***
— Внимание, поезд «Сеул — Кунпхо» отправляется с платформы номер шесть в девятнадцать часов сорок пять минут… Домой, мысленно закончил Сонхва, уныло подталкивая чемодан к багажному отделению. Спустя пять с лишним лет жизни в столице он наконец-то возвращается домой — вот только никакой радости данный факт юноше не доставлял. Сдать выпускные экзамены на высший балл, поступить в престижный медицинский вуз, потратить столько сил на переезд и учебу — и все ради того, чтобы на середине пути вернуться в родное захолустье из-за нехватки средств. Какой позор! Уж лучше бы ему было остаться в Сеуле насовсем, пополнив ряды местных бродяг, чем смотреть в глаза родным, все усилия которых пошли насмарку. Затолкав рюкзак на полку для ручной клади, Сонхва умостился на своем сидении и прижался виском к окну, вглядываясь в тусклую февральскую серость. На душе было тяжело. То и дело он вновь и вновь прокручивал в голове варианты, каждый из которых обдумывал бессчетное множество раз, и вновь приходил к чувству безнадежности, смешанному со жгучим стыдом. Выхода из ситуации не было: все возможные и невозможные сроки оплаты подошли к концу еще в начале зимы, и даже если бы он нашел работу, ни за что не смог бы сделать взнос за последние два семестра учебы. Да и какую работу он собирался искать в мегаполисе, без образования, опыта и постоянного жилья? Повезет еще, если ему найдется место в их крошечном Сеульском пригороде. Неужели ему придется навсегда оставить мечту, к которой он так долго и старательно шел? Сонхва вздохнул и зарылся носом в высокий ворот водолазки. Он знал, что причиной его терзаний была не только несбывшаяся мечта — само возвращение в родные пенаты тяготило юношу, перенося его в совсем не радостные воспоминания о школьных деньках. Прожив пять лет вдалеке от дома и старых знакомых, Сонхва поверил в то, что смог перешагнуть через драму своего отрочества — и вот он снова оказался в отправной точке. Снова он будет ходить по улицам, где они с Хонджуном гуляли когда-то рука об руку, снова будет встречать одноклассников, бывших свидетелями его первой неудавшейся любви, снова будет слышать фамилию семейства Ким, звучавшую на каждом углу горькой насмешкой над всеми надеждами Сонхва. Он снова в полной мере ощутит свое одиночество и ненужность, и теперь уже не сможет найти спасение в суете большого города, в огнях которого мог представить себя взрослым и состоявшимся мужчиной. Нет, он все тот же маленький застенчивый мальчик, не способный добиться успехов ни в учебе, ни в работе, ни в любви; все тот же неудачник, не заслуживавший взаимности и вынужденный проводить свою молодость в бедности и всеобщем пренебрежении. Потерев защипавший нос, Сонхва поднялся и потянулся к полке за платком. — Извините, здесь свободно? Едва не выронив от неожиданности рюкзак, Сонхва обернулся. В проходе напротив него стоял высокий парень с вьющимися волосами и обаятельной родинкой в уголке рта. — Да, конечно, я сейчас, — заспешил юноша, убирая с соседнего сиденья брошенное впопыхах пальто с шарфом. — Садитесь, пожалуйста. — Уверены, что я не помешаю? — уточнил парень, глядя на влажные следы на щеках Сонхва, и тот покраснел. — Я могу поискать места в другом вагоне, если вдруг не вовремя. — Нет, это совсем не… Просто сезонная аллергия, — неуклюже выкрутился Сонхва, мысленно отвесив себе оплеуху — какая еще аллергия в феврале? Похоже, за университетские годы его социальные навыки не улучшились ни на йоту. — Все в порядке. — Понимаю, сам тем же мучаюсь, — вздохнул парень, усаживаясь рядом. — Самое ужасное — это аллергия на клубнику. С детства ел ее ведрами, а в прошлом году купил один лоток — и загремел в больницу с жутким высыпанием, представляете? — Да уж, не повезло, — посочувствовал Сонхва, искренне желая поддержать разговор, но так же искренне не представляя, каким образом ему следовало это делать. Впрочем, к чему что-то выдумывать? Это всего лишь обмен вежливостями; сейчас этот парень наверняка воткнет наушники, и остаток пути Сонхва проведет в молчании, предаваясь своим мрачным мыслям. — Вы докуда едете? — До конечной, в Кунпхо, — не