Не навреди

«Прежде всего — не навреди» — фундаментальный принцип медицинской этики. Обдумывая разговор с Дзёно, Йосано долго борется с собой в попытке принять правильное решение. Сделает ли его вмешательство только хуже, или Тачихара действительно нуждается и в его прощении? Она не знала всего, что между ними происходило, и могла только догадываться — ей оставалось либо верить, либо не верить словам Сайгику. Но, что бы им не двигало, она всё же чувствовала, что хотя бы в одном он и впрямь был честен — он действительно хотел помочь ему, даже если и желал совместить это с удовлетворением своей жестокости, собственными руками доведя его до полусмерти. Но разве это не то, что из раза в раз делала она сама, только не получая от этого удовольствия? «Только в отличие от вас, я делаю это ради него, а не—» Она морщится, снова и снова прокручивая в голове этот разговор, вспоминая его облик. Пугающая улыбка, спокойный тон. Красивое лицо с выражением жестокого удовлетворения. И ощущение тепла его руки, так некстати засевшее в сознании, поражающее чужеродностью на фоне того, кем он являлся и в каких обстоятельствах они сталкивались до сих пор. Должна ли она согласиться и позволить ему сделать это вместе с ней или должна предупредить Тачихару, вразумить, попытаться его уберечь? Дзёно дал ей время, среди прочего определённо зная, что в ближайшие дни Мичидзо к ней не придёт. Она и сама примерно понимала, что у неё ещё есть несколько дней, опираясь на частоту его прошлых визитов. Но времени было мало, а решение — слишком тяжёлым. Ей снились неприятные вязкие сны, в которых сплетались образы того, кого давно не было, и того, кого она пыталась теперь спасти. Огонь дрожал в янтарных глазах и мерк, уступая тьме, когда она чувствовала тепло чужих пальцев, смыкающихся на горле, парализующих её тело — она кричала, но не слышала собственного голоса. Не навреди— Она мучительно просыпалась, рвано дыша, закрывая лицо руками, одновременно чувствуя глубокое отчаяние и тяжёлое, странное, вопиюще неуместное возбуждение. * — Рад, что вы приняли это решение. Улыбка Дзёно всё так же отпечатывается в сознании, когда, не меняя выражения лица, он непринуждённо произносит, откидываясь на спинку стула: — Иначе пришлось бы угрожать всему, что вам дорого, например, тем детям из вашего агентства, наверняка это помогло бы. Но честно скажу, порой запугивание детей только утомляет, так что я рад обойтись без этого. Он улыбается, и Йосано, сидя по другую сторону стола, секунду медлит, раздумывая, как на это реагировать — в этот миг ей почти кажется, что он может просто шутить об этом. Но, помня всё, что он делал ранее, она предпочитает придерживаться оборонительной позиции. В карандашнице на столе, прямо под её рукой, теперь предусмотрительно спрятан скальпель. — Не беспокойтесь, доктор, — он расслабленно проводит ладонью по своим волосам, убирая прядь за ухо. — Никто не пострадает, кроме того, кто за этим сюда и пришёл. Но Йосано беспокоится — что решение, принятое ей, может оказаться неверным. Она долго думала об этом, взвешивая, не станет ли хуже от её отказа, не лучше ли ей присутствовать добровольно, раз уж, скорее всего, желаемого Дзёно всё равно добьётся? И теперь, передавая ему латексные перчатки и показывая медицинские инструменты, она чувствует ответственность за то, что он может сделать с Тачихарой. Да, она будет здесь, чтобы спасти его — но как далеко Дзёно захочет зайти? Сколько боли ему причинит? Да, Мичидзо и сам с самого начала попросил её выбрать весьма болезненный способ — перерезание горла, но она делала это быстро, ей совсем не хотелось причинять ему физические страдания. Она пристально всматривается в лицо Дзёно, поочерёдно прикасающегося к инструментам. О нём сказать того же она не могла. В его лице то и дело читалось жестокое