука, чё ты ржёшь?! Ковбой вновь залился смехом, а Нойз побагровел от злобы. — Да катись ты к чёртовой матери! — Он поднялся на ноги. Пожалуй, Нойз и не злился бы так сильно, если бы в груди не застрял спутанный клок задавленных эмоций, которые больше всего сейчас хотелось выдрать с корнем и забыть, как страшный сон. Давит. — Как хочешь. Итак, вам нужно что-нибудь ещё? — От тебя — ничего. — Нойз заложил руки в карманы и вышел на улицу. Брик, не желая больше чуять запах сырого мяса, пулей выскочил за ним. Теперь ему чуть лучше стало ясно, почему старого ковбоя Нойз так сильно недолюбливает. Вслед за ними из дому выкатился окрылённый Бруно. Судя по его лягушачьим задорным прыжкам и широкой ровной улыбке, он был счастлив, как никогда. Ну, хоть кто-то остался в итоге доволен… Пёс, вынюхивавший что-то у забора, поднял голову и посмотрел на процессию. Какие мысли вертелись в пёсьей голове — понять тяжело, да и не очень-то и нужно. Пропустит — и чёрт с ним. — Что ж, до завтра! — Под тяжёлыми ковбойскими сапогами затрещала мелкая каменная крошка. — Передашь Нойзетт привет! — Передам. — «Ага, сука, а не много ли ты хочешь?» — Нойз перемахнул через забор и отправился дальше, даже не оглянувшись.

***

— Алло, Густаво? Добрый день. Здесь… Появилась пара непоняток. В динамике что-то торопливо зашуршало. — О, добрый день, Теодор! Что случилось, мальчик мой? У Нойза аж плечи передёрнуло. — Мы с Бруно и Бриком только от Виджиланте. Прошу, не спрашивайте… — добавил он быстро, предупреждая удивлённый вдох, после которого точно посыпалась бы тонна вопросов разной степени сложности. — Всё-всё, молчу. Cos'e ' successo? — Во время нашего… разговора он упомянул, что открытие завтра. Но… — Он правда так сказал? O, mio Dio, хорошо, что ты мне об этом сообщил… — А-га?.. — неуверенно отозвался Нойз. От отвратительного предчувствия задёргался глаз. — Он прав лишь отчасти. Большое открытие пиццерии для всех и правда будет завтра. Но. — он выдержал небольшую паузу и — Нойз готов был поклясться, — немного нахмурился, — Вы с Нойзетт приходите сегодня. — И Виджиланте тоже? — И Виджиланте тоже. — Чёрт, Густаво! — Теодор, я знаю, что вы друг друга на дух не переносите, но прошу, сегодня… — Надеюсь, вы не будете в обиде, если я скажу «Нет.». — Хорошо. Я прекрасно это понимаю. — Ох, такая вежливость кого угодно убедит! За какие грехи Густаво так умело подбирает слова… — Тогда… Просто не провоцируй его. Справишься? Нойз убрал телефон, страдальчески вздохнул и потёр переносицу. Раз Густаво так просит, ещё и ради того, чтобы не портить праздник… Твою мать, он сам не верит, что его возможно убедить подобным способом! — …Конечно, Густаво. — Вот это мой мальчик! Grazie mille! Жду вас ко времени. Пеппино, кто там? — он на пару секунд замолк. В шипении динамика вдруг послышались нотки знакомого голоса. Нойз едва сдержал улыбку. — О, вспомни солнце, вот и лучик! Нойзетт уже здесь. Бруно и Брика в охапку и бегом сюда. — Само собой, само собой. Скоро будем. Брик с интересом заглянул в лицо Нойза. И с удивлением поднял уши. — Собираемся и двигаем в пиццерию. — Нойз сунул телефон в карман и соскочил с низенького забора, послужившего ему скамейкой. Снова золотой час. Хотя вечереет, жара и не думает отступать. Наоборот, она клубится под тяжёлыми облаками, стелется у земли, мешается с пылью. Но не уходит. Будто заперта в коробке. Может, будет гроза?.. — Бруно! Идём! А Бруно и не думал слушать. Он обнаружил нечто небольшое и хрупкое, как-то неровно порхавшее над землёй, и решил попробовать его словить. То ли лапы были недостаточно быстры, то ли бабочка не умела быть медленной и податливой, но охота оказалась неуспешной. Чем больше неудача — тем выше азарт. — Бруно, чёрт возьми! — Нойз незаметно вытер глаза и попытался рывком схватить охотника за шиворот, но не успел. Бабочка завернула в переулок, клон с языком наружу, как