L'ubl'u is...

***

Вверх, по краю лопатки, и вниз, плавно, чуть под неё, размеренно — ни слабо, ни тяжело — идеально. Тэттё лежал, обхватив широкую подушку, и единственное, на что хватало его выдержки — молчать. Открывать рот было страшно: прошлый раз Куникида моментально отпрянул. Оба испугались. Первый думал, что сделал больно, второй — что первый исчез. Дзёно-из-прошлого, помнивший день их знакомства, посмеялся бы над иронией судьбы. Дзёно-сейчас досадливо поджал бы губы и напомнил, что Ищейки гораздо крепче, чем кажутся. Дзёно, который не знает, как подойти к Йосано, едва не казнённой по их вине. Дзёно, который впервые по-настоящему осознал, кем был раньше, и задумался о женщине напротив, не заслуживает ли та кого получше. Здесь Сайгику нет. Жаль: его ворчание хорошо отвлекало. Куникида осторожно оторвал руки от ожогов — Тэттё закусил губу и стиснул кулаки плотнее. Спину покалывало от лечебной мази, острой от травяной горечи и прохладной из-за ментола в составе. Конечно, случались с Суэхиро вещи гораздо страшнее отвлёкшегося на тюбик Доппо, но... Хотел бы мечник знать, отчего тревога воет сиреной, стоит самому приятному в особом тактильном смысле существу отодвинуться. Хотел бы, правда, только происходящее — за гранью его понимания. Просто прикосновения. Просто человек рядом. Просто мурашки, бегущие по коже, и оглушительно громкая тишина в голове. Ни единой связной мысли — кончики пальцев, скользящие по краям шрамов, а Тэттё — нитка за иголкой: следует мысленно за ними и почти не дышит, чтобы не спугнуть. Нет ничего, только эти руки. Отрубить их во имя правосудия — славная идея, не правда ли? — Уже почти всё. Осталось поясницу обработать. Тянуть будет меньше, но на непогоду шрамы могут напоминать о себе. Полегче давить попробую, — зашелестел Куникида: там, где не было Дазая, эспер редко повышал тон и практически не добавлял громкости речи. Ладони, обильно смазанные согревшимся кремом, заняли своё место, и Суэхиро с трудом успел подавить воркование, неожиданно зародившееся где-то в груди, а вот бёдрами вильнул совершенно непроизвольно и вжался поясницей в руки коллеги, отчего по-настоящему испугался себя. Доппо подозрительно надолго растерянно замолчал. Тэттё обессиленно уткнулся лицом в палас и затих, надеясь переждать бурю так. Говорят, если кругом бушует пламя, надо накрыться негорючим полотном, разрыть почву и уткнуться лицом в ямку — пожарным вот помогает, вдруг его спасёт? — Так тебе больно или нет? — осторожно уточнил заместитель директора. — Кулаки сжимаешь так, что я проступившие вены на предплечьях вижу, не издаёшь ни звука, точно это — пытка, но теперь... Ты в порядке? Беспокойство встало поперёк горла. В груди так забухало, словно Суэхиро только что попытался одолеть Кенджи. От перспективы исчезновения ладоней с правильного места внутри всё натянулось до звона. — Мне стыдно за свою несдержанность. Прости меня, — язык ворочался с огромным трудом, но мечник собрался с мыслями. Лицо его горело. — Не хотел напугать. — Чем? — окончательно растерялся Доппо. — Ты только в шарик не сворачиваешься от дискомфорта. Если больно, говорить нужно, издавать звуки. Люди обычно жалуются сразу, не терпят. Или ты это... завёлся? Отпустить тебя и дать уединиться в ванной? Это нормально. Может, даже хорошо: если чувствительность возвращается так быстро, то ты прекрасно восстанавливаешься. Стало мучительно стыдно — не подобает воину терять самообладание — и одновременно приятно-тяжело на сердце: Куникиде не было никакого дела до возможных казусов с самого начала. Он действительно хотел помочь и понимал, с какими последствиями мог столкнуться. — Нет. Ничего такого. Продолжай, пожалуйста, как до этого. Легче не надо, — произнёс Тэттё, невольно замявшись перед просьбой. Обрабатывать спину чаще всего помогали либо доктор, либо прежний напарник: самому справляться было неудобно, не хватало гибкости. Убивать экс-Ищейку Йосано не хотела: не видела смысла калечить, когда процесс заживления подстегнули инженеры способностей, сделавшие отряд почти бессмертным. Куникида же, рассмотрев масштаб проблемы впервые, глубоко вздохнул и предложил поддержку после работы, для чего стал уходить раньше, чем прежде. — Ляг свободнее. Руки лучше вытянуть вдоль боков, стопы опустить на пол. Подушка нужна, чтобы лежать было не жёстко. Дыши глубоко. Если будет больно, ты скажешь, понял? Если неудобно — тоже. Это важно, — спокойно проговорил Доппо. — Вот так. Я разотру тебе поясницу. Пойдёт? Попросить о чем-то не возбраняется. — Ещё лопатки, особенно между ними, чтобы горячо было, можно? — бывший полицейский повернул голову. — Пожалуйста, если не сложно. — Обязательно, — кивнул посерьёзневший эспер и принялся за работу. Суэхиро честно старался провалиться в медитативное созерцание, но однотонный ковёр перед носом не помогал. Он закрыл глаза и, перестав пытаться контролировать дыхание, упал в скольжение. Куникида чередовал касания: размеренно поглаживал, тёр, разминал, слегка растягивал кожу. Тепло стекало на следы взрыва и обволакивало как бы оглушенные травмой ткани, делало их мягче и эластичнее. Бывший учитель, судя по ставшему более тяжёлым дыханию, прилагал достаточно усилий в процессе, и это имело свои приятные последствия: и Йосано, и Дзёно так не делали, потому эффект от их действий длился меньше. Секрет успеха легко объяснить: идеалист знал, как помочь, потому что ему досталось. На работе, пока прочие не видели, Куникида разминал предплечья, особенно более близкие к запястьям участки. Мечник застал второго в Агентстве человека за этим случайно — эспер моментально прекратил, быстро застегнул пуговицы на манжетах рубашки, вернув себе слегка отстранённый вид, и поспешил за стол, нарочито расслабленно качая кистями при ходьбе. Широкие ладони, натруженные пальцы, на правой кисти — писчие мозоли, пара синих пятен от чернил, — так выглядят самые дорогие руки в Агентстве. «Поэзия Доппо» не действует, если обладатель не может вывести ни иероглифа, а без неё не возникают самые неожиданные и нужные предметы. Без своевременного педагогического воздействия не начинает работу Дазай, а нервные младшие детективы не могут успокоиться. Без забавного размахивания указкой с мягким наконечником разбор текущих планов выглядит чуждо. «И вот эти руки должны были исчезнуть из-за нашей глупости, да?» — с содроганием подумал экс-Ищейка. — Куникида, — взволнованно проговорил Тэттё: голос подводил его, ведь Доппо размеренно выводил напряжение от того самого места между лопаток куда-то наружу, — я могу потом... Пожалуйста, ещё немного... Размять тебе предплечья? Нависавший над бывшим полицейским одарённый прервался. — Зачем? — слегка настороженно проговорил он. — Это самое меньшее, что я могу сделать, — тихо ответил Тэттё. — Зачем тебе это? — повторил Доппо более настойчиво. — Я порой не понимаю, почему ты действуешь определённым образом. — Таковы мои желания и принципы, если тебе так проще, — улыбнулся экс-Ищейка. — И первый из них: отвечать взаимностью.