ID работы: 13331993

Глубинные воды

Слэш
NC-17
Завершён
104
автор
Бриль бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
68 страниц, 5 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
104 Нравится 19 Отзывы 31 В сборник Скачать

Омут и брод

Настройки текста
Примечания:
             Дорога широкая да разухабистая, стелется прямо, совсем как река, вдоль которой она тянется. Карета, запряжённая четвёркой великолепных гнедых коней, трясётся на ухабах, и ось кренится каждый раз, когда она натыкается на кочку. А кучеру всё нипочём — понукает своих лошадок да покрикивает высоким хриплым голосом, отпуская вожжи, присвистывая.       Молодой мужчина в светло-сером сюртуке и в распахнутом на все пуговицы жилете крепко сжимает вожжи, всё более прибавляя шагу своим гнедым. Рядом с ним на облучке сидит дюжий мужичок, сжимая в одной руке шапку, а другой цепляясь за подвесной ремень. Ещё чуть-чуть и мужик, кажись, перекрестится от страха. — Барин! — доносится его зычный голос. — Барин, помилуйте! Где ж это видано такое — заместо кучера управлять? Позор на мою седую голову, ежели кто увидит. — Не боись, Фима, — озорным голосом доносится в ответ. — Лесом поедем, никто и не заприметит.       Карета, не снижая ходу, заворачивает по дороге через лес, оставляя позади широкую гладь реки. Но полверстой позднее сбавляет шаг, а «кучер» откидывается на облучок рядом с облегчённо выдохнувшим Фимой.       Лес чудо как хорош, особливо весною яркой да звонкой, когда вокруг всё зелено и дышит первыми цветами. Грех пропустить такую красоту, не дать глазу насладиться, а душе порадоваться. Давно князь не выезжал за ворота имения, выезжая лишь по окраинам поместья неспешными конными прогулками, а тут всё зараз: просторы подмосковные с широко разлившейся рекою да лесом молодым. И потому князь Демидов не удержался — под ворчание Фимы забрался на козлы, забрав вожжи из привычных к ним рук кучера.       Молодому князю Михаилу Демидову этой весною аккурат двадцать девять лет исполнилось. И не сказать, что такие порывы для него завсегда, скорее наоборот — шалость, на которую молодой мужчина редко способен. Но сейчас душа захотела именно так.       Карета останавливается на подъезде к городу. Князь поправляет жилет, завязывает шейный платок и садится внутрь экипажа под одобрительное бормотание Фимы. — Извольте сесть в карету, барин, — распахивает перед ним дверцу, глазами полными довольства смотря, как князь усаживается на своё законное место — на обитое бархатом мягкое сиденье. — Вот то-то и правильно, всему своё место, барин.       Кучер с нескрываемой радостью понукает лошадей, чувствуя привычную упругость вожжи в руках, приглаживает бороду да плечи широкие расправляет — самого князя Демидова везёт.       Из окна кареты виднеются знакомые, но чуть подзабытые виды Москвы, некогда древней столицы государства, города, в котором родился и провёл всё своё детство князь Демидов. Дед князя застал ещё те времена, когда Хамовники, Дорогомилово, Тверские-Ямские улицы, Красное село и Покровское находились за пределами городской заставы и были слободами, разделёнными меж собой полями и рощами. Отец князя помнил времена, когда реку Неглинную «заточили» в подземную трубу, потому как в период дождей и весеннего снеготаяния она растекалась озером посреди улиц. Сам князь, будучи мальчишкой, помнит первые конки; а сейчас на Большом каменном мосту, по которому едет карета князя, возвышаются фонари, что горят от электричества, ряды их тянутся по всей Тверской улице. Чудо, не иначе.       Москва теперь совсем другой становится: всё более дымит трубами заводов и фабрик, грохочет линиями железной дороги, а экипажи всё чаще уступают место трамвайным путям. Но что-то всё же остаётся неизменным: тесные улочки, булыжные мостовые, полоскание белья на Москве-реке, торговцы на Красной площади, бородатые московские извозчики и церковные маковки над железными крышами в изгибах кривых улочек старого города.       Время в пути пролетает быстро. Фима знатный кучер: не чета грубым и пьяным извозчикам, знает своё дело, да и дорога знакома, как свои пять пальцев.       На Пречистенке, в одном из её переулков, находится городская усадьба Демидовых. Трижды в год князь по долгу своего титула обязан появляться здесь и проводить «сезоны»: принимать гостей и самому посещать салоны и балы. Не сказать, что князю это в тягость, но и особого удовольствия от череды столпотворения в аристократических домах он не испытывает. Да что поделать, траур по почившим родителям закончился, и «общество» потребовало князя, засыпая его письмами и приглашениями. И ведь никому не откажешь: сплошь тётки, бабки, кузины, крёстные, вся родня. Родственные связи и есть основа дворянской Москвы. Где же ещё, если не на семейном обеде, можно обсудить последние новости за чашкой чая?       