Памятник цветущему дереву

      

И вот в проводах высоко над его головой вспыхнула лиловая искра. Он как-то странно взволновался. В кармане пиджака лежала рукопись, которую он собирался отдать в журнал своих друзей. Идя под дождем, он еще раз оглянулся на провода.       В проводах по-прежнему вспыхивали острые искры. Во всей человеческой жизни не было ничего, чего ему особенно хотелось бы. И только эту лиловую искру… только эту жуткую искру в воздухе ему хотелось схватить хотя бы ценой жизни.

             Уходящее солнце катилось за горизонт. Оранжевые лучи пробирались сквозь незакрытые шторы. Я всё оставалась на одном месте – стоя подле комода, глядела на прекрасный оранжевый токийский закат, неловко поправляя струящиеся по плечам рыжие волосы, отливающие золотистым. Я давно уже услышала громкий и звонкий хлопок двери – не было даже прощания, лишь мимолетный кивок из уважения. Недавний гость в спешке покинул меня после того, как я решилась назвать ему своё имя, и я не могу его в этом винить. Уж не думаю я, что кому-то в этом странном месте доводилась делиться чем-то столь сокровенным с таким не менее странным человеком. За все это неизвестное время единственное, что менялось - стремительно растущее количество окурков в пепельнице, и всё увеличивающиеся кучи плотного дыма в комнате. Потребовалось много времени, чтобы растекшиеся в мозгу мысли наконец приняли форму слов. Теребя прядь длинных волос пальцами свободной руки и то и дело поднося их к губам, как я и привыкла делать при размышлениях, я всё не могла прекратить прокручивать в голове сегодняшний день. Безумный и сюрреалистичный, кажется – но всё действительно произошло так, как я запомнила.              Я не могла точно сформировать своё мнение о Чишие: с одной стороны, я всё ещё считала его действительно пугающим – парень, что с высока смотрит даже на тех, кто может лишить его жизни, и легко угрожающий выше стоящим в иерархии меня и в правду заставляет меня чувствовать себя неспокойно. Под его взглядом, что глядит так пронзающе, с явной долей осознания собственного превосходства, я действительно чувствовала себя небезопасно. Я детально запомнила эти глаза, показывающиеся в холодно-бесчувственных узких прорезях век: черный цвет в них преобладал над коричневым, но по общему тону пробегали ярко желтые прожилки, струящиеся по залитой тьмой радужке, точно мимолетные просветы чего-то хорошего и удивительного. Такого же, как этот вечер. Словно лучик света в кромешной, пугающей и сводящей с ума тьме Пограничья. Это не было похоже на милые диалоги с Куиной, на размышления с Анн за чашечкой чая со льдом, совершенно нет. Это было словно нечто сказочное и волшебное – одновременно успокаивающее, но в ту же секунду пробирающее страхом до костей. Я не знала, почему запомнила глаза этого парня так детально, но, пусть мы даже немного сблизились – я всё равно не могла понять его самого. Не могла понять, как он ставил любопытство выше собственной жизни. Словно он потерял интерес к ней, и теперь ищет его в более мелких деталях: людях вокруг, параллельных мирах. Что же могло произойти, чтобы заставить его принять эту позицию? И должно ли было произойти вообще?              А вот с другой стороны, меня искренне восхищал его ум. Смекалка и логика Чишии и в правду вызывали во мне неподдельное чувство поражения и обворожения. Даже обладая достаточно высоким интеллектом, я могла признать то, что он необычайно находчив. И если быть до конца честной – кажется мне, что до части его предположений я бы сама вряд ли смогла дойти, будь я на его месте. Хоть мне и довелось посвятить свою жизнь сфере, совмещающей психологию и математику, я, в любом случае, признавала то, что моему положению и знаниям о Пограничье подсобила удача, нужное время и нужные люди. И, к тому же, светлый ум не был единственной его положительной чертой. Я действительно не раз отмечала его необычную холодную харизму, что в кипе с его нелёгким характером и приятной внешностью лишь притягивала, заставляя или восхищённо глядеть в след, или следовать за ним. Может, в этом и заключался один из его козырей, что скрывались в призрачном рукаве. Я не могла никак и ничем объяснить его поведение. Едва ли я была нужна Чишие для чего-то большего, чем план по побегу. Скорее, "такая" я была нужна лишь себе самой, а его это просто ничуть не смущало.              