⚆⨀⚈
Минхо буквально умирал. Прошло чуть больше двух месяцев с последней встречи с Хенджином, а он уже не мог спокойно жить и дышать. Хенджина чертовски не хватало. Раньше было спокойнее жить, потому что Минхо мог видеть его. Но теперь, когда они, казалось бы, одними только действиями показали взаимность чувств, не могли даже встретиться. Вспоминая свои слова, старший хочет только… дать себе пизды и одновременно похвалить. Если посмотреть со стороны собственного сердца и чувств — Минхо поступил как тряпка, поджав хвост и отпустив Хенджина, давая ему время на подумать. Здравая же сторона твердила, что он сделал все правильно. Не хотелось тешить в себе надежду, а после получить от младшего только «спасибо за секс, но между нами ничего не будет». Страх того, что Хенджин не решится и подумает, что такой как Минхо ему нахуй не сдался и даже не даст и шанса — сковывал, сковывал легкие, мешая дышать. Жить без встреч с ним — самая ужасная пытка для Минхо за всю его чертову жизнь.⚆⨀⚈
Минхо дергается, снимая наушники, когда дверь в его комнату открывается. В комнату стремительно заплывают солнечные лучи, охватывая вошедшую фигуру. Минхо удивленно моргает, откладывая со своих колен ноутбук на прикроватную тумбу. Хенджин переходит порог так, будто полноправный хозяин этой квартиры. На нем бежевый лонгслив и черные галифе. Волосы за это время прилично отрасли, поэтому собраны резинкой в хвост на затылке. Минхо сглатывает жадно, даже не замечая, как закрывается дверь. В комнате из освещения только свет от гирлянд под потолком всевозможными цветами. Еще никогда, до этого самого момента, он не видел его таким. — Ну привет, сладкий. У Минхо в легких воздуха не хватает, он смотрит на парня перед собой и насмотреться не может, пока тот все ближе подходит. — Как ты… — Попросил ключи у Феликса. — Не может быть… — Хэй, я действительно здесь, — Хенджин наклоняет голову в бок, расплываясь в улыбке. — Я действительно здесь, Минхо-я. Минхо кажется, будто все это сон. Мозг воспалился, выдавая сон за реальность, не иначе. Но Хенджин подходит ближе с другой стороны кровати и садится аккуратно, не отводя взгляда. Он позволяет старшему прикоснуться к себе, огладить нежную кожу щек, пройтись по скулам и опуститься на шею. — Ты действительно здесь, — он выглядит таким удивленным, будто бы потерял всю надежду на его появление. — Я поверить не могу… — Прости, что заставил ждать, — Хенджин накрывает мозолистую руку своей, мягко поглаживая по костяшкам. — Я мог бы прийти на следующий же день, на самом деле. Но у нас с Ликсом последний год, диплом и все дела, пришлось задержаться. Минхо выдыхает шумно, нежно поглаживая большим пальцем под кадыком. Предел всех его мечтаний прямо в его руках, даже как-то… не верится. — Ты действительно… хорошо все обдумал, Хенджин? Я ведь… Но Хенджин перебивает его, усмехаясь, заглядывает в глаза таким уверенным взглядом, будто Минхо спросил самую что ни есть глупую чушь в мире. — Я больше чем уверен в этом, иначе никогда бы не появился не то, что на пороге твоей комнаты, но и квартиры. У меня было достаточно времени подумать, хен, я вдоволь надумался уже. И следующим что делает Минхо — целует его. Притягивает за шею ближе к себе, обхватывая затылок. Хенджину приходится опереться коленом в мягкую поверхность и опереться руками на крепкие плечи, чтобы прижаться ближе и ответить на поцелуй. Так нежно и до одури сладко… Грудь наполняется теплом с каждым движением губ, приятно отдавая импульсы по всему телу. Минхо ласково проводит языком по мягким губам, слегка прикусывая нижнюю. Они отстраняются, чтобы посмотреть на блестящий вгляд друг друга. Хенджин тут же смачивает губы, отодвигаясь. — Разве ты не был занят? Кажется, я помешал тебе. Мужчина