Из первых рук

Приятно ютиться во тьме! Создания грустной ночи В звездной своей тюрьме Прячут больные очи. Нарушив немой уговор, Упитанный плачет рояль. И черный игривый взор Табачная кроет вуаль. Сладок до исступленья Нынче запретный плод: Больше нам змей не шепчет — Змей теперь нежно поет. За ровною линией блузы И ткани дизайнерских брюк Спрятались женские бусы И острый высокий каблук. Но песне конец настанет. Сыграна злая роль: Снова в хрустальном бокале Кровь, а не апероль. Нового рода дилемма Возникла в сознанье вновь: Стоит признанья поэма, Если чернила — кровь? Если писатель — лжец, А эти слова — вранье? Не замечает чтец Как обошли его. Минуло всего пару дней, Пришло вдохновенье в упадок — И больше не шепчет змей, И больше мне плод не сладок. ВзмОлится кто пугливо, Заблудший среди многоточий: "Господи, дай мне силы Выстрадать пару строчек!" Крутит агония руки: Не в силах они написать Ни о печальной разлуке, Ни про великую стать. И снова в объятиях Музы Нежный поет голосок, Мешает в стакане водку И цитруса сладкий сок. Если смотреть прямее, Взор не туманить чувством, Можно увидеть в змее Птичку в плену искусства; В темных глазах — слезинку, В голосе томном — дрожь, Рядом с губой — морщинку, В песнях, порой, — скулеж. Но змеем охотнее быть — Тщеславные держат узы! Не хочет поэт забыть Объятия милой Музы. В поисках нужных нот Птичка попалась в сетку. Пытаясь отведать плод, Крепче держитесь за ветку! Погасли огни: ни спички, Ни скромной в углу лампады. У певчей несчастной птички Вырвали напрочь гланды.