Вы: «Он ещё не закончен»
А.С. Педик «Покажи, что есть.»Вы: «Я пока не дома. Приеду, скину.»
А.С. Педик «Хорошо.» «Не забудь.» А забыть Антон как бы сильно не хотел уже не сможет. Попов, отвечал так быстро, словно его, Антоновы, сообщения прямо в чате караулил. Сейчас так хочется в этом самом метро и остаться, чтобы с продюсером больше дел не иметь, потому что Шастун вообще теперь не знает, что делать, когда он приедет домой. Вопрос, конечно, не вопрос, а очень даже очевидность: экстренно писать шутки, врать что-то о том, что дальше будет много импровизации. Но с этим мужиком так нельзя было, Антон уже заранее знал, что Попов точно будет требовать материал в печатном виде. В любом: сыром, недобитом, непроверенном, но чтобы перед ним на столе лежал на блюдечке с голубой каёмочкой, и Антон рядом, с графином холодной воды с лимоном в руках. Мысли эти Антон от себя гонит как только возможно, мысленно умоляя поезд ехать чуть быстрее. Игорь, прижавшийся лбом к его плечу, об этом же просит даже не мысленно. Стоит парням только выйти из метро, Джабраилова выворачивает прямо в мусорное видно, удачно стоящее рядом. Давненько Шастуну не приходилось видеть чего-то подобного — лучшая антиреклама алкоголизма, но есть в этих утренних состояниях что-то особенное, ребяческое, доступное только до двадцати пяти по каким-то там жизненным заповедям. Каких же нереальных сил потребовалось Игорю, чтобы добраться до дома. Антону его даже жалко было, но ничем другу помочь он не мог. Помог дойти до квартиры, раздеться и дойти до ванной. А дальше Джабр уж как-нибудь сам — по стеночке, по стеночке… А сам Антон, как только разувается, уходит в комнату, плотно закрывая за собой дверь. Ему нужно начать писать, нужно начать… Антон открывает ноутбук, создаёт прямо по центру рабочего стола файл «Хуюточки 1.0» и забирается на стол с ногами — максимальная концентрация. Даже на телефоне предусмотрительно вырубает звук, а на ноутбуке отключает интернет — у него не так много времени. Антон любит писать в тишине и одиночестве. Когда никто под руку не говорит, когда есть возможность войти в свой собственный мир, что прячется так глубоко под острыми рёбрами. Комик закрывает глаза, физически ощущая, как в его голове проходит самый настоящий мыслительный процесс, как у Джимми Нейтрона. Какая-то мысль загорается маленькой звёздочкой в далёком космосе и падает прямо в голову Шастуну. Он резко открывает глаза, тонкие длинные пальцы быстро начинают бегать по клавиатуре. На его сдержанном и серьёзном лице время от времени появляется короткая улыбка, которая так же быстро и исчезает. Антон уже знает, о чём будет писать свой первый полноценный концерт. Он его уже пишет. *** До адреса, указанного Арсением Сергеевичем в переписке, Антон добирается без каких-либо сложностей. Выходит на Василеостровской, проходит всего три перекрёстка по Среднему проспекту и заворачивает на двенадцатую и тринадцатую линии. Сам дом стоит вторым по счёту. Понятно, почему Попов предложил забрать его у кофейни — тут от неё всего минут пять пешком, и того меньше на машине, если нет заторов. Самый центр исторического центра Васильевского острова: вокруг шикарные доходные дома, много магазинов и всевозможных заведений. Учитывая, что квартиру Арсения Антон помнит, хоть и частично, предполагает, что «таких же как он», тут живёт немало. Поэтому, проходя в арку (благо, ворота были открыты), ведущую во двор дома, малость волнуется, озираясь по сторонам. Шастун звонит в домофон, ему открывают без вопросов. Заходит в парадную, поднимается на нужный этаж и останавливается на лестнице как вкопанный, глядя на девушку с кипенно-белыми волосами, стоящую в дверях квартиры Попова, которую он совершенно не ожидал там увидеть. Она поднимает голову от телефона, и её лицо моментально