А ты же думал, Полубоги не молятся
Варвара всегда ходит тихо — специфика работы в Заполярном дворце. Многолетний опыт заставил её научиться скрывать своё присутствие, быть тусклой тенью и при непроглядной тьме, и под самым ярким солнцем. Обманчиво хрупкое, худощавое старушечье тело, скрытое под тёплым платьем из тяжёлой шерсти, скрывает внутренний стержень, выработанный из желания остаться здесь. Весь дворец кишит слухами о том, что у прекрасного призрака резиденции Царицы не задерживаются долго в услужении. По крайней мере, так было несколько десятков лет назад. Варвара трепетно ждёт свою Госпожу, поддерживая огонь в камине и раскладывая постель. Мозолистые ладони аккуратными, чёткими движениями взбивают пуховые подушки и расправляют складки на простынях из тончайшего шелка. Солнце в Снежной садится рано, но даже сумерки уже давно прошли — на дворе глубокая ночь. На улицах ни души, лишь редкий зловещий звон доспехов сторожевых нарушает тишину. Если долго прислушиваться, то можно уловить тихий волчий вой и скулёж сторожевых псов. Резная дверь открывается внезапно, слишком резко и громко для замершей ночи. Камила выглядит как обычно безразличной — каменная статуя со стеклянными глазами и алыми, словно свежая кровь, губами, но наученная десятилетиями Варвара замечает лёгкий сдвиг бровей, поджатые пальцы и мятый мех белоснежной муфты. — Варя. — Как всегда, моя Госпожа. — Ночь на дворе, уходи. — Камила скидывает муфту на софу, плащ летит вниз, отчего золотая фибула звенит и будто бы царапает каменный пол. Она выпивает почти целый графин воды в попытке успокоить нарастающий гнев, перевести холодный разум в норму. Великое, всепоглощающее раздражение заставляет чуть ли не сдирать с рук кожу с мылом собственными ногтями, пока Варвара обеспокоенным взглядом провожает свою Госпожу. Ни шагу ближе — запрещено. — Желаете чаю? — Нет. — Камила натягивает перчатки прямо на мокрые руки и вынимает заколку из волос, отчего локоны спадают на плечи чёрными волнами. — Кто-то приходил? — Никто из Предвестников, но был гонец. — в руках оказывается увесистый бархатный мешочек с тонкими завязками из расшитых кружевом лент. — Просили передать, что вы сами знаете, кто это. Раздражение наконец постепенно стихает и Камила аккуратно открывает подарок, выкладывая на стол карты. Тихое «Гадёныш» слетает с уст, но руки сами тянутся вперёд. Покрытие глянцевое, приятное в руках. Огоньки свечей едва отражаются в блестящей поверхности. От карт пахнет краской и лаком — сделали совсем недавно. Ещё чувствуются травы и что-то неприятно знакомое, искусственное. Запах будто бы проникает внутрь, заполняя скверной каждую клеточку тела, холодными щупальцами проникая в самую душу. Это не должно существовать. Камила морщит нос от раздражения, но всё же выкладывает карты рубашками вверх, стараясь вспомнить, как училась этому в тайне ото всех. — Как твоя дочь? — Благодаря вашим стараниям счастливо живёт с мужем и сыновьями. — Варвара подкидывает дров в камин и поправляет истлевшие поленья кочергой. Сухие, растрескавшиеся от постоянного холода и тяжестей крестьянской жизни губы растягиваются в лёгкой улыбке. — Варя, я не сделала ничего. — Камила собирается с мыслями, всё так же не решаясь перевернуть карты, хотя даже не представляет, на что гадает. Лишь далёкие образы в голове, никак не складывающиеся в одну картину. Глубоко в душе она верит, что увидит что-то лучше того, о чём знает наверняка. — Вы спасли нам жизнь, Госпожа. Камила молчит. Она этого не понимает — просто принимает как очередную иррациональность людей. Варвара видела слишком много, чтобы настолько искренне любить свою Госпожу. Тонкие пальцы ещё раз проходятся по глянцевым рубашкам карт, по очереди их открывая. Глаза чудовищ, лезвия мечей и много крови — красочные всплески вновь встают перед глазами, ехидно напоминая о предопределённости грехопадения и неминуемом конце. В гневе на собственную беспомощность и обиде на Богов Камила не выдерживает — одним движением опрокидывает стол, раскидывая ненавистные карты по полу. Перед глазами мелькают красные и белые пятна, ноги подкашиваются. — Выметайся. — ледяные ладони касаются лба, покрасневших щёк. Руки шевелятся сами в попытке найти опору и вернуться в реальность. — Сейчас же. Варя покорно кланяется и покидает покои, тихо закрывая дверь. В старческих, потускневших глазах безмолвная печаль — следствие давно потухшего гнева на господ за то, что заставили страдать невинную душу. Камила была всего лишь резко повзрослевшим ребёнком, который отчаянно хотел помочь, но не смог и разбился в собственном несчастье. Камила рыдает, размазывая макияж и растирая нежную кожу перчатками до красноты. Внутри уже нечему рваться — но каждый раз фантомная боль возвращается острыми лезвиями прямо в лёгкие, лишая воздуха и самообладания. Перед глазами светлые, такие добрые и радостные картины из далёкого детства мешаются с изуродованными детскими телами, тлеющими развалинами и пронзительными криками боли и ужаса. Мальчик со стеклянными глазами лежит под обломками с позолоченными барельефами, осколки от цветастых витражных стёкол впиваются в белую кожу. Тут же рядом с ним, живым и играющим с блестящими в солнечных лучах бабочками, на сочной траве сидит девочка и вышивает на белом полотне цветочные букеты. Они смотрят на Камилу своими яркими глазами, тянут окровавленные ладони с