Закат догорал, и я переместилась на кровать: место, где прежде сидел Чишия. А вместе с меркнувшим солнцем скрывалось и мое воодушевление сегодняшним днём – возможно, я действительно поступила глупо, называя некому малоизвестному мне парню своё настоящее имя. Но я крайне убеждена, что эмоции - неотъемлемая часть человеческой "души", если можно сказать так, совсем не веря в ее существование. Скорее его темперамента, личности и личной позиции.              Я поправляла волосы, погружаясь все глубже и глубже в собственные рассуждения: новые и завораживающие, словно в океан, что, забирая меня в свои глубины и отдаляя от солнца, становится все темнее с каждой новой мыслью.       Вот уже хотела завязать недавно высушенные и все еще пахнущие краской волосы в невысокий пучок, дабы перестать их теребить, как не обнаружила на своей руке привычную и удобную резинку. Когда я успела её потерять? В прочем, это волнует меня меньше всего.              Густой маслянистый мрак, заполнивший комнату, начинал просачиваться в голову и заполонять меня изнутри. Словно непроглядная тьма, поглощающая меня и заманивающая в свое царство. Тело пронзала одновременно приятная и пустая усталость, и лишь голова, как дрессированное морское животное, еще оставалась на плаву в попытках оживить утопающее сознание. Когда я вновь и вновь поднимала тяжелые веки в попытке вглядеться в окно, казалось, что весь мир вот-вот пропадет, и его придется сотворить заново. Было странно чувствовать такое одиночество после столь оживленного вечера. Такое ощущение, словно попробовал что-то новое, и теперь обыденная жизнь кажется на несколько тонов мрачнее, чем казалась ранее. Всеобъемлющая тоска вновь поглощала меня, а я не могла совсем ничего сделать – сближение с людьми было скорее ошибкой здесь.. Будто я совсем забыла о том, что никогда прежде тут я не была окружена товарищами, с которыми хотела бы проводить время. Но теперь закрадывалось во мне чувство сомнения – а ведь если думала так лишь я? Совсем запуталась.              ***              Я проснулась слишком рано: только светало, и комнату наполнял едва уловимый свет лучей еще не появившегося на горизонте солнца, которое я узреть пока не могла. Весь отель словно все еще спал, точно переводя дыхание после бесконечных вечеринок. Можно было даже уловить тихое пение птиц и скрежет цикад под окном. Каждое из этих насекомых издавало громкий отчаянный зов в надежде вернуть проходящее лето и вместе с ним - свою постепенно уходящую жизнь. Этот вопль словно напоминал, что начался новый день, ведущий за собой череду неприятных грязных обязанностей, свойственных всем нам, нелепо очутившимся в Пограничье.              К сожалению, в этом месте я не могла посвящать время лишь себе, планам побега и построением взаимоотношений с интересующими меня чудаками, встретившимися в этом мире. Пляж – это сложная социальная структура, словно мини-версия закрытого государства. И, естественно, тут преобладало огромное количество грязи и подводных камней, скрытых от глаз последователей безумных идей главенствующего здесь Шляпника. Очевидно, их нужно было время от времени разгребать, дабы ничего не всплыло наружу раньше времени и не нарушило столь хрупкую иерархию, строящуюся на доверии и страхующуюся убийствами. На удивление противоречиво, не так ли? Все абсолютно верно. Однако, с архивами пляжа нельзя было разбираться стандартным пляжникам, в виду отсутствия информации о том, как себя поведет тот или иной человек, заполучив в свои руки протоколы с подсчетами умерших игроков, которых внутри круга главенствующих в рейтинге не стеснялись называть "пушечным мясом", как оно, в прочем, и было. Собственно, так и пришлось заниматься разгребанием архивов мне и еще одной приближенной идеалистке – Мире.              