спешивший прерывать беседу парень развернулся к нему, вольготно опираясь на подлокотник кресла Сонхва. — Я вообще оттуда, у моих родителей дом за городом — сельское хозяйство, грядки, все дела — ну а я периодически мотаюсь вот в Сеул по работе. Я Джихёк, кстати, Ли Джихёк. — А я Пак Сонхва, — улыбнулся тот. — Я тоже из Кунпхо, сейчас вот только универ закончил. — Серьезно? — удивился Джихёк и смущенно засмеялся. — Черт, извини, я решил, что ты еще школьник. Мы ровесники, выходит? На кого учился, если не секрет? — Да, мне уже почти двадцать три, — кивнул Сонхва, пропустив мимо ушей переход на неформальное общение. — На врача, правда… Я не совсем закончил, если честно, мне еще год остался. Денег не хватило, так что последние два семестра пришлось отложить. — Он и сам не понимал, отчего вдруг разоткровенничался со случайным попутчиком — возможно, именно потому, что он был совершенно случайным и мимолетным проходимцем в жизни Сонхва. — Врач — это круто, пусть даже и с незаконченным образованием, — убежденно ответил Джихёк, не высказывая никакой насмешки над бедственным во всех смыслах положением юноши. Это слегка приободрило последнего. — Мои родные очень хотели, чтобы я тоже пошел в медицинский и начал им потом бесплатные врачебные услуги оказывать, еле отбился. Даже с бывшим на этой почве разругался, он все никак не мог смириться с тем, что я променял достойную профессию на перекладывание бумажек в офисе. — С бывшим…? — Сонхва сделал паузу, ожидая продолжения, но его не последовало. — Ну с бывшим моим, с парнем, с которым я встречался в колледже, — просто сказал Джихёк, внимательно наблюдая за реакцией Сонхва. — А что? — Да нет, это я так… — пробормотал Сонхва с нервным смешком. Неужели он встретил того, перед кем ему не придется таиться и стесняться своего настоящего «я»? — Как там говорят — рыбак рыбака?.. Остаток дороги до Кунпхо прошел куда увлекательней, чем предполагал Сонхва — завязавшаяся между двумя попутчиками беседа не угасала до самого прибытия на станцию, доставляя им обоим самое неподдельное удовольствие. Глядя, как Джихёк услужливо подхватывает набитый вещами чемодан, помогая вытащить его на перрон, Сонхва испытал легкое сожаление: ему действительно не хотелось прекращать столь приятное знакомство, но и слов для выражения своих чувств он не находил. Что, если Джихёк посчитает его навязчивым? Открытый и дружелюбный, он наверняка окружен друзьями и приятелями, и вряд ли так уж жаждет видеть в их числе зашуганного парня из поезда. Вздохнув, юноша перехватил чемодан поудобнее и протянул свободную руку. — Ну, пока? — Подожди, — попросил Джихёк, мягко разжимая пальцы Сонхва и подтягивая чемодан к себе. — Ты далеко живешь? Я такси вызвал, давай подброшу. Изумленный таким нежданным везением Сонхва молча проследовал за направившимся к выходу парнем. Хранил молчание он и в машине, невидящим взглядом провожая проносившиеся мимо дома и чувствуя, как его колено задевает ногу Джихёка при каждом повороте. Когда автомобиль, наконец, остановился перед домом родителей Сонхва, на город давно опустилась ясная светлая ночь. Захлопнув дверцу, юноша поднял голову к усыпанному звездами небу. Позади раздался еще один хлопок, а затем по гравию захрустели чужие шаги. — У тебя глаза как звездочки, — с улыбкой сказал Джихёк, когда Сонхва взглянул на него. — Тебе, наверное, часто это говорят. — Не особо, — неловко отозвался Сонхва, пытаясь понять, было ли это флиртом, или же он просто замечтался в присутствии симпатичного парня. — Со мной редко кто-то знакомится. — Большое упущение с их стороны, — качнул головой Джихёк, подходя ближе. — Значит, мне повезло найти сокровище первым, верно? — Н-наверное, — вогнанный в краску Сонхва вконец утратил способность к членораздельной речи. Джихёк засмеялся и вытянул из его кармана телефон. — Напиши мне, ладно? — он вернул телефон с набранным номером юноше и легко коснулся его щеки, отводя упавшую прядку. — А это чтобы не забыл. Джихёк склонился к Сонхва вплотную, и тот закрыл глаза. Собственное будущее вдруг перестало казаться юноше таким уж беспросветным. Быть может, судьба решила дать Сонхва еще один шанс?***
