Влюбляясь в Альбу

— Нет, это никуда не годится, — мисс Родригез неодобрительно нахмурилась, и едва Миа успела что-либо произнести, чужая кисть коснулась ее холста, рисуя поверх ярко-красной краской. Миа застыла от ужаса и поднимающегося в груди раздражения, наблюдая за тем, как преподавательница уверенно исправляет ее, почти готовую, картину поверх холста. Она готова была поклясться, что не слышала ничего, кроме собственного сердцебиения, пульсирующего в ушах и мешающего сосредоточиться. Это просто катастрофа. Она готовилась к этому просмотру целую неделю, тщательно уделив время тем ошибкам, на которые Альба указала ей в прошлый раз. Впервые Мие начало нравиться то, что она создавала, и даже вечно недовольный отец одобрительно кивнул головой, бросая короткое: «Неплохо». Но даже отцовское «неплохо» разбивалось о слова мисс Родригез, которая сегодня была резче, чем обычно. Может, ей вообще не следовало поступать в академию? Лелеять мечту о том, чтобы стать отличной художницей, выставляться в лучших галереях штатов и быть таким же невероятным гением, как преподавательница. Преподавательница — не испытывающей, казалось бы, никакой эмпатии к чужим работам, проведенным бессонными ночами у холста, и болезненной одержимости, чтобы все было идеально. Какая к черту разница, если Альба все равно застанет тебя врасплох, критикуя, что это никуда не годится. — Миа, ты слушаешь? — женщина на секунду прервала свой монолог, глядя на студентку, которая, казалось, вот-вот перевернет мольберт и вылетит из аудитории. — Нужно перерисовать, ты совсем зачернила работу. Свет получился слишком тусклым и плотным. Не нужно рисовать по памяти, старайся закончить работу в студии, как и все остальные. Сегодня Альба была явно не в духе, это ощущалось с момента ее появления в аудитории — Миа легко считывала чужое настроение, и даже малейшие детали подсказывали ей то, в каком расположении духа находится человек. Шаги Альбы были тяжелыми, дверь закрылась резче, чем обычно — но Миа хотела бы списать это на случайность — а когда мисс Родригез начала исправлять чужие работы, достав свою кисть, стало понятно, что беды не миновать. Она редко притрагивалась к картинам студентов, обычно объясняя на словах, что нужно исправить и над чем еще стоит поработать, но иногда, когда случались эти «плохие дни» — Альба непременно брала в руки кисть, показывая на холсте то, что хотела бы увидеть. Работа, по ее мнению, все равно была никудышной, а оставлять такое в своем арсенале — значило смириться с посредственностью. — Альба сегодня сама не своя, — тихо протянула Эмма, выскальзывая из аудитории на долгожданный ланч. — Очередная испорченная картина отправится в мусорку, а мама так хотела повесить ее где-нибудь в гостиной. — У нее, наверное, эти дни, — хохотнул Джоэл, за что мгновенно получил сердитый пинок от подруги. — Заткнись, Джоэл, — Эмма схватила под руку Мию, словно пыталась найти в ней поддержку. — Она, конечно, бывает той еще занозой в заднице, но твои сексистские фразочки вымораживают не меньше. Парень беззлобно засмеялся, по-дружески обнимая за плечи Эмму и зная, что она непременно запротивится любому их взаимодействию. Джоэл, Эмма и Миа дружили с самого первого курса — повсюду ходили втроем, часто собирались вне стен академии, находя друг в друге ту самую необходимую поддержку. Эмма и Джоэл перебрались в Нью-Йорк из соседних штатов, поэтому пересеклись еще в общежитии, а Миа продолжила жить с родителями, не решаясь сменить привычный комфорт дома на шумное студенческое общежитие. Джоэль — как новый Тимоти Шаламе, Эмма обожала шутить об этом. Темноволосый, кудрявый, смазливый и высокий — он очаровывал не только девушек в округе школы, но и несколько раз признавался, что с ним флиртовали некоторые парни. С отменным чувством юмора он часто поддерживал Эмму и Мию, заставляя их смеяться сквозь слезы и падать в объятия друга, с которым было так легко. Эмма же, напротив, казалась иногда излишне серьезной, вечно собранной и по-хорошему задротской. То ли ее темные брови придавали ей такой хмурый, сосредоточенный вид, то ли острые черты лица, но Эмма чаще всего создавала первое впечатление невероятной суки, которую стоило бы обходить стороной. Впрочем, друзьям она открылась с совершенно другой стороны, стоило им однажды совершить набег на бар — язык у Эммы быстро развязался, и она даже продолжала шутки за Джоэлом. — Какие планы на вечер? — упав с подносом за столик, Эмма взглянула на Мию, которая до сих пор не могла поверить в то, что Альбе не понравилась ее картина, на которую та потратила несколько бессонных ночей. — Писать заново натюрморт… — вяло отозвалась Джонс. — Мне нельзя заваливать этот экзамен. — Ты говоришь так про каждый экзамен, — запротестовал Джоэл под одобрительные кивки Эммы. — Расслабься и перестань думать об этом хоть на пять минут. Ребята с общежития сегодня собираются в клуб, Эмма и я тоже. Миа уверенно качнула головой. Во-первых, ее родители совершенно не одобряли подобные ночные развлечения, и каждый раз для того, чтобы куда-то уйти, ей предстояло пройти несколько кругов ада. А во-вторых, Джонс была твердо уверена в своем решении остаться дома и посвятить свободный вечер живописи, чтобы в следующую их встречу мисс Родригез сделала ей хотя бы малейший комплимент. Она не понимала — то ли дело было в ней, то ли действительно в ее уровне живописи, но Альба редко говорила ей что-то одобрительное, всегда рубила эту неприятную правду с плеча, словно не боялась задеть. Многих такой подход устраивал и мотивировал, другие же считали мисс Родригез зазнавшейся художницей, которая не в состоянии вынести конкуренции. Впрочем, Миа понимала, что не претендует на какую-либо конкуренцию с женщиной. Иногда это ощущалось какой-то зависимостью — то, что скажет Альба, каким взглядом посмотрит на ее картину, что подметит в деталях или оттенках в работе. Мие до скрежета в зубах хотелось быть лучшей, даже если для этого нужно было отказаться от сна. — Не сегодня, — Миа виновато улыбнулась и тут же попыталась исправить ситуацию. — Но в выходные я буду готова, чтобы травмировать свои колени в скейт-парке, лишь бы Эмма не нудела о том, что снова осталась одна. — О, боже, ты просто могла бы признаться, что тоже хочешь подцепить там красавчика, — рассмеялась подруга и кинула ироничный взгляд на Джоэла. — Ты тоже, если хочешь. — Обязательно, найду там своего Оливера, — дернув бровями, Джоэл гулко засмеялся, подхватывая смех подруг.