Князь поднимается по ступеням дома — широкого одноэтажного здания. Перед ним распахивают двустворчатые застеклённые двери. Прислуга, выстроенная длинным рядом, кланяется почтительно. Дом приведён в порядок перед приездом хозяина: избавлен от пыли, окна вымыты, чехлы убраны.       К вечеру приглашения были рассортированы по дням и по значимости. На завтра запланированы обед у тётушки и посещение салона графини Ароновой. Демидов приготовился к наискучнейшему проведению времени. То ли дело сейчас в его подмосковном имении: в полном разгаре страда деревенская, песни крестьянские горланистые над лугами, ягоды в лукошках, венки цветочные в русых косах, купание коней и вечерами беседы за жизнь. Князю по нраву и спокойная размеренность поместья, и простота крестьянской души. Он находит в них прелесть бытия, коих не сыщешь в суматохе городской жизни. Но воспитанный в истинно дворянском духе, Демидов — аристократ от темноволосой головы до пят в лакированных сапогах. И потому вечером того же дня совершает свой первый за последние два года променад по набережной, так сказать, являя обществу себя.       Утром, аккурат к завтраку, к поместью стремительно подлетает двуколка, из которой бодрым быстрым шагом устремляется к крыльцу молодой мужчина, одетый щегольски-небрежно, зажимая в руках тонкую трость и цилиндр. — Мишелюшка! Душа моя! — чуть скрипучий высокий голос оглашает прихожую так, что слышно даже в хозяйской спальне.       Голос давнего друга приводит князя в нескрываемую радость, и он с распростёртыми объятиями выходит встречать. — Илья, мой дорогой друг! Как ты тут оказался? В Москве? — Намедни приехал и сразу к тебе, — хохочет граф Чагин, не размыкая рук с другом. — О тебе вчера вся Москва говорила. Шуму ты наделал своим променадом, Мишель. За ужином только о тебе и были разговоры, а я усидеть не мог — к тебе рвался. — Спасибо, друг мой, — впервые за столь долгое время широко улыбается князь. — Да ежели бы я знал, думаешь, усидел бы?! Хоть записку прислал, ей-богу. — Да я же в поместье к тебе засобирался. Думал, там ты. — Ну да ладно, — отмахивается князь. — Ты лучше о себе расскажи, как ты?       Лишь сейчас князь вспоминает, что до сих пор держит графа в прихожей и тянет гостя в столовую, суетливо забирая у него трость и шляпу, собственноручно передавая их прислужнику.       За завтраком нежданно приехавший давнишний друг рассказывает о своей поездке по югу Италии и годе жизни, проведённом в Неаполе. Было чему удивиться и восхититься, граф Чагин — удивительный рассказчик. Глаза его — карие вишни — горят, когда он говорит о Ривьере, о кипарисовых рощах и оливковых садах, о скалистом береге моря и песчаном пляже. — Но, — итожит свой недолгий рассказ граф, — сердце моё здесь, в России. В действительности, только вдали от родины понимаешь, насколько не хватает её! — И чего же именно, дорогой мой? — улыбается князь. — Хандры! Настоящей русской хандры! — в сердцах выдыхает Илья, слыша смех своего друга. — Нет её за границей! Всё тишь да лад, гладко и ровно, тьфу ты, даже комары кусают иначе! Негде душе развернуться: повыть от тоски под семиструнную, шашкой порубить тыквенные головы да коня своего в фонтане искупать! Нет, друг мой, по Европе прокатиться одно дело, но жить, уволь, только в России, в моём родном болоте. — Отрадно мне слышать это от тебя, а видеть так стократ радостнее. Предлагаю распить рюмочку анисовой для аппетиту. — Не откажусь, но вечером в салон поедем. Я должен тебя кое с кем познакомить, — сияет Илья. — Скажи, друг мой, свободно ли сердце твоё? Князь смотрит лукаво: — В сваты, что ли, заделался? — Да как тут не заделаться, Мишель! — восторженно выдыхает граф. — Чует моё сердце — не миновать тебе сердешного волнения, едва увидишь её. — Кого же, позволь полюбопытствовать? — Графиню Надин Фабиани. Диво как хороша, друг мой. — Не слыхивал о такой. — Семейство покойного графа Чистимира Фабиани давече переехало из Венеции. Родом сами из смоленских земель. Дворяне, берущие начало от польского воеводы Фабианиевича, ещё во времена царя Алексея Михайловича. Второй десяток лет как проживали в Венеции, а тут переехали поближе к бездетной тётке, графине Ароновой. — Так это племянница достопочтенной графини? — Да, графиня перевезла к себе и юную Фабиани, и её брата. Я познакомлю вас нынче вечером. Бьюсь об заклад — ты будешь меня благодарить до конца своих дней!       Князь лишь улыбается немного снисходительно и продолжает завтрак, говоря с другом о разном. Пылкая речь графа о таинственной незнакомке не возымела на мужчину эффекта, ничего внутри не дрогнуло, даже любопытство не взыграло. Давно миновала юношеская пора влюблённостей, когда лишь завидев тонкие запястья в ажурных перчатках или маленькую ножку в атласных туфельках, внутри начинал полыхать огонь, и чуть ли не каждая девица казалась писаной красавицей. Теперь же внутри пустошь да засуха, и даже самого маленького росточка чувств давно не прорастало.

