За что мы (не)любим метки

Началось все, как водится, с разговора в болталке. Стали уточнять, что такое «ирония постмодерн» и что это за страшный зверь. Занесло в такие глубины, что аж батальоны мурашек сформировались, готовые печатать шаг по спине под «Имперский марш». По мне так получается нечто похожее на неуловимый магический реализм. Который тоже проще разъяснить через отрицание (апофатию, если по-умному), в смысле, много раз приводя в пример чем он, магреализм, НЕ является. С постмодернизмом та же фигня, только в профиль. Для начала разделим понятия исторических периодов и терминов из искусствоведения и литературоведения. Новое Время (modern age), которое объявили в разгар Возрождения — это и есть тот самый модерн в переводе с латыни и всех романских языков. То есть модерность началась давным-давно. На Западе. Петр Первый насильно привил России, простижукобоже, «западные ценности». Ну а страна наша и люди такие загадочные, что сразу переработали по-своему и рационализм, и индивидуализм, и юридические уложения, и гуманизм с социальностью и науками. Поиграли в вольности и отправились дальше своим тягучим путём. «И пучина сия поглотила ея в один момент. В общем все умерли» © Таким образом, по мнению Михаила Эпштейна, мы оказались в авангарде постмодерна, опередив все страны. Сами того не подозревая, мы (наши предки) рванули в состояние «пост», то бишь, «после современности». Нос только не задирайте. «Дело в том, что предпосылки Нового времени (рационализм, гуманизм, индивидуализм, развитие науки и просвещения и т. д.) всегда были выражены в России слабее, чем в европейских странах. Такие важнейшие периоды и приобретения Нового времени, как секуляризация, развитие наук и искусств, Ренессанс и Реформация, вообще были пропущены в России. Да и само Новое время, начавшееся с Петровских реформ, на несколько веков запоздало по сравнению с европейским и явилось как его отражение и имитация. Отсюда черты преждевременной постмодерности, которые сопутствуют русской культуре чуть ли не с начала Нового времени, с построения Петербурга как «самого умышленного», «цитатного» города, энциклопедии европейской архитектуры». «Постмодерн неразрывно связан с развитием коммуникативных сетей и информационных систем, которое заметно ускорилось в 1960-е годы. Сам этот термин «информационный взрыв» («information explosion») впервые зафиксирован в англоязычной научной печати в 1961 году, а в массовой прессе — в 1964 году. Уже тогда наметился рост диспропорции между производством новой информации и возможностью ее восприятия и использования. За тридцать лет (1960–1980-е) было произведено больше информации, чем за предыдущие пять тысяч лет. За два года (2014–2015) было произведено больше информации, чем за всю историю человечества. 90 процентов тех данных, которыми мы распоряжаемся сегодня (или они распоряжаются нами?), созданы за последние два года. Этот «травматизм», вызванный растущей диспропорцией между человеком, чьи возможности биологически ограниченны, и человечеством, которое неограниченно в своей техно-информационной экспансии, и приводит к постмодерной «чувствительности», как бы безучастной, притупленной по отношению ко всему происходящему. Постмодерный индивид всему открыт, но воспринимает все как знаковую поверхность, не пытаясь даже проникнуть в глубину вещей, в значения знаков. Постмодернизм — культура легких и быстрых касаний, в отличие от модернизма, где действовала фигура бурения, проникания внутрь, взрывания поверхности. Поэтому категория реальности, как и всякое измерение в глубину, оказывается отброшенной — ведь она предполагает отличие реальности от образа, от знаковой системы. Постмодерная культура довольствуется миром симулякров, следов, означающих и принимает их такими, каковы они есть, не пытаясь добраться до означаемых. Все воспринимается как цитата, как условность, за которой нельзя отыскать никаких истоков, начал, происхождения» М. Эпштейн «Постмодернизм в России» Ну, а