обзаводится улыбкой — очень искренней и радостной на первый взгляд. — Привет, ты Антон? — Да, — как-то неуверенно кивает юноша, поднимаясь на площадку. — Заходи, — она входит обратно в квартиру, пропуская гостя в коридор. — Арсений Сергеевич сейчас занят, попросил меня тебя встретить. Может, хочешь чай или кофе? — Н-нет, спасибо. Может, я просто материал оставлю, раз он занят, да и пойду? — Арсений Сергеевич хотел с тобой лично поговорить, поэтому придётся подождать. Может, чай всё-таки? — Ну, давайте чай. Антон разувается, не расшнуровывая кроссовки, а просто стягивая за пятку, но аккуратно ставит их на специально отведённую для обуви полочку, где было пустое место, как казалось, выделенное именно для него. Девушка ставит прямо перед Антоном мягкие тапочки (которые, кстати, ему не предложил Попов в прошлый раз) и уходит по коридору, предварительно махнув гостю рукой в знак приглашения. Шастун с интересом изучает блондинку: она многим ниже него, худенькая, но фигуристая, с ровно подстриженными чуть ниже плеч волосами, выкрашенными, реально, в самый белый цвет, который он только видел. Девушка заводит его в кухню-гостиную, выполненную в таком же «дорого-богатом-старинном» стиле, как и вся остальная квартира, усаживает за широкий деревянный стол овальной формы. — А вы… — парень чуть медлит, стесняется, глядит за тем, как она ловко ставит на плиту чайник, достаёт из полки пакет с заварным чаем и кружку. — …жена Арсения Сергеевича? Девушка аж вздрагивает после его слов. Кажется, даже чуть волнуется (но Антон предпочитает делать вид, что это ему только кажется), потом замирает на мгновение и оборачивается к гостю вновь с широкой улыбкой на лице. — Прости, я должна была сперва представиться, совсем забылась, — она отставляет чай в сторону, подходит к Антону, протягивая ему руку. — Лиза Гончарова — личный помощник Арсения Сергеевича. Решаю некоторые вопросики, которые ему необходимы, помогаю в организационных моментах, с документацией разбираюсь и заодно смотрю материалы от комиков, которые ему передают. В общем, делаю всё, что ему делать некогда или попросту лень. Можешь просто звать меня Лиза, так будет проще. — Просто Антон Шастун. Стендап-комик, как ты уже поняла, — он аккуратно пожимает маленькую ручку с аккуратным светлым маникюром и дальше наблюдает за тем, как она занимается приготовлением чая. — Я уже знаю, кто ты, — она засыпает пару ложек чёрного чая в небольшой прозрачный чайник с деревянной крышечкой, продолжая улыбаться. — Арсений Сергеевич о тебе говорил. Сахар нужен? — Правда? — Шастун вытягивает голову, как сурикат, теперь с ещё большим и даже нескрываемым интересом рассматривая Лизу. — Мне две ложки. А что он сказал? — Что ему понравился твой материал… Ассистентка не успела договорить, потому что дверь в кабинет Попова открылась, и из неё явно кто-то вышел. И не просто кто-то, а тот самый человек, которого они сейчас обсуждали. — Лиза, мне показалось, или кто-то пришёл? — Арсений Сергеич, пришёл Антон, — она выглядывает из кухни, окликая своего непосредственного начальника. — Пока вы заняты были, я пригласила его выпить чаю. Через мгновение в дверях появляется сам Попов. Сегодня он снова выглядит так же серьёзно, каким Антон уже привык видеть его: бадлон, классические брюки, тапочки, такие же, как у самого Антона, и очки в классической тяжёлой чёрной оправе. Мужчина сперва окидывает взглядом его, потом плиту, на которой закипает чайник и снова оборачивается на ассистентку. — Лиз, мы тогда работать пойдём, чтобы времени не терять. Сделаешь и мне чаёк? — Да, конечно. Арсений Сергеевич машет Антону, и тот сразу подрывается со своего места, выходя из кухни следом за своим непосредственным начальником. Лиза остаётся у плиты, гремя чашками. Попов пропускает Антона в кабинет первым, открывает