улыбается и качает головой. Пальцы вплетаются в отросшие пряди, приятно массируя кожу, что бы в тот же миг стянуть резинку. Юноша насмешливо фыркает, наблюдая за блеском в чужих глазах. — Я готов уделить тебе все время этого мира. Я всего лишь выполнял работу на недели вперед. Я настолько скучал по тебе, что весь ушел в работу. Но теперь, я действительно могу позволить себе отдохнуть. Хенджин согласно кивает, тянется вновь, захватывая в плен тонкие губы своими. Минхо выдыхает удовлетворено, обхватывает свободной рукой за талию и придвигает еще ближе. Парню остается только перекинуть ногу через бедра, усаживаясь сверху, что он и делает. Мужчина сразу же сжимает талию сильнее, распологая пальцы на пояснице, мягко поглаживая сквозь ткань. Пухлые губы раскрываются, язык старшего скользит по ряду зубов, оглаживает небо, а после находит чужой, сплетаясь в танце. Трепет заполняет все тело. Минхо поддевает края лонгслива, дотрагиваясь пальцами до горячей кожи, нежно надавливает на поясницу, прижимая к себе сильнее. Хенджин отстраняется с шумным выдохом, покрываясь мурашками. — Не терпится меня раздеть? — Не представляешь насколько. И это действительно так. Раздеть его хочется неимоверно сильно, медленно снимать каждую деталь, открывая все больше и больше медовой кожи. Хочется мокрыми поцелуями покрыть каждый открывшийся участок, ощущая на языке солоноватый привкус. Минхо выпутывает руку из черных прядей, опуская ее на талию прямиком на разгоряченную кожу. Под ладонью не чувствуется привычной мягкости, вместо нее по ощущениям шороховатые края. Хенджин вовсе не пугается, дышать перестает лишь на секунду, когда старший поднимает на него непонимающий взгляд. Он самостоятельно тянет верх, снимая его полностью с себя. Перед глазами вырисовывается прекрасно сложенное тело, с идеально чистой грудью и длинным шрамом от левого бока до самой поясницы. Он не ровный, явно небрежный и очень старый. Хенджин встряхивает головой, мягко обхватывая пуговицы на рубашке старшего, медленно их расстегивая. — Откуда он? — Ну, скажем так… я очень не взлюбился одному из первогодок, потому что был амбициозным и хорошо справлялся. Меня многим ставили в пример, а у него… было раздутое эго. Поэтому однажды он, честно сказать, даже не знаю откуда взял его, но пырнул меня ножом. Точнее получилось, что он воткнул его, не сильно глубоко, но из-за моей реакции и своего нажима полоснул меня им вот… так. Я пролежал с раной на койке… месяца три или даже больше? Очень многие предлагали мне бросить, но травма не была смертельной и особо ничего не зацепило, так что я дошел до конца. По окончании рассказа он уверенным движением распахивает рубашку, спуская ее с плеч. Та остается висеть на локтях, потому что Минхо не в состоянии оторвать ладони от тела напротив. Мужчина ладонью проходит весь путь шрама, мечтая покрыть каждый его миллиметр поцелуями. Он не по наслышке знает каково это. За годы своей службы он пережил многое и ножевое ранение тоже было в этом длинном списке, шрам все еще бледнеет между лопаток. — Ты ведь отомстил? — Конечно, — заговорщеским шепотом по крепким плечам. — Я донес об этом проишествии куда надо было. Ситуацию хотели замять, но его дорогой папочка тоже был военным и, как я знаю, спонсировал академию, поэтому я пошел прямиком к нему. У меня были неопровержимые доказательства в виде трех лиц наших сослуживцев, они очень помогли мне, на самом деле. Мужчина оказался хорошим человеком, несмотря на то, каким вырос его собственный сын, поэтому сразу же принял все меры и выплатил мне даже компенсацию. Когда-нибудь, когда мне потребуется помощь, я смогу с легкостью обратиться к нему, именно так он мне и сказал. Мягкие поцелуи, аккурат в небольшие шрамы от осколков на