Обычный мальчик из Бирмингема

      Мальчику Эдварду никогда не казалось, что он какой-то особенный.       Он был просто школьником, учащимся в школе Бирмингема.       Ему было почти четырнадцать лет (он был немного младше своих одноклассников), у него были тёмные волосы, которые едва касались плеч, у него были серо-карие глаза, у него была загорелая в меру кожа, местами с ссадинами и обветренностями. В последнее время последнего было довольно много, потому что на дворе стоял холодный февраль. Хорошо хоть, что весна уже спешила прийти — в Англии ведь довольно тепло.       Эдвард Хаустон не мог сказать, что у него было много друзей его возраста в школе. Почему-то многие попросту косились на него и не говорили или даже не отвечали, когда Хаустон что-то спрашивал. В основном Эдвард контактировал с учителями, особенно с Лорой Марлоу, учительницей науки. Раньше его класс учился у другой, но из-за изменения расписания теперь преподавала она — стеснительная, но знающая, что она делает, мисс Марлоу.       Эдвард заметил, что из всех одноклассников только его не гонят на переменке из кабинетов в коридор, не ругают, если он встанет во время урока, чтоб отойти на другой конец кабинета. Всё потому, что он чем-то да отличался от остальных, хоть никто за всю его почти четырнадцатилетнюю жизнь не говорил ему, чем именно. Можно было сказать даже, что это было весьма необычно, но он уже и не обращал на это внимание. Он обычен — как бы это сказать, по-своему, для самого себя. И это его максимально устраивало. Но речь сейчас не о том, как Эдвард жил обычной жизнью. Скорее, это ведётся к тому, что с мисс Марлоу он познакомился, когда после биологии не пошёл на обед, как остальные, а преспокойно остался сидеть за своей партой и смотреть в потолок. Лора была тогда новенькой учительницей в школе, и поинтересовалась, почему он не снаружи, как все остальные.       — Мне уютнее здесь, — просто ответил Хаустон.       — Но в правилах школы говорится, что кабинет должен быть покинут во время перемен, — попыталась аккуратно возразить мисс Марлоу.       — А зачем было придумано это правило? — задумчиво пробормотал мальчик.       Молодая учительница выдохнула, стирая с доски разводы маркера. Она пыталась как можно более незаметно коситься назад, на Эдварда.       — Ты же Эдвард Хаустон, правильно? — поинтересовалась она, как только закончила.       — Верно. — он кивнул и зачем-то поинтересовался: — Мисс, мне все говорят, что я странный. Что думаете вы?       Женщина задумалась, после чего сказала:       — Не очень хорошо с их стороны. Мне кажется, ты просто… необычный. И в этом твоя интересность. — она улыбнулась.       — Я лично не думаю, что я необычный. Каждый человек обычен для самого себя, — высказал своё мнение он, посмотрев краем глаз на учительницу. Она явно задумалась над его словами.       — Возможно, ты прав.       — А почему вы выбрали быть именно учителем науки?       — Мой папа тоже был учителем. До какой-то поры мне казалось, что это скучно. Но потом втянулась и сама, и мне так интересно было узнать о мире, я так хотела стать учёным, — она глубоко вдохнула, отвернувшись от мальчика. Но её плечи чуть поникли. — Увы, не свершилось. Но мне кажется, преподаватель — довольно хорошая профессия лично для меня.       Эдвард расспрашивал обо всём на свете учительницу, пока он шёл с ней вниз, так как она хотела спуститься и поесть — сам-то он не хотел. Но ему хотелось узнать что-то о той, с кем он заговорил, впервые за прошедшее время. Так узналось, что она родилась в Техасе, но переехала в Бирмингем, у неё есть сестра Джейн и пёс по кличке Рик.       О себе мальчик, по правде говоря, мало что рассказал. Он сам знал всё о себе — по крайней мере, что нужно ему. Учительница не стала настаивать на узнавании о нём побольше и позволила иногда приходить и обсуждать его любимые книги с ней — Лора, как оказалось, тоже обожает читать.       