Толчок. Ветер. Крик. Стук.
Темнота и Холод.
Внутри ничего, снаружи тоже.
Воздуха не хватает.
Она задыхается.
Вдыхает, но дышит словно вакуумом.
Темно очень; и холодно.
Словно на льду лежит.
Агония будто нарастает.
Боже, как же ей хуёво.
***
С трудом забравшись на лавочку, Виолетта откинулась на спинку, опрокидывая голову. как же она устала. А еще у нее тело ломит и голова раскалывается. Закинув руки на спинку, Виолетта прикрывает глаза, думая о чем-то своём, но в голове пусто, и весь последний вечер будто бы из памяти ножницами отрезали. Она, если честно, помнит только море алкоголя; Помнит, как забылась после восьмого стакана какого-то напитка с необычным названием, которого раньше не встречала; А еще она помнит, что до этого выпила коктейли по всем цветам радуги и с разной градусной мерой. В этом была вся Виолетта: заливать в себя всё, что на глаза попадется. Кажется, она выпьет даже тот напиток, что на ее же собственных глазах отравят. Выпьет, потому что ей не слабо. Выпьет, потому что гордость отказаться не даст. Виолетта мельком оглядывает девушку, что сидит рядом и пристально рассматривает её, будто она с другой планеты. На Виолетту взгляд чужой давит, потому что глаза голубые словно лед — холодные и смотрят так, будто бы Малышенко что-то плохое делает. — Так рано? — девушка наконец подает голос. Прокуренный в край, но не мерзкий. Виолетту с ног до головы оглядывает; татуировки рассматривает, потому что красивые. Глаза зеленые и под тусклым светом луны, словно темно-зеленый кусок камня дорогого, что изумрудом является, блестят и переливаются. — В самый раз, — Виолетта усмехается устало, стараясь словам девушки значение не придавать; И так голова кипит. Но внутри всё же невольно всплыли вопросы о том, куда всё-таки она пришла рано. —нРе, малая, у тебя еще полно времени должно было быть, — девушка криво улыбнулась, отводя взгляд небесно-голубых глаз в асфальт, камушки мелкие на нём выглядывая. — О чем ты вообще? — повернув голову в сторону собеседницы, Малышенко сложила руки на груди.Небрежно раскиданные ветром волосы обрамляли лицо Виолетты, подчеркивая мягкость линий лица. — Да так, о своем, — отрезала девушка, — тебя сюда как занесло? Вижу, что ты только-только, — голубоглазая поводила носком кроссовка по асфальту, а после сплюнула в сторону. Они друг друга не понимают ни разу. Одна о чём-то своем тараторит, второй, если напрямую, кристально похуй на всё. ей лишь бы поговорить с кем-то — Я сама пришла, — фыркнула Виолетта, устремляя взгляд темно-зеленых глаз в ночное небо. Звезды рассыпанные в небе сейчас казались необычайно красивыми, будто в ином мире. Такими, какими никогда на глаза людские не попадались. Будто только Виолетте открыть и показать себя с такой стороны решили. — Да нет же, ты сюда как попала? — уточнила та, развернувшись туловищем к Виолетте. — Не понимаю, — выдохнув, она подобрала ноги на лавочку, приобнимая их. Ей кажется, что девушка рядом с ума сошла и бред всякий несёт. Но уходить не спешит; идти ей всё равно некуда. Точнее, есть куда идти. Есть квартира просторная, тёплая. Но Виолетта туда идти наотрез отказывается; Одной там неуютно, одной там находиться вообще никак, одной ей там не по себе. — Я тоже, — сняв свою кепку, девушка пригладила золотистые и длинные волосы рукой. — Да что ты несешь? — Виолетта свела брови к переносице, хмурясь. Она смысл словам чужим найти пытается, но не получается ни черта. Мораль вынести хочет, будто бы эта басня Крылова, которую она в сотый раз перечитывает. Всё в пустую. Она настроена уйти. Уйти и сесть на другую лавочку, и наконец в тишине подумать о своём. — Я спрашиваю тебя, как ты умерла, — абсолютно серьезно поясняет девушка. Действительно. Как Виолетта умереть могла? Вот же она, живая и относительно здоровая сидит. Виолетте ее компания надоедает, если честно. Да будь у Виолетты настроение, она бы это всё в шутку перевела, забыла и просто ушла. Но сейчас даже смешок из себя не выдавит; она уставшая, злая и хочет выпить; а еще закурить. Но не позволит себе даже притронуться к напиткам разогревающим. — Ты перебрала, родная? — прокряхтев от боли в теле, всё же встает с лавочки. Виолетта оглядывает девушку, заглядывая прямо в лицо. подмечает, что той явно больше двадцати пяти лет. И следом задаёт второй вопрос, — тебя как звать? Ей и дела до этого нет, она сделает пару шагов и не вспомнит этого имени. спрашивает