удовлетворение, стоило ему заговорить о чьих-то мучениях. Мог ли быть Тачихара исключением? Говорил ли он правду о нежелании его страданий? Или, может, таким образом они могли дать друг другу именно то, чего хотели оба? Но она понятия не имела, как относится к нему Мичидзо и вообще — захочет ли он его присутствия. — Если у вас есть вопросы, доктор, то лучше их задать сейчас. Она чуть вздрагивает — каждый раз он застаёт врасплох, чётко считывая переживания, словно она делится ими вслух. Он наклоняет к ней голову, держа в руках щипцы для удаления зубов. — Или мне снова озвучить за вас ваши мысли? Йосано отстраняется, обходя операционный стол. Колени всё ещё подрагивают от его близости. Если рядом с Тачихарой за эти недели она уже смогла полностью расслабиться, то рядом с Дзёно, разумеется, она всё ещё испытывала неприятное напряжение, особенно если рядом не оказывалось хотя бы стола, разделявшего бы их и дававшего иллюзию призрачной защищённости. Хоть Дзёно уже не был гончей, собиравшейся растерзать её — но мысль об этом, вероятно, всё ещё приносила ему удовольствие. Пусть теперь она и знала, что он тоже сильно пострадал в попытке противостоять злу и чудом выжил, как и многие другие. Как и она сама. — Доктор Йосано, вы боитесь меня? Она злится на себя за то, что он снова так легко прочёл её. Поднимает взгляд, собирая силы, чтобы голос не вздрогнул и не предал её. — Больше нет. Он улыбается, беря очередной инструмент, напоминающий длинные ножницы с загнутыми концами. — А это что? Йосано не знает, сделал ли он это нарочно — из всех выбрал именно этот. Сдержанно отвечает: — Вагинальный зажим. Он задумчиво хмыкает, выставляя его вперед, почти напротив её лица. — Что ж, доктор, вы думаете, я не упущу возможности вставить его в вас или нечто в этом роде? Она инстинктивно отшатывается, и он коротко усмехается, возвращая его на место. — Я бы выбрал что-то другое. Может быть, это? Он берёт тонкий глазной скальпель, направляя на неё лезвие. — Этот выглядит аккуратнее, что вы думаете? Хотели бы его себе в глаз? Йосано пристально вглядывается в его лицо — расслабленное, с тенью спокойной улыбки. В его движения — плавные, слегка уставшие. И не может не признать, что всё-таки что-то в нём изменилось. Что, возможно, чуть ранее ей не показалось. — Я думаю, что вы шутите. Она берёт один из инструментов, ответно направляя в его сторону. — Иначе мне пришлось бы вставить в вас это. — Что это? — его вопрос звучит вполне искренне. — Уретральный катетер. Она, напрягшись, наблюдает за его реакцией — как легкая усмешка озаряет его лицо. Он наклоняет голову в одобрительном жесте, откладывая скальпель в сторону. — Что ж, доктор, полагаю, это значит, что мы сработаемся. Она кивает, чувствуя некоторое облегчение, но всё ещё предпочитая держаться на расстоянии и ещё не зная, что очень скоро принятое решение заведёт её очень далеко — в одну душевую с двумя мужчинами, один из которых овладеет ей, а другой убьёт. «Только с вашего разрешения» * Этот день наступает, и Йосано понимает, что у неё не осталось времени. Но её всё же укалывает сомнение, когда она видит расстерянное лицо Тачихары, привычно вошедшего в кабинет после короткого стука и увидевшего Дзёно, уже сидящего напротив её стола. Но она сразу отмечает, что действительно напуганным он не выглядит — просто удивлённым. И, переводя взгляд на лицо Сайгику, чья улыбка заметно меняется в присутствии Тачихары, переставая быть столь пугающей, она немного успокаивается, вспоминая, с каким чувством ранее тот говорил об этом: — Так вы наконец спросите о том, что вас беспокоит, доктор? Она медлила, складывая изученные им инструменты, пока Дзёно стоял совсем близко, сложив руки на груди и склонив к ней голову. — Или мне снова сказать за вас? Вскинув взгляд на его лицо, она увидела выжидательную