Изгнанник Акито

Оскар Хюммель шёл, глядя на море, по краю обширной взлётно-посадочной полосы. Солнце приятно грело спину, но страшный ветер с океана почти совсем сводил ощущение на нет, заставляя майора ежиться от холода. Примерно также, или похоже дело обстояло сейчас и в его мыслях. Он не пошёл на проводы самолёта, вылетевшего с группой обер-лейтенанта Хюги. В отличие, разумеется, от Лени Малькольм. Дело было не только в отсутствии сентиментальности, но и в наличии массы проблем, связанных с размещением в очередной раз перебазировавшегося подразделения, которые никак не желали решаться без участия Оскара. Здесь, в Виго, впрочем, всё было куда как лучше, чем в полевых условиях при царящей там добровольческой вольнице. Во всём чувствовался настоящий военный порядок и немецкая, пожалуй, даже швабская основательность. К слову, тут Хюммель попал в точку: помощник контр-адмирала и командующий сухопутным гарнизоном Базы полковник Рудольф Хальцман в самом деле оказался крепко сбитым уроженцем города Ульма. Во многом благодаря его участию бойцы W-0 оперативно распределялись по казармам, ставились на довольствие и вообще вполне успешно обустраивались. О столкновении с неприятелем в сердце принадлежащего армии Рейха военного объекта не могло быть. В итоге к немалому его удивлению, у Оскара даже появилось свободное время. Его он истратил на подробный осмотр Виго и окрестностей – не то чтобы по необходимости, но и не совсем из праздного интереса. Майор Хюммель оценивал местность, инфраструктуру, и… постоянно мерз с непривычки на всепроникающем ветру. Казалось, что воздушная стихия поставила себе целью сокрушить огромные скалы, из которых в основном состояло здешнее взморье… Хотя сами пейзажи были красивыми – тут ничего другого сказать нельзя. Даже Оскар, предпочитавший обыкновенно пользу и функциональность пустой красоте и редко восхищавшийся природой, не мог не отдать должного гордой и грозной, монументальной и в то же время гармоничной картине края мира, именуемого Старым Светом. Побережье Галисии – если верить старожилам базы, то здесь почти везде примерно так: сплошные скалы, похожие на титанической постройки бастионы, достаточно сильные, чтобы выдержать неутомимые, яростные и вечные атаки волн и ветра. Глядя с них вниз, Оскар думал о том, сколь смелым и отважным нужно было быть мореплавателю, вроде того же Колумба, чтобы отплыть в эту бурную неизвестность… А ведь его, Хюммеля, мир и в самом деле оканчивается этими берегами – никогда прежде он не покидал пределов Европы. Помимо природных крепостей и будто дополняя их, люди возвели свои – сталь и бетон прибавились к граниту и базальту. Наблюдательные посты с цейсовской оптикой, маяки и сигнальные вышки, пулемётные гнёзда, орудийные площадки и несколько вращающихся бронированных башен с самым крупным калибром, врезанные прямо внутрь скал казармы, склады и, наконец, главная часть базы Виго – целый порт для подводных лодок – хищников морей, приплывавших сюда на краткий отдых. Всё это было здесь, хотя и не всегда видимое глазу. Большой труд! У Оскара возникло чувство странной гордости от осознания того, что Человек всё ближе и ближе подходит к тому, чтобы встать вровень с природой. Да… Гордость… Только что он смотрел кадры с парада в Барселоне. Блистательная демонстрация отлаженности и могущества германской военной машины в иное время, несомненно, вызвала бы у него прилив патриотизма, но сейчас… Парад принимал генерал-полковник Шмайерс, лично приказавший провести его сразу по прибытии на землю Каталонии. И это не могло не тревожить майора Хюммеля. О параде и трансляции он узнал почти случайно: оказалось, что долго обсуждалось, проводить или нет воздушную его часть – и группа офицеров из лётного состава, ожидавшая решения здесь, в Виго, была здорово раздражена тем, что в самый последний момент пришло распоряжение об отмене. Оскар твёрдо решил распределить график своих дел так, чтобы у него нашлось время посмотреть репортаж из Барселоны. Почему? Потому, что там будет Шмайерс. И что? Зачем? Чего ты хочешь такого разглядеть в его лице? Оскар точно не знал и сам. Он не верил ни в какие глупости про интуицию. Во всяком случае, в чутьё иной природы, кроме как то, которое даётся многими годами практики. Не верил он тем паче и в явные знаки, в то, что увидит особый блеск в глазах генерал-полковника или какую-нибудь хитрую улыбку, как у киношного злодея. Нерациональность задуманного даже несколько злила его самого – но он ничего не мог здесь поделать. Он должен увидеть Шмайерса, должен научиться анализировать его, должен привыкнуть подмечать детали на этом лице, если хочет добиться успеха. А потому вместе с ещё парой офицеров люфтваффе (из числа тех смых, что так и не взлетели в небо над Барселоной) он оказался сегодня утром перед экраном небольшого и пожилого, но вполне сносно