сотнями ран и зовут к себе так маняще, что хочется поддаться. Но она не может, только если Боги проявят жалость к её бесцельному скитанию и вечному заточению. Сердце невыносимо ноет от собственной бесполезности и вины. Судьба жестока, быть её свидетелем — страшно, знать её наперёд — невыносимо. Трясущиеся руки поднимают последнюю, семьдесят восьмую карту. Косметика с перчатки пачкает глянцевую поверхность. Пытаясь совладать с собственным дыханием, Камила рваными движением оттирает чёрную тушь и переворачивает карту. Вмиг всё вокруг замирает и наступает полная тишина. Холодный взгляд женщины в белой рясе устремляется прямо в душу, на миг успокаивая все волнения. Свиток в её руках и крест на груди дают слабую, едва дышащую надежду. Верховная Жрица не вызывает в голове картин Частилища и разрушенного скверной мира — напротив, побеждает хаос. На секунду Камиле хочется верить, слепо и горячо, как дети верят в свои мечты и родительские сказки. Однако, будто ушат холодной воды на голову, приходит осознание — это вряд ли что-то изменит. Годами становилось лишь хуже, так почему сейчас, когда смерть своими костлявыми пальцами стремительно подбирается ближе, внезапно должно стать легче? Бред. Камила убирает карты обратно в мешочек и прячет во внутреннем кармане плаща, с горечью понимая, что всё же не может не надеяться на светлое пятно в грядущем. Холодная вода смывает размазанный макияж окончательно, и в большое зеркало смотрит уставшее, заплаканное девичье лицо с припухший глазами. Чертовы Предвестники, чертова Снежная, Царица и Пьеро с их грандиозно-запутанными планами уже не злят — лишь отдаются болью где-то глубоко внутри, но за столько лет жить с этим чувством стало привычным. Камила засыпает, осознавая, что госпожа Судьба вновь всего лишь ехидно смеётся над ней.***
Варвара возвращается в крыло для прислуги понимая, что спать осталось всего лишь пару часов. Пускай Госпожа и спускает всё с рук своим безразличием — глубокое чувство благодарности держит в ежовых рукавицах. Жители Снежной прекрасно знают, как нужно относиться к тем, кто спас от бурана. Даже по прошествии стольких лет Варвара просыпается по ночам в поту — видит себя, совсем молоденькой крестьянкой с изнурительной работой, и грудным ребёнком на руках, стоящую перед деревянным могильным крестом в чаще леса. Хоронить в промёрзшей насквозь земле практически невозможно, склеп позволить себе могли лишь аристократические семьи, а ради простого подмастерья никто даже стараться не будет. Идти с ребёнком во дворец — самоубийство, но делать просто было нечего. Голодная смерть или Вечные морозы не будут милосерднее Предвестников и Царицы. Благо, младенец мирно спал в своём свёртке, пока мать, обливаясь горючими слезами, скрывала его среди одеял и одежды в комнате для прислуги. Среди старших горничных ходили слухи про Госпожу с ослепительно красивым лицом и жутким безразличием ко всему происходящему. Все уверяли Варю в том, что Камила не скажет и слова против, а через пару месяцев начальство переведёт на позицию повыше, но страшно всё равно было. В Снежной нет простых людей — слишком рано умирают. — Госпожа Камила. — глубокий поклон, глаза в пол и сложенные за спиной ладони, в которые неимоверной силой впиваются ногти. — Меня зовут Варвара. Камила поднимает глаза с книги и смотрит будто бы внимательно, но быстро теряет интерес. Изо дня в день на её лице не было ни единой эмоции, разве что глаза, привлекающие к себе слишком много внимания, иногда казались донельзя грустными для такой прекрасной особы. Всё случилось внезапно, обычная случайность, приведшая к крупным последствиям. Шёлковая перчатка, соскользнувшая прямо в чашу для умывания, оказалась катализатором всех последующих событий в жизни Варвары. Как будто прикоснувшись к раскалённому утюгу, Камила одёрнула руку от старающейся услужить своей Госпоже служанки и с животным страхом посмотрела прямо ей в глаза. — Твоя дочь во дворце. — она быстро берёт себя в руки, но чересчур резко отдаляется. — Не едь в деревню. Как в бреду, пошатываясь из стороны в сторону, Камила доходит до стола и что-то пишет на листе дорогой бумаги, складывает в конверт и запечатывает сургучом, не оставляя ни одного символа в качестве печати. Видно, что руки подрагивают, но в глазах снова привычная пустота. Спустя столько лет Варвара до сих пор не знает, что увидела её Госпожа, лишь догадывается. Тогда всё это показалось очередным капризом богатой аристократки или же безумием человека, стоящего в одном ряду с Предвестниками, ровно до устрашающих снимков в газетах и повышения зарплаты. Ни одна живая душа, желающая попасть в тот день в тихую деревушку в нескольких днях езды от столицы, не выжила. Извозчик оказался пьяным и по неосторожности съехал с дороги, повредив колесо. Ночью всех до единого загрызли оголодавшие волки. Принять, казалось бы, невозможную способность Госпожи во дворце, кишащем Фатуи и Предвестниками с их безумными экспериментами и планами, было не так уж сложно даже малообразованной крестьянке. В тот день Варвара поклялась самой себе, своей дочери и покойному мужу — благодарность к Камиле не исчезнет никогда. За защиту от мучительной смерти, за возможность оплачивать нянечку для ребёнка и дать малышке образование — за всё, что ни один князь бы не сделал для простой горничной, Варя хранила глубокую благодарность в своём сердце.