пёс за зайцем — за ней, а Брик и Тео, хором прокниная всё на свете, стремглав бросились в погоню. Потеряют дурачка — и ищи потом по всему городу, как ветра в поле! Сколько поворотов им пришлось преодолеть? Нойз ответил бы коротко и ясно: «Дохуя». Наконец, на очередной развилке ему удалось разогнаться как следует, оттолкнуться от каких-то ящиков, со всего размаху наскочить на Бруно и прижать его к земле. Клон оскорблённо зашипел («Ох, какое чувство дежавю…» — подумал Брик), стало тихо. Нойз закашлялся, тяжело глотая ртом воздух, и прохрипел первое вспомнившееся ему ругательство: — Каналья… — Чёртов Пеппермен. — Чтоб тебя… Брик засопел, повалился на землю у стены и огляделся. Перекрёсток меж четырьмя домами. Не затхлое, приятное место. Сверху меж окнами протянуты верёвки с одеждой, создающие какую-то до странного красивую узорную сеть. Это вселяло какую-никакую надежду — здесь были люди. Как вдруг всё это приятное впечатление хрустальной вазой разлетелось в пыль. От стен эхом отозвалось до боли, до жути знакомое утробное рычание. Только вот… — Это не Бруно. Бежим. — Нойз вскочил на ноги, мигом забыв о том, что ему только что пришлось преодолеть добрые пару километров в постоянном движении. Все страхи, о которых они вспомнили утром у Виджиланте, дрогнули и ожили, разлились по нервам горячей болью. Троица хотела было повернуть назад, но в ужасе застыла. Путь назад был отрезан. Тающий, мерзкий силуэт раззявил пасть, челюсть не удержалась в изголодавшейся плоти и с чавкающим звуком упала на землю. Нельзя повторять одну и ту же ошибку дважды. Нойз широко улыбнулся, будто в ответ, схватил попутчиков за уши и рванул в другой проход. Но и там уже стояла развеселившаяся живая стена, смешанные в единое грязное месиво ноги, руки, головы и туловища, загородившие собой весь широкий переулок. Нойз нервно огляделся и, повинуясь привычке, зашипел, как загнанный зверь. Все четыре пути отступления наглухо отрезаны. Троица стала медленно отходить назад, в центр. Толпы клонов, клокоча и ликуя, поползли за ними. Брик прижался поближе к Нойзу и схватил его за штанину. Хорошо ощущалось, как крысиные когти беспрестанно дрожали и дёргались, стоило только какому-нибудь клону кликнуть громче других или шелохнуться в сторону забитых братьев по несчастью. Бруно вдруг исказился до неузнаваемости. Тело стало несравнимо больше, показался второй ряд острейших зубов, глаза уменьшились и заметались в диком приступе. Конечности стали походить на огромные костлявые пятипалые руки с длинными и смертоносными когтями. Он собирался драться. Драться до победного конца, пока не сдохнет в мучениях последняя самонадеянная шавка, возомнившая себя достойной бросить ему, главному творению Пицца-хэда, такой подлый вызов. Брик в отчаяньи поднял морду вверх. Какой смысл от людского присутствия, если оно ничем не способно помочь?.. Несмотря на дикую дрожь в коленях, у Нойза в голове вертелись другие мысли. Смерть? Какая, к чёрту, смерть? Нойз уже столько раз смеялся ей в лицо, что и забыл, что ему стоит её бояться. Зубы сомкнулись в безумный оскал, горящие глаза проскользили по сторонам, хитрые и взбешённые. Они не умрут здесь. — Бруно, тихо. Оставь их на меня. Если дела пойдут совсем плохо, включаешься ты. Бруно нехотя отряхнулся и громко зарычал, вынудив стены плоти отпрянуть и залиться протяжным воем в ответ. Нойз ухмыльнулся. Адреналин разогнал сердце, мысли стёрлись и исчезли, словно их и не было. Лишь обрывки воспоминаний врывались в сознание и держали его на плаву. — По одному, твари. — Оберни всё в театральную постановку, покажи — тебе не страшно! — Ваш папочка бросил вас, а? Жалкие сиротки. Жалкие. »…Внимание на сцену! Перед вами — озорной проказник, первый среди первых, гремлин в знакомом вам всем жёлто-оранжевом одеянии — Нойз!..» — Странно, что здесь ещё нет гор ваших смердящих трупов. Неужели сырный уебан так