дверь. Голос ассистентки с кухни заставляет мужчину снова остановиться в дверях. — Арсений Сергеевич! Вам Алексей Макарович дозвонился? — Да, дозвонился! — чуть прикрикнув, отвечает Попов, указывая Антону на тот самый диван, который он занимал в прошлый раз, а сам садится за рабочий стол, где поверх кипы бумаг стоит его работающий ноутбук. — Ну что, рассказывай, как дела с материалом? Антон достаёт из рюкзака, который всё это время носил с собой из комнаты в комнату, прозрачный файл, в котором лежит распечатанная заранее стопка бумаг с материалом для его концерта. Их он кладёт на стол перед продюсером, а сам присаживается на такой уже привычный диван. Наблюдать за тем, как Попов внимательно вчитывается в каждую строчку — какое-то особенное удовольствие. Мужчина супит брови, опускает очки на самый кончик носа и совсем чуть-чуть отодвигается назад, чтобы зрение не подводило. Подобным образом читал и его, Антонов, дед. И смотреть за этим было так же забавно, что Антон не может больше сдерживаться, и из его уст вырывается короткий смешок. — Произошло что-то смешное, Шастун? — строго спрашивает Арсений Сергеевич, глядя на парня поверх распечаток. — Просто вспомнил шутку, — как можно легче отвечает парень, мгновенно переводя свой взгляд на дверь, в которую раздаётся тихий стук. — Лиза принесла чай. Девушка проходит в кабинет, ставя одну чашку на стол перед продюсером, а вторую — рядом с Антоном на маленький стеклянный столик. Попов быстро кивает, улыбается девушке и уже не выглядит таким серьёзным и строгим, как когда говорит с Антоном. Лиза явно вызывает в нём только приятные чувства, потому что Попов при её виде всегда светится. «Наверное, она ему нравится», — думает Антон, глядя на эту картину со стороны. — Я вам нужна ещё сегодня, Арсений Сергеевич? — Лиза стоит в дверях, глядя на экран своего телефона. Видимо, проверяет время — так решает Антон. — А то мне нужно в офис ехать, боюсь, не успею. — Нет, Лиз, спасибо большое. Дальше я сам справлюсь. Скажи в офисе, если что, что у меня важная встреча. «Важная встреча», — пролетает в голове Антона именно в этот момент и отдаётся каким-то чуть ли не колокольным звоном. Неужели, это он и есть, та самая важная встреча? — Пока, Антон Шастун, — Лиза машет ему рукой и, услышав от него в ответ короткое «пока», выходит из кабинета. Антон ещё минуту слышит, как она, видимо, собирается. Хлопает какая-то дверь, в коридоре раздаются тихие шорохи, потом цокот каблуков по паркету, финальный звон ключей и стук двери. Ушла. Антон остался с Арсением Сергеевичем наедине. Антон пьёт свой чай, время от времени поднимая голову на Попова, который на самом деле с интересом вчитывается в текст, который держит в руках. И никакой реакции. Только некоторые кивки время от времени (как Антон понял, это значит, что шутка продюсеру нравится, ну или просто звучит лучше, чем весь другой текст), редкие покашливания и глотки чая. И ни один мускул на лице мужчины за всё время прочтения не дрожит даже ни разу. И Шастун уже даже не знает, что было бы лучше: слушать от Попова сейчас сотню высказываний и замечаний прямо в процессе прочтения текста или же потом слушать целую тираду. Первые наработки в тот день после знакомства с Викой Шастун скинул продюсеру только ближе к вечеру. Тот ничего не сказал по поводу скорости отправления, прочитал быстро (как и всё, что он в принципе делал) и написал своё, уже ставшее привычным, «пойдёт». А вот на то, чтобы написать весь материал полностью, расписывая все возможные импровизации, какие только могли прийти Антону в голову, и привезти Попову готовый материал, ушло ещё две недели. А можно было бы просто скинуть на почту, как Антон уже кидал те самые наработки. Но Попов упёрся рогом, требуя от своего подопечного личного присутствия. И зачем