И без фальши, пускай наивно до жути
Просто шагаем дальше, зная, всё будет лучше
Всё остальное пускай решит случай
Ты только мне скажи, если я стану скучным
«Витаминка» Тима Белорусских
– Матрицей называют прямоугольную таблицу, заполненную числами. Озвучив с выразительностью достойной поэтического вечера первое предложение раздела №7 «Матрицы», Бараш на секунду отрывается от пожелтевших страниц толстого зелёного учебника и переводит нежный взгляд на единственную слушательницу. В своём плюшевом кресле у окна Нюша пилочкой изящно работает над левым мизинцем, мастерски придавая ноготку плавный изгиб. В воздушном сиреневом платье и с мягко спадающими по плечам рыжими локонами она кажется таким хрупким, неземным созданием, что Бараш теряет способность дышать. Он хочет только смотреть, смотреть, смотреть. Любоваться милыми чертами, пока из лёгких не выйдет последний воздух. К сожалению, читать вслух без воздуха в лёгких невозможно, а, со слов дамы сердца, «наслаждаться её присутствием» Барашу отныне позволено либо в роли чтеца, либо никак вовсе. Это пытка – быть так близко, наедине, ощущать тонкий аромат её фиалковых духов, слышать шелест очаровательного платья и не сметь взглянуть на неё. Смотреть в гадкую книгу, только туда, и находиться в уютной пахнущей фиалками гостиной в роли чтеца, пока не настало «никак вовсе». Он готов проклинать каждую минуту, проведённую за выстроенными из стопок писем баррикадами, вдали от Нюши, которая в то время ещё не думала ни о полётах, ни об алгебре, просто улыбалась и весело махала ему, звала кататься на тарзанке или запускать со всеми змея. В то время он, пожалуй, всё ещё что-то значил для неё, был Барашем, её другом и, возможно, на самую малую каплю, чем-то большим. Во всяком случае значил больше, чем сейчас. Сейчас он чтец или «никто вовсе». – Бараш, ну ты уснул там что ли? – негодует заинтригованная миром матриц возлюбленная, и Бараш, опустив глаза, с печальным вздохом продолжает: – К важнейшим характеристикам матрицы относят… Комната медленно наполняется причудливыми математическими словечками, всевозможными «рассмотрим», «обратимся к примеру», «из вышеизложенного следует», и Нюше становится душно. Отложив пилочку в сторону, она поднимается, чтобы открыть окно. За стеклом играет сочными красками настоящая жизнь. Лазурное небо, золотые одуванчики в нежно-зелёной траве, красная тележка. Неспешно толкаемая Ёжиком тележка, гружённая лучшим другом, развалившимся в обнимку с граблями и лопатами внутри. Они направляются к Копатычу, где, вздыхая, обливаясь потом и ежеминутно посматривая на часы, до обеда промучаются на грядках, потому что близится май, а с ним – любимая Копатычем, ненавидимая остальными «пора сеять». Проводив бедолаг взглядом, Нюша распахивает окно настежь и с наслаждением вдыхает весеннюю свежесть. В этот момент она как никогда благодарна Совунье, не устающей спорить, доказывать и утверждать, что возиться в огороде – дело не женское. С мозолями на ладонях и землёй под ногтями «девочке никогда не попасть в приличное общество». От тоскливых уроков вязания и необходимости осваивать искусство варить пельмени, с другой стороны, Нюшу освободить уже никто не мог, и, пнув последний раз со всей силы по воротам и сбив вратаря так себе, Кроша, с ног, она плелась, скрипя зубами, приобщаться к порядкам «приличного общества». К счастью, теперь позади и это. Остались только книги. Непонятные, без любовной линии в сюжете, часто вообще без сюжета, равнодушные к Нюшиной судьбе книги. – ...затем найти произведения каждого элемента этой строки на алгебраическое дополнение к нему. Нюше интересно, какой кусок материала она пропустила мимо ушей на этот раз и имеет ли смысл слушать дальше. Заметив, как возлюбленная сменила прежнее положение на задумчивую позу у раскрытого окна, Бараш, теребя воротничок белой рубашки, предпринимает осторожную попытку: – Жарковато. Может быть, прогуляться к морю? Хотя бы на чуть-чуть...***
– Нет, Ёжик. Копать в следующий раз надо не вширь, а вглубь. Понятно ведь, что на поверхности сокровища не валяются. – И ты ещё не хочешь быть археологом. Разговор, как нередко происходит в последнее время, упирается в тему профессий, когда перед глазами наконец открывается вид на песчаный пляж, и Крош вдруг замечает два силуэта и стопку книг недалеко от воды. – Ты иди. Я сейчас, – бросает он и сворачивает к морю, пока обещавший угостить друга холодным лимонадом Ёжик, пожав плечами, шагает к себе.***