заботлив, а? — он рассмеялся. Брика передёрнуло с новой силой — смех был ему знаком. Что-то среднее между ужимками жёлтой мрази и хихиканьем Пицца-хэда. По клонам прошла дрожь — они тоже всё поняли. — О, какая же он душка, не правда ли? Так и норовит влезть в очередное болото, чтобы потом ВТЯНУТЬ В НЕГО И НАС! ЕБА-ХА-НЫЙ ЗАТЕЙНИК! — Только подвыпивший диктор на сцене говорил бы таким тоном, каким это озвучивал Нойз. »…Твоё дело — закрыть свой рот и слушать. Это моё шоу, и ты обязан играть в нём так, как я этого захочу. Ясно?.. Можешь не отвечать. У тебя всё равно нет вариантов…» Клоны смотрели на сценку, как завороженные. Собственно, чего и нужно было добиться. Бруно был прав — они видели в Нойзе — именно в Нойзе, не в Теодоре, — нечто родственное. Такое же необузданное, глуповатое и дикое, как и они сами. — Ваш создатель, как бы сказать… Идиот. Идиот, бегущий от ответственности. И, о-о, поверьте мне на слово — нет ничего хуже этого взрывного сочетания! — Нойз развёл руками и надменно усмехнулся. — Хотя, всё ещё хуже. Намного хуже. Идиот, бегущий от ответственности, и считающий, что ему подвластно всё в этом мире! Да! Да, это то, чем он себя возомнил! »…Теодор, я не шучу. Я знала, что с тобой будет тяжело, но чтобы настолько… Не приближайся ко мне. Вне сцены даже не смей меня касаться…» — А вы, верно, даже не успели узнать его, как следует. А жаль. Оч-чень жаль. Тогда вы бы первым делом разодрали его, а уж потом бы делали жалкие попытки напасть на нас. Что же, позвольте исправить это упущение. Я, как человек, пару раз копавшийся в его грязном белье в три часа ночи, могу послужить полезным источником. Вот, например… — Он манерно приложил руку к подбородку, приготовившись выложить всю известную ему подноготную босса на стол, но стоило ему только попытаться что-то сказать… — Нет, нет, это невыносимо!!! Закрой, закрой свой грязный рот, пока я… Пока ты… Пока они!!! Пока они не… Нойз вдруг хлопнул себя по колену и рассмеялся с такими громкими визгами и переливами, что сейчас его легко было спутать с только что сбежавшим из психушки сумасшедшим. Пицца-хэд выскочил из-за клонов и остановился, в ступоре глядя на забитую компашку. Нойз, вконец лишившись воздуха и сил, повалился назад, продолжая мешать истеричный смех с кашлем и стонами. Из глаз против воли полились слёзы. — Что?! Что в этом смешного?! — Пицца-хэд стоял в одной тюремной робе, чуть побитый и потемневший, как залежавшаяся пицца. Ему вдруг стало как-то не по себе. Очень не по себе. Нойз тем временем поднялся на ноги и сплюнул мокроту — он едва не разучился дышать от таких перегрузок. — Понравилось, как я тебя, а?! — он победоносно оскалился и показал руками ну самый неприличный жест, какой только можно вообразить. — Сука, ты чё думал, так легко нас возьмёшь?! Идиот! — Я?! — Нет, блядь, я. Даю тебе три секунды, чтоб ты свалил отсюда к херам собачьим. — А иначе? Нойз молча показал на Бруно и задорно подмигнул. — Один. — Нет-нет-нет, ты не!.. — Два. — Какого?.. Ты вообще меня слышишь?! — Два с половиной… — Какие два с половиной?! Ты секунды считаешь или что?! — Три. Однако помощь Бруно уже не понадобилась. Пицца-хэд и клоны торопливо ретировались, оставив за собой лишь клубы поднятой в воздух пыли и шмотья плавленой плоти на асфальте. Пронесло. Нойз покачнулся и приложил руку ко лбу. Вид у него теперь был совсем не здоровый. Только что сходившее с ума сердце, грозившее проломить толчками рёбра, вдруг затихло и ослабло. В глазах поплыли цветные круги, а пальцы за секунды стали холодными. — Бруно… Клянусь, мне очень стыдно перед тобой. Но я сейчас, кажется, грохнусь в обморок… к чёртовой матери. Так что… Лови. Последнюю фразу Нойз проговорил, не видя перед собой ровным счётом ничего, кроме чёрной пелены. Единственное, что он почувствовал перед тем, как мозг полностью отключился, это руки, надёжно обхватившие обмякшее тело.