Судьба давала ему шанс окончательно развязаться с давно изжившими себя отношениями — именно к этому выводу пришел Сонхва, когда сквозь белую марь за лобовым стеклом проступили очертания его дома. В самом деле, и чего он себе выдумал? Пора было набраться храбрости взглянуть правде в лицо — они с Джихёком давно стали чужими друг другу людьми, а значит, никаких сомнений и страхов Сонхва испытывать не должен. Жизнь преподнесла ему удивительный дар, позволяя переписать начисто ошибки юности, и юноша не собирался от этого дара отказываться. От нервозности это, впрочем, не спасало — всю дорогу до дома Сонхва провел как на иголках, мысленно репетируя предстоящий разговор с Джихёком. Ладони дрожали, и он спрятал их между коленками, не желая показывать Хонджуну свою тревогу. — Хва, не дергайся, — укрыть что-либо от Хонджуна оказалось по обыкновению невозможным. — Ты ведь все решил, правда? Сонхва облизнул пересохшие губы и выглянул в окно. Автомобиль остановился у дорожки тротуара, и за завесой снегопада виднелось темное пятно подъездной двери. — Правда. — Ну вот и хорошо, — улыбнулся Хонджун. — Тогда поднимайся за вещами, я тебя подожду. Этот мудак вообще собирается свою машину с проезда убирать, или как? Приподнявшись с сиденья, Сонхва разглядел перегородивший дорогу бампер автомобиля; свечение задних фар разгоняло ночной мрак, окрашивая снежную дымку алым. Впереди мелькали едва различимые силуэты двоих мужчин, не обращавших, по всей видимости, никакого внимания на вставшую за ними машину Хонджуна. Тот раздраженно ударил по клаксону. — Погоди секунду, я выйду и… Вот черт, — осекшись на полуслове, Хонджун замер, так и не опустив ладони на дверную ручку. — Что? — непонимающе переспросил Сонхва, переводя взгляд с Хонджуна на разговаривавших у машины незнакомцев. Не прекращая увлекательной беседы, они приблизились к двери, и столп фонарного света выхватил из темноты широкую улыбку с родинкой в уголке. Сонхва оцепенел. Не отводя глаз, он наблюдал за тем, как Джихёк подступил ближе к своему собеседнику, гладя его по щеке, как тот, засмеявшись, обнял его за шею и потянулся навстречу. Блеснули под задравшимся рукавом пальто запонки белого золота. Смотреть на их поцелуй Сонхва уже не стал. — Хва? — осторожно позвал Хонджун, касаясь окаменевшего плеча юноши. — Хонджун, что со мной не так? — коротко спросил Сонхва, сверля взглядом слившиеся тени на крыльце. — Господи боже, Хва, ты серьезно? — Хонджун устало потер лицо ладонью. — Нормально все с тобой, это он придурок. — Не больший, чем я сам, учитывая то, что случилось час назад, — напомнил юноша с кривой усмешкой. Неожиданная догадка прошила позвоночник обжигающей стрелой. — Он… он все знает. Он знает, Хонджун, наверняка догадался, вот и решил… — Да не знает он ничего, они уже полгода как попугайчики-неразлучники ходят, — раздраженно ответил Хонджун и тут же прикусил язык, сообразив, что именно он только что сказал. — В каком это смысле? — растерялся Сонхва. — Так ты… Ты знал? — Знал, — нехотя отозвался Хонджун, опуская подбородок на руль. Тени у подъезда пошатнулись и растаяли в упавшей из раскрывшейся двери полосе света. — Видел их пару раз после работы, да и в больнице таких вещей не скроешь, сплетни быстро расходятся. — И ты не сказал мне? Почему? — еще не успев закончить вопроса, Сонхва уже понял ответ. — Хва, я просто не хотел, чтобы тебе было больно! — Ты не этого не хотел, — покачал головой юноша. — Ты не хотел, чтобы я расстался с Джихёком и стал пытаться возобновить отношения с тобой, так? — Но сейчас ведь я передумал! — воскликнул Хонджун, наклоняясь к Сонхва. — Что это теперь меняет? Хва, теперь ведь это даже проще, тебе даже объяснять ничего не придется — просто пошли его, и дело с концом. Сонхва не ответил, уставившись в захлопнувшуюся дверь подъезда. Багрянец фар впереди погас, и автомобиль незнакомца начал медленно разворачиваться, взметывая в воздух клубы снежной пыли. Сонхва казалось, что вся его жизнь, все, во что он верил прежде, обратилось в пыль, разлетелось тысячей неприкаянных крупинок, обнажая неприглядную