Созвездие шута*

      Микель не заметил, как быстро пролетела осень, а первый снег слегка припорошил крыши суетящегося города. Листва давно опала, а голые деревья ветками пронзали низкое серое небо. Даже пруд посреди парка покрылся легкой ледяной коркой, ломающейся от дуновения ветра. Томас все продолжал свои ночные пробежки, сменяющиеся совместным променадом вокруг парка, ибо с наступлением холодов на скамейке сидеть было невозможно. Тренеры Челси и Арсенала гуляли под черными кронами деревьев и продолжали свои бесконечные разговоры одновременно ни о чем и обо всем на свете. Больше из них двоих говорил Томас, рассказывая все живо, подробно и часто перескакивая с одной мысли на другую, но Микель привык к его манере речи, как и к его мягкому голосу, яркой мимике и активно двигающимся рукам, которыми тот постоянно жестикулировал. Иногда заслушивался настолько, что мог несколько минут глупо смотреть на тонкие судорожно двигающиеся пальцы, которыми Тухель, кажись, пытался объяснить разницу между одним способом замешивания джин тоника и другим. Томас быстро это понимал, и даже немного обижался для вида, чтобы затем понимающе похлопать по плечу, повторяя Микелю, что ему надо отдохнуть. Артета всегда норовился ответить, что отдыхает прямо сейчас, но быстро прикусывал язык, лишь кивая в ответ.       За три месяца их встреч Микель узнал немца настолько, что рискнул бы назвать Томаса своим другом. Ему хотелось бы позвать его куда-нибудь выпить вместе, заказать ему лёгкий коктейль, зная его отношение к крепкому алкоголю, но он не был уверен, что это взаимно. В конце концов, они тренеры лондонских клубов, а издержки профессии требуют хоть капельки уважения к традициям столичных дерби. Однако мысли о приглашении выпить все равно оставались. — Вот у меня самого мало друзей. Судьба так сложилась, — продолжил Томас их разговор о коллегах по цеху, — Нет, я конечно хорошо общаюсь с другими тренерами, со своим штабом, мы нередко собираемся друг у друга, но ощущения того, что мы все просто коллеги, все равно остаются. Не хватает легкости в общении. Наверное, это все моя интровертная натура. — Ты интроверт? — с явной иронией спросил Микель, сдерживая улыбку. — Да. Ой, иди к черту, я тут вообще-то делюсь кое-чем личным! — немец шутливо ткнул локтем своего собеседника — К чему я это? Так вот, иногда я не понимаю тех тренеров, которые после матчей могу спокойно болтать и даже пойти опрокинуть стаканчик другой. Даже если мы выиграли, то я точно не собираюсь лишать себя возможности отпраздновать дома, а после ничьи или поражения я вообще не хочу никого видеть. — Однако сюда на пробежку ты выходишь. — Нет, не так. Это ты сюда приходишь. Я лишь смиренно принял этот факт. — Я могу не приходить, если моя компания тебя так раздражает. — Шантаж, как это низко с твоей стороны.       Микель рассмеялся, а Томас с ухмылкой взглянул на баска. Вечер выдался на удивление погожий и теплый, однако тучи все равно висели над землей. — И все же, ты сказал, что с некоторыми хорошо ладишь. — Да. Меня даже любезно приглашали поужинать, и не раз. — И твоя “интровертная” натура даже не думала отказаться, — усмехнулся Микель. — Разве можно отказаться от ужина с самим Гвардиолой?       Судя по интонации в голосе, Томас был необычайно горд этим фактом, однако самого Микеля это удивило. Он как-то мало задумывался о связи Пепа с Тухелем, хотя это логично: они двое уже давно знают друг друга, еще с Германии. Гвардиола особо не упоминал немца в их разговорах, а факт их ужина и вовсе оказался для Артеты новостью. Не сказать, что приятной, ему казалось, что подобное от него утаивали специально, но это было лишь собственное наваждение. Томас же, все это время смотря в сторону, словно вспоминая тот вечер, только обратил внимание, что Микель притих и неловко пытается подобрать слова. — Он разве не говорил об этом?       