***

»…Не безнадëжен?» «Да. И ты, как я думаю, вполне это доказал. Я бы сказал, ты можешь использовать свои способности… В лучшую сторону.» «Нойз не способен на нечто подобное. Роль не подразумевает розовых соплей и сострадания.» «Его хаотичная суть тоже способна приносить пользу. Главное… Чтобы ты сам этого захотел.» … … — Смотрите, очнулся! — Ах, каналья, а я-то… А я-то… — Ну-ну, спокойно, спокойно… Всё хорошо, он ещё живой. Видишь? Будет ещё кому устраивать тебе проблемы, не переживай. — А…Ага… Спасибо… — Так, allontanatevi, allontanatevi! Человек ещё в себя не пришёл, а вы уже устроили базар! — Ох, Густаво, по сравнению с тем, какой шум поднял ты, когда только его увидел… — Ш-ш-ш! Silenzio! Чьи-то пальцы аккуратно обвили запястье. Легли на лоб, с нежностью что-то проверяя. — Перепугал ты всех, конечно… — она слегка усмехнулась. — Умеешь же ты… — …Влипать в неприятности. Ага. Этого… У меня не отнять. — Сухая глотка едва подчинялась. Нойз произнёс это тихо, с трудом. В пиццерии. Он точно в пиццерии. Они выбрались?.. ОНИ ВЫБРАЛИСЬ! Нойз едва не подскочил на своей импровизированной лежанке. Его наитупейшая выходка снова сработала! О, какое облегчение! — Твою мать, не поверил бы!.. — только и выдохнул он. Губы сами растянулись в усталую, но самодовольную улыбку. — Вы ведь уже знаете, что произошло? Густаво с воинственными криками выпнул всех присутствующих зевак и закрыл дверь кабинета. Как вовремя… Нойзетт не выдержала и хлопнула гордого петуха по плечу. — Радуется он!.. — возмущённо зашипела она сквозь зубы. — Чёрт возьми, всё ведь хорошо! — Голос уже вернулся в норму. Нойз приподнялся на локтях и слегка наклонил голову. — Так… Знаете или нет? — Знаем. Бруно рассказал. — Нойзетт села по-турецки и в каком-то непривычном ступоре уставилась в пол. — И что же? Её губы скривились, а глаза прищурились, словно от страха. Нойз сел уже полностью и пригнулся, словно пытаясь заглянуть ей в лицо сквозь спадающие локоны чёрных волос. — Идиот. — прошипела она вдруг с какой-то мягкой злобой. Вспышкой мелькнули её тонкие руки, что-то крепко обвило его шею. Нойз от неожиданности вздрогнул и повалился назад. Что-то тихо рассмеялось прямо рядом с ухом. Широко распахнутые чёрные глаза тупо уставились в потолок. И опять то же самое ощущение, как и в тот вечер. Только теперь к нему примешалось ещё что-то… Что-то терпкое и липкое… А, да. Точно. Вспомнил. Чувство под кодовым названием: «Чёрт, за меня что, реально переживают?..». Одновременно отвратная и греющая душу вещь. Парадокс. — Прекращай. — процедил он тихо. — Ну-у, какой ты скучный. Сегодня ночью был куда-а лучше… Глаза в бессильном ужасе расширились ещё сильнее. — Твою. Мать. Нойзетт. — Что-о? — Сама невинность во плоти! — Что-то не так? Левая тонкая рука осторожно выползла из-за шеи и проскользила вниз, дразнящим прикосновением пересчитывая рёбра. Нойз едва не задохнулся от стыда. Крепко ухватил наглое тонкое запястье и возмущённо зашипел, едва сохраняя дыхание ровным: — Ты издеваешься?! — Может быть. — Дразнящий тёплый смех защекотал кожу на шее. Она уткнулась носом в глотку и медленно провела по ней губами. Вот же чёрт… — Я серьёзно. — он нервно сглотнул. — Остановись. Нойзетт отстранилась и гордо села на нём. Зубы блеснули в радостном оскале. Нойз вновь поднялся на локтях и посмотрел на неё усталым хмурым взглядом. Дьяволица. Нет, они точно нашли друг друга в этом ебучем мире… — Рада? — Мгм-м-м… — протянула она довольно. Играется, как кошка с мышкой. Знает, что ей это позволено. — Дай встать. Уже пора идти. Нойзетт послушно поднялась на ноги и легко подскочила к двери. Нойз сел и тяжело вздохнул, проведя рукой по шее, словно стараясь забить этим предыдущие стыдные ощущения. Красный, как после пробежки, не иначе…