***

Миа уже какое-то время сидела, поджав колени к груди и глядя на утреннюю картину, разрисованную сверху красной краской. Прежнее раздражение все еще оседало неприятным чувством в грудной клетке, щекотало все внутри и заставляло Джонс в десятый раз прокручивать в голове утренние классы. Она злилась, что никак не могла получить от мисс Родригез хотя бы маленькое слово одобрения, которое бы вдохновило ее и заставило бы работать усерднее. Напротив, ей казалось, что Альба придиралась к ней совершенно несправедливо и требовала от Мии уровня выше, чем она могла показать. Учитывая, что практически все ее одногруппники давно закончили художественные школы и сейчас лишь продолжали свой профессиональный путь, Миа занималась живописью всего несколько лет, постоянно вспоминая слова матери, что для карьеры художницы это слишком поздно. Альба была уже состоявшейся художницей, продающей свои картины за сотни тысяч долларов, имеющей огромный спрос на свои работы из всех крупнейших галерей и частных арт-дилеров. Удивительно, как школе удалось привлечь ее к преподаванию на последних курсах, но это однозначно было одним из лучших решений. Миа, к своему стыду, ничего не знала об Альбе, и только когда та пришла преподавать к ним — Джоэл рассказал все, что знал о женщине. В ней он быстро разочаровался, считая, что она слишком отстраненная и холодная, и что у него вообще складывается впечатление, будто бы мисс Родригез хочет прогнуть всех студентов под ту стилистику, в которой рисовала она сама. Эмма же протестующе спорила с другом, подтрунивая, что он, вероятно, до смерти влюблен в Альбу и все пытается ее задеть. Альба не оставляла людей равнодушными — студенты восхищались ею, боялись, уважали, испытывали презрение, но никогда не оставались безэмоциональными. Миа не знала, что чувствует. Альба раздражала своей уверенностью, этим чуть приподнятым подбородком, будто смотрит на всех свысока, Альба восхищала своим талантом — спорить с этим, значит, признаться в собственной слепоте. Альба казалась Мие чем-то недостижимым, далеким и прекрасным, оттого и рождала всегда противоречивые чувства. Родители не одобряли стремление дочери к творчеству, считая, что на этом поприще ей не добиться успехов, а вся карьера успешных художников — случайное стечение обстоятельств и удачи. Будучи успешными юристами, они смотрели на вещи более приземленно и практично. Может, именно поэтому облизывали с ног до головы Бена — младшего сына, который только в прошлом году окончил старшую школу и поступил на инженерное дело в Йельский университет. Мама даже не скрывала своего восторга, сравнивая Бена с Мией и приговаривая, что хоть кто-то в их семье не встретит бедную старость. Миа больше не реагировала, она не была уверена даже в том, что злилась. Злость будто бы закончилась за все годы, проведенные в постоянных спорах и попытках доказать родителям, что она не обязана быть их протеже, не обязана следовать их ожиданиям и быть причиной для хвастовства друзьям. О Мие вспоминают на семейных встречах с неохотой, когда отец уже расскажет обо всех успехах Бена, поделится их новыми делами с женой, а затем совершенно отрешенно расскажет о Мие. Миа до сих пор не понимает, почему встречается в чужих взглядах с чем-то, что напоминает ей о жалости — словно она учится в никому не известной школе и ее образование не имеет никакого значения, словно художники — это что-то, на что не хватило мозгов при поступлении в университет.