Тонкие брови слегка нахмурились, а в голосе были явные нотки лёгкого разочарования. Артета решил ответить честно. — Нет. Ни разу.       Томас остановился. Взгляд его был напряжённым и опустошенным одновременно, он смотрел на баска, словно не до конца верил его словам. Словно ждал, что это окажется шуткой. Микель всегда замечал, как стоит им затронуть в разговоре тренера Манчестер Сити, то Тухель вмиг становится задумчивее и осторожнее в выражениях. А долгий взгляд на портрет Гвардиолы и вовсе смутил Артету, что тот до сих пор не уверен, понравилась ли немцу работа, или настолько была ужасна. Он старался не говорить о Пепе столь часто, ибо был уверен, что каким-то образом подобные разговоры задевают Томаса. Сейчас же Микель полностью убедился в этом.       Спустя несколько секунд тренер Челси внезапно улыбнулся, но в его улыбке не было радости, лишь грусть и разочарование. — Думаю, тогда стоит самому рассказать, — Томас посмотрел на серое небо, пытаясь собраться с мыслями. Лёгкая морось упала ему на лицо, — Не хочу вдаваться в подробности дат и мест, это было в Мюнхене, ты все равно не поймёшь. Скажу, что эта встреча была неожиданной для меня. Мы сидели в ресторане с Решке, нашим, как я тогда узнал, общим приятелем. Он не торопился ничего заказывать, и я уж подумал, что он хотел больше поговорить о работе и в очередной раз начнет уговаривать меня присмотреться к переезду в Леверкузен, но этот хитрец загадочно сообщил, что ждёт ещё кого-то. Сказал, что этот некто давно восхищается мной. Я воспринял это как издёвку. Я был тренером Майнца, самым молодым тренером в Бундеслиге, то есть никем по немецким меркам. Мои достижения ограничивались кубками юниоров, но даже ими не любил хвалиться. Я уже настроился на присутствие какого-нибудь фаната Майнца или мелкого журналиста, но тут у нашего столика появляется Пеп Гвардиола, который торопится снять пальто, бормоча извиняясь за опоздание.       Микель едва сдерживает неловкий смешок, на который Томас не обратил внимание. Каталонец ничуть не изменился с тех пор. — Я даже не вспомню, что мы ели, да это было и не важно. Пока Пеп рассматривал меню, я долго пытался осознать, что передо мной сидит именно он, и никто другой. Я…, — Тухель слегка запнулся, словно не решаясь сказать это вслух, — Да что тут врать, я боготворил его. Ещё с тех времён, когда сам играл в футбол и смотрел матчи Барселоны у друзей с экрана маленького черно-белого телевизора. Естественно, я никогда об этом не говорил ему, но он и так давно догадался. Возможно, Решке ему рассказал. Как я говорил, он был нашим общим приятелем, которому показалось интересным организовать совместный ужин. Тогда от нервов я был готов убить его, но сейчас благодарен за это. — Вы говорили о футболе? — Да. Много. Мы оба будто ждали этого момента, когда кто-то перейдет на привычную для нас тему. Я с упоением слушал и следил за тем, как он хватался за приборы и специи, пытаясь имитировать фишки на доске. Обычно, когда я так делаю, мои собеседники испуганно таращатся. Но мне все равно. Если Гвардиола столь же повернут на футболе, то почему бы и мне не быть таким?       Микель слегка кивнул, соглашаясь. Странное чувство внутри омрачало его мысли. Затылок слегка покалывал от нарастающей головной боли. Все это было слишком хорошо ему знакомо. — В какой-то момент Решке, который все это время молча восхищался нашей беседой, решил, что ему пора, и столь наигранно посмотрел на часы, что мне стало смешно. Пеп же ничего не заметил. Ну, или сделал вид, что не заметил. В любом случае, мы остались одни. Я был настолько воодушевлен беседой, что уже перестал волноваться. Он оказался точно таким же, как я себе представлял. Гением с поразительным футбольным интеллектом. Я даже записал некоторые его мысли, когда пришел домой, чтобы не забыть. Но это было лишнее, я и так с точностью помню каждое его слово.       