***
В гостиной Гриффиндора было как обычно шумно. Точнее гомон разговоров и смеха. Сириус наблюдал за тем, как Джеймс разъяснял пройдённую тему по трансфигурации Питеру. Сидели они около окна в стороне от чужого веселья. Празднование дня рождения шёл к разгару. — Питер, ты умеешь оборачиваться, —тихим раздражением вздохнул Джеймс. — Здесь так же. — Нет, не так же, — возразил Питер. И был прав. Изменять своё тело, и менять плотность вещей всё же было разное, и по цели, и по способу. Сириус уставился обратно на свой пергамент. Эссе по ЗоТИ шёл кое-как. А точнее совсем ни как. О «Тавагналагских селках» он знал только из учебника. А там о них было написано ровным счётом ничего, лишь упоминание о различных подвидах селках. Идти в библиотеку в поисках сторонней литературы совершенно не хотелось. Разрываем между желанием написать эссе и ленью искать подходящую книгу, Сириус продолжил дальше наблюдать. Римус по-прежнему читал свою книгу, погрузившись в повествование. А вот Питер с Джеймсом глядишь и поругаются. Благо оба терпели друг друга. — Умники, давайте сделаем перерыв, — зевнул Сириус, морщась от того, что его друзья занимались развитием, и поднимаясь со своего места. — У меня уже у самого котелок не варит. В гостиной хлопнула очередная хлопушка с конфетти. — Я пас, — меланхолично ответил Римус переворачивая страницу книги. Питер мелко улыбнулся, пододвигая ближе к себе учебник. Джеймс посмотрев на них, встал из-за стола: — Мне, пожалуй, нужен перерыв. Так и ушли они вдвоём из шумной гостиной. Шли по пустому коридору, встречая редких проходящих студентов, призраков и преподавателей. Проходя мимо большой аудитории, из которой слышались звонкий смех и голоса, Джеймс незаметно коснулся руки Сириуса. — Как ты? — спросил Джеймс. Они стояли у окна с видом на Чёрное озеро. Лучший вид в Хогвартсе. Летом можно любоваться, как отражаются в нём освещённые окна Большого зала и разноцветные башенки замка. — Ты совсем бледный. — Мне не хорошо. Мне скучно, еле живой, — с усмешкой сказал Сириус. Джеймс хотел спросить, чего он не развлекается, а занимается по полной программе, но сдержался. Сириус с равнодушием отвернулся, зевнул и стал смотреть в окно. Потом, вздохнув, поглядел на небо. Уже начало темнеть. — Небо чистое, — прокомментировал он, а затем весело повернулся к другу. — Давай сходим кое-куда.***
В моменте казалось всё шло гладко. Тавиш молча сидел в своей постели и слушал ее рассказ, лишь взгляд волком, не давал ножу скользить по маслу. В миловидном лице парня без труда угадывалась жуткая внутренняя катастрофа. Падающие на лицо белосжненые волосы, пустое, остекленелое, ничего не выражающее лицо, тяжелый взгляд, идущий непонятно куда, и полное отсутствие тех человеческих черт, по которым отличают людей от чудовищ. Но нет, тело было человеческим, только уже порядком прогнившим и изменившимся от падающей тени на его фигуру. Маша не замечая этого, отчаянно тараторила: о себе, о семье, о том, какая у нее замечательная подруга в школе, которая много про нее знает, об контрольных, которые на носу, и обо всем и ни о чем тольком. А что ей говорить? Всю свою уверенность она потратила на пафосное: «Я — человек». Вот и в суматохе ей в голову приходило совсем ненужно и глупое. А времени становилось всё меньше и меньше. Если не предпринять что-нибудь, то это будет первой и последней попыткой поговорить с Тавишом. — Понимаешь, — Маша тихо выдохнула подходя к Тавишу. — Я не хочу умирать. Тавиш на ее слова чуть приподнял глаза, в которых с тупым безразличием сменилась тысяча разнообразных выражений. —Я тоже не хочу умирать! — неожиданно заорал он, бешено сверкая глазами. Его яростный крик заставил задрожать оконные стекла, а Маша отшатнулась. И было от чего: сразу после крика лисица проснулась и подняла голову на них, изучая своими странным взгялдом, откуда-то издалека, словно не из этого мира. — Я не хочу умирать в этом теле! — возразила Маша, она лихорадочно