Выделить из обычных знакомых Эдварда можно было всех учителей вместе с мисс Марлоу и некоторых одноклассников, с которыми он контактировал — все были обычные. Но ему бы так хотелось, чтоб у него были необычные друзья. Это была его главная мечта. ***       Урок истории. Десять часов шестнадцать минут утра. Эдвард зевнул, сгребая свой клей обратно себе в пенал и косясь на часы. Ещё тридцать четыре минуты до конца урока. Он просто не мог слушать, как учительница, мисс Уокер, говорила что-то про Христофора Колумба, который открыл Америку, монотонно зачитывая некоторые фразы из учебника, который Хаустон прочитал уже давно, пока заперся в уборной в углу коридора математики, которую мало кто посещал, и она была очень чистая — особенно для общественных туалетов. Там он узнал столько же интересного, сколько и нелепого со скучным, из учебника истории, который ему позволили взять из библиотеки. Он в тот раз решил взять что-то кроме фантастики.       Внезапно благоговейное молчание учеников прервала учительница:       — Итак, сейчас раздам вам по два листочка, запишите главные моменты темы, пожалуйста. Но без шума! — прибавила она, и класс кивнул ей в ответ.       Все уткнулись в свои листы, начав писать что-то в тетрадях.       Эдвард, кажется, записал всё быстрее всех. Он с едва уловимой надеждой поднял голову — есть ли такие же, как он, кто закончил спустя всего пять минут? Судя по склонённым к тетрадям головам, не было. Либо притворялись, чтоб не схлопотать от мисс Уокер за ничегонеделание.       Он сцепил пальцы и поставил на них подбородок. Про него много кто говорил, что он особенный. Мама до сих пор удивляется внезапно выскакивающим «философским» мыслям сына, психологи тоже, когда видят, как быстро он заканчивает тест, который они дали ему, на отлично, ещё и за несколько минут, и все одноклассники тому, как он быстро и чётко читает текст в книгах, а после без запинки может все пересказать. Эд не ощущал себя особенным. Он бы предпочёл быть необычным, но чтоб этой необычностью он притягивал к себе людей, новые знакомства, просто, чтоб друзья, как он сам, чтоб понимать друг друга, сами нашлись… но он жил в мире косых взглядов и сплетней о нём в классе, на что, по правде, не мог пожаловаться, поскольку не чувствовал себя тяжело от этого, но иногда он ловил себя на подобных мыслях, «а вот если бы я был необычным, а не обычным и отличающимся».       В классе всё ещё царило молчание и тишина. Эдвард вздохнул, и звук этого вздоха едва слышно раздался по классу. Всё же скучно.       Но тихий шорох, который почти невозможно услышать, раздался в дверях. Будто только для Эдварда Хаустона, чтоб только он услышал. Он чуть поднял голову, обратив взгляд вверх. Он не разжал пальцев, которые сцепил. У входа в класс, не издавая ни звука, стояла невысокого роста девочка. Либо она не из этой школы, либо это очень низкий учитель, которого я ещё не видел, догадался мысленно мальчик. Школьник не мог прийти в настолько неподходящем наряде, если судить по дресс-коду. Она была одета в бардовую и коричневую одежду, которая была чуть больше её размера. Тёмно-красная юбка, доходившая почти до пола, беззвучно колыхалась от лёгкого дуновения ветра, который входил через небольшую щель в двери. На ней была коричневая кофта, надетая поверх кремовой рубашки, и кашемировые рукава свисали чуть ниже её запястий. Натёртые блестящие туфли чуть заметно блестели. Почти чёрные пряди волос падали на плечи и едва опускались чуть ниже, а серые глаза испуганно-застенчиво осматривали всё вокруг. На шее болтались ожерелья ручной работы, на которых висели знак инь и ян, какие-то стеклянные месяца, пластмассовые пластиночки разных цветов. Необычный вид, особенно для этой школы.       Никто даже не обернулся в сторону девочки. Учительница продолжала смотреть что-то на ноутбуке, ученики так же делали конспекты. Все будто её не видели. Эдвард заметил, что он даже не слышал скрипа открывающейся двери. Как же девочка сюда зашла?       Он невысоко поднял руку, быстро растопырив пальцы и вновь сжав их, и снова опустил её, будто передумал звать незнакомку. Но та заметила тот быстрый жест. Она обернулась к Эдварду, широко раскрыв глаза и сжав плечи, и взгляд её сделался испуганным.       