Мы обе считались лучшими среди игр червей. Одновременно такими похожими и такими разными. Словно разделили противолежащие друг другу качества между собой, все равно оказавшись сильнейшими в одной и той же масти. Она словно находилась в погоне за достижением безумства, будто оно стало бы ее броней и оружием в этом мире, я же – опиралась на ценности, идеалы, холодное мышление и социальную психологию. Мы обе хотели разузнать друг от друге побольше, но обоюдно сторонились личных бесед – каждая по собственным причинам.              Но сейчас, как кстати, оказались здесь вдвоем. В комнате стояла совсем загадочная тишина. Бывает тишина, какую встречаешь, заходя внутрь пустующего огромного дома, – тишина слишком большого пространства со слишком маленьким числом людей. Тишина же, царившая в этой комнате, была еще необычнее. Неприятно-тяжелое, давящее безмолвие. Казалось, что эту тишину я уже встречала, что она сопровождает меня по ходу исследования этого мира: перед каждой игрой, когда игроки ждут окончания регистрации. Тишина, разбухающая от предчувствия смерти; воздух, плотный от пыли и серьезности происходящего.              Конечно, сейчас о смерти речи не было, но я знала, что мы обе о ней думаем. Я безжизненным стеклянным взглядом водила по графикам, вычерченным когда-то, когда пляж только зарождался, на дешевой пыльной бумаге. Мира же с распахнутыми глазами бродила по небольшому помещению, что освещалось одной-единственной тусклой лампочкой, проливающей свет на горы грязи, в прямом и переносном смысле.              – Все умирают, - раздался ее внезапный голос. Кано выглядела так, словно говорила с собой, исследуя папки с импровизированными "рапортами". Не собиралась даже поворачиваться ко мне, лишь пялилась на названия бумаг, - Все живое рано или поздно становится мертвым.              – Умирает здесь не только живое. И в играх, и в этом мире. Собственно, как и в настоящем, - я ответила ей, обводя зачем-то одну из таблиц с подсчетом численности пляжников в одной из других стопок бумаг. Я тоже не хотела оборачиваться к ней. Знала, что это разговор не для того, чтобы пытаться выяснить скрытую правду и мысли в глазах собеседницы, - этот мир забирает больше, чем кажется на первый взгляд. Выживая, мы убиваем людей, пусть и косвенно. Сначала мы простились со всеми своими материальными владениями. В играх отрекаемся от моральных, обличая новую личность, ранее скрытую ото всех, даже от себя. Пожалуй, нам остается наблюдать не только за смертями товарищей и противников, а и за исчезновением собственных желаний, принципов и норм.              - Так вот, что для тебя " черви"? - она зашуршала какими-то файлами, забитыми бумагой, которые доставала с одной из верхних полок, - выигрываешь, изучая то, как противники пытаются это принять? Интересно, не чувствуешь ли ты в этом подлости...              – Нисколько, - сухо отрезала я, постукивая пальцами по металлической грязной полке, - намного больше подлости я вижу в тех, кто слепо распоряжается чужими жизнями, не предаваясь банальной рациональности.              Пожалуй, именно из-за этого я и не тянулась к началу разговора с Мирой. Я знала, чем она руководствуется, и видела нашу противоположность, не желая оглашать это вслух.              – В этом есть доля своей рациональности, основанной на когнитивных составляющих, которые используются иначе, - Мира говорила звонко и высоко, точно звенящий колокольчик в пустынном поле. Да, ее выводы были мне понятны и ясны. Просто неприменимы. Я позволяла себе копаться в душах людей для поиска оптимального решения, она же - для забавы, изначально не собираясь руководствоваться взаимоприемлимостью.       