Четыре

Первое, что делал Нил заходя в помещение - искал все входы, выходы и тупики, в которые могли бы его загнать. Он быстрым взглдом осматривал внутренне устройство и предметы, которые бы могли бы задержать в случае чего-то непридусмотренного и на своего собеседника смотрел всегда «туманно», как научился в Гнезде, вместе с Рико и Кевином. Только вот там это было игрой, развивающей внимательность, расчетливость и их споченность, а не вещью, которая буквально обеспечивала тебе безопасность и даже иногда возможность защитить кого-то рядом. Однажды, когда Нил играл в «Туманнку», он смог предугадать одного мудака, хотя он все равно всадил пулю ему в левую руку, нахрен раздробив плечо (это было ужасно - руку можно было буквально прощупать насквозь, она почти не двигалась и болталась вдоль тела как тряпка. Кроме того, это было так больно, что он порывался ее отрезать. Мать еле нашла сумашедшего, который в абсолютной антисанитарии смог собрать крошечные осколку в какую-никакую кость. Ему пришлось проходить с повязкой два месяца, но рука до сих пор плохо двигалась, он даже не может удержать ей что-то тяжелее нескольких средних книг - она сразу начинает трястись. Слава богу, он не Кевин, у которого ведущая рука левая). Игра в «Туманку» не была сложной, но в детстве он все равно учился в нее играть почти полторы недели. Принципиально она не отличалась от «гляделок», но разница, хоть с крошечная, размером с пылинку, была. Она заключалась в том, что нужно не отводя взгляда увидеть как можно больше, подробней, объемней - например, ты разговариваешь с каким-нибудь прохожим, смотришь ему в глаза, но видишь слева как женщина в огромной шляпе и цветастом платье покупает дочке мороженое, как мрачный мужчина идет на тебя слишком быстро и постоянно оглядывается, как мальчик спотыкается, машет руками, но все равно падает и разбивает в кровь себе коленки. Игра учила видеть и запоминать, учила распознавать чужое настроение по шагам и вмятинам на подушке, учила, что нет ничего бессмысленного; что неаккуратный пас чужой команды является продуманной тактикой, что даже самая бесполезная вещь в мире принесет победу. Иногда Нил заигрывался и это страшно не нравилось его друзьям. Он замечал маленькие перестановки предметов, по разбросанным мячам догадывался о отработанных тактиках, он различал чужие запутанные следы и подсказки, а потом ссорился с Кевином, у которого правила «Туманки» были свои, и Рико, у которого игра не выходила за поле. Проснутся от месячной «Туманки» помогал морозный воздух, обжигающий легкие, холодный бетонный пол под спиной и непроглядная темнота. Такая смесь помогала остудить сознание и замедлится, видеть меньше. Если бы Нил пытался отвлечься с помощью бешеного дня, когда приходится бегать туда-сюда, работать в три раза упорней, лезть из кожи и вместе с этим делать математику, у него бы ничего бы не получилось - так начинаешь замечать даже шуршание чужой рубашки. Ичиро, которому, скорее всего, эта игра нравилась еще меньше, чем Рико, морщился, но ничего не говорил. Нил вырабатывал способность лизать чужие жопы, чтобы его не отпиздили и не выкинули в мусорку (а его реально один раз связали и выкинули в мусорку - он знает, о чем говорит). Поэтому он посчитал, что сейчас буквально необходимо выйти из «Туманки». Нил часами валялся на полу, смотря в потолок, хотя и беспокоился за швы - самые большие раны он смог зашить бытовыми нитками еще во Франции (он не умел шить так же аккуратно как и мать, поэтому к моменту, как он пересек границу России, в порезы уже попала инфекция), но другие, менее глубокие, но все равно требующие что-то посерьезней пластыря или бинта, и получившие это только почти через неделю, выглядели все еще плохо. Он так только мог и не мог пытался перестать играть поскорее, уделял все свободное время для того, чтобы стряхнуть ее с себя, но многолетняя привычка упорно цеплялась за него. Это как бросить нейролептики - первое время вроде нормально, можно жить, но потом тебя накрывает такой сильный синдром отмены что даже напонятно чего хочется больше - сдохнуть, потому что тебя жутко ломает, но ты решил, что к этому дерьму больше не притронешься, или все-таки закурить. А потом тебя начинает раздражать все что двигается и не двигается, сознание путается, барохлит, как старый телек, видевший