правду. Полгода. Полгода юноша пытался склеить осколки их с Джихёком отношений, полгода пластался перед ним, счастливый лишь оттого, что его любовь оказалась взаимной, полгода цеплялся за мысль о том, что и он, невзрачный и замкнутый, заслуживает чьего-то внимания и признания. Полгода Джихёк водил его за нос, встречаясь с другим. Выходит, все его слова и признания были ложью. Сонхва был только временным развлечением, незначительной забавой, запасным вариантом на крайний случай, а вовсе не возлюбленным Джихёка. И как он мог поверить в то, что действительно кому-то нужен? — Я… — Сонхва прочистил горло и толкнул дверцу автомобиля. — Мне нужно подумать. — О чем? — тихо спросил Хонджун, глядя на Сонхва снизу вверх. — Мне нужно подумать, — повторил юноша, ступая на подъездную дорожку и хватаясь за обледенелое ограждение. Ему казалось, что опора, за которую он держался последние два года, внезапно растворилась, оставив его в пустоте и непонимании. Взревел мотор, пуская рябь по белой глади свежевыпавшего снега, и машина Хонджуна тронулась с места, исчезая за воротами. Несколько минут Сонхва неподвижно стоял у двери дома, не чувствуя холода и опаляющих кожу порывов ветра, а затем развернулся и побрел по лестнице вверх. Он не знал, что будет делать дальше.***
— Так вы точно не сможете? — зажав телефон между ухом и плечом, Сонхва рассеянно поправил подушки на диване, пододвинул стоявшие на краю стола бокалы — скорее из желания занять себя, нежели из-за действительной необходимости. — Может, хоть на полчасика заглянете? — Хва, правда, вообще никак, — виновато отозвался динамик голосом Уёна. — Сан и так нечасто с семьей видится, а тут они сами нагрянули в полном составе, некрасиво будет уехать. К тому же это отличная возможность наконец-то рассказать им о наших отношениях — Сан почему-то считает, что о таких вещах полагается говорить исключительно при личной встрече. — Ясно, — пробормотал Сонхва, оглядывая заполненный посудой стол, над которым он так хлопотал все рождественское утро. В горле встал комок. — Ладно, удачи вам, буду держать за вас кулачки. — Спасибо, — искренне поблагодарил Уён; даже сквозь помехи Сонхва мог слышать его радостное волнение. — Ты не расстраивайся, ладно? Соберемся отметить в другой день, ничего страшного. Джихёк твой когда вернется? — Через пару дней, — ответил Сонхва, открывая на телефоне календарь и рассматривая отмеченную звездочкой дату. — Угораздило же его вляпаться в командировку прямо на Рождество. — А он точно в командировку укатил? — скептически поинтересовался Уён — за минувший год он так и не примирился с новым парнем приятеля. — Может, тоже уже отмечает где-нибудь. И с кем-нибудь. — Джихёк не такой, — оскорбился Сонхва, быстро отгоняя вызванную словами Уёна тревогу. Нет, Джихёк и в самом деле не такой, он принадлежит одному только Сонхва, давно став смыслом жизни юноши, и он ни за что не бросит его так, как это сделал… Сонхва велел себе остановиться. Ему и так предстоит провести рождественскую ночь в четырех стенах, и лишний сеанс самокопаний и воспоминаний о прошлом никак сложившуюся ситуацию не скрасит. С другой стороны, разве не было в этих мыслях толики правды? Уён и Сан отмечают в кругу семьи и близких, Джихёк за сотню километров от него занимается своими важными и неотложными делами, и только один Сонхва будет сидеть в пустой квартире, всеми брошенный и никому не нужный. Ну, ничего другого ожидать было нельзя — кто бы захотел встречать праздник в его обществе? — Ладно, я побегу, а то Сан уже грозит запечь меня с яблоками в качестве главного блюда, — голос Уёна звучал приглушенно, перемежаясь смешками и отдаленными возгласами. — Счастливого Рождества и до скорого. — И тебе, — машинально ответил Сонхва. Он нажал кнопку отбоя, и лившиеся из динамика смех и болтовня умолкли. Комната погрузилась в тишину. Поднявшись с дивана, Сонхва медленно обошел комнату, выключая увивавшие елку гирлянды, собрал пустую посуду со стола, готового к приему гостей. Ему казалось, что и сам он погас подобно елочному огоньку, стал тусклым и бесцветным, утратив свое теплое сияние. Еще несколько