***
И давай расставание мы победим, Ведь расставаться не ново. Если у нас с тобой все впереди, То давай увидимся снова. В. Понкин
— Отец, открой дверь, — Миша стучит по двери, поджимая губы и чувствуя, как сердце бешено бьётся. В любое другое время Миша бы не пришёл в родительский дом. Точнее, конкретно к отцу. Обычно Миша приходит к матери, обнимает её и рассказывает о своих делах и ест домашнюю еду. К отцу же приходить не хочется: душит детская и подростковая обида. Конечно, отец не поддержал нормально тогда, когда это было по-настоящему необходимо. Юрий не говорил ничего ласкового и не хвалил музыку, отправлял учиться в душные колледжи, давил на непохожесть на «правильного омегу», орал из-за беременности, оскорблял мужа. — Отец… — Миша вновь стучит и искренне, по-детскому надеется, что Юрий дома и обязательно откроет дверь. К сожалению, с мамой Мише сейчас говорить не нужно. Она ничем не поможет. Только утешит нормально, обнимет, и сделает так, чтобы внутренний ребёнок Миши выбрался наружу и позорно разревелся. Это последнее, что нужно Мише. Он успел разреветься за прошедшие месяцы в туре и дома. Не реветь не выходило: душило проклятое одиночество. Оно не должно было возникать. Ведь вокруг крутилась вся группа, готовая выслушать. Однако только один человек отсутствовал — Андрей. Он просто не поехал в тур. Андрей впервые остался в Питере. Это произошло не из-за каких-то проблем со здоровьем, а просто по его, Андрея, желанию. Руки дрожат от волнения и стыда. Мише непонятно каким чудо удаётся набрать номер отца. Гудки идут мучительно долго. Они больно бьют по ушам и заставляют поморщиться. Каждый такой гудок расшатывает и без того паршивое моральное состояние. Звуки раздражают и вгоняют в беспомощное отчаяние. Миша готов швырнуть телефон в стену, лечь на пол подъезда и разреветься, как маленький ребёнок. Одно только чувство гордости помогает держать себя в руках. Гудки всё идут, а по телу Миши пробегает неприятная дрожь. Она похожа на ту, что возникала ночами в туре. Тогда Миша впервые спал настолько далеко от Андрея. Впервые тот не старался крепко-крепко обнять и поцеловать в щёку. Впервые Миша не слушал перед сном странные шутки о колдунах, оборотнях и панках. Впервые Миша оказался один в окружении вроде как близких людей. Впервые Миша жалел, что Андрей не лез со своими нежностями. И сейчас рядом с Мишей никого нет. Он один пришёл в родительский дом, к человеку, от которого раньше старался сбежать. Как же хочется, чтобы рядом стоял Андрей со своей немой поддержкой. С ним Миша был бы в миллион раз увереннее, он бы не боялся и говорил твёрдо. Никто не берёт трубку, и Миша набирает снова. Он пытается себя убедить в том, что отец просто не слышит звонок, а не намеренно игнорирует. На самом деле, последнее вполне справедливо, если учитывать, что Миша толком и не говорил с отцом после похищения. От нормальной беседы останавливал стыд, сжирающий изнутри, как стая голодных собак кость. Миша боялся представать перед отцом грязным, с расширенными зрачками и дрожащими конечностями. Поэтому и избегал отца и старался прятаться за Андрея, погружённого в заботы о Владе. Снова стуки в дверь, снова робкое «отец», снова попытки сдержать истерику, снова мучительное чувство одиночества. Паника, захлёстывает с головой, а глаза застилает тонкая пелена слёз. Неожиданно дверь открывается, и на пороге показывается Юрий. Миша смотрит на него запуганно, побито и просто трусливо. Так щенки глядят на хозяина, который постоянно поднимает руку и избивает до полусмерти. Юрий никогда не бил физически, зато словами — всё детство и юношество. — Миша? — Юрий не улыбается, а облизывает губы и нервно постукивает пальцем по косяку двери. Миша произносит тихое «Привет» и тут же опускает взгляд в пол. Кажется, мысленно молодой человек вернулся обратно в свои четырнадцать. Вот снова он щуплый подросток, вот Юрий