*

      Москва вечерами диво как хороша: умытая весенним мягким дождём, украшенная глубоким изумрудом зелени и янтарём заката. Князь и вправду любит этот город, но лишь в эту пору, пока зной лета не накрывает каменные мостовые удушливой волной, поднимая за собой пыль и смрад узких улочек. А сейчас не грех и восхититься, оттого в весьма приподнятом настроении князь Демидов едет в салон Ароновой в открытом экипаже, вдыхая сладкий липовый воздух на Сретенке, где и располагается поместье графини. Рядом всё тараторит без умолку бесконечно дорогой сердцу друг, и от всего этого легко на душе.       Лёгкость та передаётся и телу, и потому князь Демидов чувствует себя свободно в обществе давно знакомых и не очень людей. И, кажется, практически каждый здесь ему рад, особливо сама графиня — дама преклонного возраста с остатками былой красоты на выбеленном пудрой лице. — Князь, наш дорогой друг, совсем оставили нас, — графиня протягивает обе руки в знак особого довольства встречей. — Дражайшая Анна Михайловна, безмерно тосковал по Вашему обществу. — Не лгите, князь, не к лицу Вам. Вам дороже в глуши своей, скоро совсем пропадёте в деревне вашей, — на что князь лишь улыбается в своей снисходительной манере, целуя руку графине. — Хоть развеетесь, голубчик. Вон с друга своего пример берите, граф Чагин общества нашего не избегает. — Обещаю исправиться, графиня, — снова припадает к руке в тонкой шёлковой перчатке.       Илья времени не теряет, утягивает друга в круговорот бесед по интересам из комнаты в комнату: то к бильярду, то к карточному столу, потом к чаю да пирожкам горячим, одно лишь избегая — гостиной, где почтительные аристократы о политике говорят, убеждённый в бесполезности толкования таких речей.       В один миг, Илья оживляется, азартно снова уводя друга, на этот раз в музыкальную комнату. — Прибыли! Готовься, друг мой, твоё сердце более не будет знать покоя.       По комнате пролетает небольшой шёпот, когда шелест пышной юбки переплетается с тихой музыкой. Юная барышня во всей своей красе девичьей прелести входит в комнату с лёгкой улыбкой на губах, направляясь прямиком к тётушке. До князя доносится цветочный аромат духов и нежный говор с лёгким акцентом — всё мило, наивно-прелестно, но не более. Признаться, слегка поддавшись восторгу друга, князь ожидал давно неиспытанного волнения сердца, но лишь улыбается снова снисходительно, чувствуя лёгкую разочарованность. Увы, прелестная барышня не заставила биться его сердце ни на секунду быстрее.       Илья всё вьётся вокруг него, чуть ли не подпрыгивает от восторга, неприлично теребит рукав его парадного сюртука, а Михаил в душе смеётся над всем этим, пока в комнату не входит ещё один человек.       Гулкий глубокий стук сердца отдаёт какой-то страной болью в груди, отчего князь моргает непонимающе. Волна жара, нестерпимо удушливого, огненного, опускается с головы до ног, унося и сердце с собой куда-то в пятки. Князь чувствует, как кровь отхлынула с лица, в тот же миг возвращаясь обратно жаром на скулы. Михаил снова моргает, словно пелену с глаз смаргивает, потому как не понимает своего волнения перед юношей, зашедшим в комнату вслед за юной графиней.       Юноша до того прекрасен, что дух захватывает. Право, никакая девичья красота не идёт в сравнение перед его антично-утончённой внешностью: светлые волосы прямыми мягкими прядями облепляют лицо с совершенными чертами, глаза льдисто-синие в обрамлении густых ресниц, идеальный разлёт бровей, точёный профиль и губы, что самой Венере не были дарованы. Но сколь бы прекрасным ни был юноша, князь не понимает, отчего ж его сердце так заходится, что шум в ушах стоит. — Кто это? — Михаил не узнаёт своего голоса и не замечает, как крепко хватает друга за руку. — Это брат нашей юной прелестницы — Андреа Фабиани. Говорят, графиня хочет сделать его своим наследником, дабы оставить племянника в России, — Илья сам глаз не спускает с юной Надин, пока вполголоса рассказывает другу. — Идём, дружище. Я уже имел честь быть представленным, пора и тебя познакомить.       Князь земли под ногами не чувствует, когда шагает вслед за другом к небольшой группке радостно щебечущих меж собой людей. Из крайних сил Михаил пытается не смотреть на юношу, но помимо воли его взгляд всё равно возвращается к прекрасному лику.       Илья громко и звонко приветствует юную барышню, жмёт руку аполлоноподобному юноше, после обращая их внимание на бледного и хмурого князя… И юноша смотрит на него.       Какие-то доли мгновения кажутся Михаилу вечностью, когда синие глаза смотрят прямо в его чёрные. Князь отчётливо видит, как расширяются тёмные зрачки в глазах юноши, перекрывая синюю радужку. И это столь невероятно, что мужчина чувствует крупные жаркие мурашки, бегущие по спине.       В каком-то тумане князь знакомится с объектом обожания Ильи, едва касаясь губами тонкой руки в перчатке. Он, кажется, что-то говорит приятное и непринуждённое, вновь шутливо «бранится» с графиней Ароновой и чувствует биение собственного сердца под горлом, когда смотрит на юношу. — Граф Андреа Фабиани. Рад знакомству, Ваша светлость.       Голос, высокий и мягкий, обволакивает мужчину, заставляя вновь мурашиться тело и гулко застучать сердце. Мужчина не понимает сам себя, ведь перед ним юноша, пусть и утончённый, ослепительно красивый, но юноша. Но как объяснить, почему пальцы подрагивают, а дыхание спирает, когда юноша смотрит прямо на него? — Я… рад взаимно, граф Фабиани, — голос слегка хрипит, но, кажется, всё летит к чертям, когда его руки касается чужая.       Низ живота начинает гореть от странных завихрений, а по венам заместо алой крови струится лава, не иначе. Князь всё ещё не понимает своего волнения. Ему и самому стыдно за столь несдержанный порыв сердца, и потому, попросив прощения, Михаил оставляет компанию графини и её племянников, практически сбегая от них.       Вечер плавно перетекает в ночь, и князю вовсе не скучно: его занимают интересной беседой давнишние знакомые, пару раз разыгрывает партию в бильярд, но взгляд, помимо его воли, всё равно ищет юношу. Князь понимает, что и его тоже выискивают глазами, потому как раз за разом сталкивается с синим взглядом, каждый раз высекающим искры в сердце.       Илья, оставивший друга в одиночестве, до неприличия долго проводит время в компании молодой графини Фабиани, шутя и развлекая её рассказами. Слух мужчины улавливает и высокий мягкий голос графа Фабиани, что оживлённо и даже воодушевлённо беседует с Ильей. Интересно знать бы о чём.       Ответ не заставляет себя долго ждать. Граф Чагин настигает своего друга в бильярдной. — Молодой граф Фабиани интересовался тобой. Сердце снова ёкает почти больно, а жар по новой заливает щёки. — Чем же именно? — взгляд, якобы сосредоточенный на партии, скрывает волнение. — Граф расспрашивал о тебе почти всё: чем интересуешься, где любишь время проводить, женат ли… Кажется, ему было бы интересным общение с тобой. Только мне почему-то странно, что расспрашивал брат, а не прелестная сестрица. — Возможно, беспокоится об окружении сестры, — Михаил дрожь в голосе скрывает за порывистостью ударов кия по шарам. — О-о, мой драгоценный друг, тогда ты на правильном пути. Возможно, кратчайший путь к сердцу красавицы лежит через её брата!       Князь улыбается смущённо, сжимая плечо друга, жестом приглашая к игре, на что тот не отказывается. И, кажется, в неспешном азарте волнение притупляется, а синий взгляд исчезает с горизонта. Да только князь не примечает, что молодой граф оказывается совсем рядом, сияющим ревностным взглядом следя за игрой.       Когда партия остаётся за князем и все восторженно поздравляют его с этим, Михаил оборачивается с победной широкой улыбкой, тут же сталкиваясь с пронзительным взглядом синих глаз. Мужчину прошибает мгновенно, словно молнией, и он застывает с кием в руках. — Примите и мои поздравления, Ваша светлость. — Благодарю, граф.       Михаил не в силах пошевелиться, видя, как тонкий и светлый юноша мягко и грациозно ступает к нему, становясь ближе, и совсем ничего не понимает, когда маленькая ладонь быстро, с нажимом скользит по его левой щеке. Мужчина лишь выдыхает судорожно, не смея вздохнуть вновь, во все глаза смотря на молодого графа. — Scusatemi, Ваша светлость, пока никто не увидел.       На пальцах юноши белая плотная пыль. Видимо, князь измазал щёку мелом, натирая кий. — Б-благодарю… И прошу простить меня, я… Я должен привести себя в порядок. Простите.       Никогда ещё князь не убегал столь быстро от кого-либо, раскрасневшийся, смущённый донельзя и дрожащий, но словно от счастья. В зеркале уборной он видит пылающего щеками взволнованного мужчину, совсем не похожего на него самого. Михаил рукой проводит по следу на щеке, повторяя прикосновение юноши, чувствуя, как собственное сердце стучит в горле. И вроде как конфуз, не стоящий внимания, а дрожь всё не унимается. Лучшим решением князь считает покинуть салон графини тотчас.