часов назад он, охваченный предпраздничным восторгом, метался по квартире, заглядывая в нагретую духовку и смахивая пылинки с новенького свитера — а теперь бесцельно слонялся по темным комнатам, не зная, куда себя деть, и чувствуя, как закрадывается в сердце тоска. Он мог бы позвонить Джихёку — только бы услышать его голос, только бы хоть на мгновение ощутить себя любимым! — но страх показаться навязчивым останавливал юношу. Они и так поссорились из-за этой командировки — или, точнее говоря, из-за нежелания Сонхва отпускать возлюбленного, — а значит, он должен приложить все усилия для того, чтобы вернуть расположение Джихёка. Одна одинокая ночь — ничто в сравнении с годами одиночества; как бы сильно они ни ссорились порой, скольким бы ему не приходилось жертвовать ради этих отношений — Сонхва ни за что не позволит себе потерять свое выстраданное счастье. Разорвавший тишину дверной звонок заставил юношу подпрыгнуть. — Нашли время, — пробормотал он, с грохотом опуская тарелки в раковину и выходя в коридор. И кого могла принести нелегкая в этот поздний час? Продолжая недовольно бурчать, Сонхва отпер замок — и окружающий его мир вдруг заискрился красками и звуками. — Не рад меня видеть? — Джихёк широко улыбнулся, ныряя в прихожую и отряхивая с рукавов капли мокрого снега. — Уже закатил вечеринку с кучей горячих парней? — Нет, я… я один, — пролепетал Сонхва, пережидая вызванное эйфорией головокружение. — А я знаю, — Джихёк звонко чмокнул его в нос. — Встретил этого твоего одноклассника в метро полчаса назад. Значит, не напрасно я пораньше приехал? — Не напрасно, конечно же, нет, — счастливо засмеялся Сонхва, отмирая и подставляя лицо под пылкие поцелуи возлюбленного. От коловшей грудь тоски не осталось и следа — жизнь снова обрела очертания, снова стала легкой, понятной и безоблачной. Продолжая весело щебетать, юноша увлек Джихёка за собой в гостиную, усадил на диван, немедля занимая свое законное место на его коленях. Только рядом с ним он мог почувствовать себя живым, только в лучах чужой любви мог расправить крылья, отметая все невзгоды и неуверенность в себе. Сонхва был не один, Сонхва был важным и ценным — и Сонхва был совершенно и безгранично счастлив.***
Тихонько затворив дверь, Сонхва прошел в погруженную в темноту прихожую. Не включая света, он медленно стянул куртку, поставил, разувшись, ботинки на обувную полочку. Отчего-то сейчас он действовал особенно аккуратно и педантично, словно порядок в доме мог как-то повлиять на царивший в душе разброд. Из-под двери санузла брезжил свет, и Сонхва все так же на цыпочках проследовал на кухню. В груди у него было пусто и холодно. Джихёк вышел из ванной несколько минут спустя, источая жаркий аромат шампуня. Сидевший за столом Сонхва молча поднял голову, разглядывая парня, с которым провел рядом последние два года, черпая из него энергию, будто из живительного источника. Отдаленные угрызения совести снова подали свой голосок — быть может, он сделал что-то не так, был недостаточно внимателен и заботлив, может, если бы они попробовали еще раз… — и Сонхва на миг зажмурился. — Привет, — удивленно сказал Джихёк, щелкая выключателем. — Недавно пришел, что ли? Я думал, ты спишь. — Ничего не хочешь рассказать? — спросил вместо ответа Сонхва, по-прежнему не шевелясь. — Это мне нужно спрашивать, нет? — совершенно спокойный Джихёк повернулся к нему спиной, опуская чайник на подставку. — Это же ты приходишь домой за полночь весь этот месяц. — И поэтому ты решил найти утешение в объятиях другого парня? На бесстрастной спине Джихёка не дрогнул ни один мускул. Бросив в чашку щедрую ложку кофе, он обернулся к Сонхва и облокотился на кухонную стойку. — Ты переутомился, Хва? — сочувственно поинтересовался он. — Ревность к другим парням — это что-то новенькое, раньше тебя раздражали только мои друзья и работа. — Не надо делать из меня идиота, — вспыхнул Сонхва. — Я видел все своими собственными глазами и знаю, что это длится уже как минимум полгода. — Ну да, то ли дело семь лет — это ничего, это совсем плевый срок, да, Сонхва? — О чем ты? Стерев с лица все напускное