снова выглядит огромным зверем, вот снова страх сковывает всё тело и не позволяет нормально дышать. — Ты это… — Юрий делает короткую паузу и шумно проглатывает слюни. — Проходи, не стой на пороге. Однако переступить порог оказывается не так просто: из головы всё не вылетают отцовские крики. Мише кажется словно пребывание в квартире родителей сделает прошлое настоящим. Банально не верится в то, что с отцом удастся так легко и спокойно поговорить. С мамой — да, но не с отцом, не с его тяжёлым характером и способностью сломать морально одним лишь словом. — Сынок, ну чего ты? Не мнись на месте, как неродной, — Юрий отходит ещё немного назад, полностью освобождая путь. Тогда Миша робко и неуклюже, как котёнок, заходит в квартиру и закрывает за собой дверь. Она всё такая же тяжёлая, как и много лет назад. Вся тяжесть ощущалась лишь сегодня, когда мысленно Миша перенёсся обратно в юношество. Он готов расплакаться, ведь никого рядом с ним нет, никто не защитит от отца, никто не успокоит после ссоры с ним, никто не поддержит. — А Влад где? — Спрашивает Миша и разувается, из-за всех сил пытаясь скрыть ужасную дрожь. — В своей комнате. Он спит… Всю ночь не спал, Андрей с ним просидел, успокаивал, всё обещал, что Владик в безопасности. Он весь день вялый потом был и вот сейчас вырубился, — с непривычной для сына неловкостью в голосе говорит Юра. — Ты на кухню проходи, чай вместе попьём… Мама твоя сейчас тоже отдыхает. Она совсем распереживалась и вымоталась. Неприятно слышать всё это. Особенно за живое цепляет то, что Юрий назвал одну из комнат Владовой. У того банально не может быть своей спальни в этой квартире. Он тут в конце концов чужой, нет, он всего лишь гость. По крайней мере, Миша хочет так думать, чтобы лишний раз успокоить себя. На кухню идти тоже страшно. У Миши перед глазами проносится то, как он ругался с отцом на этой самой кухне, как держал возле шеи нож и угрожал убить себя, если Юрий не прекратит сравнивать с «нормальными омегами». Та ссора закончилась тем, что Юрий сумел выхватить нож. Юрий кипятит чайник, стучит пальцем по столу и молчит. Миша тоже не спешит говорить. Ему нужно собраться с мыслями, чтобы попросить. Вроде бы это так просто — попросить родного отца о помощи. Однако у Миши от одной только мысли об этом что-то встаёт поперёк горла. Он помнит, как однажды кричал отцу, что лучше умрёт, чем будет просить помощи. Миша бы и продолжил придерживаться своих убеждений, если бы не случился развод с Андреем. Горячий чай обжигает горло, молчание давит на душу, а в голове бесконечная делёжка прав на песни и имущество. Андрей, как никогда, твёрд и уверен в своих действиях, на судах он ясно объясняет чего хочет, точно излагает свои мысли. А Миша… А он по-прежнему изо всех сил отрицает происходящее и всё пытается вернуть Андрея, привычно надавить на жалость и поклясться завязать. Ничего, конечно, не выходит. Андрей даже не обращает внимания на все слова, не связанные с судом. Только он волнует Андрея, только его итоги, только раздел имущества. Юрий смотрит на сына так устало и сочувствующие, что никаких слов не нужно. Конечно, всё и так ясно: Юрию одновременно и жаль, что Миша попал в такую ситуацию, и зло, что Владу сейчас так плохо. — Ты что-то хотел? — В конце концов спрашивает Юра, отпивая горячий чай из большой кружки. Снова молчание. Миша собирается с мыслями. Он тяжело дышит. Лёгкие сковывает страх. Гордость наступает на горло. — Я хотел попросить тебя о помощи… — Миша резко прекращает говорить, чувствуя, как по спине пробегают противные мурашки. — Отец… Прошу, помоги мне отсудить Влада у Андрея… Слышится, как из пальцев Юрия падает ложка, которой он перемешивал чай. Криков нет. Упрёков тоже. Юрий даже не смотрит на сына, а сверлить взглядом упавший столовый прибор. — У тебя же есть связи? Мы можем надавить в суде на то, что Андрей пьёт, и Влада оставят со мной. У