***

С неба лило как из ведра. Дождь внезапно обрушился на отдыхающих снаружи студентов в полдень и никак не прекращался, заставляя перебраться всех внутрь кампуса. Миа сидела в библиотеке и сосредоточенно готовилась к истории искусств, с которой в последнее время у нее совсем не ладилось. В конце недели Альба должна была проверить их картины, и это никак не выходило из головы — Джонс хотелось услышать хоть каплю похвалы за ее старания, но, зная мисс Родригез, получить хоть какое-то одобрение было редкостной удачей. Альба никогда не раскидывалась похвалой, и при этом удивительно, как она оставляла студентов такими вдохновленными без лишних слов. «Она просто богиня», — говорила Эмма, наблюдая за тем, как легко рождались картины под ее взмахами кисти. «Она настоящая ведьма», — завистливо шептал Джоэл, завороженно наблюдая за чужими движениями. Когда мисс Родригез только входила в аудиторию, мир вокруг нее словно замирал, все с нетерпением ждали оценки своей работы, слов похвалы или критики — это становилось не так важно, поскольку все, что говорила Альба, жадно впитывалось каждым студентом. У Альбы всегда, казалось, холодный взгляд, но она, как всепоглощающий огонь — живая, неудержимая, харизматичная. Ей всегда приписывали множество романов и интриг, над которыми она смеялась и подливала масла в огонь. Казалось, что шум вокруг нее лишь тешил ее эго. Темноволосая, с цепким взглядом карих глаз, с бурлящей страстью испанской кровью, Альба сжигала вокруг себя всё. Сносила бушующим торнадо, влюбляла, подчиняла, коллекционировала взгляды. Она явно знала себе цену и никогда не соглашалась на меньшее. Когда Альба впервые вошла в студию, залитую утренним светом, пряча руки в карманы широких штанов и едва улыбаясь краешком губ — Миа почувствовала, как все ее внутренние органы сжались. Уверенность, которую она излучала, невозможно было не ощутить на собственной коже. Холодная, беспристрастная, с низким, чуть хрипловатым тембром голоса — Миа тут же готова была поспорить о том, какое бесчисленное количество студентов были влюблены в нее. Альба быстро разбила мечты Мии о том, что ей когда-либо удастся стать фавориткой. Печальная правда состояла в том, что у мисс Родригез абсолютно не было любимчиков, а еще хуже было понимание, что рисовала Джонс хуже большинства однокурсников. И чем больше она старалась угодить Альбе, тем больше встречала негодования. — Ты не пытаешься сделать задание, — говорила она холодно и отстраненно, почти брезгливо. — А пытаешься понравиться мне. Не стоит. «Не стоит», — повторила про себя Миа и в глубине глаз, в которых всегда пыталась найти одобрение, обнаружила лишь разочарование. Вскоре Миа поняла, что Альба ненавидит две вещи: лесть и попытки угодить ее вкусам. Отчитывала за это она не только Джонс, раз за разом повторяя, что студенты должны совершенствовать свои навыки, исследовать себя и экспериментировать, а не гнаться за теми же художественными приемами, которыми отличалась сама Альба.