улыбку, и смутно подумала, что в какой-то мере ему, возможно, просто хотелось наконец-то кому-то рассказать. Потому что говорить о том, что тебе дорого, всегда приятно. Она не была уверена, как нужно правильно сформулировать, и сказала весьма уклончиво: — Я полагаю, вас связывают близкие отношения, и я надеюсь, вы понимаете, что я вовсе не хотела бы им мешать. Он одобрительно склонил голову, говоря негромко, вкрадчиво, без привычной улыбки: — Вы должны им помочь, доктор, а не помешать. И вы могли выразиться точнее, имея в виду сексуальные отношения — разумеется, добровольные, если это именно то, что вас беспокоило. Глядя на них теперь, Йосано чувствует, что, пожалуй, может наконец отпустить это беспокойство. И признать своё решение близким к верному. Она видит, с какой заботой Дзёно берёт перевязанную руку Тачихары, которую тот, отойдя к стене, поначалу пытался спрятать за спиной, но не из страха, а, как ей кажется, из некоторого упрямства. Как осторожно Сайгику ведёт пальцами по бинтам, и как Мичидзо, сдавшись, прикрывает глаза, на миг встретившись с её взглядом. Как позволяет его рукам подвести себя к операционному столу и снять с себя куртку. Привычная процедура, в которую чуть ранее Йосано полностью посвятила и Дзёно, с той лишь оговоркой, что большую часть происходящего в её кабинете, как и прочие её мысли, он описал ей сам — в том числе совместное посещение душевой, что, вопреки её опасениям, совсем не вызвало его ревности. Впрочем, она догадывалась, что благодаря своим способностям, близким к сверхдедуктивным, он и так уже понимал, что интимной близости между ними не было, а та близость, что была, заканчивалась на её осторожных прикосновениях к груди Тачихары, пока вода смывала с них кровь и не становилась чистой. И что Мичидзо в ответ мог лишь изредка провести ладонью по её влажным волосам, не касаясь её больше нигде. Теперь он, раздевшись, привычно лежал на столе, щурясь в свете яркой лампы. Будучи врачом, Йосано уже давно не придавала большого значения обнажённому телу и не испытывала смущения, но с Мичидзо ей понадобилось время, чтобы привыкнуть. Его образ всё ещё настойчиво подменялся образом его брата, и ей было не по себе, глядя на его голое тело, неосознанно думать, что это он. Она справлялась с этим чувством постепенно, вытесняя его необходимостью быть профессионалом — хорошим врачом, оперирующим пациента. Пусть операция и состояла в том, чтобы вспороть ему горло. Но это помогало отстраниться от самой себя. Хоть она и не могла забыть об этом окончательно. Возможно, никогда не сможет. «Только в отличие от вас, я делаю это—» Она вскользь бросает взгляд на Дзёно, снимающего одежду, чтобы, следуя её примеру, набросить медицинский халат на обнажённое тело. Всего на миг она ощущает непривычное волнение, мельком видя его подтянутый голый торс, испещрённый крупными шрамами. Она делает вдох, надеясь, что сумеет скрыть от него хотя бы секундное замешательство, но едва ли верит в это. Молча передаёт ему пару перчаток и раскрывает перед ним ящик с инструментами, и его пальцы выбирают тот самый аккуратный скальпель. На миг она вздрагивает, всё же боясь, что он может увлечься, сделав Мичидзо слишком больно. Но Дзёно делает жест ладонью, призывающий её к спокойствию, и она всё-таки кивает, позволяя начать операцию. Она не знает, стоит ли ей отвернуться, когда его ладонь опускается на горло Тачихары, поглаживая и слегка сжимая — ей вдруг кажется, что этот жест привычен им обоим и является чем-то интимным, чем-то, чего не следует видеть посторонним. Она ощущает лёгкий жар и всё-таки не может отвести взгляд, когда Сайгику склоняется над ним, прислоняя холодный скальпель к его животу. Мичидзо вздрагивает, прикрывая глаза, и его горло обхватывают крепче, сильнее надавливая другой рукой, вспарывая узким лезвием