звал, если материал сам читает? Ладно бы, если бы потребовал от комика разыгрывать всё, как на сцене — это было бы ещё как-то логично, но читать самому, пока тот просто сидит на диване и ждёт… — Что ж, — вдруг подаёт голос Попов, откладывая материал на стол и, следом, на него кладя очки, потирая уставшую переносицу. — Пойдёт. Ну конечно, что ещё можно было от него услышать? «Хорошо», «замечательно» или «мне нравится»? Увольте — Антон уже выучил, что никаких слов похвалы ему от своего продюсера не видать. — Даёте добро? — уточняет комик, чуть более собраннее пересаживаясь на своём месте. — Даю добро. У меня есть некоторые вопросы, по поводу определённых моментов, но я их выделю и отдам авторам. Они поправят. Антон хмурится, глядя на то, как мужчина достаёт какой-то небольшой листок и что-то размашисто записывает на нём, прикрепляет скрепкой к его распечаткам. — Вы сотрудничаете с авторами? — Естественно, — Попов окидывает его полным удивления взглядом. — А ты думал, что я сам дописываю материал за своими подопечными? — Нет, просто… — Шастун даже чувствует некоторое смущение от своего же вопроса, только сейчас понимая, насколько глупо он звучит. — Просто вы так требовали, чтобы я вылизывал текст и до последнего работал над всеми шутками сам, чтобы потом отдать всё на доработку авторам? — Нужно быть уверенным во всём. Я в своих авторах уверен на все сто процентов, и мне бы хотелось, чтобы они высказали своё профессиональное мнение. В конце концов, Шастун, ты ведь хотел, чтобы всё было по-взрослому? Парень как-то неуверенно кивает, стараясь не отрывать взгляда от продюсера. Пытается выглядеть, как тот сказал, «по-взрослому», а сам понимает, что совсем ничего в правильной работе стендапа не понимает. Залез куда-то из откуда-то со своим талантом и теперь пытается права качать. Вон, перед ним тот, кто не то, что понимает в искусстве стендапа, он и есть стендап и, как бы сильно Антон не хотел казаться ему всезнающим и умеющим всё на свете, продюсер ещё в их первый разговор понял, что это не так. Не совсем так. Шастун понимает, что сейчас ему на самом деле стоит засунуть язык куда подальше и принимать всё, что говорит ему Попов. Если он считает, что нужны авторы для доработки, — хорошо, пусть отдаёт материал своим авторам, — Антон подстроится. Пока он согласен подстраиваться. — Так, — вдруг совершенно другим тоном произносит Арсений Сергеевич, глядя на наручные часы, плотно сидящие на левой руке. — Мне нужно в центр уезжать, тебя, может, подвести надо куда? Некоторое время Антону требуется, чтобы осознать слова Попова. Нет, в принципе, всё было вполне логично: у Арсения Сергеевича встреча, поэтому он… Но Антону, почему-то, всё равно было обидно, потому что он уже успел придумать себе, что, говоря ассистентке Лизе о своих делах, продюсер имел в виду именно его, Антона. — Да… А вам куда? — На Невский, — отвечает продюсер, уже вставая со своего места и поправляя чуть задравшийся бадлон. — Ну, кстати, можно… — Сейчас, — мужчина делает небольшую паузу, ищет взглядом свой телефон, находит его, ловко подцепляет рукой и останавливается за шаг до выхода из кабинета. — Тогда подожди тут, я быстро переоденусь и поедем. Впервые за всё время после подписания Антоном контракта с «А.