Мальчик открыл рот, чтоб сказать хоть что-то, но девочка выкинула руки вперёд и отрицательно помахала ими, мол, ничего не говори. В её глазах читалась мольба. Эдвард пожал плечами и кивнул. Он лишь выставил ладонь вперёд, будто говоря девочке ничего не бояться и подойти к нему. Незнакомка нахмурила брови, наклонившись вперёд, думая, идти или нет. Но она сделала шаг. Ещё один. Все её шаги не отдавались стуком по полу, она будто была соткана из молчания и тишины. Когда она оказалась рядом с мальчиком, он не выдержал, чтоб не поинтересоваться, кто же она такая. Её мимолётное облегчение в глазах улетучилось, она испуганно сжала пальцы в замок и приставила их к груди.       — Кто ты? Как тебя…- — прошептал мальчик, но один из его соседей по парте обернулся на него.       — Ты с кем говоришь? — не прошептал, но сказал вполголоса Карл.       — Нет, подожди… — Эдвард непонимающе переводил мимолётный взгляд с Карла на девочку, которая пятилась назад и закрывала ладонями рот. Было такое чувство, что она сейчас заплачет.       — Чего у вас там? — девочка по имени Анна привстала на колене на стуле с последней парты, наклоняясь вперёд, не понимая поведения Эда.       — Да он чудит снова, — пожал плечами Карл.       Тишина начала исчезать. Разговоры цепочкой побежали по классу, пока в нём всём не образовался средний гудёж болтовни между всеми.       — Вижу, все закончили, — сказала мисс Уокер, кивнув. Она встала и пошла собирать по классу листочки, которые она раздавала. Эдвард протянул руку к той тихой девочке, но та развернулась и убежала из кабинета, мотая головой в панике.       После того, как урок закончился, Эдвард, толком не закрывая рюкзак и ничего не убирая в него, так как время на это тратить не хотелось, выбежал в коридор, озираясь, хотя найти отличающуюся ото всех девочку, одетую в бардовое. Но он натыкался лишь на толпы одноклассников или учеников постарше. Тут её точно нет — Эдвард уже понял, что она боится шума.       Он забежал в уголок коридора искусства и музыки, откуда уже почти все ушли. Заглянул в ответвление коридора, откуда было можно выйти в другое крыло. Там стояла та девочка, держась за грудь и глубоко дыша.       Хаустон выставил ладонь перед собой, показывая, что его можно не бояться. Она обернулась на него и в страхе закрылась рукой, явно не забывая, что он всё испортил в кабинете (он пока и сам не понял, что именно).       Но мальчик не выглядел враждебно. Он лишь поставил на пол рюкзак и собрал все свои книги, не показывая никаких признаков опасности. Незнакомка озадаченно поморгала, подумала и шагнула к нему.       Он чуть поднял брови, спрашивая, можно ли говорить. Девочка улыбнулась и быстро кивнула.       — Извини, что привлёк к себе внимание в кабинете, — прошептал он еле слышно. Девочка слушала. — я просто не понял. Так кто ты? Как тебя зовут?       Девочка лишь стояла и улыбалась, не отвечая ему. Он выдохнул и сказал тихо:       — Я Эдвард Хаустон. — он протянул руку.       Она радостно закивала, будто говоря: «Да, да, знаю!» И взяла в руки ладонь Эдварда, пожимая её.       — Так… а ты кем будешь? Ты откуда?       Девочка посмотрела в пол, будто увиливая от вопроса.       — Ты из этой школы?       Она готово кивнула.       — Кто-то ещё видит тебя?       Она развела руками, покачав головой. И пожала плечами, будто сама не знает, почему именно Эд увидел её.       — Тебе одной не скучно?       Она закусила губу и стала заламывать руки, не хотя отвечать. Видно было, что горькая правда взяла своё.       Вдруг Хаустон незаметно улыбнулся.       — А, я помню! Ты же вроде и на контрольных к нам в класс иногда заходила, и после уроков, и в библиотеку в начале учебного дня… — девочка, услышав это, улыбнулась ещё шире и радостно закивала вновь, оживившись. — Только я тогда занят был и не обращал внимание. И я думал, мне показалось. И ещё думал, почему так отличаешься от других.       Девочка стояла и кивала, явно терпеливо и с интересом слушая мальчика.       — Я представился. Хочешь, можешь сказать своё имя тоже, — предложил Хаустон, пожав плечами. — Мы можем дружить, если тебе одиноко.       