***

— А как тебе тот блондинчик? — заговорщически прошептала Эмма, наклоняясь к уху Мии и пытаясь отдышаться от интенсивной тренировки на скейтборде. — Фу, он похож на моего брата, — скривилась Миа. — А вот его друг ничего… Эмма довольно загудела, игриво толкая подругу плечом. Впрочем, Джонс совершенно не хотелось ни с кем знакомиться. В последние недели она была так озадачена учебой, что на развлечения, а тем более новые знакомства времени да и желания совсем не находилось. С неистово бушующим либидо она справлялась самостоятельно, пропуская перспективы быстрого перепихона с кем-то симпатичным. — Может, познакомимся? — Эмма не унималась под умоляющим взглядом Мии. — Брось, это ни к чему нас не обязывает. — Эмма. Джонс прекрасно знала свою подругу и ее фразы: «Это ни к чему нас не обязывает», а потом они сидят в каком-нибудь баре и Эмма самозабвенно целуется с очередным парнем, пока Миа ковыряет ложкой мороженое. Нет уж, в этот раз она не купится. — Завтра класс с мисс Родригез, мне нужно убедиться, что картина получилась идеальной. — Ой, ну брось, — Эмма искренне рассмеялась, сдувая с лица прилипший локон волос. — Твоя идеальность рухнет в одно мгновение под ее очередным: «Могло бы быть и лучше». Эмма в точности скопировала интонацию Альбы, корча лицо и закатывая глаза. Миа знала, что подруга не хотела обижать ее, но чужие слова все равно ранили. Эмма рисовала давно и делала это, казалось бы, с такой легкостью, что даже Альба подолгу рассматривала ее картины, хмурясь и поджимая губы. Эмма была хороша. — Ну скажи мне правду, неужели я действительно настолько плоха? — отчаяние, скопившееся где-то в животе, вырвалось наружу, и Миа взглянула на Эмму совсем жалобным взглядом. — Я каждый божий раз трачу на работу кучу часов, учитывая все ее пожелания, стараюсь смотреть на работу объективно, а она… Я не знаю, у меня иногда ощущение, что она придирается ко мне целенаправленно. Эмма повела плечом. Мисс Родригез была строгой, но в то же время Эмма никогда не чувствовала себя подавленно из-за чужой критики. Альба умела вставить какое-то слово, которое приободряло ее. — Я не знаю, возможно, она думает, что своей критикой заставит тебя действовать более усердно. У тебя действительно стало лучше получаться по сравнению с прошлым годом. Миа слабо улыбнулась, когда подруга похлопала ее по плечу, пытаясь приободрить.