работающего телевизора в офицерском клубе флота. Других зрителей, в частности капитанов и руководителей кайзерлихмарине, не было. В первый момент Хюммель подумал, что парад «сухопутных крыс» им не интересен, но позже сообразил, что большая их часть попросту находится в море на тех самых учениях, которые служат прикрытием для Акито и остальных. Вот появилось изображение широкой и совершенно нетипично для неё пустынной барселонской прогулочной улицы Рамблы, бодрый и строгий закадровый голос стал произносить необходимые фразы о духе союзничества, утвердившемся между руководством Испанской Республики и Германской Империи, о «прискорбном хаосе безвластия», в результате которого остальная часть Испании дошла до военного переворота, о происках Британии, а главное – о борьбе до победы. Затем всё смолкло. Оскар видел в отдалении передние парадные «коробки», замерший военный оркестр, стоящий слева, находившуюся чуть далее трибуну. Вот камера резко приближается к ней – присутствующие, в том числе, кажется, и депутаты республиканского парламента, встают при появлении человека, принимающего парад – генерал-полковника Шмайерса. Он подъехал к трибуне на автомобиле, но вот, приняв все многоголосые приветствия, пересел на подведённого к нему вороного жеребца. Оскар изо всех сил вгляделся в лицо генерала. В памяти всплыл собственный ещё семилетнего мальчишки первый визит в музей, где Хюммель мало что понимал, однако, чтобы не показаться простофилей и порадовать дедушку, очень похожим образом вглядывался в каждую картину. Лицо Шмайерса с густой бородой и бакенбардами, умными вдумчивыми глазами выражает абсолютную уверенность и спокойствие. Такими в детстве мальчуганы представляют великих королей прошлого, вроде Фридриха Барбароссы. Он быстро приноровился к испанскому жеребцу, медленно повёл его вперёд, где отдающий парад генерал-лейтенант Шмеддерлинг – комендант базы Барселоны, уже ожидал команды. Краткая процедура – и вот грянула музыка – Встречный марш-приветствие, пошли, чеканя шаг, первые шеренги построения. Впереди всех две «коробки» знаменосцев со штандартами всех участвующих частей и соединений. Диктор оглашает неизменно чётким поставленным голосом: «Проносятся штандарты 22-го пехотного полка 1-й пехотной дивизии, 72, 73 и 74 пехотных полков 19-й пехотной дивизии, 208, 212 и 226 пехотных полков 79-й пехотной дивизии, 13, 14 и 15 полков 4-й баварской пехотной дивизии, 4, 5 и 6 блицкампф полков Сводной маневренной дивизии…» - и так далее. Следом – пехота: идеально ровно, гордо, красиво – Оскар даже несколько соскучился по этому виду торжества тренировки и дисциплины среди испанской вольницы! Они идут прусским парадным шагом, или, если уж говорить немного проще, как это делали сами солдаты, Gänsemarsch – гусиным шагом. Даа… 75 шагов в минуту, нога под 45 градусов – Оскар вспомнил, как некогда сам доходил до изнеможения в подобных упражнениях на строевой подготовке. Штурмовые винтовки наперевес, справа от каждой «коробки» офицер с палашом наголо. У одного майора Хюммель заметил сияющий орден Максимилиана-Иосифа – баварцы и здесь делали всё на свой особенный манер. Что ж, теперь этот бравый и сосредоточенный усач со шрамом у виска получит право на приставку Ritter von перед своей фамилией – красиво, почётно, но едва ли оно значит нечто большее в наше время. Многие части, похоже, только что прибыли из Германии и не успели поменять стандартного штальхельма на принятое в условиях здешней жары лёгкое кепи. Звучит Старопрусский марш, затем марш Фридриха Великого. Следом – могучие орудия, прикреплённые к гусеничным тягачам, бронетранспортёры, снова орудия, по флангам от которых движутся, точно соблюдая дистанцию, цепи мотоциклистов. Звонко разносится трубный звук горнов марша Дессауэр. Люфтваффе представлено зенитными частями, а следом – очередь бронетехники. Колоссальные сухопутные крейсера по три в строю – больше просто не смогло бы разместиться даже на широкой Рамбле, неспешно и веско ползут по её брусчатке. А позади них… Да, сразу три блицкампф полка, или, иначе говоря, полка найтмеров. Оскар и сам всё ещё с некоторым трудом вместо краткого и звучного иностранного названия, данного изобретателями этих грозных машин, переучивался на официально принятиое в армии Рейха собственное – Blitzkampfrüstung – мобильный боевой доспех. Впрочем, Хюммель не сомневался сомневался, что уже следующее поколение офицеров не будет признавать никакого другого, а само слово покроет себя славой и обретёт необходимый авторитет – ведь теперь немецкие найтмеры уже ни в чём не уступают британским, как это было раньше! Майор Хюммель не имел отношения к бронетехнике вообще и найтмерам в частности, но давно интересовался этим новым орудием войны, которое едва не свело на нет многолетнее преимущество германских сухопутных сил над их основным оппонентом. Так