С. Поповым» он оказался в этой комнате один. На минуту или на две — никакой разницы. Главное, что можно было почувствовать себя какой-то важной персоной. С момента своего знакомства с Арсением Сергеевичем мнение об этом человеке менялось чуть ли не каждый день: стоило продюсеру только высказать о работе, проделанной Антоном что-то отрицательное, парень мгновенно начинал его не любить; но когда из продюсера Попов становился обычным человеком, вот так просто предлагающим купить кофе или подвести в центр, всё негативное о нём куда-то испарялось, и Антон уже не так сильно бесился, как только тот появлялся на горизонте. Но стоит им только затронуть тему предстоящего концерта, как в Шастуне просыпается весь его юношеский максимализм, который он так долго пытался засунуть куда подальше. Комната, в которой человек живёт или работает, может очень многое рассказать о своём хозяине. Вот и кабинет, оставшись без своего человека, с радостью рассказывал о его маленьких увлечениях. Ещё в прошлый раз Антон заметил граммофон с трубой и целый шкаф, уставленный пластинками. Конечно, о том, что Попову нравятся всевозможные предметы старины, можно было и так догадаться, потому что ими был уставлен весь дом. Но почему-то именно у этой вещицы было своё особенное место, тем более, что называется — на первом плане. Антон любовался им издалека, но жуткий интерес всё-таки взял своё, и парень поднялся с дивана, подходя к небольшому столику с резными ножками в виде лап льва, и коснулся ладонью большой золотой трубы. Кто бы мог подумать, что где-то, кроме как в музее, Антону может попасться что-то подобное. И как кому-то в голову пришло изобрести эту штуковину… — Нравится? — раздаётся откуда-то из-за спины, и Антон чуть не спотыкается о собственные ноги, в попытке отпрыгнуть от аппарата. Жаль, что уже не получится сделать вид, что он просто сидел на диване в ожидании возвращения Попова. — Впечатляет. Шастун отвечает как можно спокойнее, пытаясь унять быстро бьющееся сердце. Наконец-то обернувшись к хозяину дома он сперва даже не верит, что перед ним стоит тот самый Арсений Сергеевич: чёрные драные на коленках джинсы с бахромой, футболка с весьма прикольным принтом, джинсовая чёрная куртка с необработанными швами, а в руках солнечные очки синего цвета. Синие. Солнечные. Очки. — Что замер? — с ухмылкой интересуется Попов, ожидая, пока Антон выйдет из комнаты. — Просто неожиданно немного, — парень чуть тупит, но всё-таки, начав ориентироваться в пространстве, выходит из кабинета, захватив рюкзак, и направляется в коридор, где его ждут собственные ботинки. — Думал, что я ношу исключительно бадлоны и пóльты? — Арсений Сергеевич быстро обувает кипенно-белые кроссовки, посмотревшись в зеркало, поправляет причёску и надевает очки. — Ну, если честно, да. Под смешок Попова они вместе выходят из квартиры. Дорога до Невского проходит спокойно. В машине тихо играет радио — в этот раз не какой-то подкаст, а просто приятная музыка, под которую Арсений Сергеевич время от времени отбивает ритм по рулю своего «BMW». Антон же старается смотреть только в окно, даже не оборачиваясь на продюсера. Удивительно, человеку сорок лет, а одевается, как будто он ровесник самого Антона. В голове этот факт совершенно не хотел укладываться, потому что, если честно, отец Шастуна, вернее, его отчим, был немногим старше Попова, хотя одевался совершенно иначе. Видимо, это всё влияние Петербурга и творческой, как говорится, профессии. — Так, тебя где высадить? — Антон словно очнулся после долгого сна, потому что это было первым, о чём продюсер заговорил с того момента, как они вместе сели в его машину на Ваське. — Да вы езжайте куда вам нужно, я там выйду, мне без разницы. — Мне на перекрёсток с Маяковского, — отвечает Попов, и Антон чувствует взгляд в свою сторону. — Хорошо, пойдёт. Антон кивает и продолжает следить за тем, как улицы одна за одной сменяют друг друга. Машина останавливается напротив одного из домов. Арсений глушит мотор, поправляет причёску, глядя в зеркало заднего вида (это Антона даже как-то веселит), и оборачивается к своему подопечному. — Спасибо, — вдруг опережает его Антон, перехватывая рюкзак в руках и хватаясь за ручку двери. — Вы напишите, когда будет дальше известно? — Напишу, — мужчина кивает, и Антон замечает на его губах еле заметную улыбку. Парень нажимает