Девочка растерянно развела руками, будто хотела, но не могла сказать. И вдруг подняла брови, достала из кармана кофты бумажку с коротеньким, много раз использованным и заточенным карандашом. Эдвард с интересом наклонился вперёд. Она приставила к ладошке листок, написав крупными, но красиво выведенными буквами: «Тишина».       — Тебя… так зовут? — поинтересовался мальчик, посмотрев на неё.       Тишина кивнула.       — Интересное и красивое имя, — честно поделился своим мнением он. Тишина просияла и привстала на носках своих туфель, тихо радуясь. — Ты любишь тихие места, да?       Он не получил на это ответа, да и не нужно было — он и сам всё понял. Девочка по имени Тишина лишь стояла, заложив руки за спину и покачиваясь на своих туфлях.       — Отлично. Ну, тогда пока, Тишина, — сказал он, махнув рукой. — я пойду вниз, в зал. Там шумно, так что не думаю, что тебе там понравится.       Девочка понимающе кивнула и помахала рукой Эдварду. Он пообещал, что попытается найти её на следующей перемене, и, радостный, побежал вниз, в зал. У него теперь, получается, есть друг! Причём необычный. Это делало Эдварда настолько счастливым, что его сердце бешено колотилось всю дорогу от второго этажа до первого. Некоторые всё ещё подозрительно косились на него, не понимая внезапную причину радости, но Эдварду было не важно. Ведь у него есть знакомая Тишина, которая не осудит и послушает.       Он не нарушил обещания и пришёл к девочке после уроков. Он нашёл её, спящую в коридоре искусства. Туда и во время учебного дня не особо много людей заходит, а про время после уроков и говорить нечего. Понятно, почему ей тут нравилось.       Эдвард сел рядом с Тишиной и достал из рюкзака книжку, которую всегда таскал с собой в школу. Как только страница чуть пошуршала, Тишина проснулась и испуганно вскочила на ноги. Эдвард улыбнулся.       — Ты устала? — в ответ на это Тишина помотала головой, но стеснительно улыбнулась. Она была рада видеть друга и хотела посидеть с ним. Она села обратно рядом с ним и с интересом уставилась на него, в ожидании, пока он расскажет что-то. Мальчик прокашлялся и сказал: — Последним уроком у меня был английский. А какой предмет тебе нравится больше всего?       Девочка задумалась, а через несколько секунд достала из кармашка кусок бумаги и тот же карандаш. Она написала: «Я сама не знаю. Я особо не хожу на них, мне больше нравится в библиотеке».       — Как это? То есть ты… в этой школе, но на уроки сюда не ходишь? — в ответ на это она кивнула и снова активно застрочила на листочке. «Да, можно сказать, я тут живу». — Ого. А долго? — «Сколько себя помню. Правда, порой днём себе места не нахожу — везде шумно». — Ах, точно. Ты же, ну… Тишина. Логично.       Девочка кивнула, улыбнувшись.       — А тут есть ещё те, с кем ты дружишь? — спросил Эдвард. Тишина сделала маленький кивок, показав жестами, что не очень много. — Хорошо, что хоть так. А познакомишь меня с ними?       Девочка пожала плечами, а потом, ухмыльнувшись, написала на листочке: «Я думаю, что ты сам скоро их увидишь!» Эдвард очень радовался. У него будут друзья! Это хорошо.       — Я очень люблю читать, — сказал он гордо. Тишина с интересом слушала. — Что угодно читать, хоть просто учебники по химии. Я прочитал большинство учебников на следующие два года обучения, — он гордо чуть выпятил грудь. Девочка выглядела восхищённой. — У меня много любимых авторов и книг, но любимый из всех — Конан Дойл. И ещё, иногда я, по истине говоря, думаю, что не заслуживаю того, что я хороший ученик. В смысле, я даже не прилагаю особых усилий, чтоб преуспевать во всём. Мне было бы интереснее всегда узнавать что-то новое и иметь побольше испытаний в области учёбы и знаний, — признался Эдвард. Слова лились и лились из его уст, он говорил всё, что мечтал сказать кому-то, но мало кто хотел слушать. Тишина же слушала. Тишина не осуждала, не перебивала. Эдвард будто говорил с собой, но нет — тут была Тишина. И она соглашалась со всеми его словами.       В конце концов Эдвард положил обратно в рюкзак книжку, застегнул молнию на нём и встал. Тишина встала с ним.       — Я пойду домой, — проинформировал он её. — Увидимся завтра?       Девочка широко и тепло улыбнулась, помахав ладошкой. «До завтра», будто говорила она.       