искала способ попытаться установить с ним контакт, или хотя бы сформулировать мысль, ради которой всё и затевалось. — Я хочу, чтоб меня похоронили. Тавиш сжал плед в кулаке, и, казалось, едва не задохнулся от ярости, а затем процедил: — Может, тебе и нужно умереть? Может у тебя, правда, кроме этого не чего делать больше? Произошло быстро. Шаг и! Маша вдавливала Тавиша в матрас, с злобой на чужое непонимание и гневом сжимая до хрипа его горло. На лице застыла гримаса злости, отчаяния, безнадежности и страха. Тавишь стал бить ее рукой, но Маша тепрела жесткие удары не чувствуя. Её била слепая ярость, будто именно он был виноват в её бедах. Какие еще глупые слова мог сказать этот проклятый урод? Маша ощущала вокруг тишину, тишину равнодушия и равнодушного согласия с происходящим. Ведь даже лисица лишь наблюдала за ними.***
Раз, два. Шаги остановились. Каблуки ботинков скрипнули поворачиваясь. Раз, два, раз, два. Ещё несколько шагов. С шорохом зашуршала мантия. Раз. Два. Три. Ботинки подошли почти вплотную. Тавиш вздрогнул. Несколько секунд ничего не происходило, потом донёсся резкий, полный раздражения голос: — Ты на зло это делаешь? Что на этот раз мы плохое сделали? Может отравить тебя хотели? Или в колодец кинуть? В колодце мокро, холодно. Гнить тебе в нем, ты ведь грязь! Тавиш иронично поднял бровь, не оборачиваясь на собеседника: — Грязь? У тебя фантазия кончилась? Какая я грязь? Я ебаная шлюха, которая с людьми говорит без разрешения! Да и ты сам урод в рясе, который меня, как собаку, держит в подвале и пинает при каждом удобном случае, а сейчас на моё уродство пальцем показывает! Только необдуманные слова вырвались изо рта, как резко схватили за волосы и потянули назад. Тавиш стиснул зубы, стараясь не поморщиться от боли. — Не смей так говорить со старшим братом! С матерью своей так говори, если хочешь, а со мной не смей, урод, — с садиской ноткой потянули сильнее к себе. — И не позорь меня перед людьми! Я тебе сколько раз говорил — не обращайся с теми, кто ниже тебя по статусу. Выдержать тяжёлый взгляд Гэвина было не сложно. Сложнее было не ударить того в ответ. Только сделаешь это, как все сильнее пойдёт по одному месту. — Отпусти меня, я тебе не швабра, — недовольно произнёс Тавиш. — Запомни — если хоть раз я увижу или услышу, что ты ходишь на «свидания», то мне будет в радость посмотреть, что с тобой родители сделают, — улыбнувшись пообещал Гэвин отпуская из хватки Тавиша, с отвращением убирая с рук чужие волосы. — Мы даже не помолвлены, — поправляя одежду тихо буркнул Тавиш. Гэвин остановился около двери напоследок тихо, без прежнего гнева, сказал: — Считай, что у вас уже брак с четырьмя детьми. Тавиш фыркнул. Ещё раз он услышит от братьев о том, чтобы вести себя как скромная девица, то точно прыгнет с озеро. И плевать, что предки сами выползли из воды. У твари внешность человека, а значит сознание тоже человеческое. Значит, может вести себя как человек. А значит утонит. Тавиш вымученно улыбнулся. Ужасная мысль. Почему только они к нему приходят? Может стоит подумать о крови матери текущей в нем? Древняя, дикая. Это делает его ниже и уродливей других? Нет ведь? — Тавиш… — тихо позвали со спины кладя руку на его плечо, отчего он дёрнулся. — Прости меня… Это было глупо с моей стороны. Я знаю, как много значит для тебя эта «свобода». Но ты тоже пойми. Долго тебя перед матерью мы не сможем прикрывать. Хотя ей и дела до тебя нет. — Ты вроде уходил, — отозвался Тавиш не обращая внимания на брата. Гэвин не ответил. Он перебирал руками его волосы, убирая их со лба. Осторожно взъерошив длинные волосы брата, он чуть слышно сказал: —Мои извинения не принимаются? — Конечно же, нет, — возмутился младший, ему стало одновременно обидно и смешно. — Ты не можешь накричать на меня, дернуть за волосы, а потом сказать: «Прости». Человеческие взаимоотношения не так работают! Гэвин промолчал, словно ожидая новых упрёков. Он машинально поглаживал его по