на ручку и быстро вылезает из машины. Попов выходит буквально через секунду, кликает сигналкой и поправляет свою куртку. Антон отходит подальше от машины, ближе к стене ближайшего дома. — Спасибо, что подвезли. — Не за что. До связи. Попов дежурно машет рукой, выходит на тротуар, и Антон следит за тем, как медленно мужчина идёт вдоль здания. Шастун снимает с плеча рюкзак, копаясь в нём в поиске сигарет, лишь изредка поглядывая на удаляющуюся фигуру Попова. В один момент краем глаза парень замечает, что мужчина остановился. Антон поднимает глаза и роняет пачку сигарет на асфальт. То, что он видит перед собой, заставляет его сердце не просто биться сильнее, оно чуть ли не вызывает настоящий приступ тахикардии. Двое мужчин: его продюсер и другой человек, мужчина, такой же высокий и одетый во всё чёрное, именно в тот момент, когда Антон поднимает взгляд, обнимают друг друга совсем не так, как сам Антон обнимает Джабра время от времени. Это происходит как-то… Как Антон обнимает Нину… Мужчина, которого комик видит впервые, быстро наклоняется и целует продюсера куда-то в шею. Очень быстро, очень коротко. Так, что это не вызывает никакого внимания от прохожих, но это, чёрт возьми, замечает Антон. Антон видит, как Арсения Сергеевича целует в шею какой-то мужик. *** Ни о каких больше прогулках думать было невозможно. Что бы Антон не делал, на что бы не смотрел, перед глазами с каждым разом появлялась всё более чёткая картинка того, что открылось его взору. Когда мужчины вошли в пекарню, которая как раз располагалась в углу дома, у которого Арсений Сергеевич остановил машину, Антон прилип к окну, как обезумевший. И его совсем не смущали смотрящие на него через стекло посетители пекарни, мирно пьющие свой кофе, потому что сейчас просто невозможно было оторваться. Арсений Сергеевич и этот самый мужик проходят к витринам, выбирают что-то, о чём-то разговаривают, мило улыбаются друг другу. Попов делает заказ, оплачивает, они вместе отходят куда-то в сторону и садятся за столик, и Антон замечает, что именно рядом с тем местом, где они размещаются, открыто окно. План рисуется самим собой: естественно, он будет подслушивать. Шастун перемещается вместе с толпой до нужного окна, буквально прижимается к стенке, чтобы слиться с ней, а может, и раствориться через стену, оказаться внутри пекарни. До его ушей долетают лишь отголоски достаточно тихо сказанных фраз, но этого хватает. Этого хватает… — Куда хочешь поехать? — голос Попова Антон различает сразу. Но он такой незнакомо-нежный, каким его слышать не приходилось никогда раньше. — Можем устроиться на набережной, как в старые добрые, Арс. «Арс». Не Арсений Сергеевич, не Арсений, просто Арс. Просто Арс. Арс. Антону и в голову бы не пришло, чтобы «Арсения» называть «Арсом». Это же «Сеня». Просто «Сеня», но никак не «Арс». Но в голове всплывает образ продюсера. Его тон, вычурность, серьёзность и строгость. На «Сеню» всё-таки не похож. Точно «Арс». — …у меня кое-что есть для тебя, кстати, — снова говорит незнакомец. — Только «оно» осталось у меня дома. Заедем, может? — Лёх, а что будем делать с тем, что это выглядит, как уловка, чтобы заманить меня к тебе? — голос Попова становится тише, и Антону приходится чуть ли не ухом прижиматься к окну, чтобы уловить произнесённые слова. — Возьмите пожалуйста кофе с круассанами! — громкий и чёткий голос баристы, потом звук отодвигающихся кресел, и мужчины явно скоро выйдут из пекарни. Приходится соображать очень быстро. Антон накидывает капюшон и бежит обратно по улице туда, где припаркована машина Попова. Прячется в одну из арок, ведущих во двор и достаёт из кармана телефон, наспех открывает камеру, наводит её на машину, и именно в этот момент в кадре появляются те самые двое. Арсений всё так же улыбается, у него в руках