– Бараш, так вот ты где, – устало падая на тёплый песок, восклицает Крош, не догадываясь, что неожиданным появлением прерывает увлекательнейшее описание свойств квадратных матриц. Внезапно выдернутый из царства линейной алгебры, Бараш вздрагивает и, опустив книгу на колени, трёт покрасневшие глаза. Лежащая на спине с лицом, закрытым от солнца изящной шляпкой, Нюша, мгновенно распознав голос Кроша, такой непохожий на мягкий тон своего чтеца, приподнимается на локтях и удивлённо смотрит на перепачканного землёй друга, затем садится и грациозно надевает шляпу на голову. – А Карыч всё ждал-ждал тебя, – продолжает, щурясь от солнца, Крош, – думал ты для поднятия трудового духа зачитаешь что-нибудь «из нового». А ты здесь. Специальность решил сменить? Не дожидаясь ответа, Крош отнимает знакомый учебник у опешившего поэта и принимается с интересом листать жёлтые страницы. – Бараш, ты почему мне не сказал, что тебя сегодня у Копатыча все ждали? – хмурясь, спрашивает Нюша и смотрит в упор на густо покрасневшего поклонника, пока тот сбивчиво бормочет в оправдание: – Я… я забыл как-то. Всё забыл, увидев утром тебя. Дама сердца закатывает глаза и важно поправляет шляпку, Бараш, сконфузившись окончательно, молча разглаживает несуществующие складки на отутюженных брюках, Крош, невозмутимо полистывает книгу и уже собирается зевнуть, как вдруг, оживившись, указывает на какую-то иллюстрацию: – А это что за крестики-нолики? Восклицание мигом привлекает внимание Нюши, которая время чтения на пляже провела в сладкой полудрёме и теперь не сказала бы наверняка, шла в длинных параграфах речь о неких математических крестиках-ноликах или нет. Придвинувшись к Крошу, она с любопытством заглядывает в книгу ему через плечо. – Это единичная матрица, – даже не посмотрев на иллюстрацию, вяло объясняет Бараш, – с единицами по главной диагонали и нулями вокруг. Крош морщится и, повертев учебник в руках и рассмотрев картинку со всех возможных ракурсов, уверенно выносит вердикт: – Крестики-нолики лучше. Мысленно согласившись с подобным выводом, Нюша, улыбаясь, забирает книгу, а разочарованный в линейной алгебре Крош пробует ещё один учебник из стопки. На этот раз страницы пестрят схемами разнообразных пружин, и Крош одобрительно кивает: давно пора обзавестись ботинками на пружинах…***
Первое, что слышит Ёжик этим утром – не милое щебетание зябликов. Первое, что видит Ёжик этим утром – не жемчужные облака за окном. Нет, на самом деле Ёжик просыпается под возгласы «ёлки-иголки», «прыгучие ботинки», «только представь» и, нехотя приоткрыв правый глаз, замечает фигуру, бодро нарезающую круги по комнате. И Ёжик не удивлён, потому что он знает, всегда знал, что его лучший друг – взрыв Мавританского вулкана, солнечная буря из тех, которыми часто пугают по радио, атмосферный вихрь на Юпитере. Едва успев захватить с комода очки и не успев позавтракать, одетый кое-как Ёжик полусонно бредёт вслед за шагающим своей пружинистой походкой Крошем. Прыгучие ботинки. Ёжику кажется, что никаких других ботинок Крош и не носит. – То есть допрыгнуть до солнца не получится? – Ну разумеется. Это так же очевидно, как и то, что наша Земля круг-ла-я. У Пина сегодняшнее утро выдаётся не менее оживлённым. Не докончив свой крепкий кофе без сахара, он, кривясь и зажимая уши ладонями, спешит установить причину неимоверного грохота, доносящегося со стороны гаража. Мелькнувшая в мыслях догадка оказывается верной: внутри он обнаруживает шарящих по стеллажам, роняющих стеллажи Ёжика и Кроша.***
Нюше всегда запрещали сидеть на каменных ступеньках. Совунья, Карыч, иногда Лосяш. Потому что сидеть на ступеньках – вредно для здоровья и в приличном обществе, «куда девочка непременно попадёт, когда вырастет», считается моветоном, что бы это ни значило. Иногда, начитавшись всласть романов о галантных кавалерах и благородных дамах с «царственной осанкой» и «плавностью движений», Нюша недели две не свистит, не подпирает голову кулаком, а на ступеньки смотрит не иначе как насмешливо. Но в дни, как сегодня, когда воздух наполнен теплом и сочными ароматами весенних трав, мечты о приличном обществе имеют свойство куда-то испаряться, и Нюша, насвистывая весёлую мелодию, устраивается, закинув ногу на ногу, на нагретых солнцем ступеньках собственного крыльца. Она подчёркивает одну, как ей кажется, весьма важную формулу карандашом и перелистывает страницу, когда раздаётся скрип калитки, и Нюша откладывает учебник в сторону, чтобы, вздыхая и снисходительно улыбаясь, принять от Бараша новый букет. Перед ней, однако, с разбитой нижней губой, шишкой на лбу и пластырем на щеке, стоит Крош.