омег всегда преимущество в этом вопросе. Нужен только хороший адвокат… Ну ещё поддержка нужна, — Миша говорит быстро-быстро, чтобы не дать гордости и стыду захлестнуть с головой. — Андрей хочет забрать у меня всё, но… но Влада я не позволю забрать. У Андрея есть преимущества, но ты же поможешь? Отец, прошу… Я же никогда тебя ни о чём не просил… — Миша… — Юрий по-прежнему не отрывает взгляда от ложки. — А ты уже успел завязать с наркотиками? — Пока что нет, но я сразу завяжу, как Влад окажется у меня. Я тогда же стимул получу, — пытается отмахнуться Миша. Он не думает о зависимости. Для него самое главное — забрать Влада, принудить этим Андрея отказаться от развода и воссоединиться, снова стать одной семьёй. Так же всегда происходило, просто в этот раз Андрей почему-то отклонился от правила. Миша просто обязан вернуть мужа «на место». Тут в подобном поможет только Влад, точнее, его отсутствие в жизни Андрея. — Сынок, а ты знаешь, что сказал Влад, когда услышал, что ты можешь прийти? — Вдруг произносит Юра непонятным тоном. Он вгоняет Мишу в панику. Тот ещё никогда не слышал, чтобы отец говорил с таким сожалением? Это последнее, что можно было ожидать от Юрия. Он никогда не говорил, что сожалеет о ссорах, сказанных словах и прочем. Возможно, об этом знала только Татьяна, но никак не Миша. — И что же? Он опять стал беситься из-за мороженого? — Старается отшутиться Миша. — Или ждал, что я принесу ему каких-то конфет? На лице Юрия нет улыбки. Губы сжаты в тонкую полоску, а ногти царапают заусенцы. Впервые Миша видит, как его отец боится что-то сказать. Обычно такой упрямый и прямолинейный человек заявляет всё в лоб. Тут же Юрий изменяет своим привычкам и будто оттягивает момент до последнего. — Он расплакался, потому что вырос и не помещается в шкаф, — совсем-совсем тихо отвечает Юрий. — Причём тут шкаф? Когда это Влад любил прятки? — Хмурится Миша и злится, что его просьбу проигнорировали. — Миша, Влад хотел спрятаться от тебя в шкаф, чтобы ты не говорил с ним, — Юрий, наконец, заглядывает в глаза сыну. — Ты тоже так раньше делал… Ты тоже прятался от меня в шкаф, когда боялся со мной говорить… Тут в Мише что-то ломается. Он вспоминает, как потратил деньги, которые дали на мясо, на новые струны для гитары. Тогда Миша был уже достаточно взрослым, но всё равно старался спрятаться в тесном шкафу. Казалось, будто несчастная мебель сможет спасти от отцовского гнева. Противный голос в голове Миши шепчет: «Вот ты и стал таким же, как и твой отец. Тебя родной сын боится! Молодец, Миша, молодец! Ты буквально стал тем, кого так сильно ненавидел» — Андрей его еле успокоил. Ему пришлось говорить, что тебя на этой неделе не будет… — Юрий громко проглатывает слюни. — Я… Я ошибался насчёт него. Он не самый лучший альфа, зато он, правда, беспокоится о Владе… К горлу подкатывают слёзы. Миша рад, что Андрей и Юрий, наконец, поладили. Однако он, Миша, предпочёл бы, чтобы это случилось при иных обстоятельствах. А сейчас, как никогда, ясно, что Юрий с судом помогать не будет, потому что боится за своего внука. Миша впервые не может злиться на отца. Тот прав, и даже обиды не могут этого перекрыть и исправить, как бы не хотелось обратного. Мишу прорывает. Он запрокидывает голову и тихо всхлипывает от осознания того, кем он стал. Юрий вновь молчит и осторожно берёт сына за руку в попытке привлечь к себе внимание. — Ещё не поздно всё исправить. Сынок, просто начни серьёзно лечиться и думать о благополучии Влада. Он не сразу простит, но простит, просто для этого нужно постараться, — ласково шепчет Юрий. Тот сильно изменился после инцидента с похищением. Возможно, на это повлиял Андрей. Скорее всего так оно и было. — Я поддержу тебя, Миша, обязательно поддержу. Давай мы вместе выберем хорошую клинику? — Юрий, судя по всему, тоже решает исправиться и стать хорошим и понимающим отцом. И Миша соглашается.***