два стаканчика; тот второй, которого назвали «Лёхой», несёт в руках крафтовую коробочку с эмблемой «Британских пекарен». Они о чём-то переговариваются (Антон не слышит слов, потому что сильный ветер уносит их, перемешивая с гудением машин), смеются, садятся вместе в машину и, подождав ещё мгновение, чёрный «BMW» продюсера срывается с места. Антон оседает на пол прямо там, в подворотне. *** Антон влетает в квартиру как ураган. Ботинки снимает наспех, куртку небрежно бросает на вешалку, даже не убеждаясь в том, что она на ней осталась, а не упала вниз на грязную обувь. Про рюкзак вообще думать бесполезно, поэтому он остаётся где-то в коридоре. Парень всего за два шага преодолевает весь не такой длинный коридор и распахивает дверь в комнату Игоря. Он осматривает кровать, компьютерный стол, заваленный всем и вся, окидывает взглядом балкон — пусто. — Игорь! — кричит Антон, выглядывая обратно в коридор. В квартире невозможная тишина. Кажется, даже слышно, как на кухне капает кран, который они всё никак не могут подтянуть. Чёрт его дери, этого Игоря, когда он действительно нужен, его нигде нет. И даже нет уже никакого смысла звонить да спрашивать, когда сосед вернётся, потому что к тому моменту все Антоновы переживания, в любом случае, уже закончатся естественным путём. Во всяком случае, он очень сильно на это надеется. Всё с такой же скоростью парень проходит на кухню, ещё раз убеждается, что в квартире он на самом деле один. А как бы хотелось, чтобы Игорь засиделся где-нибудь за столом в наушниках и попросту не слышал всего грохота, который издавал вернувшийся домой Антон. Комик дёрнул дверь, и в него мгновенно ударил сильный поток воздуха из открывшегося от сквозняка окна. Антон бросается к нему не столь осознанно, сколь инстинктивно, и, как обычно, делает это слишком неосторожно — задевает лежащее на столешнице полотенце, на котором обычно сушится посуда и, видимо, собрав за сегодня всё удачливое комбо, разбивает единственную лежащую на нём кружку. Свою кружку с большой надписью «BOSS». — Да ёбаный в рот! — Шастун всё-таки закрывает окно и рушится на стул прямо под ним. На полу осколки его некогда любимой утвари, без которой парень уже не представлял ни одного завтрака. Антон чувствует себя сейчас так же разбито, как и эта кружка. Он даже представить себе не мог, что когда-нибудь ощутит что-то подобное. Вот ровно до этого дня ему казалось, что всё, о чём говорил Игорь — херня и совершенно глупые слухи. Попов был совершенно нормальным мужиком. Да, со своей придурью. Да, он зачастую, как считал Антон, слишком сильно к нему докапывался. Да, время от времени даже хотелось послать его прямым текстом далеко и надолго. Но всё это было другое. Это было нормально. Но сегодня Антон стал свидетелем тому, что нельзя так просто называть нормальным. Просто нельзя. И даже разговоры Попова с тем мужиком можно было свести на простую встречу двух старых друзей, но тот поцелуй в шею… Игорь бы никогда не стал так целовать Антона ни при каких условиях. В голове резко всплывает мысль о видеозаписи, которую Шастун сделал, когда они садились в машину. И зачем это вообще? Кому он собирался показывать? Игорю? И что Игорь скажет? Что на видео два мужика, которые, возможно, работают вместе, просто садятся и едут куда-то по делам? Эти мысли не отпускали, они нависали тяжёлыми тучами. Вибрация, следом тихий писк. Из коридора, из куртки, из телефона. Антон встаёт со стула, обходит разбитую кружку, всё ещё лежащую на полу, и достаёт из кармана свой старенький «Самсунг». А.С. Педик «Привет, Антон. Сможешь завтра подъехать к 12:00 на фотосессию для афиши?» Он всё слышит. Он всё чувствует. Он поставил в телефоне Антона прослушку, не иначе. Прослушку…чего? Долбанутых мыслей, которые режут голову насквозь? Такое чувство сейчас, словно Попов стоит перед ним, в этом узком коридоре, смотрит свысока своим надменным взглядом, полным уверенности исключительно в себе, и ждёт ответа, скрестив руки на груди да топая ногой в такт секундам. Секунды отсчитываются в голове с каждым ударом сердца. Пальцы чуть потрясывает, в голове звучит голос Игоря: он гей, он гей, он гей…Вы «Да, смогу. Куда?»