что еще прежде диктора он опознал их – развёрнутым строем в шахматном порядке шли Blitzkampfrüstung A-1 Alexander, быстро становившиеся основной моделью в войсках. Да, зрелище настоящей и подавляющей мощи! Некогда всё начиналось с заводских номерных опытных серий, о которых Оскар не знал ничего, кроме самого факта их существования. Затем было три параллельных проекта под литерами «A» Alexander», «В» Bruno и «С» Caesar, из которых первой доведена до ума и даже запущена в серию была модель В, создатели которой руководствовались тем соображением, что армии Рейха нужен найтмер и как можно скорее, а прочие задачи вторичны, и их можно решить позднее по ходу дела. Сейчас производство Бруно почти остановлено – что-то ещё делается только по той причине, что они заняли свою нишу в военном экспорте: устаревающие машины, постепенно выводящиеся с вооружения строевых частей, продаются и передаются в пользование союзникам Великой Германии, вроде тех же итальянцев. По-настоящему выбор требовалось сделать между Цезарем и Александром. Первый, вроде бы, по результатам испытаний показал себя более совершенным, но превосходство его над моделью «А» было довольно скромным, а вот цена и сложность в производстве различались на порядок. Так что предпочтение было отдано именно Александру, тем более, что он уже сам по себе находился на примерной равном уровне со стандартными британскими машинами. Blitzkampfrüstung A-1 пошёл в крупносерийное производство, и это само по себе означало, что было отставание почти полностью ликвидировано! Но мало того – ходили упорные слухи, что в недрах цехов и испытательных полигонов заводов Трира и Эссена готовится к выходу в свет «машина повышенных параметров» – модель Blitzkampfrüstung D-1 c именем Dora, а может быть даже Deutschland – Германия… Глядя на найтмеры, их бронированные обводы, сенсорные «головы», прикрытые защитой, чья форма, намеренно или нет – этого Оскар не знал, вызывала ассоциации со старым Пикельхельмом – наверное, из-за острой штыревой антенны главной радиостанции, расположенной на верхней точке, чтобы высота давала максимальный охват, майор Хюммель едва не позабыл о Шмайерсе! Генерал-полковник стоял на трибуне, когда требуется отдавая честь. На самом деле, конечно, не удивительно, что Оскар засмотрелся на Александры. Уже несколько раз майор, по меньшей мере, минуту вглядывался в это солидное уверенное лицо - и не видел ничего. Ничего, черт возьми! Шмайерс с удовлетворением наблюдал за прокатом найтмеров. Изредка хмурился, например, в тот момент, когда проходил 226 полк - Хюммелю тоже показалось, что командир полковой "коробки" слишком уж толст, да к тому же лыс, так что весь он напоминал сардельку - разваренную, потому как не то от напряжения, не то от стыда лицо его было помидорно красным. Но большую часть времени генерал-полковник сохранял невозмутимый и отстранённый вид, приличествующий месту и событию. Оскар все больше внимания уделял параду, но то и дело вдруг искоса посматривал на Шмайерса. Под конец ему и самому стало смешно - это ведь просто глупости, школьные дурачества да игра в гляделки! Такое ощущение, будто ты надеешься увидеть, как вдруг, тайно от всех, генерал начнёт доставать твои же отчеты по препарату, читать их и громко хихикать! Нет!? Ну а что же ты все же надеялся уловить!? Парад подошёл к концу - Шмайерс лично благодарил и напутствовал участвовавших в нем офицеров, коротко, но твёрдо и весомо говорил им о важности сегодняшней «демонстрации решимости». Он нашел, что сказать даже тому раскрасневшемуся толстяку из 226-го. Но ровно ничего, что хоть отдаленно можно было бы счесть подозрительным, генерал так и не совершил. И вот Оскар шёл теперь по кромке лётного поля, понимая всю тщетность, всю безнадежную глупость того, что он только что делал! Единственным реальным рецептом, похоже, могла стать только сознательная провокация. Но пойти на неё - значит сжечь за собою мосты, всё поставить только на это. Причём с любой точки зрения. Если Шмайерс действительно строит далекоидущие тайные планы на препарат, тогда, не сработай провокация Оскара как следует - и второго шанса у него не будет. Осознав, что ему все известно, генерал найдёт способ с ним покончить. Если же все это - лишь вымысел, то тогда даже хуже: саботаж в военное время, позор, конец карьеры, а главное - чести и доброго имени. Боже, да какого доброго имени - он же посмешищем станет! Войдёт в армейский фольклор как эталон мнительного идиота. Ты уже сейчас сам готов смеяться над собой! Вообще, почему бы ещё каких-нибудь конспирологических версий не проверить? Что тот же Шмайерс или Мантель масоны, например, тайно готовящиеся продать и разрушить Германию во имя будущего мирового господства, или... От этих мысленных подтруниваний над самим собой внутри у Оскара стало вовсе уж тоскливо и сумрачно - почти до