***

Нойз вышел в общий зал и прислонился к стене. Пиццерия блестела и переливалась, готовилась к завтрашнему дню. Пеппермен и Виджиланте тоже были здесь. Первый всё покрикивал на нерасторопных грузчиков, ну, потому что: «Канальи! Кретины! Это вам не груды мусора, это же… Картины! Искусство! Моё искусство! Поосторожнее!». А второй, не будучи допущенным к кухне и блюдам по причине того, что он — груда ходячего нашпигованного шерстью сыра, мерно занимался расстановкой мебели по своим местам. В углу возились с мишурой Бруно и Брик. Как вдруг крыса повела ухом и обернулась. Черные глаза зацепились за Нойза, Брик подпрыгнул и с радостным визгом бросился к нему: «ТЫ БЫ ЗНАЛ, ИДИОТ, КАК ТЫ НАС ПЕРЕПУГАЛ!» — Боже, боже, Брик, ужас какой! Не умер же я, в самом деле! — Нойз присел на корточки и хорошенько потрепал его за ухом. Хотя, пожалуй, ему было приятно видеть, что Брик и правда за него так волновался… Как вдруг нечто огромное и чёрное подскочило сзади, обхватило его лапами, всхлипнуло и громко, жалобно, по-собачьи завыло. — АЙ, Бруно-Бруно, чёрт тебя!!! — Бруно, тише, тише! — Нойзетт подскочила ближе и встала на носочки, — Задушишь же! Бруно со скрипом повиновался и разжал лапы. Брик выкатился из объятий и едва не свалился, потеряв равновесие, но был вовремя подхвачен Нойзом. — Он переживал просто очень… Принёс тебя так быстро, как только мог, всё боялся не успеть… — оправдывающе затараторила Нойзетт, поглаживая клона по плечу. Нойз с Бриком на руках слегка нахмурились и понимающе замычали, мол, понимаем, простительно. Тео отпустил крыса на землю и тихо выругался. Теперь… Теперь кухня. А там, на кухне, в святой святых пиццерии, дым стоял столбом, гремела посуда, пыхало жаром от новой, навороченной печки. Густаво и Пеппино уже так сработались, что им и не нужно было переговариваться во время готовки. Так что на первый взгляд по кухне сновали не два итальянца-повара, а лишь бесплотные призраки. Работать сейчас Нойз хотел меньше всего. Но деваться некуда — он знал, что его, как порядочного пионера, рано или поздно тоже запрягут на общее дело. Так что стоит опередить время и вызваться первым, пока его не загнали на работу с каким-нибудь… сырным слизнем в ковбойской шляпе, например. — Густаво, это я. — Ох, мальчик мой! — Чёрт!.. Опять? — Как я рад, что всё обошлось! — Право, Густаво, вы преувеличиваете… — Нет, Тео, не преувеличиваю. Per niente. Я тоже видел клонов в Башне. И, о, нет, любое, слышишь! любое столкновение с ними — это настоящая катастрофа. — он наскоро вытер руки о фартук и покачал головой. — Я счастлив, что ты пошёл с ними. Огромное тебе спасибо. — Не за что. — буркнул Нойз в ответ, слегка отвернувшись. Пеппино вытер пот со лба и фыркнул. — О, нашёлся, скромняга какой! Mettiti al lavoro! Рабочих рук не хватает, а он… И нет, Густаво, обморок — не приговор. Только посмей его жалеть! Нойз равнодушно пожал плечами. С итальянцем сцепиться он ещё успеет. — Есть дела на примете? Густаво кивнул, сложив руки в беспокойный замок. — Конечно, конечно. Без работы… Точно не останешься.