плече, будоражат Ли. Он прикрывает глаза, прослеживая изгибы чужого тела собственными ладонями от поясницы до лопаток и обратно. — Теперь, я думаю, тебе не понадобится его помощь, ведь у тебя есть я. А я могу оказать тебе всю помощь, что тебе потребуется. Какой бы она не была. — Отлично, — томный выдох ласкает слух. — Тогда ты наконец сделаешь что-нибудь с нашими небольшими проблемами, правда? Хенджин подается бедрами вперед, задевая твердеющий член старшего. Тот позволяет себе выпустить сдавленный стон, тут же впиваясь пальцами в юношеские бедра. — Конечно. Все, что ты только пожелаешь. Ему приходится передвинуть младшего, чтобы уложить на кровать и самому нависнуть сверху, стянув полностью мешающуюся рубашку. Он тут же удобно устраивается меж разведенных бедер. Так удачно загоревшийся красный свет мягко охватывает пространство, придавая моменту больше интимности. — Ты такой красивый, — поцелуем спускается на острые ключицы, тут же прослеживая их очертания языком. — Просто не представляешь насколько. У Хенджина взгляд из-под ресниц — мягкий, чуть поплывший и такой обольстительный, что найти в себе сил, чтобы прекратить все свои действия, просто нет. — Зрелище, которого достоин я — нисколько не хуже, — не оставаясь в долгу, восхищенно произносит, ладонью оглаживая накачанную грудь. Минхо смеется мягко, покрывая нежными поцелуями каждый миллиметр, не переставая гладить. Хенджин чертовски чувствительный и невероятно раскрепощенный, отзывается на каждое прикосновение, даря ответные. Он не зажимается и не краснеет в смущении, радуя слух возбужденными выдохами и тихими-тихими стонами. Красиво. Поцелуй приходится мокрым мазком над пупком, глаза блестят от невероятной находки, пока язык аккуратно прикасается к изящному украшению с зелеными камушками. Сверху слышен нетерпеливый стон, длинные пальцы же зарываются в взъерошенные пряди, чуть оттягивая. — Не знал, что меня здесь будет ждать такой сюрприз. — Ты не узнаешь какой сюрприз тебя ждет дальше, если не поторопишься, — в голосе сквозит легкое недовольство и спешка. Момент так сладок, но при этом так невозможен. Мужчина удивленно выдыхает, чувствуя интерес, с каждой секундой лишь разгорающийся все больше. Он медленно ведет пальцами ниже, натыкаясь на завязки, с легкостью их развязывает и спускается ниже. На нежной коже проявляется темными нитями среднего размера стая улетающих бабочек. Татуировка тянется по низу живота и чуть ниже. Минхо стаскивает брюки вместе с бельем, сразу же прижимаясь в поцелуе к каждой выведенной чернилами фигуре. — Почему бабочки? — ладонь опускается на возбужденный член младшего, нежно поглаживая. — Потому что это символ воскрешения и неизменной любви, — глаза жмурятся от приятной ласки. — Черт возьми, сними наконец свои штаны. Минхо смеется, но просьбу выполняет, на последок проводит по истекающему смазкой органу вверх-вниз и тут же отстраняется, щелкая пряжкой. Собственные штаны летят к остальной одежде на полу и мужчина сразу же возвращается на свое место, накрывая нежные уста глубоким поцелуем. С помощью смазки без запаха, Минхо со всей аккуратностью и нежностью растягивает возлюбленного, всячески отвлекая от неприятных ощущений. Хенджин оправдывает мысленно сам себя загруженностью из-за учебы. Было бы намного легче, если бы как и раньше каждый его день сопровождался собственными пальцами в своей же привлекательной заднице. Тогда на подготовку уходило бы намного меньше времени. — Черт, — юноша хмурит брови, срываясь на высокий стон. Минхо будто бы специально затрагивает чувствительную железу внутри, тут же возвращаясь к разглаживанию мягких стеночек. Поцелуй обжигает щеку, даря тепло, пока внутрь входят уже три пальца. Хенджин себя чувствует так, будто он вовсе