у меня новая любовь — Михаил Наумович Эпштейн, философ, филолог, культуролог, литературовед, эссеист, лингвист, профессор уважаемых американских и европейских ВУЗов, умнейший человек, который пишет понятно о сложных и неуловимых вещах. Заказала одну его книгу (из написанных нескольких десятков), жду. Так вот. Постмодернизм в литературе так же трудно определяем, как и в исторических периодах. Начался он, как полагают знатные литературоведы, в 1960–1970-е годы, но это не точно. Потому что в русской литературе, например, не только цитируемый выше Эпштейн, но и другие, объявляют «Мастера и Маргариту» Булгакова самым что ни на есть постмодернистским романом. А это сороковой год, промежду прочим. Литература модернизма, которая царила до середины двадцатого века, была озабочена поисками смысла. Всего и везде. Смысла жизни в целом, смысла существования отдельного героя. А еще — спором с реалистичной литературой прошлого, когда писатель был носителем идеи и богом-создателем своего книжного мира. Модерн стал отражать реальность, а не выдавать готовые авторские конструкты. Пересмотрены были нормы, казавшиеся незыблемыми: линейное повествование и один фокальный персонаж. Модернисты сделали книги более фрагментарными, ввели несколько точек зрения (привет, POV с Фикбука), освоили «поток сознания». Представьте читательский шок, когда ты покупаешь расхваленную толстую книжку известного писателя, а внутри вовсе не семейная сага или исторический эпик, а мешанина букафф и чьи-то бесконечные мысли. И вот примерно в шестидесятые годы двадцатого века настала постиндустриальная эпоха. Не-не, не в Союзе, пока еще нет. Вечно у нас отставание с опережением устраивают скачки через гимнастического козла. Люди, особо тонко чувствующие витающие в воздухе настроения, стали выражать новое видение, доминирующие чувства. Знаете, какое такое чувство завладело многими, когда казалось, что вот оно, материальное благоденствие достигнуто, а счастия все нет? Разочарование. И принялись разочарованные писатели крушить то, что им было доступно — стройную конструкцию традиционного романа. Фрагментарности прибавилось, грустная ирония хлынула потоком. И, самое главное, постмодернисты принялись беззастенчиво миксовать известные сюжеты, выворачивать смыслы наизнанку, вкладывать в уста проверенных персов-масок неожиданные слова. Трэш, упорос и скандал в одном флаконе — вот что такое постмодерн, особливо в самых ярких своих образцах. Поколения битников, потом хиппи, пошли против традиционных ценностей. Литература тоже последовала бунтующим путём. Подтянулись философы, вроде Дерриды и Лиотара с Делезом, подвели философский обоснуй под «новую после-современность». Выводы простыми словами: истины не существует, реальности не существует, все жанры и направления искусства\литературы одинаково хороши и достойны использования, всё уже создано-написано-нарисовано-придумано. Играйте, творцы, играйте с уже сделанным, как в кубики. Потому что ДОЗВОЛЕНО ВСЁ!!! То, что сейчас называют ретеллинг (новое прочтение) — был чуть ли не первый опыт постмодерна, яркий и показательный. Термин появился недавно, а явление уже довольно старое, почтенное даже, можно сказать. Фильм «Ромео + Джульетта» помните? А «Иисус Христос суперзвезда?» Перенеси классических персонажей и сюжет в современность, вплети ниточку совершенно иного стиля и посмотри, что из этого выйдет. Можно добавить иронии, что не помешает свершиться трагедии, а только сделает ее еще острее. Ирония и злой сарказм — это не веселье ради поднятия настроения на пару часов. Тут другие механизмы мозга работают. Ирония может бить в точку, быть смешной, но вызывать не смех, а слезы. Постмодернизм отрицает и границу между «высокой» и «низкой» литературой, кино. Дерзко смешивает приемы оттуда и отсюда, выжимает эмоции примитивными методами — несчастненькими хромыми собачками и девами в беде — и тут же глумится над тем, что ты не знаешь продвинутой лексики. Дикая смесь с массированным цитированием