даже динозавров, ты тревожишься из-за всякой херни и не можешь спокойно поспать ночью, потому что снится черти что. Нил в добавок ко всему, этому чувствовал себя слепым котенком, тыкающимся носом по углам дома Мориямы. Естественно, Нилу не разрешалось шастать по всей резиденции якудза. Она, к его удивлению, была огромной и находилась за пределами большого города, что японцам было не то, что не свойственно, а скорей даже чуждо. В стране, где в квартирах еле находилось место, как считал Нил, и одному, жили по четверо, поместье выглядело инородно и неправильно, как огромное темное стекло посреди идеального витража. Он открыл только на третий день, что усадьба клана Морияма носила больше роль особого Квартала внутри дома, чем правда являлась огромным куском земли, где жили только члены главной ветви клана. В этот вечер Нилу приказали явится к Ичиро. Он не знал за чем именно, но искренне надеялся, что они будут обсуждать детали его нахождения в Воронах (Нил, пока шел и старался не заблудиться среди одинаковых домов, думал над тем, на счет чего может соврать. Он как будто ходил по минному полю - придумывал новую (или старую) личность подростка, которого втянули в прятки по всему миру от Веснински против воли, даже добавил по капле Давида и Габриэля). Нил двигался по резиденции осторожно скорей из-за многолетней привычки и боязни попасться на какой-то херне, чем из-за того, что ему было больно. Дом Морияма, немного приподнятый над землей и обнесенный небольшим забором, (это было украшение - через остновные ворота была пройти тяжело (не важно, хотел ты выйти или войти), поэтому главной ветви не нужно было ставить еще одну ограду, которую можно было чуть ли не перепрыгнуть) встретил его тишиной, теплом и помощницей Ичиро в традиционной одежде на самом входе (на секунду ее стало жалко - землю покрывал тонким слоем снег. Наверное ей было холодно). Он видел ее и раньше, но в обычном черно-белом костюме. -Веснински-сама, Господин ожидает вас в своем кабинете. - она поклонилась и Нил поклонился в ответ. Ему было неприятно то, как она к нему обратилась, но поспорить с этим не мог. Это наверняка приказ Ичиро (Кенго было на него откровенно говоря, похуй), а спорить с ним сейчас было сильно нежелательно. Он молча кивнул, разулся (во-первых, стояла полка с свободными тапочками, а во-вторых он не хотел лишний раз нарываться (мало ли, разговор может быть о его каком-нибудь проебе) - сейчас он бы не смог убежать из страны) и пошёл за ней следом. В главном здании нему еще не приходилось находиться (Нил жил в одном из небольших домиков), поэтому ему было, чем удивляться. Весь дом был теплый и построен в традиционном японском стиле, что в контексте Квартала было удивительно красиво. Полы из светлой древесины с подогревом, огромные выдвижные двери и приятный запах создавали вместе что-то немыслимое, хотя он и знал, что это наверняка было из разряда «ложного комфорта», когда в одну секунду ты чувствуешь себя дома, а в другую ловишь виском пулю. Помощница раздвинула створки и вошла внутрь помещения. Нил, следующий за ней, огляделся. Кабинет Ичиро был не маленьким и Нил догадывался почему (хотя, конечно, не мог не подумать о том, какие же у японца комплексы). Комната была обставлена маленьким количеством недешевых предметов - низкий чайный столик, на котором стоял чайный сервиз и чайник на углях в особом углублении, из цельного дерева с подушками стоял явно не тысячу долларов, у стены лежал развернутый пуховой футон, по периметру были резные шкафы из, вероятно, акации (в одном из них на подставке стоял длинный меч в ножнах, на которых написаны несколько иероглифов (жаль, он знал ровно три иероглифа: один два и три, поэтому даже при всем желании не смог бы прочитать, что там было)) и весели гравюры с какими-то древними изречениями. Там же стояла традиционная бочка для купания, а рядом с ней стояла сложенная ширма с журавлями. Окна, находящиеся почти под потолком, были закрыты ставнями. (Про себя он отметил - ставни ломать долго, а выход только один. Нужно будет постараться) За рабочим столом у окна лениво сидел Ичиро. На чем была бело-злотая традиционная одежда с широкими штанами и рубашкой с красными вставками. Он лениво посмотрел на Нила, а потом кивнул своей помощнице, которая поклонилась и сразу ушла. Морияма встал