***

Миа пыталась успокоить себя, в тысячный раз разглядывая свою работу и слыша отдаленные шаги по коридору, которые могли принадлежать только одному человеку. Гул в аудитории моментально стих, когда дверь противно скрипнула, а мисс Родригез коротко кивнула головой в знак приветствия. В излюбленных широких темных штанах и пестрой, заправленной за пояс штанов, блузкой — она выглядела изумительно. Парфюм, тонким шлейфом тянущийся за ней, очень подходил хозяйке. Терпкий, свежий, с дерзкой ноткой цитруса — Миа глубоко втянула носом воздух, пытаясь уловить этот аромат снова и снова. — Камерон, композиция никуда не годится, — нижней частью кисти, не испачканной в краске, Альба показала на примере картины то, что она имела в виду. — Слишком тесно, дай предметам дышать между друг другом. Камерон моментально кивнула головой, будто точно поняла, что имеет в виду преподавательница. Тяжелые шаги продвинулись дальше, студенческий гул медленно возвращался. Никто не сосредотачивался у обсуждаемой работы, если Альба сама не просила того — она давала комментарий конкретному студенту, оставаясь с ним наедине. — Неужели! — Миа не видела, но чувствовала, что мисс Родригез улыбается. — Эмма, неужели в твоих работах появилось больше цвета? Хорошо. «Хорошо», — Миа могла бы убить за то, чтобы Альба когда-нибудь выдавила из себя это слово в ее сторону. Эмма, конечно же, ликовала — Джонс была уверена в этом — вот только никак не выдала этого восторга, лишь кивнула, отвечая в том же сдержанном стиле: «Спасибо». Миа усмехнулась, они обе определенно стоили друг друга. Она не знала, намеренное ли это действие или стечение обстоятельств, но Альба подошла к ней последней, и Мие даже показалось, что было в чужом взгляде что-то насмешливое, почти издевательское, прежде чем мисс Родригез вообще взглянула на ее работу. Пока остальные студенты были заняты исправлениями ошибок и новыми наработками, Альба несколько минут молча рассматривала работу Джонс, не выдавая никаких заключений. Словно стоя в музее, она сложила руки на груди и закусила кончик кисти, разглядывая картину студентки, и только когда Миа уже в нетерпении дернулась всем телом, умоляюще глядя на женщину, та медленно обернулась к ней. Наверное, Джонс ожидала услышать что угодно, кроме внезапного вопроса: — А тебе-то самой как? Миа растерянно моргнула и мельком кинула взгляд на свою работу, словно желая увидеть в ней нечто новое. Говорить о том, что это одна из лучших ее работ — Миа почему-то не решалась, но и принижать себя, что она могла бы сделать лучше или исправить какие-то детали — не хотела. — Я хочу услышать ваше мнение, — уходя от ответа, Джонс смело подняла взгляд к карим глазам. Словно в замедленной съемке, она заметила, как глаза чуть прищурились, а под ними образовались маленькие мешки. Губы искривились в ухмылке. «Смелая девочка», — пронеслось в голове у Альбы, и вызов, стоящий в вопросе студентки, даже восхитил ее. Миа была посредственной в своем искусстве. А Альба терпеть не могла посредственность. Но Миа почему-то так отчаянно напоминала ей саму себя в своем желании быть лучшей, даже когда не получается, в своем стремлении получить одобрение, внимание, она буквально тянулась к Альбе, как светлячок летел на свет. — Ты исправила тени, свет стал мягче, — прокомментировала Альба совсем очевидные вещи. — Но это все еще не ты, а чья-то копия. Миа готова была поклясться, что ее щеки моментально вспыхнули от ярости. Она никак не могла понять конкретику того, что ждет от нее мисс Родригез — что подразумевалось под этим: «Это еще не ты». И гнев Мии, казалось, был таким очевидным для Альбы, что она не смогла сдержать улыбки. «Издевается», — пронеслось в голове Джонс. Альба просто невзлюбила ее по каким-то своим причинам, а теперь ищет причины, чтобы зацепить ее своим словом. Миа была уверена в этом, и, может, поэтому, не смогла удержаться. — Скажите честно, я вам просто не нравлюсь? — она старалась говорить тихо, не привлекая внимания других студентов, потому что ей не хотелось стать объектом насмешек из-за собственной несдержанности. — Я исправила все по вашим комментариям, убрала все ошибки, и рисовала это я, а не кто-то другой. Как это могу быть не я? Я не понимаю, чего вы от меня хотите?! Щеки и уши горели — Миа была уверена, что выглядит она крайне нелепо, но еще больше ее раздражала внезапная мягкость Альбы. Не было привычного высокомерия, холода в ее взгляде. Она будто бы смеялась про себя, глядя на возмущенную Джонс. — Ну почему же, — в такой же тихой манере протянула мисс Родригез. — Очень даже нравишься. Проигнорировав все остальное, отчего сердце Мии заколотилось так сильно, практически болезненно. Для нее все это выглядело попыткой вывести ее на эмоции, чтобы заполучить что-то, что она никак не могла понять. Она понятия не имела, что и как нужно ей писать, чтобы Альба хотя бы попыталась найти в ее работе нечто хорошее. — Давай же, удиви меня, — последнее, что бросила женщина, прежде чем уйти. Видимо, предчувствуя, что Миа уже на грани истерики и преступления. Сердце никак не унималось в груди, руки медленно дрожали, и Джонс едва понимала, что происходит. Она смотрела в спину Альбы и мечтала придушить ее без свидетелей, либо связать и пытать ее до тех пор, пока она не объяснит, что ждет от Мии и её картин.