безразличие, Джихёк оттолкнулся от стойки и сделал несколько шагов к столу. Стекла окон жалобно задрожали от резкого порыва вьюги, но ни один, ни другой не обратили на это внимание. — Не надо делать из меня идиота, Сонхва, — повторил Джихёк его слова, дернув уголком рта. — Думаешь, я не в курсе, зачем тебе нужны были отношения со мной? Что ты ответил на мои ухаживания только потому, что хотел быть с кем-то, и неважно — с кем? — Это не так… то есть, это не было основной причиной, — покривил душой Сонхва, чувствуя, как стелившийся по полу мороз пробирает кожу. — И к чему ты это сейчас? Мы уже давно вместе, все это в прошлом, и это никак не меняет того, что ты… — Это меняет все, — оборвал его Джихёк. — Да, я встречался с другим, и знаешь, почему? Да потому что рядом с тобой я никогда не чувствовал себя свободным и счастливым, потому что хотел хоть ненадолго вырваться из постоянных скандалов и придирок, потому что в этих отношениях я был для тебя не равноправным партнером, а спасательным кругом, за который ты цеплялся всеми конечностями! Я хотел хотя бы ненадолго почувствовать, что кому-то нужен я сам, а не то внимание и признание, которое я могу дать! — Это неправда! — воскликнул Сонхва, не давая себе времени задуматься над услышанным. — Да, я действительно бывал слишком требовательным, но только потому, что для меня, в отличие от тебя, эти отношения имели хоть какую-то ценность! — Ты не слышишь меня? Не отношения имели для тебя ценность, а сам факт того, что ты с кем-то встречаешься! Тебе не нужна любовь — тебе нужно, чтобы каждую секунду тебе доказывали твою важность и значимость, потому что сам по себе ты в них не веришь. Вот почему ты душишь каждого, кто оказывается тебе близок, вот почему продолжаешь метаться между прошлым и настоящим, — запустив в карман руку, он вынул и бросил на стол перед Сонхва смятый листок, и юноша узнал рисунок Миён, — и вот почему твои мечты о счастливых отношениях никогда не выйдут за пределы детских каракуль. Ты не умеешь любить, потому что ты не любишь себя, Сонхва. Ты способен существовать только в отношениях с другим, не представляя собой ровным счетом ничего в одиночку — и ты не научишься этому, пока продолжишь пытаться заслужить чье-то одобрение и избавиться таким образом от подростковых комплексов. Но я не хочу избавлять тебя от них за свой счет, не хочу быть твоим донором и спасательным кругом. Я не готов обслуживать твою самооценку — и поэтому сегодня я ухожу. Шаги Джихёка стихли в коридоре; заскрипела дверца шкафа, зашуршала отбрасываемая с вешалок одежда. Сонхва недвижно сидел за столом, глядя на лежавший перед ним рисунок. На листок упало несколько слезинок, и яркие карандашные линии расплылись кривыми кляксами. Ты не умеешь любить, повторил он мысленно, вторя замершему в стенах кухни эху. Нет, это неправда, конечно же, это не так — ведь полюбил же он Хонджуна спустя целых семь лет! Но действительно ли он любил Хонджуна, или же хотел всего-навсего поставить точку в событиях, оставивших неизгладимый след в его памяти? Неужели Джихёк был прав, и Сонхва просто нуждался в утраченном признании Хонджуна, а вовсе не в Хонджуне самом? О своем отношении к Джихёку он думать боялся — прозвучавшие в кухне горькие слова хлестнули его отрезвляющей пощечиной, впервые поставив юношу перед неприглядной истиной. Вытерев слезы, Сонхва разгладил рисунок Миён, обвел кособокие фигурки, смахивая влагу. А ведь именно Миён он любил по-настоящему, подумал вдруг юноша, любил, ничего не требуя и не ставя свою жизнь и личность в зависимость — и она любила его в ответ своей детской безусловной любовью, за то лишь, что он был на этом свете такой, какой есть. Забавно — целый месяц Сонхва работал няней, не понимая, что именно ему бы стоило поучиться у своей воспитанницы. Я подумал, что иногда, когда речь идет о мечте, риск бывает оправданным. И я готов рискнуть. Несколько мгновений Сонхва разглядывал нарисованного слева темноволосого человечка, а затем, сложив рисунок, направился в опустевшую комнату. Наконец, спустя семь лет, готов был рискнуть и он — даже если этому риску не суждено было оправдаться.