спине. — Тавиш, я на земле уже семнадцать лет. — Гэвин улыбнулся. Его лицо теперь казалось каким-то очень детским. — Прекрасно знаю, что это… ну… стремно. Тавиш вздохнул. Разумом он понимал, к чему клонит брат, и потому раздражался все больше. Но здравый смысл никогда не был сильной стороной Тавиша, поэтому сейчас он просто молчал. Сейчас, внезапно ощутив доверие к Гэвину, ему захотелось просто расслабиться и забыть о проблемах, а может даже выговорится. Только не здесь и не с братом. Так что вместо того, чтоб рассказать о более важной проблеме, как прогрессирующая болезнь и осложнения вместе с ней, он нервно сжимал кулаки, смотря на незаметную дрожь в своих пальцах. И раздражение с Гэвина перешло на себя за трусость — Я наверно пойду, да? — после минутного молчания сказал он, собираясь повернуться. Было очень неловко. Брат молча смотрел на него. Они стояли смотрели в окно, наблюдая за темным небом, где загорались звездочки. Оба понимали — поздно задумались о разговоре по душам. Уже столько времени прошло. Странно, но разговор этот с самого начала не вызывал у него никаких эмоций.***
Джеймс поглядывал на Сириуса, который вёл его по замку в какой-то тайный уголок. Это беспокоило и пугало. Особенно тишина и отзвук их шагов в пустом коридоре, а тёплый свет от факелов в сравнении от темноты в больших окнах. Наконец, они прошли в узкий коридор без картин, а редкие факела создавали маленькие круги света в зловещей темноте. Да и несвойственный молчок со стороны друга держал в напряжении. — Сириус ты за лето же не стал злодеем? — со смешком спросил Джеймс. Сириус обернулся на него, сверкая своими темными глазами. Его тёмные кудри отливались в свете факелов красным. Это слегка смущало и смешило. — Что-о? Не-е-ет, — протянул он таким тоном, который убеждал об обратном. Джеймс фыркнул, и они пошли дальше по коридору. — Так куда мы идём? Сириус ещё раз поглядел на него, словно и дальше можно идти ничего не объясняя. Джеймс даже почувствовал себя виноватым. — Не то, чтобы это какой-то секрет или сюрприз… Это немного сложно объяснить, — Сириус неловко дёрнул плечом, когда они подошли к очередной неприметной двери, возле которой он остановился. — Ты знаешь, ты намного лучше справляешься с проблемой Лунатика, и я подумал, что почти такой же проблемой ты можешь справиться. — «С такой же проблемой»? — повторил Джеймс, поглядывая то на Сириуса, то на дверь, которая скрывала источник шума, скрипа и шагов. — Какого именно рода проблемой? Об этом нужно как бы предупреждать. На упрёк Сириус закатил глаза, будто Джеймс сказал нечто безумно глупое. Резкий звук за дверью затих. Джеймс внимательно вслушался. Вроде бы, ничего. Только постукивание по дереву, да ещё время от времени отчётливый плеск воды. — Это не «пушистая» проблема, а немного другая… Намного безопасная, — с невозмутимым лицом произнёс Сириус. — Безопасная проблема? — Джеймс нахмурился. — Это не очень убедительно звучит. Что там за дверью? Сириус медленно повернулся к двери и сделал неуверенный жест в ее сторону. — Внутри находится… Откуда начать… Знаешь, как бывает, девочка с мальчиком общаются, а потом то-то происходит и девочка плачет. Только вот девочка то не проста! А с сюрпризом! И сюрприз никак не успокаивается. Джеймс растерянно посмотрел на Сириуса. Он был уверен, что его друг шутит, но на его лице светилась искренность. — Ты серьёзно? — Джеймс прокашлялся и открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но тут же замер. За дверью раздался грохот, будто опрокинули то ли человека, то ли мешок. Они обменялись взглядами. Несмотря на страх, который витал в воздухе, Джеймс решили пройти дальше и узнать, что на самом деле происходит за этой дверью. Хоть стояли около неё как у достопримечательности. Сириус потянулся за ручку, но на мгновение задержал движение, словно колеблясь. Джеймс решительно кивнул ему в знак поддержки, и тот резко повернул ручку. Дверь скрипнула и медленно открылась.