его кожу. С губ Тачихары срывается хрип, пока Дзёно ведёт рукой выше, увеличивая надрез на его животе. Йосано чувствует, как быстро бьётся её собственное сердце, пока она не может пошевелиться, глядя почти завороженно на то, с какой покорностью Мичидзо принимает его действия, не пытаясь сопротивляться. Она слышит шум крови в собственных ушах и сдавленные стоны боли, когда Сайгику, закончив с надрезом, откладывает скальпель, и проталкивает пальцы ему под кожу. Мичидзо срывается на крик, и его горло сдавливают сильнее, всё глубже проталкивая руку в рану на животе, прямо в его внутренности. Проходит несколько мучительно долгих секунд, прежде чем способность Йосано срабатывает и вспышка света с разлетающимися бабочками прекращает его мучения. Она сама тяжело дышит, переводя взгляд на Дзёно, что со спокойной улыбкой подносит окровавленную руку к своим губам. Ей вдруг кажется, что если бы у него была возможность прямо сейчас достать и съесть что-то из его органов — он бы это сделал. И что Мичидзо, ещё не отдышавшийся после произошедшего, с добровольной покорностью позволил бы это сделать. И ей странно осознавать — но её это уже тоже почти не пугало. Она окидывает взглядом брызги крови на белом халате и смотрит на Дзёно, педантично снимающего окровавленную перчатку после того, как уже вытер ей своё лицо. Она склоняет голову к Тачихаре, который часто моргает и выравнивает дыхание, приходя в себя. Они оба выглядят удовлетворёнными, и она чувствует странно возбуждающую сопричастность этому. Когда Тачихара садится на столе, проводя ладонью по окровавленному животу, раны на котором больше нет, Дзёно кивает, уже расстёгивая халат, и на миг она вновь ощущает волнение, видя его обнажённое тело, и уже не отводит взгляд. В душевой становится теснее и жарче. Йосано задерживает взгляд на лице Тачихары, видя в нём тихую радость освобождения, и так хочет, чтобы хотя бы сейчас этот миг, принадлежащий только ему, остался не искаженным образом его брата. Она отводит взгляд и видит улыбку Дзёно, стоящего за его спиной, плавно опускающего ладони на его плечи. Она чувствует, что он знает, и, желая преодолеть это, желая поверить, что она здесь не ради призрака прошлого, она придвигается, кладя руки Мичидзо на грудь, не поднимая глаз на его лицо. Вода стекает между ними, смывая кровь и растапливая последний барьер, когда Йосано слышит, как с губ Тачихары прямо ей на ухо срывается приглушённый стон, и замечает, как нежно Сайгику ведёт ладонью по его животу, по тому месту, где был надрез. Она чувствует, как они оба распалены, и ей хочется быть частью этого, но она всё ещё не решается так откровенно демонстрировать свои желания и мелко вздрагивает, когда её руки вдруг касается ладонь Дзёно. В первый миг ей инстинктивно хочется одёрнуть её, всё ещё боясь, но она сдерживается, ощущая в большей степени интерес и постыдно жаркое нетерпение, ещё не зная, что он хочет сделать, но всё равно какой-то частью себя уже желая ему позволить. Она ожидает, пока он неспешно ведёт её ладонь ниже, скользя по животу Тачихары и в итоге смыкая её пальцы на его члене. Рваный стон Мичидзо и поощряющая улыбка на губах Дзёно окончательно затуманивают её сознание, оставляя лишь желание полностью отдаваться происходящему. Медленно лаская его, она чувствует, как тот касается её в ответ, обнимая одной рукой. Ей горячо и тяжело дышать, она прижимается, прикрывая глаза, боясь встретиться с тем, что она правда чувствует, боясь увидеть это насмешливое понимание на лице Дзёно, который считывает её мысли, пробираясь под кожу, словно желая сжать пальцами её сердце. Она слышит, как Мичидзо горячо выдыхает благодарность прямо над её ухом, и в груди становится горячо и больно. Ладонь Тачихары осторожно скользит ниже по её спине, и она жарко дышит, прижимаясь, крепче обхватывая