***

Нойз вновь подобрал два стула разом и потащил их к столу. Правда, задумавшись, он слишком засмотрелся на носок собственной туфли и едва не влетел ношей по шее кого-то, ползающего на карачках у стола. — А, ч-чёрт! Нойз, per favore, смотри, куда прёшь! — Пеппино вновь подлез под стол и продолжил с чем-то усиленно возиться. — Прости, прости, виноват. В следующий раз возьму курс чуть в сторону. — Нойз развернулся и легко опустил стулья на землю. — Что я, садист, чтоб лишать тебя такого удовольствия? Туфли, выглядывавшие из-под скатерти, возмущённо дёрнулись. — Ух, погоди, bastardo, дай только выбраться!.. — Ага-а… — Нойз чуть пригнулся, сложив руки за спиной, и невинно продолжил. — Но, только прошу — чуть позже. Понимаешь ли… Сейчас я чертовски занят. Надеюсь, ты не будешь в обиде. Договорились? — АХ ТЫ- — Договорились. — Нойз упорхнул в сторону, пока из-за скатерти не показалась крепкая жилистая лапа, способная за секунду одним хватом раздробить ему берцовые кости. Нет, эти подколы никогда не закончатся. Впрочем, не сказать, что Нойз был сильно против. На его лице сияла улыбка ярче, чем у проголодавшегося ребёнка, случайно нашедшего на дороге бумажку в пять баксов. — Так, всё! Мы закончили? — Виджиланте гордо поправил цветастое пончо и осмотрелся. Стены уже не выглядели так голо и безжизненно — на них теперь красовались яркие холсты с красочными изображениями пиццы, закусок, напитков, на некоторых — и сами владельцы ресторана. Нойз был прав — Пеппермен пускай и раздражающий тип, но свою работу выполняет добросовестно. На улице давным-давно стемнело, а в зале сиял свет, не тусклый и тоскливый, как раньше, а наоборот — ясный и солнечный. Начисто выдраенные полы празднично блестели в его лучах, отчего помещение было буквально заполнено светом. Посреди украшенного мишурой зала (над этим долго и упорно корпели Нойзетт, Бруно и Брик) стоял стол, ну, чуть ли не ломившийся от многочисленных блюд и напитков. Их пьянящий аромат ещё давно витал по пиццерии, заставляя всех то и дело отвлекаться от работы и мечтательно вздыхать, представляя себе грандиозное завершение вечера. Повара истинно постарались на славу. И вот оно! Галдящая разномастная толпа со смехом и шутками усаживается за общий стол. Даже всегда угрюмый и неразговорчивый Пеппино становится чуть мягче, наблюдая за сияющими лицами всех присутствующих. Неужели всё и правда закончилось хорошо? Неужели его путь, полный страданий и боли, пришёл наконец к чему-то максимально близкому к такому абстрактному понятию, как… Счастье? Он мало в это верит. Сухой голос циника в голове продолжает упорно твердить, что всё это — лишь секундное наваждение, что его страхи и болезни никуда не уйдут, что, в конце концов, Пицца-хэд стараниями жёлтой мрази всё ещё жив, но… Он находит в себе силы, подобно Нойзу, плюнуть на всё и безразлично накатить бокал-другой дорогого вина. «Всё же, иногда полезно быть похуистом…» — думает он, наблюдая, как Нойзетт, Виджиланте и, неожиданно, Теодор что-то буйно обсуждают, даже, кажется, не выражая яркого стремления перегрызть друг другу глотки. Вот так чудеса… Вдруг с места поднялся Густаво. Все остальные тут же замолкли и встали вместе с ним. — Кхм… Разрешите сказать тост! — Он улыбнулся, когда стол заклокотал и ответил ему радостным гулом и криками: «Разумеется!» — Что ж… В первую очередь я хотел бы поблагодарить всех собравшихся здесь сегодня, потому как… Если бы не вы, нас бы здесь не было. Абсолютно каждый внёс свой вклад в общее дело. Grazie! И я искренне рад, что имею честь видеть вас не как врагов, а как верных друзей и соратников. — Нойзу показалось — улыбающийся взгляд Густаво на секунду задержался на нём. — И, конечно, мы поднимем бокалы за нашего дорогого Пеппино! Как за хозяина пиццерии и того, кто привёл нас всех к этой точке. Evviva! Стол взорвался смехом и поздравлениями. Зазвенели бокалы, стаканы; полетели, как фейерверки, сверкающие брызги напитков. Бруно и Брик, обедавшие за стойкой, хитро переглянулись и дали друг другу кулачок. Снова разговоры, снова