ради приличия. — Кристина, — достав из кармана серого худи пачку синего ротманса и поднеся к губам, Кристина достала оттуда сигарету. словно читая мысли девушки напротив, протягивает Виолетте, глухо спрашивая, мол, будешь? Виолетта отказаться не в силах, к тому же ей успокоиться нужно; она на нервах. И еще она жалеет, что снова себе напиться позволила. Снова до беспамятства. Снова забылась в небытие. Снова о запрещенных подумать посмела. Это всё ломает ее; и сейчас даже не про ломку от наркотиков. Ее ломает собственная слабость. Знает же, что может быть лучше. Знает, но не меняет себя в лучшую сторону. Будто бы это не ей нужно Она думает, что если она от вписок откажется, то от нее все ее друзья отвернутся. И правильно думает; они её душу лечить не собираются, им нужна только та Виолетта, которая за бухло платит и на дозу скинет в случае чего. Потому что у Виолетты проблем с деньгами нет, они у нее будто с неба сыпятся. Или с популярных рэперов, что бешеные бабки Виолетте закинуть готовы, лишь бы в их треке было (feat. kitana) приписано. — Я Виолетта, — затягивается, легкие собственные отравляя, — так чё ты там про смерть говорила? — чистый интерес. — Да ты всё равно не поверишь уже, — и впрямь. Это звучит как глупость. Кристина сама себе бы не поверила, саму себя бы к сумасшедшим приписала. Это всё странно пиздецки на самом деле. Виолетта от нехуй делать диалог этот продолжает, но будто верит. Верит или не верит? Она себя понять не может. Никогда не понимала. Никогда не знала, хочет или не хочет. Она просто делала, как получится. Делала, если просили. Сказала — сделала. Хочет или не хочет. Будут ли последствия или нет. Дцмать она не станет, потому что это будет уже потом, а не в моменте. Виолетте время в пустую тратить не охота, и гадать о том, что будет в будущем тоже. — А ты убеди меня, — настаивает. Ей интересно, правда. — Убедить? — усмехается, смотрит, как на ребенка маленького и сигаретой затягивается. — Да, — пожимает плечами. — ну посуди сама, ты бы поверила, если бы тебе сказали, что ты умерла? Никто бы не поверил, пока не доказали. Пока не рассказали, каково это быть мертвым. Виолетте думается, что это как отходняк после тяжелого галлюциногенного. — Я до сих пор не верю в это, — и не поверит никогда. Она жизнь свою любить стала только тогда, когда лишилась её. Здесь хуёво, здесь тошно и душно. Душно да так, что хочется окно вселенной разбить, впуская холод прямо из космоса. Еще один тяг, и еще одно облако дыма. — Ты думаешь, что я в действительности умерла? — Виолетта зачем-то поддается, зачем-то себе в бред верить позволяет. Сама понимает, что так быть не может. Это со стороны науки невозможно. Понимает, но верить хочет, что мертва уже. Неужто её настолько жизнь собственная заебала, что она желает умереть? — Всё может быть, — и больше ничего не говорит. Встает и уходит молча. Не докуривает даже. Сигарету стлевшую на землю кидает и идет прямо. Виолетта за ней идет словно под гипнозом. ноги ее сами ведут, а разум и не сопротивляется. Лни идут долго-долго. Идут и молчат; говорить не о чем. Кристина даже не спрашивает, зачем та за ней плетется. Она вообще внимания никакого не обращает, словно это ее волновать и не должно. Тишина в городе идеальная, лишь деревья одни шумят, качаясь на ветру, и редкие машины гудят. Идут сквозь дворы и детские площадки. Проходят мимо магазинов и пабов Мимо алей и гаражей. Кристина останавливается возле старой обшарпанной пятиэтажки, засовывая руки в карманы черных спортивок. Виолетта становится рядом, протяжно выдыхая. Лни шли минут тридцать Шли и думали. Каждая о своем. Шли и ни слова не проронили***
— Кристина? — Виолетта тишину прерывает. Ей лишь теорию свою проверить нужно, не больше, — если ты умер, то можно как-то обратно? — Можно, — и грустно выдыхает, — но там временно. — Ты пробовала? — Виолетта не верит ей, нет. Лна не умерла, это уж точно. Она ведь не делала ничего, что поспособствовало бы ее смерти. — Нет. там сложная концепция — врёт. Она пробовала, и не раз. Но не получалось никогда. Пробовала разными методами и ни в какую. Кристина в подъезд врывается, когда какая-то девушка в него заходит. Виолетта следом, как хвостик. И вновь молчат. Им говорить не о чем, да и не зачем. Виолетте интересно, почему Кристина не возмущается, мол, зачем ты за мной ходишь. Интересно, но спрашивать она не станет. Потому что это не её дело. Она