Персиковая птица

      Я покинул больницу, неловко взлетел — мне кажется, что подобная практика мне будет кстати — встал на крышу и вновь закрыл уши. Я уже знал, что должен искать: протяжный и тоскливый плач кита. Меня оглушило им сразу с трех сторон. Сначала я растерялся. Я знал, что везде меня ждут, я чувствовал ответственность за эти жизни. И вместе с этим я, словно заранее, чувствовал кончиками пальцев тепло, которым награждает живое сердце. Мне было сложно выбрать кого-то одного, хотелось получить блаженство ото всех.       И все же я выбрал. Выбирал вновь и вновь неделями. В моих руках лежали и совсем крошечные, как птички, сердца детей, я видел слезы родных, которые, наконец, смогли посмотреть в глаза дорогим людям, лежавшим долгие месяцы без памяти. Самым интересным было вынимать сердца у застрявших в рутине. Тусклые серые комочки оживали от моего дыхания. Взгляд у такого человека прояснялся, голова поднималась, и он бежал увольняться или выкидывать прикипевший к нему ненужный труд.       Мне нравилось. Нравилось и краткое мгновение блаженства, и это чувство величия над смертными, их зависимость от меня. Пусть они и возносили свои молитвы ко Всевышнему, но на самом деле их спасителем был я. Многих икиру я успел встретить, веселиться с ними в свободное время было еще одним плюсом моего перерождения. Иногда к нам присоединялись и шинигами, но с некоторой осторожностью, сдержанностью, все же на следующий день мы могли стать и врагами.       Мафую не появлялся. Это не то чтобы огорчало меня, но удивляло. С его прилипчивостью, учитывая тот факт, что я был первым, с кем он захотел связать вечность, я думал, что он так просто не отпустит меня после моего заявления об отречении. Сато вставал перед глазами везде. Это даже злило. Уже много раз я с чувством вины отшатывался от прохожих, которые были похожи на него. Стоило моим мыслям получить расслабленную свободу, и они тут же направляли свое течение к моему шинигами. Я отчаянно надеялся, что это однажды пройдет.       Мне не нравился сам факт присуждения кому-то только из-за поцелуя. Не я полюбил его, меня заставили обычаи Всевышнего. Не нравилось мне и то, что в памяти я любил именно Сато, который губил мою жизнь, обрек меня на мучение. Не скажу, что все влюбленные поступают также. Но одновременно с этим я понимал, что теперь-то уже я сам осознанно что-то чувствовал к Мафую. Нужно было время, чтобы понять — наваждение это или нет.       Радовало, что моментов для размышления было не так много. Я все время старался находиться на заданиях. Тем более, что в них была еще одна прелесть — сражения с шинигами. Были среди них парни, с которыми мы могли договориться: мол, в этот раз сердце мое, в следующий — твое. Однако были и такие, которые всегда хотели забирать жизни. И вот с такими я не церемонился. Чувствуя себя вышибалой в клубе, я использовал все плюсы своего тела, чтобы отправить шинигами кувырком с лестницы. Особенно приятно это было проворачивать с теми, у кого крылья были мутного цвета — падальщики, желающие лишь набить брюхо всяким дерьмом. Тех, что были поразборчивей, я даже уважал.       Однако такое развлечение настигло меня карой спустя пару месяцев. Выходя из очередной больницы, я увидел, что целая банда мутнокрылых поджидает меня. Мне решили преподать урок за рвение. Я четко понимал, что мне не выдержать этот бой, но бежать было бы слишком большим ударом по самолюбию. Поэтому я принял схватку.       Продержался я правда еще меньше, чем ожидал, минут пять от силы. Меня начали забивать. Умереть я не мог, но понимал, что без крови Мафую раны заживать будут чуть дольше и болезненней. И тут надо мной произошла какая-то заминка. Бить меня перестали и даже расступились, но причина была непонятна. Подняв голову, я увидел, что передо мной стоит Сато. Я по одной фигуре прочитал: приблизитесь к нам — целыми не уйдете. И шинигами не решались подойти. Видимо, даже среди них была какая-то иерархия, особенности сил или репутация. Плюнув, они ушли спустя пару минут.       Мафую быстро присел около меня и поднес свою руку к моему лицу.       — Давай, быстро, и я уйду, — он не смотрел на меня.       Я понял почему — от боли и обиды. Что-то мне подсказывало, что это не совпадение, что он оказался около меня в самый подходящий момент. Я тяжело приподнялся — бока мне изрядно намяли.       — И давно ты следишь за мной? — я поймал его взгляд, но он отвернулся.       — Я здесь пролетом.       — Не следил? Ну да, ну да, — я хмыкнул.       — Ты будешь кусать или оставить тебя здесь на несколько дней? — он почти пихнул мне в нос руку.       — Буду, — я сел.       Внезапно я подумал — а какая разница, каким образом я его полюбил. Люблю же сейчас, глупо это отрицать. Если Мафую смог на два месяц отказаться от удовольствия поедания сердец, то это чего-то да стоит. Да и вновь рискнул он восстать против своих. И пусть обижается, пусть мучается, но готов мне помочь. Нормальный он, а я его люблю — чего ж мучиться обоим, мы же не в дораме, не в манхве, не в фанфике. Просто решить все один раз и на всю вечность.       Я рванул вперед, накинулся на него. Первый миг Сато пытался отринуть, отпирался, но я не сдавался и он поддался. Поцелуй, словно мы и не расставались. Мафую стал настойчивее. Не хватало еще на публике поддаться соблазну. Я внезапно укусил его за губу — все равно кровь нужна была. Он вновь попытался отпрянуть, но теперь уже я напирал — а ты чего хотел, прародитель?       — Это значит… — он не решался сказать.       — Да, это значит, что в отце я не нуждаюсь, но коротать с тобой вечность… идея интересная.       Вечность. Я точно знаю, что устану от него, попытаюсь задушить, прокляну за то, что он обратил меня. Но лучше любить, перебиваясь на прения, одного единственного бедного шинигами, чем умереть или жить лишь ради мига блаженства от ожившего сердца.