*

      Мужчина гасит свечу, позволяя темноте поглотить всё вокруг. Может, так будет лучше, и беспроглядная темень сотрёт образ, стоящий перед глазами? Князь чувствует себя совсем дурно: глупое сердце не хочет униматься, а глаза — перестать видеть юношу. Да в том-то и дурость, что именно юношу! Не прелестный девичий лик, а пусть и совершенное, но юношеское лицо!       Михаил ворочается на мягкой перине, обещает себе подумать об этом утром, проваливаясь в беспокойный сон, в котором тонет…       Он видит во сне утопленника — самого себя, мягко и плавно опускающегося на дно глубинных вод, льдисто-синих, сквозь которые еле пробиваются лучи света. Мужчина словно дышит этими водами, раз за разом наполняя себя тёплой водой, чувствуя, как растворяется в глубине, исчезает, сам становясь потоком. А потом он видит тянущуюся к нему тонкую руку. К нему опускается второй утопленник…       Мужчина просыпается с тихим вскриком, резко вскакивая в постели. Понять, к чему этот сон, несложно: тонуть и растворяться в глубинных водах, отдаваясь потоку реки — значит утонуть и раствориться в чувстве. Да только второй утопленник явно ни к чему хорошему не приведёт. Не к добру этот сон.

*

      Илья приехал ни свет ни заря. На этот раз странно тихо, молчаливо. Спокойно дожидается хозяина в гостиной, от предложенного чая отказывается. Едва завидев друга, вскакивает от волнения. — Дружище, ты мне прямо скажи… — Илья, дорогой мой, что случилось? — Я… я… Ты мне скажи, — граф берёт себя в руки и смотрит открыто, смело. — Есть ли у тебя намерения относительно графини Фабиани?       Князь выдыхает с улыбкой, всё его утреннее волнение будто рукой снимает. Но он впервые видит друга столь серьёзным и взволнованным одновременно. То, что Илья не на шутку увлёкся Надин Фабиани, не заметил бы только слепой. Видимо, друг тоже провёл тревожную ночь. — Нет, мой дорогой друг, относительно графини Фабиани никаких намерений, кроме приятного знакомства, я не имею. — Правда? — от яркости улыбки зарябило в глазах. Илья поддаётся порыву и стремительно обнимает друга, тут же отстраняясь. — Я думал всю ночь… — Надеюсь, ничего себе не напридумывал? — тихо смеётся князь. — Я вправду не заметил за тобой вчера особого интереса… — Так и есть, мой друг. — И решил попытать счастья. Я намерен просить руки и сердца моей обожаемой Надин! — Самая хорошая новость, что я слышу за последние несколько лет, — теперь князь обнимает друга крепко и искренне, поздравляя графа с таким решением. На эмоциях обещает быть рядом в день сватовства, напрочь забывая, в чьём доме ему придётся быть.       К вечеру, кажется, пол-Москвы знает о сватовстве графа. По крайней мере, в доме графини Ароновой их ожидали с плохо скрываемым волнением. Лишь снова оказавшись среди знакомой обстановки городской усадьбы, сердце князя хлёстко бьётся по новой. Да только предмета его сердцебиения — молодого графа Фабиани — не оказывается в доме. Но даже это не мешает князю всё время искать юношу взглядом в странной надежде увидеть его вновь. Помолвку назначили на начало лета, а саму свадьбу на Покров.

*

      Месяц пролетает, как розовые лепестки вишен с веток. И всё это время князь не видит юного графа, что, как оказалось, был отправлен тёткой в Петербург по семейным делам. Не сказать, что князь расстроился, но странной тоски, то и дело вспыхивавшей в его сердце, он не может избежать. Казалось бы, одна единственная встреча, пара коротких фраз друг другу, ничего более, а образ всё преследует мужчину, и, кажется, чуть ли не в каждом прохожем готов он увидеть совершенные черты и синий взгляд. Да только сколько не смотри: ни в ком нет и не было хоть малейшей чёрточки от молодого графа Фабиани.       Михаил долго думает о своём волнении перед юношей, пытаясь разгадать природу сего чувства, и ничем иным, кроме как глубоким интересом, объяснить не может. Или не хочет. Князь давно уже взрослый, степенный мужчина, хоть юношеский азарт иногда играет в нём. Но то столь редко и столь скрытно от чужих глаз и явно только рядом с близким другом.       Всю жизнь он был женолюбом и до сего момента считал себя таковым. В его жизни были увлечения и даже романы далёкой юности, хоть и не дошло ни до помолвки, ни до женитьбы. В пору их с Ильей городской жизни в столице князь знавал и обхаживал артисток, не отказывающих влиятельному и богатому дворянину в ласках. Но сейчас он, кажется, позабыл напрочь все лица и имена, видя перед собой и днём и ночью лишь одно, имя которого мужчина боится даже шептать в темноте самому себе.       Продлись это мучение ещё хоть несколько дней, князь готов был рвануть в столицу и выискивать там юного графа, да только юноша вернулся вовремя, не доводя мужчину до греха.