злости. Хюммель позволил своей концентрации ненадолго ослабеть, отпустил сам себя, немного запрокинул голову. Не переживать, не думать. Можно даже глаза закрыть. Он только взял для безопасности правее, чтобы уйти подальше от обрыва и морских ветров. А потому майор очень удивился, когда его снова мощно обдало упругими и холодными струями воздуха. Не может быть - он же точно в другую сторону шёл! Только несколько мгновений спустя Оскар сообразил, что причиной неожиданного ветра были мощные винты транспортного самолёта, заканчивающего рулежку после посадки. Сам по себе он был ещё довольно далеко - на вполне безопасной дистанции, но даже оттуда движением своих громадин лопастей пронял майора до дрожи. К счастью, самолёт уже явно замирал. Хюммель с удовлетворением следил, как заканчивают свою круговерть винты, как подаётся трап, как покидают крылатого гиганта первые пассажиры, которые быстрыми шагами - верно, тоже почувствовали здешние нетипичные для прочей земли Испании холода - стали приближаться, двигаясь, как и он, к основному комплексу надземных казарм и складов. И вдруг... Неужели это..!? - Подполковник Фарвик! Вы здесь!? Человек с характерной сутулостью и сигаретой, которую он уже успел неведомо когда закурить, резко обернулся. Да, это определённо был он, офицер-доброволец Клаус Фарвик собственной персоной! Вот так сюрприз! Оскар даже успел несколько соскучиться за последние дни по веселым репликам своего единственного настоящего фронтового товарища, который появился у него в ходе этой краткой и специфической кампании. Но, в самом деле, почему Фарвик здесь? Будто услышав его мысли, подполковник стал рассказывать Хюммелю о том, как и почему его перебросили в Виго - длинно, путано, как-то уж очень взволнованно, хотя он и пытался выдать беспокойство за обычную свою веселость. Но при этом позабыл даже поздороваться. Только потом, прервав самого себя, сказал: «И да, рад встрече, камарад!». - Так я говорю, что в преддверии совместных наступательных действий республиканской и немецкой армий, которые вот-вот начнутся с прибытием генерала Шмайерса на театр военных действий, было принято решение прикомандировать к крупным германским подразделениям и базам офицеров, с задачей координировать действия союзных сил. Фактически мы должны встроить все Испанские и добровольческие части в общую систему командования. Подбирали этих офицеров в основном исходя из знания соответветсвующей местности, языка, а в идеале - имеющегося опыта совместных действий с армией Рейха. Области Виго я не знаю совершенно, но зато говорю по-немецки, а с патронами-союзниками взаимодействую уже давно и успешно. Так что, можно сказать, я здесь из-за нашей с тобой совместной службы! - Ну и с подполковником Малькольм, надо думать, тоже. В конце концов, она у нас командир, и после всех этих безумных передряг, включая партизан и... - Да... И с нею. Клаус ответил неожиданно глухим и тяжелым тоном, прервав Хюммеля. По его лицу было видно, что он сам этому не рад. Мда… Вообще странно оно выглядело в этот момент, его лицо: бледное, но с редкими пятнами красного оттенка, не то болезненное, не то печальное. - Клаус, все в порядке? - Да, это я просто... Ветер тут слишком сильный у вас, вот что! Надо бы его как-нибудь натравить на врага, чтобы преследовал неотступно, будто собака. Теплолюбивые испашки выдержали бы тогда не больше недели, а потом сдались! – подполковник пытался острить, но выходило у него нескладно и очень уж мрачно. - Не уверен. Ведь все-таки это их же берега... Ладно, к ветру можно привыкнуть, не так оно и трудно. Особенно когда рядом есть старый товарищ, на которого можно положиться! Тем более ещё и с чувством юмора. - ... Да, надежный товарищ - это очень важно, - сказал Фарвик после слишком уж долгой паузы. Оскар хотел было попробовать поинтересоваться про Шмайерса - кажется, Клаус уже успел увидеть генерала на земле Испани, но так и не сумел придумать, как бы это лучше сделать, когда Клаус быстрыми шагами, прощаясь прямо на ходу, стремительно ушел в направлении казарм. Догонять его с этим вопросом Хюммель уже не решился… А что мог бы сказать Фарвик, даже если бы ты оказался расторопнее? Оскар размышлял об этом и вообще обо всём, сидя за столом у себя в кабинете, уже почти полчаса. Да, ему его выделили. База Виго оказалась достаточно крупной, чтобы командование сумело подыскать для Хюммеля целых две комнаты, ставшие подобием спальни и кабинета. Конечно, здешнему было далеко до роскоши Гогенцоллернбурга, но уж о чём, а об этом Оскар беспокоился менее всего, очень довольный просто самой возможностью побыть наедине со своими раздумьями. Что мог бы сказать Клаус? Да ничего! Ровно то же, что мог бы сказать сам Хюммель после того, как он вглядывался в лицо Шмайерса во время трансляции парада. Одно сплошное гадание на кофейной гуще! Со всей этой физиогномикой