его член, ведя по всей длине, представляя, как могло бы выглядеть наслаждение на его лице, но боясь поднять на него глаза. В это мгновение чьи-то пальцы аккуратно приподнимают за подбородок. — Смотри. Голос Дзёно заставляет её распахнуть веки, чтобы в потоках воды и движениях чужих рук наконец увидеть, как жарко над ней блестят полуприкрытые янтарные глаза, как в приглушённом свете точечных ламп над головой мокрые рыжие волосы кажутся темнее, а черты лица, смазываясь, вновь становятся чертами его брата. У Йосано перехватывает дыхание, ей хочется зажмуриться, прогнав это ощущение, и одновременно страшно, что оно уже не вернётся. Она смотрит, замерев, как он, отдаваясь её ласкам, запрокидывает голову, подставляясь и под прикосновения Дзёно, обнимающего сзади, целующего его в шею. Всё это кажется нереальным — очередным вязким сном, но физические ощущения слишком яркие. Акико ощущает, как горячо и влажно у неё между ног, и негромко вскрикивает, когда в неё легко проскальзывают чужие пальцы. Она встречает улыбку Сайгику и замечает, что это он направлял руку Тачихары. Лицо Дзёно выглядит более чем удовлетворённым, и она, кажется, понимает — ему нравится руководить ими обоими, давая им то, чего они так хотят. И Йосано приглушённо стонет, стараясь не смотреть в лицо Мичидзо, но крепче обнимая его за шею, другой рукой продолжая ласкать напряжённый член, когда слышит громкий шёпот: — Войди в неё. Её лицо вновь поднимают за подбородок, и Тачихара, горячо дыша, находит её раскрытые губы для глубокого мокрого поцелуя, сильнее насаживая на пальцы. Йосано стонет ему в рот, не зная, как удержать в себе то, что она чувствует в этот момент. Боясь, что он в итоге поймёт, что она чувствует это не к нему. Но прямо сейчас ей тяжело и слишком хорошо в этом. Разрывая поцелуй, Мичидзо аккуратно разворачивает её, вынимая пальцы и обнимая сзади, чуть прогибая в спине, вынуждая опереться руками о кафельную стену душевой. Ещё мгновение, и он входит в неё, и Йосано чувствует дрожь в ногах, сильнее прогибаясь, отдаваясь образу в своей голове и осознавая, что ещё ни с кем и никогда не испытывала ничего подобного. Мичидзо нежно скользит руками по её телу, и она почти растворяется в этом, представляя, что именно такими могли быть его прикосновения, когда вдруг чувствует уже другие на своём горле. Она вскидывает голову, встречаясь с привычной улыбкой на лице Дзёно, который стоял теперь рядом с ней, поглаживая её шею, начиная медленно сдавливать. Её тело всё больше содрогается, принадлежа им обоим, и становится совсем тяжело дышать. — Вы разрешите, доктор? Дзёно всё ощутимее сжимает её горло, пока Мичидзо плавно двигается в ней, держа за бёдра. Йосано сдавленно стонет, прикрыв глаза, уже зная, о каком разрешении он просит, и у неё нет сил отказать — только не теперь, когда он позволил ей пережить всё это. И ещё она вдруг ловит себя на мысли, что, кажется, понимает и Тачихару, так покорно позволяющего Сайгику делать с ним что угодно, когда сама хрипло выстанывает: — Да... пожалуйста... Пальцы на её шее разжимаются, чтобы через несколько мгновений смениться холодным металлом лезвия. Она вскрикивает, содрогаясь всем телом на пике боли и удовольствия, крепко сжимая Тачихару в себе, отчего тот рвано стонет над её ухом, и это последнее, что она слышит, пока Дзёно вспарывает её горло. * Йосано приходит в сознание, обнаруживая себя завёрнутой в чистый белый халат и лежащей на маленьком диване в углу её кабинета. Трёт ладонями веки, фокусируя взгляд. — Ты в порядке? Всё хорошо? Голос Мичидзо окончательно возвращает в реальность, вынуждая поверить, что только что произошедшее было правдой. Он сидит, уже одетый, на краю дивана, наклонившись к её лицу. Его влажные волосы всё ещё кажутся темнее. Она встречает его взгляд — обеспокоенный, добрый. И ей