радостные лица. И вдруг… — Тео! — Да, Густаво? — Нойз отвлёкся от своей сделанной специально для него пасты. — Может, тебе есть что сказать? — Мне? — Он непонимающе уставился на Густаво. — Ага. А потом и все остальные. — Он задорно усмехнулся. — Или тебе нечего? — Густаво, вы знаете, мне всегда есть, что сказать. — Quindi fallo! Есть ли у Нойза хоть какие-то варианты отказаться? Он бы поставил собственную душу на вариант «нет». Украдкой закатив глаза, Тео поднялся с места, даже не зная ещё, что он, чёрт возьми, вообще собрался говорить. Но решил, что разберётся по дороге. — Минуту внимания, пожалуйста. — А может, ему уже есть, что говорить. Стол встал на ноги и беззлобно усмехнулся. — Что же… Начну, пожалуй, издалека. — Произнести тост — как выйти на ту же сцену, не правда ли? Только, тут, пожалуй, будет в разы легче не вихлять, не кривить душой, а просто — выложить всё, как есть. — Знаете… Каких-то три жалких месяца назад я и представить не мог, что когда-нибудь я вообще смог бы оказаться… Здесь. В пиццерии. Пф-ф, мало того, в окружении Пеппино и моих бывших… Хо-хо, коллег по работе! Чёрт возьми, я до сих пор не могу дать себе полноценного отчёта в том, что такого случилось за те жалкие три дня. Спонтанная идея надурить Пеппино (бога ради, прости, Пеппино), полноценный вылет с работы, моё… хах, признание в любви, оказавшееся взаимным… — Виджиланте хлопнул его по спине, залившись смехом, Нойзетт смущённо улыбнулась, а стол оживлённо загудел, — О да, чёрт, это было совершенно не то, что я себе представлял. Но, знаете, блять, что? — Он решительно оскалился, рука со стаканом дрогнула так, что напиток едва не пролился на землю. — Я благодарен за то, что мне удалось однажды пройти через это! Рад, искренне, что это со мной случилось! И, думаю, я на верном пути. Да, я тварь. Да, я мразь. Но уже далеко, далеко не та, что была раньше. И за это — спасибо всем вам. Всем, без исключения. — «Ну разве что, Виджиланте — пошёл к чёрту.» — Он усмехнулся и чокнулся с Густаво, однако и пикнуть не успел, как оказался в его крепких итальянских объятьях. Стол мягко рассмеялся с новой силой, наблюдая, как на глаза Густаво наворачиваются растроганные искренние слёзы, а Нойз с окончательно запутавшимся видом удивлённо хлопает глазами и инстинктивно старается выбраться из цепких всеобъятных рук. В общем, вечер был поистине незабываемый. Много было выпито, много было съедено, много искренних слов сказано друг другу. Действительно праздник мечты. Но от одной мысли или вопроса — называйте, как хотите! — Пеппино избавиться никак не мог. Устав бороться с нервным тиком, он наконец пересилил себя и наклонился через стол к Нойзу. — Выйдем. Dobbiamo parlare. Нойз хотел было отшутиться, но не стал. Молча поднялся с места и отошёл за Пеппино в угол зала. Смутно, очень смутно он понимал, какого чёрта итальянец хочет от него на этот раз, но решил не подавать виду. — Итак… Что-то случилось? — Не слишком. — Пеппино вдруг подумалось — какой же идиотский вопрос решил всё-таки засесть у него в голове! — Вопрос есть. — Вперёд. — Нойз пожал плечами и облокотился о стену. По нему и не скажешь, но его разбирало дикое любопытство. Пеппино собрался с силами и вздохнул. — Почему… Ты отдал мне те деньги? — Те деньги? Имеешь в виду, из нычки в руинах Башни? — Именно. — упавшим голосом подтвердил Пеппино. Нойз слегка усмехнулся. — Всё… На самом деле достаточно прозаично. Мне эти деньги уже были не нужны, а вам… — Он отвернулся к окну и усмехнулся. — Ещё как. — Как вообще возможно, чтобы кому-то, вроде тебя, не нужны были деньги? Нет, даже так… Чтобы кому-то в принципе не нужны были деньги? — Знакомый взгляд, как на идиота. — Ну, здесь нужно небольшое лирическое отступление. — Он взглянул на Пеппино. — Помнишь, что я говорил об этих деньгах? Если быть конкретнее, то, в каких случаях я обращался к этой нычке? — Это, блять, забудешь… — Злобно процедил Пеппино, постукивая пальцами по кулаку. — И знаешь, на что я тратил все эти деньги? — Он состроил загадочную мину, как ведущий какого-нибудь