Мальчик кивнул и побежал вниз, к выходу из школы. На душе было очень легко. Он не мог поверить, что теперь у него есть подруга, а когда поверить получалось, его душа ликовала. Он даже не помнит, когда в последний раз такое было. Обычно в его жизни всё обычное и старое, но тут — бум! Новый человек, и совершенно необычный, в его жизни.       Погружённый в свои мысли, он перестал что-либо видеть перед собой. Эдвард мчался по залитому светом из окна полу и вдруг наткнулся на кого-то, чему очень удивился — коридор же был пустой только что, он сам видел. Но, проморгавшись и прищурившись от яркости солнца, он смог разглядеть высокий силуэт.       Это был мужчина, выглядящий на лет двадцать. Издалека Эдвард, честно говоря, спутал бы его с девушкой, потому что у него были длинные светлые, с медовым блеском волосы до середины спины. Руки его были в перчатках. Он не был похож на кого-то из учителей, потому что учителя обычно одевались по-обычному и не выделяясь, а у мужчины же вся одежда была будто из начала двадцатого века, очень светлая и почти блестящая. На нём была свободная в рукавах рубашка, почти воздушная и очень лёгкая, и она будто была накрахмалена, из кармашка на груди торчал платочек с золотой цепочкой. От часов, наверное. Был и растягивающийся корсет на поясе. На носу были небольшие очки без оправы, но с золотыми дужками. Чуть узкие золотые глаза смотрели из-за них. Широкие клетчатые бордово-бежевые штаны чуть колыхались от столкновения с Эдвардом. Мужчина недоумённо обернулся к мальчику и чуть наклонился над ним. Другой бы на месте Эда испугался — ещё бы, высокий мужчина, который неизвестно как попал в школу, и ещё так странно выглядит. Но Эдвард не испугался. Он встал, сцепив руки в замочек, и посмотрел на взрослого, по-детски улыбнувшись.       — Здравствуй, Эд, — вежливо сказал мужчина. Он знает имя мальчика! — Куда ты так бежишь, сломя голову?       — Здравствуйте. Домой, — ответил Эдвард. — А кто вы? Вы здесь откуда? — он добавил: — Мне кажется, я где-то вас уже видел, только не помню, где.       — Если мне не изменяет память, то да, мы не официально встречались. Ты часто обращал внимание на залитые солнечным светом кабинеты во время уроков, Эд? — мужчина учтиво сложил руки за спиной и чуть склонился над мальчиком, чтоб было удобнее говорить.       — Если честно, редко. На уроках у меня уйма времени, потому что я и так всё знаю, обычно, и я читаю и не особо смотрю вокруг.       — Весьма зря. — мужчина ухмыльнулся. — Можешь звать меня Свет, — он внезапно развернулся и пошёл большими шагами по коридору от Эдварда, как будто думая, что разговор закончен. Но нет, Эд хотел поговорить ещё. Он в припрыжку пошёл за дядей, пытаясь поспевать за его широкой походкой.       — А откуда вы знаете меня?       — Я уже давно в этой школе, мальчик, и много кого знаю здесь.       — Это круто, — глаза Эдварда загорелись интересом. — А чем вы занимаетесь в этой школе?       — Оберегаю безопасность учеников, конечно. И хорошее настроение, — улыбнувшись через плечо Эдварду, сказал Свет.       — У вас красивая одежда и сам вы необычный.       — О! Спасибо, — засмущавшись, сказал Свет. Они шли по коридору английского языка, который тоже был залит ярким освещением из окна. — А почему ты всё ещё идёшь за мной, а не бежишь домой, как все?       — Я не как все. Мне говорят, что я особенный.       — Необычно.       — О нет, Свет, я совершенно обычный. Просто для самого себя, — не сбавляя темпа в ходьбе, покачал головой мальчик. Неожиданно дядя остановился, отчего Эд наткнулся на него вновь. Мужчина подумал немного, а затем хмыкнул.       — Интересно, — пробормотал он.       — А… я вас ещё встречу? Потом? — наконец Эдвард остановился полностью, в то время как Свет продолжил идти по светлому коридору.       — Конечно! Только постарайся выбирать места посветлее. — дядя Свет повернулся к Эду и подмигнул ему.       Мальчик моргнул. Он увидел, что солнце начало уходить, и в помещении становилось темнее. Мужчина по имени Свет исчез.       Эд пожал плечами и пошёл к выходу из школы. Интересный был день сегодня, он бы даже сказал необычный.       И это ему нравилось.