*

Пикник, организованный давней знакомой князя, собрал приличное общество молодых и не очень дворян, среди которых должна была присутствовать юная графиня Фабиани, впервые в официальной роли невесты графа Чагина. Михаил был уверен, что графиня прибудет в сопровождении жениха, но каким было его удивление, когда Илья приехал один. На резонный вопрос граф отвечает так, что чуть дух из князя не вышибает. — Мой будущий шурин сам привезёт мою ненаглядную невесту.       Более князь ни о чём и думать не может, кроме как о скорой встрече. А Илья ещё больше масла в огонь подливает: — Граф Фабиани ещё вчера к вечеру приехал. Я, как прилежный родственник, встретил его на вокзале, так он на всём пути о тебе расспрашивал: здоров ли, не покинул ли города, чем увлекался за всё это время. Право, моё сердце радуется, что граф Фабиани столь внимателен к моему дорогому другу.       Вокруг них тихий гомон и негромкий смех гостей, удобно устроившихся в небольшие группы на фоне пышной красоты природы конца мая. Плетённые кресла и широкие лавки расставлены на огромной веранде, увитой девичьим виноградом. Прислуга невидимо и неслышимо движется меж господ, разнося напитки. Повсюду на кованых столиках и широких пледах расставлены изысканные закуски. Да только князю теперь нет ни до чего дела, весь измаявшийся ожиданием, уж которое время гоняет по тарелке кусок пирога, так и не притронувшись к угощению.       Когда же Андреа с сестрой под руку появляется на веранде, князь снова трусит, убегая в глубь сада, к небольшому искусственному пруду. Здесь и гостей почти нет, и молодой граф вряд ли его заприметит. Вот только мужчина, кажется, не до конца понимает, на что способно истосковавшееся сердце — тянет его к юноше помимо его же воли. Меж стройных деревьев сада наблюдает тонкий стан и светловолосую макушку, плутающую между гостями, слушает его высокий звонкий голос, радостно-восторженно щебечущий о чём-то. Андреа подолгу не задерживается, ходит, словно выискивает что-то или кого-то, и князя разрывает одна только мысль, что ищут его. — Мишель? Друг мой ненаглядный, чего ты там притаился?       Илья выдаёт его с потрохами, сам того не ведая и привлекая ненужное внимание многих. На ватных ногах князь направляется к другу и его очаровательной невесте. Мужчина гонит от себя мысли, что за спиной Ильи молодой граф Фабиани перестаёт дышать, а глаза его синие-синие, подозрительно влажно сияют. — Рад встрече, — князь кланяется графу и смотрит куда угодно, только не на лицо юноши, когда протягивает ему руку. — И я рад Вам, Ваша светлость, molto… очень рад новой встрече, — вот так открыто говорить и не скрывать, что ждали встречи, что хотели этой встречи — это то, на что сам князь не решился бы. — Я думал о Вас всё это время! — совсем тихо, почти шёпотом.       Михаил вскидывает свой взгляд. Он поражён. В синих глазах столько неприкрытого счастья, радости и волнения одновременно. Мужчина сражён наповал не только красотой юноши, но и его невероятной смелостью, так тонко граничащей с наивностью. Признаваться человеку, что все мысли были заняты одним им, может только отчаянно влюблённый человек. Или глупец, коим является он сам.       Князь молчит на откровенное признание юноши. Учтиво кланяется, становясь боком и приглашая на прогулку. Андреа также молчаливо принимает приглашение, шагая рядом. Он не обращает внимания ни на кого, смотря лишь на мужчину. — Как прошла Ваша поездка, граф? Признаться, Вы покинули нас столь неожиданно. — О, sì, прошу простить меня. Я… Вы, наверное, слыхивали, мы с сестрицей только недавно переехали в Россию, до этого проживали в Venezia. — Вы там родились? — Да. Именно потому мне и пришлось отлучиться и оставить Вас. Мне нужно было получить гражданство. — Могу ли я подсобить в этом вопросе? В столице половина моей родни и связей предостаточно. — Благодарю, Ваша светлость, — Андреа улыбается столь неприкрыто ярко, что у князя дух замирает. — Solo… Если таковое возможно, я буду Вам благодарен. — На том и порешим. В самое ближайшее время я напишу своему дяде по вашему вопросу. Думаю, это не займёт много времени. — Премного благодарен Вам, Ваша светлость. — И да, граф, мы с Вами почти что родственники, — мужчина позволяет себе мягко улыбнуться. — Илья для меня что брат родной, а его невеста — Ваша сестра. Так что и мы с вами, кажись, не чужие. Давайте оставим официоз между нами. Обращайтесь ко мне без титульного обозначения запросто. — Я буду только рад этому. Тогда и Вы, прошу, обращайтесь ко мне по имени. Не представляете, как я буду счастлив стать близким другом для Вас.       Михаил и сам не замечает, как их беседа течёт плавно от одной мысли к другой, и оба говорят о многом, с каждым разом открывая друг для друга новое. Как оказывается, Андреа выучил русский язык относительно недавно, каких-то четыре года назад, и потому имеет акцент почти незаметный, мягкий. Он любит дыни — редкий и сладкий фрукт из Восточной Азии, а Михаил — красные яблоки. Андреа танцует с детства, а Михаил музицирует на рояле. И так одно за другим, напрочь забывая, что находятся среди множества гостей и знакомых.       Лёгкий звон колокольчика приглашает всех на обед, накрытый на широкой веранде летней усадьбы. Князь садится рядом с юношей, ни разу не подумав выбрать другое место. Андреа улыбается ему и кладёт руку на стол совсем рядом с его рукой, ввергая мужчину в дрожь.       Граф ест с аппетитом, всё время подкладывая в тарелку князя ароматные куски. Михаил ловит себя на мысли, что будь это девица какая — жеманничала бы над крохотным куском пирога, вилкой общипывая ножку куропатки. А юный граф ест так, что каждому захочется помимо воли. То, как эти губы обхватывают сочный упругий стручок горошка, похрустывая аппетитно, заставляет мужчину сглатывать одновременно с юношей, но вместо сладкого овоща — слюну, что скапливается от одного только вида этих губ. Андреа жадно пьёт прохладный сок, смешливо чокаясь с князем, а Михаил глаз не может оторвать от равномерно движущегося мягко выпирающего кадыка, но всё же поспешно прячет взгляд, завидев влажный розовый кончик языка, мгновенно слизывающий капельку на нижней губе. — Попробуйте сей паштет, князь, molto delicato. Вам понравится, — голос щебечет, а губы расплываются в улыбке, когда на тарелке мужчины появляется студенистый сероватый кусок с веточками свежей зелени. Михаил не отказывает юноше, с удовольствием принимая своеобразное «кормление». И нет у него никаких сил противостоять этому — обед проходит, словно во сне, в котором образ юного графа затмевает всё остальное.