он может выдумать что угодно, но никогда - быть уверенным наверняка! Оскар вздохнул, в его левый глаз ударил из окна луч заходящего солнца. А может быть все это – лишь вымысел? Неправда, следствие подозрительности, нервного напряжения, бог знает чего ещё? Может быть, никакого второго дна у W-0 и препарата нет? Хюммелю и раньше уже приходило в голову всё это, но с неким налётом отчаяния, как соломинка, за которую, подобно утопающему, хваталось придавленное огромной тяжестью внезапно свалившейся на него ответственности сознание. Так он и смотрел на эту мысль – почти как на малодушие. Лишь сегодня впервые майор взглянул на неё всерьёз. Что у него есть? Ничего и ещё раз ничего, кроме слов доктора Рендулич! Почему он вообще так легко и быстро поверил ей? Возможно, дело было просто в том, что он сам утратил самообладание, ослабил самоконтроль после пропажи Лени Малькольм и всей диверсионной группы в тылу противника? Или в том, что он ни минуты не мог усомниться в компетентности доктора Софии? Что ж, Оскар и сейчас был убеждён, что как человек науки и создатель препарата, она разбирается во всем, связанным с ним, несравнимо лучше его самого. Но значит ли это, что и в людях и их намерениях София Рендулич разбирается также? Оскар не знал истории взаимоотношений доктора с генералом – но уже сейчас, стоило только чуть задуматься об этом, он мог изобрести сотню причин для стойкой личной неприязни: требовательность и излишне строгий контроль, финансовый вопрос, настойчивое утверждение военной дисциплины и мер секретности, да массу всего ещё! И вообще… Хюммель всегда смотрел на учёных-теоретиков с некоторой долей осторожности, как на людей, чей склад ума очень далек от обычного. А уж здесь – женщина, кажется, больше года требует хранить и пытается реанимировать тело мужа, находящегося в состоянии клинической смерти! Кроме того, практическая необходимость ещё и заставила притащить эту женщину – сугубо гражданского специалиста до недавних пор, прямо на фронт: одно это могло повлиять на ситуацию с достаточной силой, чтобы она возненавидела военную братию, стала подозревать её во всех возможных грехах и ужасах… Всё было очень просто, логично. Гораздо разумнее, чем ловить и анализировать случайно брошенные взгляды генерал-полковника Шмайерса на телеэкране. Лишь одно единственное мешало Хюммелю окончательно в этом увериться – слишком удобен, очень уж привлекателен именно для него лично такой вариант. Оскар зажёг настольную лампу – в комнате стемнело. Неужели ты отказываешься принять самое правдоподобное умозаключение только оттого, что в нём есть видимость твоей собственной выгоды? Глупо! Романтика в худшем смысле слова. Сентиментально и глупо! Нет, кажется, он все же решил – и больше не станет… Оскар вынужден был отвлечься от своих выводов и прислушаться – из-за двери явно доносились какие-то необычные звуки. Там… Это было очень странно, но Хюммель мог поклясться, что за дверью кто-то тяжело и прерывисто дышал, будто после бега. Ординарец? Связист? Нарочной, который примчался сюда с каким-нибудь экстренным донесением и не может прийти в себя? Но как-то уж очень долго… Боится? Неприятная информация? Возможно, следует… - Вы можете войти! Хюммель сказал это громко и требовательно – как приказ, а не просьбу. Но ничего не изменилось. Оскар даже приподнялся на стуле от удивления и возмущения. Да что же это такое, в конце концов!? - Входите сейчас же! В противном случае… Дверь резко и внезапно распахнулась. В первое мгновение, однако, неизвестный все ещё не решился ступить через порог, но затем, будто покончив внутренне с чем-то, почти ввалился в комнату. Это был подполковник Фарвик. - Клаус!? Я всё понимаю, но не все твои шутки одинаково смешны и уместны! Думаю, что эта – не лучшая и… Только в этот момент Хюммель заметил, что выглядит его товарищ, мягко говоря, странно: Фарвика, похоже, несколько пошатывало, глаза у него бегали, и он явно избегал смотреть на хозяина кабинета прямо. Правая рука подполковника была скрыта за спиной, а в левой, крепко сжатая, находилась большая фляга, которую Клаус внезапно резким и стремительным движением поднёс к губам и опрокинул. Донесшийся запах не оставил сомнений, что содержимым являлось нечто спиртное. - Да что же это!? Ты пьян что ли!? Ну да! Конечно пьян, но какого чёрта, Клаус!? Ты уже не в этой вашей вольнице разгульной у добровольцев – если тебя увидят в таком вот облике, то немедленно отправят на гауптвахту! Может и мне бы следовало это сделать… Но почему? Что произошло, из-за чего ты…, - Хюммель начал было выходить из-за стола. И тут Клаус Фарвик вытащил свою правую руку – и медленно, нетвердо, но всё же определённо намеренно нацелил на майора небольшой черный пистолет! - Сядь, Оскар. Не нужно на гауптвахту. Сейчас я не позволю. А потом меня уж надо сразу на виселицу. Сейчас я