хочет — она идет. Не думайте, что она эгоистка. Она бы отстала, если бы сказали. Но если молчат, то ее мысли чужие не ебут. Они на четвертый этаж поднимаются. Подъезд внутри не лучше выглядит. Какой дом снаружи, такой и внутри. Старый, потрескавшийся, облезлый; и сыростью пахнет. Лестницы небезопасные вообще. на тонком железе еле держатся. И как вообще здание это не снесли еще? Кристина в дверь черную, металлическую стучит кулаком легонько. За дверью шуршание слышится и тихое «та блин!». Видимо, человек за дверью спать уже ложился. Шаги до двери, скрип. Черноволосая девушка в подъезд всматривается внимательно и языком громко цокает, эхом своё недовольство по подъезду разнося. Кристина сквозь нее проходит молча. Будто в игре сквозь текстуры. Виолетта в ахуе полнейшем стоит. Стоит и пошевелиться не может. Что за ёбаные баги в реальной жизни? Виолетта в немом шоке рот открывает. Она с ума сходит. такого не может быть, блять. Это бред ебучий, не более. Ей показалось, точно, ей просто показалось. Но нет же. Кристина вновь сквозь тело чужое проходит, Виолетту за руку хватая. Малышенко закричать от ужаса хочет, пока ее через чужое тело протаскивают не спрашивая. Бред-бред-бред. Она не верит. Ей страшно в это верить. Они заходят, и девушка тут же дверь запирает, будто ждала, пока Виолетта зайдет. — Ёбаные приколисты, — чуть ли не краснеет от злости, — неужели это так смешно? Нарушать чужой покой, — ядом плюется, но только в кого? Кому она высказывает сейчас всё? Её бесит это ужасно. Уже какой раз это случается, м? Она пожаловаться хочет. Хочет, чтоб за нарушение покоя ее штраф взыскали. Потому что это невыносимо. Ей бы только поймать шутников этих. поймать, стукнуть и в полицию доложить. — Что. За. Нахуй. — отделяя каждое слово. опять сказать ничего не может; она в ахуе. — Сама просила убедить тебя, — усмехается, руки на груди складывая. Виолетта плакать хочет. Она смерти не ждала своей. Ей рано еще, как Кристина и говорила. Дрожь мелкая по телу пробегается, и Виолетта на пол сползает. Жмурится, что есть силы и за руку себя щипает до синяков. Слёзыручьем с глаз льются. Она не верит. Так не может быть. Кристина рядом садится, по голове поглаживая. Теплом своим поделиться очень хочет. Ей жаль, правда. Потерять жизнь хуже, чем даже самого близкого человека, она по себе знает. Сама еще не приняла смерть свою, хотя уже больше двух лет прошло. С таким смириться, кажется, невозможно. Из этого не уйти. Это обречение на страдания вечные. Кристина еще не знает, как и тут существовать перестать. Как из загробного выбраться она не знает и предположить не может. Она при жизни в теорию перерождения верила. И до сих пор верит. Верит, что случится однажды такое, что она вновь мир познает. Снова ножками своими первые шаги сделает. Просто подождать нужно; только неизвестно сколько ждать, но она готова. Она будет ждать до конца. Виолетта трясется, как листья деревьев на ветру. Колени свои обнимает, лицом в них утыкаясь. хочется проснуться и понять, что всё было хорошо. Никакой Кристины нет и не было, и все это ебучий кошмар. Но так, блять, не случается. Она изредка голову поднимает, будто в следующий раз она посмотрит и окажется в своей квартире. И уже всё равно, уютная ли она и хорошо ли ей там одной быть. Всё лучше, чем сидеть на полу чужой квартиры и давиться слезами от беспомощности. Она в истерике уже час. Все это время Кристина послушно рядом сидит и не уходит никуда. Сидит, истерику чужую слушая, будто музыку. Она не уйдет, пока Виолетта не попросит, пусть и выглядит как собака, ей всё равно. Потому что тяжело это. Одна она с трудом выгребла, поэтому Виолетту не бросит. Пусть она неделю на месте одном просидит в слезах, Кристина рядом будет. Ни на шаг не отойдет, пока ей не скажут уйти. Девушка черноволосая уже спит давно. Для нее она в квартире одна, для нее ни Кристины, ни Виолетты нет. Виолетте плохо так сильно, что блевать тянет. Она выть хочет. Она даже плакать уже не может, будто в покрасневших глазах больше слез нет. Виолетта обезвоженная словно. Она говорила всегда, мол, я сильная, я все могу. А оказалось, нет. Она ничего в жизни не может. Да что уж там, после смерти она тоже не может нихуя. слабая, немощная. Она таких презирает, но сама такая же. Мерзость. Виолетта так и засыпает на полу. засыпает от бессилия. Кристина всё еще рядом. гладит ее по волосам нежно-нежно, чтобы не разбудить.***