Что же, в комнате больше не прозвучал ни мой голос, ни голос Миры. Сортировка бумаг, данные на которых были пропитаны кровью, не требовала гласных обсуждений.              То, что было опасно или бесполезно, нужно было сжечь. Пожалуй, на этом правиле и держалось всё Пограничье.              Ненужные стопки с запылившимися пожелтевшими папками забрала Мира, и с ними же направилась в сторону окраины Пляжа - к яме с трупами, рядом с которой расстилалась бетонная площадка. Огонь в том отдаленном и Богом забытым месте не дошел бы, а если бы и дошел, то едва ли привлек бы внимание пляжников. Я не могла знать, действительно ли она их сожгла, но и придумать, каким образом вообще возможно применить устаревшие архивные записи Пляжа, я точно не решалась.              Но что же, раз Кано взяла на себя уничтожение бумаг, мне оставалось лишь отчитаться Шляпнику, что работа была выполнена без особых происшествий.              Я вышла из одной из немногих комнат на Пляже, имеющих на себе замок. Кажется, внутри безжизненной комнаты с вяжущей тишиной мы провели пару часов, ведь большинство жильцов отеля уже проснулось, и сейчас либо ходили с тарелками, унесенными с завтрака, либо веселились у бассейна, либо, судя по периодически доносящимся несдерживаемым стонам, развлекались в своих номерах. Мой живот неприятно скрутило. Я не ела достаточно давно, совсем позабыв о питании от жары и затяжных потоков раздумий.              «Надо бы сходить на завтрак», - подумалось мне. Сразу же я поморщилась от воспоминаний о незаканчивающейся каше на воде, которую здесь подавали ежедневно. Пусть пляж был и одним из самых продвинутых в техническом плане мест в Пограничье, аграрными вопросами мы заниматься еще не начинали, так что свежая еда появлялась крайне редко: на завтрак - каша, на обед и ужин - рис с консервированными бобами.              Я тяжело выдохнула, обессиленно закидывая голову и пялясь в потолок. Так много шума, хоть коридор и остается пустынным. Я простояла так, кажется, секунд двадцать, устало глядя куда-то наверх. Стоило мне вновь вернуть взгляд и оглядеть коридор - в его конце показалась светлая фигура. Мне даже не пришлось прищуриваться, чтобы понять, кто это был: светлые, немного пушистые волосы, наполовину расстегнутая белоснежная мастерка и руки, мирно лежащие в карманах. Чишия стоял, замерев, с настолько пустым видом, что я совсем не могла понять, что заставило его остановиться. Сначала голова блондина была повернута в сторону одной из дверей, находившихся между нами, а потом он повернулся ко мне, вновь замирая. Его рассудительный взгляд встретился с моим, и парень немного приподнял подбородок, как бы "кивая" вверх. Его движения обычно были мягкими и аккуратными, и отнюдь не сочетались с часто встречающимся опасно-спокойным взглядом, не оставляющим ни шанса отвернуться от него прочь. Я тускло помахала в ответ, вопросительно кивая головой в сторону двери, недавно привлекшей его внимание.              Чишие не пришлось следить за моим взглядом, чтобы понять, что меня заинтересовало. Он все еще смотрел на мое пустое лицо, где лишь в глазах читалась некая оживленность. На пухлых губах блондина появилась ухмылка, и он опустил голову на пару секунд, словно пытаясь скрыть промелькнувшую широкую улыбку.              – В Америке один мудрый человек сказал: " Насилие не может породить ничего, кроме трагедий и горечи", - Чишия нахмурился, вздыхая, задумчиво глядя куда-то вдаль, - Люди готовы пойти на многое ради выживания. Пересечь даже те черты, о которых в прошлом не задумывались. Так почему же, пересеча их единожды, начинают творить то же самое уже вне угрозы? - голова склонилась в бок, а его хитрый взгляд скользнул на ту самую дверь, - Честно говоря, он меня нереально бесит. Словно я смотрюсь в кривое зеркало.              