становится жаль, что она продолжает видеть в нём другой, так сильно похожий. Что, возможно, никогда не сможет это отпустить. Приподнимаясь на локтях, она обводит взглядом комнату. — Вы немного напугали нас, доктор. Дзёно, одетый, с влажными волосами и привычной улыбкой сидит на чистом операционном столе, положив ногу на ногу. — Не немного, ты довольно долго не приходила в себя, это было стрёмно, — Мичидзо протягивает руку, касаясь её ладони кончиками пальцев, вопросительно глядя, словно спрашивая разрешения. Йосано чуть улыбается его теперешней робости. — Всё в порядке. И он вздыхает с заметным облегчением. — Ну разумеется в порядке, мы же знаем, что у вас был пульс. Дзёно, спрыгнув со стола, подходит к дивану, опускаясь перед ним на корточки, чтобы оказаться напротив её лица, и Йосано инстинктивно отклоняется, вжимаясь в спинку дивана, ещё не успев толком проанализировать, как она относится к произошедшему. Он, разумеется, замечает это, и произносит немного мягче: — Однако я думал, вы очнётесь сразу и не заставите нас волноваться. Все в этой комнате желают вам благополучия, доктор. — Да перестань уже, — Тачихара несильно толкает его в плечо. — Ты мог бы выключить этот пафос и сказать нормально, что ты тоже переживал, ладно? Сайгику хмыкает, сдержанно улыбаясь. Йосано видит, как он в течение секунды совершает над собой усилие. — Ладно, переживал. Спасибо, что вы живы, доктор. — Пафос… — Это именно то, что я хотел сказать. Мичидзо усмехается, глядя на Дзёно таким взглядом, каким смотрят на самое дорогое, что есть в твоей жизни. С таким теплом, словно его не беспокоит то, что тот делал чуть ранее, разрезая ему живот и шаря среди внутренностей. Или с лёгкостью вспарывая Йосано горло. Или подталкивая овладеть ей, направляя его движения. Или поощряя её отдаваться фантазиям о его брате. Что ей следует об этом думать? Она встречает взгляд Мичидзо, уже направленный на неё — с лёгкой улыбкой, такой же тёплый. Она не хочет причинять ему боли — не больше той, о которой он попросил бы сам. И, кажется, она понимает, что Дзёно думает примерно так же. Но не может пока понять, какую роль он отвёл в этом для неё и как долго это будет — и будет ли — продолжаться. Вновь безошибочно считав её переживания, Сайгику ровно произносит, кладя руку на диван возле её ладони: — Не беспокойтесь, доктор, всё, что было или будет, исключительно добровольно. У вас есть время, чтобы тщательно обдумать, чего вы хотите. Йосано не знает, чего хочет. Глядя на его руку, которой он с лёгкостью вспарывал живот Тачихары, как и её горло, а теперь мирно лежащую в паре сантиметров от её собственной, она не знает, какое решение будет верным. В конце концов, соглашаясь исцелять Мичидзо, она вовсе не планировала в итоге оказываться между двумя мужчинами, каждый из которых чуть ранее намеревался её убить. И один убил — и это ощущалось теперь очень странной, противоестественной, но пугающе прочной связью, которая, возможно, значила даже больше, чем интимная связь с Мичидзо, но в чём она пока ещё не была готова себе признаться. Дзёно улыбается, спокойно говоря: — Вас никто не торопит, доктор. Не переживайте. Мичидзо вдруг усмехается: — Это было безумием, чёрт возьми, мне тоже нужно время, ты один тут делаешь вид, что не удивлён. — Я не удивлён. — Каждый день такое, — Тачихара фыркает и переводит взгляд на Йосано, говоря уже серьёзно: — Чёрт, если ты хочешь побыть одна или типа того, то просто выгони нас, хорошо? Но если хочешь, мы могли бы сходить перекусить, я ужасно хочу есть, а ты? Она смотрит на них обоих, ещё не зная, какое решение будет правильным, одновременно желая прекратить это, выставив их за дверь и вернувшись к обычной жизни, и в то же время — парадоксально — ощущая себя в безопасности и чувствуя, как же сильно теперь ей не хочется это потерять.