*

      Их встречи становятся ежедневными. Помимо приёмов и балов, граф Фабиани и князь Демидов проводят совместные обеды или ужины в обществе будущих молодожёнов. Тёплыми вечерами совершают променад по набережной или неспешные прогулки в парке на Пресненских прудах. Особо юному графу нравится у прудов и небольших каналов Москвы-реки: он говорит, что эти места отчасти напоминают ему родную Венецию. — Там заместо улиц текут… fiume — каналы, а по ним гондолы — длинные узкие лодочки, в которых люди могут быстро добраться в нужное место. Это как… fiaccheraio — извозчики в Москве, — Андреа смеётся, с удовольствием смотря на вытянувшееся лицо князя. — Реки текут прямо по улицам? — Да! И это столь красиво! Вы бы видели, князь! А ещё на гондолах устраивают свидания. Лодку украшают цветами и лентами, а на корме для них играет музыкант. И когда нарядная гондола на закате проплывает по каналу, то весь город знает: в ней двое влюблённых, сидящих близко-близко друг к другу.       Князь слушает юношу, затаив дыхание, и невольно картинки плывут перед глазами, словно видит всё вживую. И стоит представить на месте влюблённых их двоих — голова кругом идёт. — В моём поместье есть речка красоты неописуемой, — тихо звучит голос мужчины, словно что-то тайное ведает. — Таких живописных берегов я нигде не видывал. Я бы с удовольствием проводил Вас туда, согласись Вы погостить у меня.       Михаилу ведь не кажется, что юный граф слегка вздрагивает после этих слов, а синий взгляд искрится ярче, чем воды пруда под летним солнцем? — Непременно, князь, grande piacere — с большим удовольствием.

*

      Их близкая дружба вызывает бурную радость у графа Чагина и умиление графини Фабиани. А Анна Михайловна не нарадуется, что её дражайший племянник обрёл столь значимые знакомства с влиятельными людьми. Вот только для самих двоих «дружба» стала иметь другой, глубинный характер, больше похожее на «необходимость», «привязанность», «влечение», и ещё много других понятий, и так страшно было князю думать только об одном — о «влюблённости».       Михаил никогда не забудет момента, когда впервые увидел, как танцует Андреа. То было на балу Благородного собрания, собравшего весь свет Москвы. Юноша приглашает на вальс свою сестру, ловко и мягко обхватывая её поперёк спины в районе лопаток, вытягивая вторую руку грациозно, уверенно, и в то же время легко вышагивая ритм. Его тонкий стройный стан в серо-голубом фраке движется так паряще-изящно и в то же время величественно, что волей-неволей глаз тянется именно к нему. Князь не может, да и не хочет смотреть ни на кого более, притаившись возле мраморной колонны зала, подальше от чужих взглядов.       В момент мужчина ловит ответный смеющийся синий взгляд — Андреа смотрит прямо на него, и в кружении при повороте светловолосой головы синие глаза каждый раз возвращаются к чуть сгорбленной темноволосой фигуре у колонны, и взгляд его всё более откровенен — ласково-нежен и мечтателен. В сознании князя мелькает картина, где это он танцует с прекрасным юношей в объятиях, кружа его в вальсе, сжимая его тонкую руку в своей. И эта иллюзия выбивает воздух из лёгких, заставляет колени дрожать позорно, а голову закружиться быстрее ритма вальса.       Сердцу мужчины хорошо, а сознанию тревожно. Неправильно всё это. Не должно быть так между мужчинами, не должно мужчину влечь к другому мужчине, сколь бы прекрасен тот ни был. А его влечёт с неимоверной силой, и Михаил весь в мурашках каждый раз, когда синий взгляд ласкает его откровенно, без слов говоря, насколько это влечение взаимно.       В один из вечеров в поместье Ароновой на званом ужине, во время беседы молодой граф случайно и как-то естественно обращается к князю на итальянском, хоть тут же и замечает свою оплошность. — Ох, простите, князь! Я… Это невольно совсем. — Ну что Вы, граф, — мягко улыбается мужчина. — Мне нравится Ваша речь, звучание вашего языка. А что именно Вы хотели мне сказать? — Ti piace ascoltare la musica? Вы любите слушать музыку? — Да, более чем, — ещё ярче улыбается князь. — Очень красиво звучит. Я буду рад слышать Ваш говор, даже если ничего не понимаю. — Мой дорогой князь, я могу предложить Вам изучать со мной итальянский? — воодушевлённо выпаливает юноша, обхватывая руку мужчины. — Мы можем начать прямо сейчас! — Это было бы забавно, — тихо смеётся мужчина. — С чего бы Вы хотели начать? — Ну… с самого простого, — юноша бегло осматривается, задерживая взгляд на столовых приборах. — Сucchiaio — с широкой улыбкой на губах Андреа смотрит на князя, держа в руке ложку. — Ку… кьяо? — с сомнением повторяет за ним Михаил, улыбаясь в ответ. — Да! Правильно! — ещё больше воодушевляется юноша. — Ora, il bicchiere — в руке графа сияет хрустальный бокал, но синие глаза сияют ещё ярче. — Иль биккьере, — получается чуть более увереннее. — Да у Вас талант, князь! Попробуем что-нибудь по-сложнее! — Андреа снова бегло осматривается, улыбаясь хитро, и взгляд падает на пышные белые цветы на платье сестры. — Fiore bianco, — так мягко и нежно звучит голос юноши, что у князя сердце замирает. — Фёре бьянко, — получилось на выдохе, как-то тихо, будто что-то секретное шепчет. — а что это означает? — Белый цветок, — смущённо улыбается юноша и смотрит пронзительно, будто в самую душу. — Повторяйте за мной, князь: Molto bello [самый красивый] — Мольто бэлло… — Voglio amarti [хочу любить тебя] — Вольё амарти…       Михаил видит, как после его слов юноша розовеет скулами, и синий взгляд поспешно прячется за дрожащими ресницами. Тонкие пальчики судорожно сжимают ткань собственных брюк, а губы шепчут: — Аnima mia [душа моя] — Анима мия…       Юноша чуть бледнеет, выдыхает горячо и поднимает взгляд — влажный, томный, от которого сердце падает, словно в бездну. Мир плывёт перед глазами, и словно во сне он шепчет: — Ti amo [я люблю тебя] — Ти амо…       Сердце так сильно бьётся в груди, что почти больно. Михаил ни слова не понимает, но чувство будто они признаются друг другу в самом сокровенном.       Андреа краснеет удушливо, глотает воздух губами, поспешно отворачивается, впиваясь руками в спинку стоящего рядом стула. — У Вас… прекрасно получается, князь, bravo. — Как сказать «спасибо» на итальянском? — мужчина становится рядом, касаясь спинки стула, но не дотрагиваясь до тонкой руки юноши. — Grazie. — Грацие, сеньор Фабиани. Я буду ждать нового урока с нетерпением, — князь кланяется почтительно, на что граф кивает судорожно, пуще прежнего заливаясь краской.