Даже в полутьме парка Артета легко мог разглядеть блестящие от восхищения зеленые глаза. В голосе немца было столько упоения, когда он рассказывал о проведенном ужине тогда в Мюнхене. Микель был уверен, что многое Томас ему не досказал, но ему и не нужны были эти подробности. То, что Томас слепо любил своего кумира, было и так ясно. В этом восхищении Артета видел самого себя, когда-то столь же влюбленно наблюдавшего за Гвардиолой еще со времен Ла Масии. Он не испытывал ревности, однако ему хотелось спустить немца с небес на землю. В конце концов, Микель достаточно долго проработал в Манчестер Сити, чтобы понять, что Пеп не идол и у него есть свои недостатки.       Легкий декабрьский дождь перешел в странное подобие снега и града. Куски льда холодили кожу. Томас смотрел на пруд и молчал, вновь задумавшись о чем-то. — А ведь он тогда назвал меня самым талантливым тренером, — внезапно заговорил Томас с той же грустью в голосе, — Это был не единственный наш ужин, мы встречались и позже. Мне льстило его внимание, он постоянно восхищённо говорил о моих перспективах, о том, насколько я умен по части футбола. — Не думаю, что Пеп врал. Но и грубым не хотел показаться. — Много ты знаешь, — хмыкнул Томас и через секунду кивнул головой, осознавая, — Ах, ну да, как никак, работая вместе, вы успели сдружиться. Главный ассистент, его правая рука. Ты знаешь его лучше, чем кто-либо еще. — Ты завидуешь?       Микель произнес это со всей серьезностью, и его слова словно эхом разнеслись по парку. Его все это время нервировала напряженность в голосе немца, и головная боль усиливалась на ее фоне. Томас же сначала не понял сказанного, опешив и затем удивленно посмотрев на Артету. Его будто застали врасплох. Зеленые глаза слегка сщурились, словно прикидывая, как ответить. Микель уже успел немного пожалеть о своих словах. — Прости, я... — Не извиняйся, — Томас резко перебил его, нервно покачав головой, — Ты задал нормальный и честный вопрос. Не люблю изливать душу малознакомым людям, но да. Немного. Отчасти поэтому я никогда особо не хотел связываться с тобой. Отвечу также честно: мне кажется, что ты сам не осознаешь, насколько тебе повезло поработать с таким тренером. В твоем возрасте я только мечтал о том, чтобы когда-нибудь поговорить с Гвардиолой. Может показаться, что я идеализирую его. Может и так. Может мне стоило постучаться к нему в ассистенты, чтобы, как ты, в свое время осознать обратное. — Тогда почему ты все еще общаешься со мной? — Не знаю. Как я и говорил, ты сам пришел в этот парк. Мне показалось, что тебе нужна компания. Это не жалость, не люблю это слово. Просто вежливость. — Спасибо, — в голове Микеля все трещало по швам от нахлынувшей мигрени, — Не стоило так утруждать себя. И я не просился к Пепу в помощники. Он сам позвал меня, за несколько лет до переезда в Англию. Я благодарен ему за это, он был и моим кумиром, но сейчас уже нет. Ты прав, я хорошо знаю его, но прежде всего, как человека. Без фанатизма жить намного легче.       Томас посмотрел на Микеля. Лицо его было мокрым от таявшего в воздухе снега. Оно выражало ничего, кроме лёгкой злобы и раздражения, но он ничего не сказал. Тухель лишь вновь посмотрел на часы, пробормотал, что и так слишком долго гуляет, и спешно попрощался, явно без удовольствия. Столь быстро, что Артета не успел осознать, что остался один в парке, под тёмно-серым куполом неба, а долговязая фигура, накинув капюшон, уже давно скрылась за аркой. Микель поднял лицо навстречу снегодождю, и закрыл глаза, задыхаясь от холода. Это придало немного сил на фоне разворачивающейся мигрени, которая в очередной раз не даст ему заснуть. Слишком много мыслей роем витали в его голове. В них смешалась злость, непонимание, и, главное, бесконечная грусть, которая больше всего не давала покоя. О приглашении выпить можно забыть. Возможно, это был его последний разговор с Томасом Тухелем. Всего несколько минут назад был прекрасный теплый декабрьский вечер, который стремительно омрачился холодным дождем. К сожалению, он не успел насладиться этим сполна.