скажу, почему… Я скажу! Чтобы ты знал, что такое Клаус Фарвик, какая это падаль: предатель, лжец, двуличный мерзавец… Но не убийца! Не убийца, да еще из-за спины, тех, кто доверяет! Вот вам всем!!! – рукой с флягой Клаус показал кому-то невидимому неприличный жест, расплескав часть жидкости на пол. В голове у Оскара Хюммеля сразу появился целый рой вопросов, но он счёл за самый разумный вариант пока промолчать. Если бы не пистолет, то и в самом деле стоило бы дать Клаусу проспаться на гауптвахте – для его же сохранности, а потом выяснить, чего с ним стряслось, что он допился до такого свинства. Но сейчас… Оскар прикинул, сумеет ли он быстро в пару движений достигнуть двери – однако Фарвик, специально или нет, стоял так, что это было совершенно невозможно. А главное – пусть трижды пьяный, пусть с трясущимися руками, но с такой дистанции он наверняка попадёт в какую-нибудь часть тела Хюммеля! Клаус, тем временем, всё ещё молчал: - Никак не могу решиться… - Не стоит спешить. Соберись с мыслями, приди в себя. Хюммель подал голос с надеждой, что, последовав этим его советам, Фарвик несколько расслабится и утратит бдительность. Но эффекта он достиг совершенно противоположного! - Все мысли уже давно собраны! Просто… просто я ещё и трус! Да. Ещё ко всему и трус, и не могу признаться даже сейчас, когда сам сжег себе пути назад! – он вновь отпил из фляги, - Итак (теперь его голос зазвучал куда ровнее – было даже не так легко заметить, что он пьян), я, Клаус Фарвик, сознаюсь в том, что едва не убил Лени Малькольм, приказ о чём я получил, завтра, по-видимому, после полудня. Это было что-то совершенно уже бредовое! Оскар начинал опасаться, что дело не только в содержимом фляги, а нечто испортилось у его товарища в голове. - Я… Нет, не с того нужно было начинать! Начинать надо всегда с начала. Даа… - Послушай, Клаус, мы можем… - Нет, Оскар, ты слушай! Это было ещё до нашего попадания в Испанию, до кампании, до всего – у себя на родине в Швейцарии я был завербован, как тогда думал, вашей разведкой и с этого момента работал в интересах и подчинялся приказам генерала Шмайерса. - ЧТО!!? – даже под дулом пистолета Оскар буквально подскочил на месте. - Да. Ты… ты ведь, наверное, помнишь, как при первой нашей встрече я неожиданно стал рассказывать тебе о себе и своей биографии. Во-первых, это было не случайно. Требовалось сблизиться, установить контакт, войти в доверие. А во-вторых, правдой там было не всё. Нет, я действительно много лет служил в швейцарской армии, стал подполковником, вышел в отставку, действительно был женат, и жена от меня ушла, но… Эх, Марта, Марта… как всё было хорошо - и как в один миг всё рухнуло. Ведь и я не дошёл бы до того, что… Дьявол!!! Опять я пытаюсь оправдать самого себя! Марта ушла от меня к этому вшивому поэту, забрала Лизхен. Это было особенно погано. Забрала, как забирают вещи. Без сомнений и без разговоров. Как собственность! Я скоро сообразил, что едва ли смогу вернуть жену – даже если вдруг нашёл бы их, если бы вызвал этого Грегора, любовника Марты, на дуэль, даже если…! И я действительно иногда ещё вспоминал о ней с теплотой и желал для неё счастья… Но была ещё Лизхен. Моя девочка… Она ведь всегда была именно со мной, мне поверяла первому свои маленькие секреты, меня просила о помощи, меня любила – а мать и вовсе была с нею довольно строга. Пусть Марта ушла, пускай полюбила другого, я не могу её принуждать. Но кто позволил ей и этому её поэту решать судьбу Лизхен!? Я подал иск в суд – требовал оставить дочь за собой, или хоть разрешить регулярно видеться с ней. Марта… я не знаю, почему она не стала выступать там сама, зачем послала этого надутого негодяя – может быть ей было бы больно встречаться со мною теперь. Но Грегор…Поэт, знаменитость, поставленный голос – и я: неопрятный тогда по первому времени вынужденного холостячества, угрюмый. Ему не так и трудно было всех убедить, будто Клаус Фарвик - асоциальный человек. Даже свидетельства однополчан и мое звание не помогли. Да и, кажется, он как-то умаслил судей. Я проиграл по всем статьям. Я и в самом деле стал себе тогда противен, я действительно придумывал всякий вздор – и даже про последний полёт на метеорологическом аэростате – тоже правда. Хотя чаще я просто прикладывался к бутылке… Та мысль родилась спонтанно, не знаю даже когда точно: плевать на суд! Выкрасть дочь! И… понятно, что потребовалось бы бежать из страны, что пришлось бы скрываться – такой судьбы для Лизхен я не хотел. Вот если б преследования бы не было, если бы удалось зажить действительно спокойно! Но для этого требовались либо большие деньги, либо серьезнейшие связи, причём за границей. А как их получить? Тогда мне и пришла впервые в голову мысль – выйти на контакт с иностранной разведкой. Я никогда не был большим патриотом, а с другой стороны едва ли сомневался, что