*

      Череда светских раутов и развлечений позволяют не думать о последствиях и не замечать нарастающей тревоги. Но ночами, оставаясь один на один с собой в темноте комнаты, Михаил понимает и, что страшнее, принимает, что тонет… уже утонул в омуте синих вод, плещущихся в глазах прекрасного юноши. А он даже пальцем не хочет шевелить, не то что барахтаться в поисках спасения, добровольно падая на дно. Но стоит признать — «гибель» та так сладка и прекрасна, что каждый раз, переживая агонию, мужчина мечтает пережить её снова — «умирать» раз за разом, от одного его ласкового взгляда, от его нежной улыбки и звонкого смеха.       Вечером того дня ожидался очередной званый приём у барона Уогеля. Князь, весь в предвкушении встречи, готовится тщательно, подолгу разглядывая себя в зеркале, по десять раз меняя шейный платок и раз по двадцать — перчатки. Перед глазами всё ещё стоит картина их вечерней прогулки в саду поместья графа Чагин, где намедни проходил обед, который уже по счёту, в честь приближающейся свадьбы.       На фоне закатного солнца светлые волосы юноши отдавали розовым цветом, а глаза сияли лазурью в обрамлении густых ресниц. И мужчина не соврёт, если скажет, что не видел ничего прекраснее в своей жизни.       Всю ночь князь не смог сомкнуть глаз, уснув лишь под утро с мягкой улыбкой на губах. Все помыслы были лишь о прекрасном юноше, и впервые сердце стучало так гулко-сладко ритмом одного имени, столь нежного и желанного. Тогда Михаил принимает истину, что Андреа ему вовсе не друг, а гораздо большее — человек, столь родной и близкий, столь естественно нужный и важный, как воздух.       Говорить о чувствах страшно, и, проезжая мимо церкви, укоряющей колокольным перезвоном, вспоминает, что вроде бы и грешно. Но в молодой жизни князя всякое было, и то светлое, пылкое чувство, что он имеет к прекрасному юноше, никак не грех.       Званый ужин великолепен. Они снова сидят рядом, уделяя друг другу больше внимания, чем всем друзьям и знакомым, тихо беседуя ни о чём, находя удовольствие только лишь в том, что слышат желанный голос. И лишь позднее Михаил понимает, что юноша слегка взволнован — он порывисто отдёргивает руку, едва они соприкасаются рукавами, всё чаще прячет взгляд и порой теряет нить беседы.       А ещё граф выпивает много, опустошая бокал за бокалом, кусая губы и нервно обхватывая ножку хрустального бокала. Андреа нынче не танцует, стоит с поникшими плечами то рядом с сестрой и тёткой, то ещё с кем другим. Смотрит стеклянным взглядом на праздную толпу гостей и робко в сторону князя.       Андреа подходит к мужчине в самом конце вечера какой-то неуверенной походкой, застав его уединённым в нише алькова, совсем несмело заглядывая в глаза. А Михаил дышать перестаёт, и пальцы подрагивают, когда видит синий повлажневший взгляд, так наивно, по-детски смотрящий на него снизу вверх. — Князь? Могу я… — он запинается. Отводит взволнованный взгляд, снова кусает губы. Щёки горят лихорадочным румянцем, то ли от выпитого вина, то ещё от чего. — Могу я поговорить с Вами… наедине? — и смотрит на мужчину, ввергая сердце князя в дикий пляс.       Михаил не выдерживает: — Андреа? — он впервые зовёт его по имени, сам вздрагивая от собственной смелости. Но у него прямо сейчас сердце разорвётся, если не сделает этого. И уж верх безрассудства — берёт маленькую ладонь в свою руку, нежно сжимая, спиной загораживая ото всех. Юноша смотрит так, словно сейчас в обморок упадёт. — Идёмте, Вам нужно на воздух, — Михаил едва заметно подхватывает его под руку, ведя к выходу из зала.       Уединиться не так-то просто: подъезды и аллеи полны людей разных сословий, в небольшом саду прохаживаются гости, уставшие от шума и танцев. Лишь узкая дорожка, ведущая к конюшням, пустынна и едва освещена фонарями. По ней, чуть шурша тонким гравием под ногами, идут двое, совсем рядом друг с другом. — Вам лучше? — участливо спрашивает князь, пытаясь в темноте разглядеть лицо юноши. — Да… да, благодарю Вас, — звучит как-то печально.       Даже в темноте Михаил видит этот взгляд, каким смотрят на него — робкий, но одновременно невероятно счастливый. Граф молчит, только обхватывает руку князя, так же сжимая его ладонь, как сжимали его чуть ранее. — О чём Вы хотели поговорить, Андреа? — Да… я хотел… хотел признаться Вам, хоть и не знаю, с чего начать. — Я весь внимание, только опасаюсь за Ваше здоровье. Может, стоит перенести наш разговор? — А я опасаюсь, что Вы больше не захотите видеть меня, после тех слов, что скажу. — Тогда лучше промолчите, ибо без Вас… без Вашей дружбы, Андреа, я более не мыслю ни одного своего дня жизни. — И я! — так поспешно звучит в ответ, что юноша воздухом давится. — И я без Вас не могу более! Все мысли только о Вас, князь, и всё же я скажу… Для меня Вы больше, чем друг. В моём сердце совсем другое чувство. Я… — Не стоит, граф, — Михаил обрывает юношу, пока роковые слова не произнесены. Крепко, почти жёстко сжимая тонкую руку. Андреа смотрит загнанно, идеальные брови заламываются от боли, но вряд ли эта боль тела. — Уверяю Вас, право, не стоит. Вы пожалеете о своих словах завтра же. — Я не пожалею, — несчастным шёпотом доносится в темноте. — Жалею, что не осмелился ранее сказать. — И всё же я прошу Вас, повремените с разговором. У вас, видимо, жар.       