А.С. Педик «Art-Place Faktura на Кожевенной линии, 34» «Как приедешь, позвони, я тебя встречу.» Антон родился и вырос в Воронеже. В семье обычных людей, ровно таких же, какими были и сотни, тысячи, десятки тысяч других таких же, совершенно обычных семей. Его растили типично для постсоветского пространства: нужно хорошо учиться, не подводить родителей, убираться в комнате, заниматься спортом, хорошо кушать, не обижать девочек и в целом быть хорошим мальчиком, живущим в классической хрущёвке на левом берегу Воронежа. И Антон был хорошим мальчиком, но только с некоторыми оговорками: учился так себе, маму старался не подводить, но всё-таки подводил, в комнате не убирался, гонял с мальчишками в футбол и вместе с ними же курил за гаражами, кушал что попало, но девочек всё-таки не обижал. Всё детство Антона проходило там, во дворе, в том числе за гаражами с мальчишками. Всей дружной дворовой футбольной командой они гуляли каждый день, выпрашивая у матерей лишний часик посидеть во дворе; познавали мир, убегая всё дальше с площадки; пробовали прелести «взрослой» жизни — курение, алкоголь и девочек. Девочки. Девочек Антон любил. Иногда даже слишком. В этом ему почему-то очень везло с самого детства. Антон был очень милым, иногда застенчивым, но очень сильно привлекал к себе прекрасный пол. Именно поэтому первая «жена» у него была уже в детском саду, первый «чмок» там же (правда с другой девочкой), первый полноценный поцелуй в двенадцать лет, а первый секс в пятнадцать. И в голову Шастуна никак не мог прийти то, что можно не любить этих прекрасных девочек, предпочитая им грязных, побитых, громких и колючих мальчишек. Нет, конечно о том, что в мире существовали геи, было известно как-то само собой. Возможно, ещё со времён телевизора, когда по «Первому каналу» плясал Шура или какой-нибудь Борис Моисеев. Отец тогда чётко дал понять ещё совсем мелкому мальчишке, что эти «голубые» одолели и жить нормальному населению не дают. Чем они, конечно, навредили конкретно семье Шастунов, Антон не знал, но, видимо, отец сделал всё, чтобы с ним, с Антоном, ничего не произошло. С самого раннего детства к геям Антон испытывал именно такое чувство, какое привил отец. И только за несколько лет до переезда в Питер что-то начало меняться в голове воронежского пацана. Он понял, что геи и не очень-то сильно и хотят нападать на него или на его семью, не пытаются поймать и отыметь в подворотне и что они не всегда носят все эти вычурные наряды с перьями и стразами. Антон это понял, когда его одноклассник, Вовка, подошёл к нему после выпускного, и признался, что Антон ему всегда нравился. Не как друг. Больше Антон Вовку никогда не видел — он уехал в Москву всего через пару дней после своего признания, даже не дав Шастуну сказать что-то в ответ. И вот. Теперь Петербург. Когда Игорь говорил о том, что Попов — гей, Антон не то чтобы не верил, он просто воспринимал это как-то иначе, чем раньше. Как прикол какой-то, что ли. И, даже когда сам какие-то намёки в его сторону кидал, вообще не думал, что это может быть настолько серьёзным. Неужели Антон смог подписать контракт с ним исключительно из-за этого факта…? Очень сильно хотелось верить, что это не так. Хотелось, чтобы Попов воспринимал всё иначе — так же просто, как сам Антон. Потому что Антон теперь не знал, как вести себя и что делать дальше, после того, как он сам лично стал свидетелем очень непривычной для него ситуации.