оказывается вовсе не пародией. Нет. Это скорее комплимент исходнику, преклонение перед классическим текстом. С другой стороны, пародия, если она воистину остроумна, тоже постмодернизм. А вот просто веселенькие тексты, комедии положений и тому подобное — нет, не постмодернизм. Кстати, о птичках. Роулинг и ее «Гарри Поттер». И пляски с бубнами вокруг этой книги века. Помните, как наш Емец мгновенно настрочил наглый плагиат и пытался оправдаться, что это, мол, пародия? Не-а, не пародия. Слишком пафосно-серьезна была книжка. Да, читала, да, сравнивала с исходником чуть не постранично. Последующие приключения Тани Гроттер, возможно, были уже истинно авторскими. Но в первой книге Емец тупо скопировал все, заменив лишь имена и локации. За такое на Фикбуке банят и поливают презрением. А в цивилизованных странах отсуживают много-много денег. И нет. ЭТО НЕ ПОСТМОДЕРНИЗМ, а просто беспардонное заимствование. Постмодернизм — это всегда игра. Да, произведение может оказаться совершеннейшей трагедией с СОП, и юмор будет чернее черного, но все равно авторские уши за кустами, а то и приветливый взмах рукой вы заметите. Мне кажется, что именно привет, пасхалка, цитата — один из признаков постмодернизма. Зачем затевать всё, если никто не оценит авторского остроумия, энциклопедических знаний и умения жонглировать смыслами? Но как разобраться, что ОНО, а что нет? И надо ли? В кино для меня лично образцом постмодерна и особенно той самой иронии, с которой началось погружение в тему, являются фильмы Марка Захарова. *―Подь сюды. Хочешь большой, но чистой любви? ―Да кто ж её не хочет? ―Тогда приходи, как стемнеет, на сеновал. ―Она не одна придет, она с кузнецом придет. ―С каким кузнецом? ―С дядей моим, Степан Степанычем. Он мне заместо отца, кузнец наш. ―А зачем нам кузнец? Не, нам кузнец не нужен. Что я, лошадь, чтоль? Зачем нам кузнец? * Ах, еще совершенно шедевральный «Человек с бульвара Капуцинов». Ковбои, говорящие цитатами из героических революционных книжек и оперетт, двойные и тройные смыслы, каждую фразу можно пересказывать, как анекдот. «О, Джонни, прошу тебя, сделай монтаж!» «Стреляй, на мое место придет другой!» Сколько бы раз не смотрела Захаровские нетленки, каждая сценка, фраза — открытие заново второго, третьего, двадцать пятого слоя реальности, повод увидеть себя и свои проблемы вверх тормашками, открыть истину. Да-да, те самые несуществующие «истина» и «реальность» — они не то чтобы отсутствуют, с точки зрения постмодернизма. Они просто у каждого свои. Полный плюрализм. Но и свободная воля в выборе её. Подозреваю, что имеется огромное количество людей, которых пугает возможность выбора. Они с радостью делегируют (обычно, наверх) полномочия по выбору истины в последней инстанции. «Начальству виднее», «Раз в газете написано, значит правда», «Врут все в этих ваших интернетах», «Не читал, но осуждаю», «Что может быть лучше классики???!!!». Что ж, надо сказать, что пришествие временно́й эпохи постмодерна, стилистической или философской эпохи постмодернизма, не означает, что исчез традиционный роман с линейным сюжетом. Семейные саги процветают. Никуда не пропало снобистское снисхождение в сторону жанровой литературы\кино. Все там же армия читателей обычных лыров, классических детективов, фэнтези и фантастики без всяких постмодернистских завихрений. На Фикбуке тысячи образцов того, ради чего он и затевался — фанфиков. Авторы фиков играют в уже созданное ранее, впрочем, как и авторы ориджей. Помним об ограниченном количестве сюжетов и том, что всё уже было! Наверняка среди них имеются не только «пэвэпэшки ради почесывания кинков», а натуральный постмодерн. Чтоб была здоровая злость и ярость разочарования в реалиях, чтоб флешбеки и бредовые ответвления сюжета, чтоб читать, позабыв о внешнем мире, но при этом равно восхищаться мастерством автора и приключениями персонажей. Чтобы сидеть потом с распахнутыми глазами и уважительно покачивать головой: «ай да автор, ай да сукин сын\дочь!».