не в этой вселенной, тело на удивление, такое легкое и будто бы эфемерное. Время вокруг останавливается с каждым аккуратным толчком внутри. Хочется выть в голос, потому что это так мучительно сладко, но все еще недостаточно. — Расслабься, котенок, — старший вынимает пальцы, размазывая смазку по собственному члену. Он грозится вот-вот взорваться, если в ближайшее время ничего наконец не сделать. Хенджин кивает, выпуская воздух из легких. Минхо входит неторопливо, придерживая за основание, он следит за каждой эмоцией младшего, останавливаясь и давая привыкнуть. Эмоции распирают вместе с тем, как налитый кровью орган все глубже и глубже погружается в него. Хенджин вдыхает глубоко, когда старший входит почти полностью. Два месяца бездействия дают свои результаты, ведь чтобы привыкнуть к такому вторжению требуется время. — Боже, двигайся. И Минхо входит до конца, вновь застывая, однако Хенджину время больше не требуется, он тянет мужчину на себя и тот наконец, начинает медленные толчки. Восторг растет в груди вместе с тем, как из пухлых губ рождаются крышесносящие высокие стоны. Он наклоняется, захватывая опухшие от поцелуев губы, вовлекая в новый, наращивая темп лишь на немного. Каждый толчок внутри такой глубокий и чувственный, приносит море удовольствия, что мир перед Хенджином начинает плыть. Тонкие губы путешествуют по медовой коже, оставляя свои метки. Толчки становятся быстрее и глубже, вновь и вновь проходясь по простате, выбивая особо громкие стоны, граничащие с криками. Хенджина выгибает от сносящего сознание удовольствия. Собственный член изнывает, сочась вязкими каплями. Минхо уделяет ему особое внимание, принимаясь дрочить в разрез с собственным темпом — резко и порывисто. Когда перед глазами начинают мерцать звезды, голос охрипает, а белоснежные вязкие капли окропляют подтянутый живот, Минхо с особым удовольствием проглатывает сорвавшееся с зацелованных уст собственное имя. Сразу же увеличивая темп, чтобы спустя несколько минут бурно кончить, смешивая сперму на подтянутом животе. Хенджин дергает возлюбленного за пряди, прижимаясь в легком поцелуе к сухим губам напротив. Минхо улыбается, отстраняясь. Он берет в руки салфетки, тут же очищая Хенджина. — Это было… волшебно. — И очень чувственно, — младший довольно потягивается. — Лучший секс в моей жизни. — Есть из чего выбирать? — Не особо, но точно могу это сказать. Им плевать на валяющиеся вещи на полу, они лишь встают с кровати, чтобы растелить ее и надеть белье, и сразу же укладываются вновь. Хенджин, чувствуя приятную легкость, укладывается на мягкую поверхность животом, накрывая задницу легким одеялом. Минхо целенаправленно опускает ладонь на открывшийся перед его взором шрам, мягко прослеживая весь путь. — Больше ни одного? — Больше ни одного. И Минхо, как желал этого в самом начале, склоняется, оставляя дорожку поцелуев на бледном шраме, стирая всю душевную боль младшего каждым своим прикосновением. — Больше никогда такого не повторится и я обязательно сделаю для этого все. Ты никогда не пострадаешь под моей защитой. — Буду верить в это, сладкий. — Сколько бы ты не убегал, стрелял и возвращался, никогда в жизни не переживешь больше такую боль. Хенджин улыбается, подпирая голову рукой. — Я люблю тебя, Минхо. — А я тебя, сладкий. Глаза Хенджина распахиваются, тут же прищуриваясь от приятного тепла внутри. — Но знаешь… меня все интересовал вопрос. Это когда это Феликс стал не представлять своей жизни без твоего вида по утрам? Юноша смеется громко, ладонью хлопая по матрацу. — Все просто, сладкий, мы с Джисоном снимаем квартиру вместе, а Феликс по больше части живет с ним. — О, теперь я понял. Любишь групповушки? — Все возможно, сладкий. Но тебя я люблю больше, несомненно.