из-за рабочего стола и пройдя мимо него, сел за чайный. Джостен молча присоединился. Японец пододвинул к себе глиняную чащу, взял маленькую бамбуковую ложечку и круглую емкость с зеленым порошком, чтобы немного отсыпать, после этого поднял чайник с углей и придерживая крышку, налил воду в чащу. Потом Ичиро взял деревянный венчик и начал взбивать то, что по-видимому должно было стать чаем. Нил не двигаясь смотрел. Ичиро отпил содержимое и передал ему чащу и на секунду сердце Нила остановилось - когда-то Рико пытался научить их с Кевином тонкостями чайной церемонии, но это было так давно, что он не надеялся вспомнить даже какую-то крошечную деталь. Он, сильно замявшись, все же принял Тякин (вроде бы, чашка называлась как-то так) и немного повернув в бок, тоже отпил. Чай был густой и безвкусный. Нил отдал посуду. -Если бы мастер, учивший меня, увидел, как мы сейчас издеваемся над церемонией, то точно не оставил в живых тех, кто видел этот позор. - прервал тишину Ичиро. Он легко усмехнулся и начал опять заваривать чай. В этот раз Джостен решил не следить за его действиями, а попытаться завести беседу. -У Вас очень красивый дом - Ичиро усмехнулся. -Благодарю, - он посмотрел в глаза Нилу и прищурился. - Линзы Вам не идут. Грех такую красоту прикрывать. -Неужели? - он поднял брови, - Многие говорили, что из-за своей внешности я слишком похож на Мясника. -Похожи, - согласился Ичиро, - внешне. Но что с этого? У человека три лица, и я уверен, что ни в одном из Ваших нет черт Мясника. Или, - японец наклонил голову к плечу и на долю секунды замолчал. - у Вас их вовсе не три? Сколько у Вас личностей было? Шестнадцать? Должен признать, отследить Ваш путь было довольно непросто. Даже с моими связями. -Не шестнадцать. - Нил задумался: стоит ли ему раскрывать все карты? С одной стороны это, конечно, подкупить доверие Ичиро, но с другой… Другой стороны не было. Он знал, куда идёт. Если бы захотел, сбежал бы давным-давно в какую-нибудь Грецую или Болгарию, зализывать раны и греть побитое тело на солнце. - двадцать две. Видимо, я действительно хорошо петлял. - он слегка растянул губы в плоской улыбке. -Я впечатлен, - ответил он, протягивая ему кружку с чаем, - теперь Вам не нужно никуда бежать. Скоро Вы сможете начать обустраивать свое гнездо. - Нил отпил чая и округлил глаза. Он столько лет бежал от собственной тени, чтобы ему сказали, что он может вернуться? Вернуться к людям, которых фактически предал, вернуться в место, которое когда-то заменило ему дом? - в Западной Верджинии мы должны будем быть ровно к Вашему дню рождения. - Ичиро приподнял уголки губ, наблюдая за ним. Чувство эйфории вытяснело из Нила ощущение времени. Он говорил с Мориямой о всем, о чем мог вообще вспомнить. Они обсуждали фильмы (особенно «Унесенные призраками» которые Джостену так понравились, что он рискнул и посмотрел мультфильм дважды, и «Убить Билла» и недавно вышедшее продолжение, хотя непонятно как фильм собрал такую гигантскую кассу - там ни эмоций, ни сюжета. Они сошлись на том, что это самое странное и неправдоподобное кино про преступников (серьезно, даже Мясник, натворивший немало дерьма, не вел себя так по ублюдски) и на том, что Тарантино хотел снять расчленеку (попахивало книгой «120 дней Содомона», но Нилу было стыдно признаться в том, что он читал это), но ему сказали написать слабое подобие сюжета, чтобы показать эту хрень на экранах), экси (конечно, не без того, сколько там в последнее время вертится бабла и как же охрененно играют Рико и Кевин (что действительно было правдой), и как приходится пахать Воронам чтобы просто посидеть на скамье запасных), бельгийское пиво и даже то, насколько Эйфелева башня уродливая, бессмысленная и неуместная вещь в контексте зданий Парижа. На эти несколько часов Нил действительно почувствовал себя дома: ему было комфортно, не играл в «Туманку» (что продолжалось чисто по привычке) и еще он не думал о легенде, косую нужно было придерживаться. Какое-то удивительное чувство. Когда стемнело и Джостену пришлось уйти, казалось, что дом за несколько часов уже успел его привязать к себе и не хотел отпускать. Теплая японская зима вмиг показалась лютующим сибирским январем, вгрызающимся в кожу как Тецудзи, после того как ты проебал пасс. Нил шеркал ботинками и смотрел себе под ноги.  Хотелось домой.