***

— Блять, удиви меня! — Миа не пыталась сдерживать эмоции, активно жестикулируя и жалуясь Эмме с Джоэлом на Альбу. — Она поехавшая или просто мазохистка! Я не понимаю, чего она от меня хочет, а она не может объяснить это своим блядским ртом! Эмма сложилась пополам, не в силах сдерживать смех. — Гений, может ты понимаешь, что ей нужно? — на грани отчаяния Миа взглянула на парня, который все это время был погружен в своей телефон. — Я думаю, что ей нужно потрахаться, — коротко заключил Джоэл, тут же заставляя Эмму взлетать на реактивной ракете от возмущения. — Заткнись, Джоэл! — Не буду я затыкаться, — возмущенно протянул тот, убирая телефон в карман. — Ты сама не видишь, что она придирается? Томас и Вероника принесли сегодня полную херню, это и ослу понятно, но Альба выдала что-то в духе, мол, в этом есть экспрессия и авторское видение. Ну нихрена себе она ценитель отстоя! Миа вспомнила работу Томаса и мгновенно загналась еще больше. Это было хуже, чем когда-либо — будто бы тот спешил или совсем не пытался написать хорошую картину, но Альба похвалила даже его. — Может, она просто пытается приободрить Мию таким… странным способом. — Она хочет трахаться, — уперто повторил Джоэл. — Поверь мне, я знаю женщин. — Господи, — в один голос произнесли Эмма и Миа, начав смеяться.

***

Альба устало опустилась в кресло, делая глоток янтарной жидкости и ощущая предстоящее расслабление. Голова весь день была забита студентами и их работами: яркими, посредственными, экспрессивными, слабыми и запоминающимися. В последнее время она редко писала что-то для коммерции, иногда — для себя, но времени едва хватало, поскольку университет отнимал большую часть ее дней. В комнате царил приятный полумрак, из соседней комнаты разливались звуки ее любимой пластинки. Пахло травкой. Альба не курила — крайне редко, когда знала, что настолько зажата, что кроме травы ей ничего не поможет. Но алкоголь она точно не мешала с такого рода удовольствием. Женская фигура появилась внезапно, и Альба даже моргнула, словно не ожидала, что девушка объявится здесь так быстро. — Мы закончили? — спросила та, глядя на Альбу с полуприщуром, присущим только ей. Нахальная, вызывающая, молодая и такая глупая. Родригез засмеялась и, сделав очередной короткий глоток бурбона, кивнула на тумбочку. — Деньги на столе. Придется встретиться еще в субботу. В субботу, я думаю, закончу. Натурщица кивнула и сделала несколько шагов вперед, не пытаясь прикрыть собственную наготу, несмотря на накинутый поверх тела шелковый халат. Альба смотрела на нее лениво, медленно изучая плавные изгибы груди, делая это словно впервые, несмотря на то, что рисовала ту уже кучу часов. Много раз. — В субботу не могу, обещала позировать Патрику. Альба усмехнулась этому заявлению. — И как тебе Патрик? — глядя в глаза, зная, что та никогда не соврет, Альба цепляется за чужое запястье и никак не отпускает. — Посредственный. Женщина тянет сильнее, заставляя практически упасть на себя. Молодая девушка садится сверху — как обычно, лицом к лицу. Альба медленно разводит ноги, отчего колени другой раздвигаются вместе с ними. Кожа такая горячая и мягкая, не тронутая возрастом и болью. Альба сжимает ее бок и, наклоняясь, кусает за сосок. Она готова поклясться, что это самые прекрасные стоны, которые она когда-либо слышала. Руки нетерпеливо перемещаются ниже, не дразнят — врываются в теплый плен и рваными движениями движутся внутри. Между бедер сладостно тянет, когда молодая девушка стонет ей в губы и сжимает в руках грудь Альбы. Развязка приходит быстрее обычного — то ли из-за скопившегося напряжения еще с университета, то ли алкоголь расслабляет слишком сильно, что сдерживать себя дольше не получается. Альба мягко вытирает пальцы, но так и не встает. Девушка забирает деньги и, обещая вернуться в воскресенье, выскальзывает из квартиры тенью. Альба засыпает.