Блондин еле-уловимо цокнул языком и серьезно посмотрел на меня. Я лишь недоуменно приподняла брови, лениво поджимая губы.              – Кого ты имеешь в виду, Чишия? - я сделала несколько тихих шагов навстречу парню и замерла. Замерла так же, как и он, когда я только-только встретила его в этом-самом пустующем коридоре.              Мои глаза распахнулись, и я с переживанием уставилась на блондина, что согласно кивнул. Из той самой двери до меня начал доноситься молящий о помощи женский вопль, то и дело закрывающийся от, судя по всему, периодических затыканий рта. Местами между криками можно было уловить тихие чавканья и хриплые протяжные низкие постанывания, а иногда смешки, причем явно мужские.              К сожалению, половые акты без явного согласия одного из участников были здесь не редкостью. Кажется, я вновь стала невольной свидетельницей надругательств – а моё сердце сейчас кровью обливается, слёзы будто на глазах застыли. Мне до безумия больно было понимать, что ничем я не помогу-то толком – зная контингент людей, творящих подобное, я понимала, что физически не вывезу.              Я сжала зубы и напряглась, казалось, что на шее стали виднеться сухожилия. Нираги. Этот ублюдок не только приносил пляжу больше всего проблем, но и являлся одной из главных. Он решил, что беззаконие здесь – привилегия, которой нужно пользоваться, и делал это так активно, как только мог. Если бы Шляпник прислушивался ко мне чуть сильнее и не был сам помешан на беспорядочном сексе с разными девушками, возможно, Нираги бы уже давно изгнали отсюда под моим контролем.              – Вот черт, я убью его, - вырвалось из моих губ, когда я уже начала делать быстрые уверенные шаги к злосчастной двери. Моя рука потянулась к ручке. Комната не заперта, и я это знала. Это знал и Нираги, что даже не стыдился своих омерзительных действий, даже напротив - жаждал выставить их напоказ, являя, до какого безумия способно довести человека Пограничье. Чишия был прав во всем, что сказал, но я не собиралась думать об этом. Я была охвачена злостью на бесчеловечность и противность Нираги, словно и вправду хотела его убить, предварительно сорвав эту ужасную дверь со скрипящих петель. Но мое запястье резко, но словно нарочно-аккуратно перехватила чужая ладонь. Я остолбенела, чувствуя, как по телу проходятся мурашки. Пожалуй, ранее я не встречала никого с настолько горячими руками. Словно перед тем, как притронуться ко мне, Чишия держал руки над огнем, нагревая их до предела. Я отчаянно и с непониманием посмотрела на него, только-только привыкнув к жару его ладони.              – Что ты делаешь? - я нахмурилась, понимая, что сейчас злюсь на всех подряд: на мерзкого Нираги, что сейчас издевался над невиновной страдающей девушкой, на Шляпника, что закрывал на это глаза, на Чишию, что сейчас сжимал мое запястье, не давая войти внутрь, на его бездонные глаза, словно подсвечивающиеся чем-то и развевающие неприятную тусклость коридора. Парень вздохнул, отводя не читаемый взгляд куда-то в сторону.              – Ты в купальнике винтовку прячешь? – тихо, но крайне серьёзно спросил он, с жалостью кидая на меня отрезвляющий взгляд. Я начинала немного успокаиваться, но все равно в непонимании сморщилась, - как ты собралась противостоять его оружию? - я сжала зубы и направила бегающий взгляд на ручку двери, над которой зависли наши руки.              – Мой ранг выше, чем у Нираги и всех военных, находящихся там. Я имею влияние над ними, и я выше них даже для Шляпника. Стоит тронуть меня, и все вылетят с Пляжа, возможно, даже с переломами, я в этом глубоко убеждена, - я тараторила шепотом, все приближаясь ближе и ближе к лицу блондина, пиля его твердым взглядом. В моей попытке на угрожающее шипение была слепая ненависть и злость – не на блондина, всего лишь попавшего под горячую руку, нет. Но казалось, словно всё с точностью да наоборот, будто именно сейчас я собираюсь угрожать ему, не идиотам за дверью. Он лишь слушал, безэмоционально глядя на меня, - На Пляже я больше, чем охранница с пистолетом, и представляю бóльшую полезность. А, значит, мои слова весомее, чем всех их вместе взятых. Лишь за исключением Агуни, пожалуй.              – Это разве твое дело? Зачем ты вообще лезешь? - спросил он с чистым интересом и пессимизмом в глазах. Хватка ослабла, но мою кисть выпускать парень не торопился, лишь касался ее пальцами, немного обжигая, - только идиоты будут лезть в мелкие проблемы посторонних, и без того обладая высокой ответственностью.              Мне хотелось раскрыть рот в удивлении. Не сказать, что я не ожидала, нет. Я знала о том, что его реакция будет именно такой. Но после того, как у меня даже почти получилось ему довериться, я не хотела подтверждать свои догадки. Я не хотела этого слышать. И вновь на его лице показался тот серьезный взгляд. Глаза тотчас же потемнели, окутываясь мраком, точно густым туманом в темную душную ночь. Я скрипнула зубами. Обсуждая это с ним, я теряла время, которое могло стоить жизни несчастной девушке, и последнее, что я ответила, грубо удерживая зрительный контакт и свободной рукой распуская сомкнувшиеся на запястье мягкие пальцы.              – Окажись в той комнате Куина, Акира или ты, я бы помогла. Разве из-за того, что вы мои знакомые, ваши жизни ценнее? - я с угасающей надеждой посмотрела на Чишию, но он лишь скептически глядел в ответ, позволяя высвободить запястье.              – Плевать, - сказала я себе под нос, с шумом отворяя ненадежную входную дверь в тот самый номер.              Моему взору предстала ужаснейшая картина – то, что мне бы навсегда хотелось забыть. Рыдающая и воющая полуголая девушка лежала на кровати, вечно отворачиваясь. Хрупкая, до безумия – кажется, что дунешь, а она сломается. Тонкие запястья были неаккуратно зафиксированы над её головой, а простынь вокруг её лица, вжатого в кровать, была насквозь промокшая.              – Девушку отпустите, - мой твердый и серьёзный тон заставил нескольких боевиков обернуться ко мне, с интересом и насмешкой глядя на меня: не шибко высокую, щуплую девушку, что сейчас уверенно проходила глубже в комнату, со всей строгостью скрестив руки на груди и пронзающе глядя в их сторону, - Прямо сейчас.              – Присоединиться хочешь? Могла бы сразу сказать, красавица, - весело протянул один из боевиков, надвигаясь в мою сторону. Но его лице всё играла мерзкая ухмылка, а он, подойдя ближе, положил руку мне на плечо, навязчиво приобнимая. Я, с явным отвращением скинув его руку с себя, под удивлённый взгляд одного из боевиков подошла ближе к организатору сея действа – Нираги. Тому, кажется, уже успела наскучить содрогающаяся в истерике девушка, и он с большим интересом поднялся с кровати, оглядывая меня. Я же лишь застыла на своём месте, всем своим нутром чувствуя лёгкую тревогу, которую умело скрывала за стойким равнодушием и твёрдостью.              – Что за херню ты творишь? – зло спросила я, негромко, но уверенно и не скрывая неприязни сказала я, - Прекращай.              – Обидно, что тебя не позвали? Что, тот заносчивый блондин уже перестал тебя удовлетворять? – насмехаясь, спросил тот, нависая надо мной и будто стараясь испугать, надавить своим авторитетом или ростом. Я лишь гневно поджала губы, игнорируя удивлённые свисты. Все понимали, про какого «заносчивого блондина» идёт речь. Последнее, чего мне хотелось сейчас, так это обсуждения моей несуществующей личной жизни. Однако держалась я хорошо, не сдавая позиций, под пристальными взглядами боевиков не стесняясь пытаться принизить Нираги или получить пулю в лоб за слишком резкое выражение. Он не сделает этого, и я точно знаю, что этот трус не осмелится даже руку на меня поднять, - Не лезь не в своё дело. Главной себя возомнила?              – Я и есть главная, - с явно прослеживающимся осознанием собственного превосходства проговорила я, склоняя голову в бок и с ухмылкой глядя на уже закипающего Нираги перед собой, - Если бы не я, все бы загнулось через неделю. Именно я обеспечиваю Пляж новыми идеями, разработками, картами и полезными последователями. Думаешь, кто-то здесь справится с этим лучше меня? Считаешь Шляпника настолько тупым, чтобы избавляться от столь ценного человека? Один мой донос – и в лучшем случае вы вылетите отсюда с переломанными конечностями.              – Ты нам угрожать вздумала? – вмешался один из недовольных боевиков, двигаясь на меня с явной угрозой, но его тут же осадил другой мужчина, видимо, поумнее. Тот взял разгневанного за плечо и одними лишь губами сказал: «не надо». А они наконец начали понимать.              – А что, если так? – вздёрнув подбородок, я оглядывала всех вокруг, изображая явную уверенность. Я подошла ближе к Нираги и совсем негромко, так, чтобы услышал только он, произнесла, - Чтобы это всё в последний раз. Не будь идиотом, не стой на пути тех, кто выше. Продолжишь заниматься подобным дерьмом – лично тебе колени прострелю.              Может быть, это и выглядело смехотворно – ещё бы, невысокая девчонка стоит, и на полном серьёзе угрожает высокому накачанному мужику с винтовкой. Однако на мои слова Нираги только лишь недовольно выдохнул, однако подчинился – свою шайку забрал, оставляя меня один на один с уже слегка успокоившейся дамой. Странно было понимать, что мои слова и вправду возымели какой-то эффект – я было больше чем уверена, что они лишь посмеются и пристрелят меня, но я всё равно попробовала защитить несчастную. И, как ни странно – даже смогла.              – Немного лучше? – обратилась я к всё ещё всхлипывающей девушке, что, прижав колени к груди, забилась в дальний угол.              – Спасибо тебе, - сквозь всхлипы смогла различить я. Она подняла на меня глаза, а мне в один миг стало невыносимо больно. Её милое лицо было покрыто красными пятнами, где-то был синяк, а глаза, прежде серые, кажется, были ужасно красными из-за слёз. Её всю трясло, - Абэ.              – Послушай, Абэ, - я аккуратно подошла к ней, присаживаясь на колени рядом с ней, - Завтра утром или сегодня вечером Анн осмотрит твои раны, а пока ты пойдёшь в свой номер, сходишь в душ и отоспишься, попробуешь это переварить, ладно? Я тебя проведу.              – Я не знаю, почему это произошло, - еле проговорила она, явно ощущая ком в горле и трясясь, - Я… Мне ведь даже парни не нравятся, я пыталась, я говорила, но они… Чувствую себя такой грязной после их прикосновений.              – Вот ублюдки, - сквозь зубы, еле слышно сказала я, поднимаясь с колен и отряхиваясь. Подав руку Абэ, чтобы та могла встать, я заглянула в её глаза, пытаясь безмолвно разделить с ней всю эту боль. Я взяла с чистой постели какой-то плед и подала девушке. Вся её одежда была разорвана, отчего ей нужно было хоть во что-то завернуться.              Когда Абэ накинула плед и полностью замоталась в него, я приобняла ту за плечи, предварительно спросив, будет ли той комфортно так идти, и, получив кивок, сделала пару шагов в сторону коридора, не спуская глаз с девушки рядом. Абэ назвала мне номер комнаты, а я, придерживая трясующуюся девушку за плечи, шагала по отелю в поисках того самого номера.              Однако внезапно мой взор привлекла до ужаса знакомая белая фигура, ошивающуюся где-то возле моей комнаты. Видимо, Чишия хотел что-то сказать или узнать. Он выглядел как всегда – чарующе спокойным. Однако сейчас мне совсем не хотелось его видеть – всё же, мне нужно было поразмыслить много над чем.              В прочем, я так и не узнаю, что именно блондин хотел от меня тогда – до самого утра я осталась с разбитой Абэ в её номере, обнимая и всё пытаясь помочь той прийти в себя после ужасных событий.