Юноша качает головою, хрипло и тихо смеясь, но почему-то в смехе князь слышит слёзы. — Нет. Я выпил для храбрости, но, видимо, не стоило. Простите меня, князь. — Вам незачем просить прощения, Андреа, — Михаил выдыхает ощутимо, отступая на шаг. — Но позвольте и мне сказать. Более всего я ценю Вашу откровенность, и хочу ответить Вам тем же — моё чувство к Вам большее, чем дружба — Вы дороги мне. Дороже кого бы то ни было. Но… — Микаэл! — снова шёпотом в темноте, и князь понимает, что прекрасный юноша плачет.       Мужчина срывается — в один широкий шаг преодолевает расстояние между ними, обхватывает дрожащее стройное тело, судорожно прижимая к себе. Шепчет пылко, гладя по волосам, коротко целуя их: — Андреа, ангел мой! Не плачьте, я не стою ни одной Вашей слезинки.       В ответ лишь жмутся сильнее, лбом упираясь в плечо, пальцами впиваясь в предплечья. — Я взываю и к своему, и к Вашему благоразумию, Андреа. Нам стоит подумать о наших близких — какие страдания мы принесём им, — князь обхватывает ладонями заплаканное лицо, пытаясь заглянуть в прекрасные глаза, и молится всем богам с просьбой уберечь его от соблазна коснуться поцелуем этих губ. — Андреа, умоляю, посмотрите на меня. Обещайте мне, что будете осторожны и сдержанны. Заклинаю пощадить меня — я слаб перед Вами, перед Вашей красотой и добрым сердцем и не могу противостоять Вашей искренности.       Юноша молчит, глотает слёзы и мотает головой, горько всхлипывая. Но проходит несколько долгих минут в тягостном молчании, прежде чем молодой граф отстраняется, затихая в плаче. — Прошу прощения, князь, я… Этого больше не повторится. Видимо, выпитое вино сыграло со мной злую шутку. Вернёмся в зал, нас могут обыскаться.       День, что начался столь прекрасно, закончился удручающе. Михаил чувствует, что оскорбил светлые чувства юноши, но по-другому он не может — любовь между ними невозможна.       Он вновь смотрит через весь зал только на одного человека, за мнимым внешним спокойствием «умирая» от любви. Андреа — его погибель! И столь больно сердцу и душе от вида поникших плеч и потухшего взгляда, каким на него больше не смотрят в ответ. Правда ли, что мужчина только что признал свою любовь к юноше? Но зачем: ведь сам отринул пылкий порыв искренности? Князь понимает лишь одно — к утру он должен принять решение: омут или брод, тонуть или спастись.       О, сколь глубоко ошибается князь, сколь глупо и опрометчиво поступает, решая покинуть город, тем самым покидая и юного графа. «С глаз долой — из сердца вон»? Так гласит старая пословица, в коей, казалось бы, истинная мудрость? Но, видимо, она не касается того глубинного чувства, что люди именуют любовью. А князь любит. Самой пылкой и трепетной любовью, коей не испытывал никогда. Впервые его сердце разрывается от чувства: прекрасного и одновременно страшного, что он понимает: с его сердцем беда! С ним случилась беда!

*

      Фима молчалив и угрюм — покидает город совсем не в духе. Как и его барин, затаившийся в сумраке кареты. Кучер поглядывает назад тревожно, гонит лошадок своих быстро, словно чувствует: барин его бежит из этого места, скрываясь от чего-то или кого-то. И так разителен их приезд от того, как сейчас они покидают Москву. На князе нет лица, и хмурый чёрный взгляд полон какого-то злого отчаяния, полон обречённости. Поди, беда приключилась какая.       Дорога оканчивается быстро. За новым поворотом разворачивается ширь поместья под полуденным солнцем и знакомые, родные очертания дома. У ворот засуетились дворовые: распахивают настежь, кланяются в пояс, ребятки за блестящей на солнце каретой бегут, ещё более пыль поднимая.       Князь у конюшен столпотворение замечает. Велит ехать сразу туда.       Перед ним расступаются, ещё ниже кланяются да перешёптываются тревожно, глаза прячут. — Беда, барин! — старый управляющий смотрит под ноги; кузнец шапку мнёт в сильных ручищах своих, когда кивком велит телегу подогнать. В ней на соломенном настиле лежит покойник — утопленник, что из реки вынули, не обсох даже ещё.       На один короткий миг князь видит в лице утопленника свои черты, словно это он лежит посиневший и удушенный на жёлтой соломе, словно это он утоп в глубинных синих водах.       И вправду беда.       
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.