информация, которую я мог бы продать, не нанесла бы никакого ущерба и без того мирной и нейтральной Швейцарии, чья независимость больше зиждется на дипломатии и банковском деле, чем на армии. Как выйти на контакт? Смейтесь или нет, но я, в самом деле, поехал к тёте Жаннет – страшно старой, ужасно злой, но знающей, кажется, всех на свете. Я даже почти не сомневался в успехе – и действительно старуха, причём как никогда прежде в общении со мной обрадованная, что я, наконец, решился на серьёзное дело и может действительно получу хороший капитал, на проценты от которого она тут же понадеялась, свела меня с одним итальянским офицером. Тот в свою очередь передал мне контакты другого человека – немецкого резидента. Как сейчас помню, когда я шёл на ту встречу, у меня всё внутри колотилось. Я ждал чего угодно. Но только не того, что немец не проявит ни малейшего интереса к тем простеньким военным сведениям, которые я предлагал, а сразу поведёт разговор о моей отправке в Испанию как добровольца. Я был готов уже на всё, а это вовсе стало для меня некоторым облегчением – не нужно превращаться в предателя. Я сказал только, что у меня нет никакого настоящего опыта. Он дал понять: основная задача будет не в боевых операциях, меня дополнительно проинформируют, когда придёт время. Важно только, чтобы я был готов выполнить любую команду. Спорить я не стал – что значили для меня неизвестные мне люди, когда на другой чаше весов была возможность вывезти Лизхен при помощи немцев в Германию, чтобы с другими документами и хорошей суммой на счету начать там новую жизнь? Оскар всё ещё не мог до конца поверить и не слишком хорошо слушал Клауса. Шмайерс! Агент генерала Шмайерса! Значит всё же… Он даже не обращал внимания уже на оружие в руках Фарвика, и вообще ни на что. В нём проснулась страстная потребность узнать, наконец, правду, как бы страшна она не была. Пробудилось непримиримое желание доискаться до истины любой ценой, как у деда-детектива. Он спросил вслух: - Генерал Шмайерс!? Что связывало вас (он уже не мог именовать Клауса на ты, как раньше), почему вы его упомянули!? -Он вышел со мной на связь в Испании незадолго до вашего прибытия. - Лично!? – последняя толика сомнения. - В первый раз – нет, но позднее – да. Итак, теперь всё было решено. Истинная природа препарата, заговор – всё правда. Какие выводы следует сделать из этого? Разные, слишком много… Но один – точно: он сам – Оскар Хюммель, признающийся ему Фарвик (и кто знает, что в конечном счёте у него на уме?), доктор София, Лени Малькольм и вообще все они здесь в огромной опасности. А Клаус тем временем продолжал: - Первое задание было простым и сложным одновременно – войти в доверие, стать насколько возможно на короткую ногу, чтобы потом наблюдать. Никогда прежде мне не доводилось делать ничего подобного. Я решил, что самым лучшим способом будет просто так и без принуждения рассказать много правды, показать видимость открытости – такой, что даже чересчур. И вот я рассказываю строгому и собранному немецкому офицеру об истории своей семьи – до чего же нелепым дураком я тогда казался самому себе! Я даже не боялся – был уверен, что у меня ничего не выдет. Но случилось нечто гораздо худшее – всё сработало. И потом… Я… можно я не буду пересказывать всё в подробностях? – голос Клауса стал почти жалобным. Оскар хотел сострить, сказав что-нибудь в том духе, что едва ли Фарвику нужно спрашивать разрешения у человека, которого он всё ещё держит на прицеле, но сдержался: - Нет. Детали можно будет уточнить позже, если это потребуется. Сейчас важно другое – вам сообщали, с какой целью ведётся вся эта шпионская деятельность? Что от вас требовалось установить? - Всё, что может показаться подозрительным. Контакты с противником. А главное – всё, что связано с препаратом. - Значит, вы знаете о нём? - Да, но не так много. - Я расскажу позже, что мне известно. Возможно… - Да. Возможно, - в голосе Фарвика вдруг резко проявилась усталость, - Но сейчас я должен рассказать о главном моём, к счастью так и не состоявшемся преступлении. Сейчас, сегодня я прибыл на базу Виго с одной целью – потому, что получил задание устранить Лени Малькольм. - Но зачем? Ведь как раз ей ничего про препарат не известно – даже про то, что он вообще существует! - Вы, я вижу, по-прежнему не следите за политическими новостями. Перед тем, как отправиться сюда генерал-полковник сделал удивительно много громких публичных высказываний. Было несколько выступлений и даже целых интервью, в которых он вспоминал о прошлых временах, о том как «фон Брейсгау становился новой зарей и новой надеждой для Германии», как Шмайерс, отринув традиционную для армии аполитичность, пошёл за ним. И как этот великий человек был предательски убит, не завершив главного дела. Про свою аполитичность пусть рассказывает простакам – я постарался узнать о нём