TV-шоу. — Ну? — На алкоголь и… Как бы помягче… Путан, ага. — Ridi? — Он чуть покачнулся и ухватился рукой за стену. — Всю эту сумму?! — Вроде того. — равнодушно пожал руками тот. — Так что же изменилось сейчас? Нойз блеснул зубами и щёлкнул, ткнув указательным пальцем в центр зала. Пеппино проследил за рукой и понимающе хмыкнул. Он показывал на Нойзетт. — Вот, собственно, и всё. К тому же, — Он важно сложил руки на груди, — я ведь тут пытаюсь идти на поправку… — Ага. Любой психолог, которому ты расскажешь хоть часть своих грандиозных подвигов, тут же упечёт тебя в психушку, а оттуда в тюрьму. Нойз рассмеялся. — Не загадывай на будущее, итальянец. Кто знает… Вдруг станем соседями по камере. Улицу внезапно озарила ясная вспышка молнии. Эхом ей что-то угрожающе ухнуло, прокатившись оглушительной волной по округе. — О ч-чёрт, как знал… — выругался Нойз и усмехнулся. — Гроза. Словно в подтверждение его словам, с неба резко, как из опрокинутого ведра, полился мощный, густой дождь. Тихие голоса вмиг заглушило журчание воды, барабанная дробь капель по крыше и гул угрожающего грома. Небо ежемоментно озаряли молнии, будто над облаками затеяли драку сами боги какого-нибудь пресловутого Олимпа. Бруно подскочил к окну и замер, как вкопанный. Он видел дождь не впервые, но грозу… Ещё и столь сильную! И хочется, и колется — но вдруг молнии опасны? Нойз оттолкнулся от стены, вышел в центр зала и повернулся к окну. Остальные, как завороженные, последовали его примеру. — Красиво. — заметил глухо Виджиланте, слегка приподняв шляпу и улыбнувшись. — Нарисовать бы портрет… И фоном сделать — и дождь, и молнии! — мечтательно вздохнул Пеппермен, обрисовывая в воздухе рукой «и дождь, и молнии». — Успеешь ещё. Всё успеешь. Нойзетт положила руку на родное худое плечо и прижалась к нему щекой. А Нойз вдруг усмехнулся и позвал Бруно. — Хей, Бруно! Что, страшно тебе? Ответное движение головы клона получилось неопределённым. Нойз улыбнулся ещё шире и осторожно отстранил от себя Нойзетт. — Тогда вперёд! Я первый, сволочи! — и выскочил под открытое небо, запрокинув голову. Из-за спин вдруг выглянул крысиный нос; быстрый цокот лап, и Брик тоже нырнул под дождь, прыгая по лужам не хуже настоящей лягушки. Глаза Нойзетт ярко блеснули на свету, она вдруг расхохоталась и потянула Бруно за собой: — Не бойся! Ну же! Я с тобой! — Он замотал было головой, но внезапно передумал, решительно забурлил и повиновался. Огромной неуклюжей кошкой приземлился прямо в центр самой глубокой лужи. В воздух фонтаном полетели тучи брызг, свет окон пиццерии волшебно заиграл в них всеми цветами радуги. Нойз поймал Нойзетт за руки и громко, искренне рассмеялся. Волосы, мокрые и липкие, предательски лезли в лицо. Нойзетт провела ладонью по его лбу, радостно улыбнулась и вдруг с силой прильнула к его губам. Для кого — секунда, а для Нойза этот момент продлился чёртову вечность, прекрасную вечность. Твою мать, какая необъятная радость в душе! Здесь, под дождём, во вспышках молний в её глазах, в прыжках по лужам и в радостных взглядах из окон пиццерии! Брик хлопнул хвостом по луже, и Нойз визгливо подскочил, весь облитый прохладной водой. — Ах ты ж, сука, постой-ка, сейчас я тебе!.. — Он дал ногой ответный залп и расхохотался, когда Бруно по-собачьи отряхнулся и вынудил абсолютно всех мощной контратакой остановить сражение. — Бруно! Ну тебя! — Что, всё, больше не можешь?! Ну, держись!.. — «Догоняй! Медленная скотина!» Это была прекрасная картина. Момент счастья, как он есть. Не в деньгах, не в славе, не в богатстве, а в застывшем во времени моменте. Один раз взглянешь — и уже не сможешь оторваться. По губам украдкой поползёт загадочная ухмылка. Поднимутся со дна сознания воспоминания… О том, как это было когда-то и с каждым. Виджиланте усмехнулся. — Дети. Пеппино, словно вспомнив что-то, нерешительно усмехнулся. — Молодые… Что с них взять. — Precisamente… — Густаво снял поварской колпак и вытер им, как платочком, подступившие слёзы. …А дождь тем временем продолжал неустанно лить, как из ведра…