кое-что – то, что можно найти в открытых источниках: сейчас квартирмейстер, прежде Шмайерс возглавлял систему армейского агитпропа. - Да, мне тоже известно, что боевым генералом назвать его нельзя – впрочем, сейчас таких не слишком и много. Но какое это имеет отношение…? - Газетчики и всевозможные представители журналистской братии уже давно следили за Лени Малькольм: приёмная дочка богача, которая ушла в армию, а потом попала на фронт, да ещё и руководит каким-то странным штрафным подразделением – это уже интересно. Необычно. Шмайерс напомнил всем, причём неоднократно, кто был настоящим её отцом, в нескольких словах рассказал об успехах Лени фон Брейсгау, её впечатляющих способностях и личных качествах. Остальное сделали милое лицо, сентиментальность, ностальгия, страсть к сенсациям и огромная популярность покойного папы. Сейчас имя фон Брейсгау на устах буквально у всех в Германии. В честь «молодой воительницы, охраняющей величие Рейха и безопасность Европы», кажется, уже даже стихотворение кто-то написал. Ко всему Шмайерс ещё и многозначительно намекнул, что вопрос о смерти Адольфа фон Брейсгау по-прежнему нельзя считать закрытым… - И теперь он собирается убить Лени Малькольм – Лени фон Брейсгау чтобы…? – Оскар всё ещё не мог схватить сути до конца. - Чтобы этим одним одновременно поднять накал страстей до совсем уж огромных высот – вслед за убийством отца теперь гибнет за Фатерлянд ещё и его прекрасная дочка. А во-вторых, безусловно, самому сделаться главой этого движения. Лени фон Брейсгау может быть отличным знаменем, но вдруг она, в самом деле, попытается вставить своё слово, особенно если вернётся с фронта? Ну и, наконец, чтобы обвинить в её гибели – не прямо, но намёками, руководство страны, которое Шмайерс, да и не только он, на все лады уже успел прополоскать за испанскую политику. Всё уже решено. Генерал объявит о смерти Лени «от рук подлого врага» завтра в 15:00 по местному времени – там уже заготовлен и текст, и камеры. Для того, чтобы взять власть законно, этого, конечно, очень мало. Но у Шмайерса, кажется, другие планы. Здесь уже я не могу сказать ничего конкретного, кроме того, что это какая-то версия военного переворота, где, по-видимому, решающую роль должны сыграть его супер-солдаты под действием препарата. - Не супер-солдаты. Всё проще. И хуже. - Поверю на слово. Хотя, кажется, не так и много чего может быть хуже и… - Но если бы вы убили Лени, то началось бы разбирательство – и если вас раскроют, Шмайерс сразу окажется в критическом положении. - Меня бы не раскрыли. - Почему вы так уверены? Думаете, что вы настолько хороший конспиратор? - Нет. Как вы только что сказали, всё проще. И хуже. Я – посредственный шпион, относительно чего не питаю иллюзий. Может потому мне и удавалось до сих пор проворачивать все свои тайные подлости, что опытные люди ожидали кого-нибудь посерьёзней. Но здесь всё уже было продумано за меня. Присмотритесь внимательно к пистолету в моей руке… Оскар взглянул на оружие Фарвика поближе. Пистолет и в самом деле был необычный – странной формы и, кажется, всего лишь на пару зарядов. Явно не стандартное оружие офицера. Испанский? Нет, не похоже. Но что-то казалось Хюммелю в этом оружии смутно знакомым … - Вижу, что начали вспоминать. Да, это специальный пистолет пловцов-диверсантов. Названия не помню – помню смысл: может стрелять под водой. А ещё может точно указать на убийцу – ну, конечно же, это тот, кто имеет доступ к такому вооружению и участвует в тайных операциях. Они вернутся завтра – Акито и остальные. - Если всё прошло успешно. - Я в этом не сомневаюсь. Везучий он маленький чёрт. Я его уважаю. Нет, конечно же, обвинили бы не самого обер-лейтенанта, а кого-нибудь из шальной японской троицы – может старшего. Или маленького, зеленоглазого. Может даже и девушку – не важно. Был бы и мотив – слишком много самоубийственных миссий, смертельного риска: в отчаянной попытке одновременно отомстить и сбежать, пользуясь замешательством и отсутствием старшего командира W-0, кто-то из них и застрелил бы её, как они уже раньше убивали наших солдат. Я, с сожалением в голосе, сообщил бы, что, кажется, видел какого-то японца, который шёл по коридору с пистолетом в руке. Генерал Шмайерс, участвовавший в той истории с нападением на автоколонну в Богемии, проявил бы своё личное внимание и настоял бы на самом быстром расследовании. И суровой каре. А хуже всего то, что вы сами, Хюммель, стали бы первым, кто охотно отправил бы их на расстрел! Это ведь так просто! С одной стороны ненадёжные, уже стоявшие не раз на самой грани измены юнцы-штрафники, да ещё и японцы-одиннадцатые! А с другой – праведный гнев генерал-полковника, возмущение общественности, мои показания – даже начни вы сомневаться, а я не думаю, что это оказалось бы так, их всё равно быстро и ко всеобщему удовлетворению казнили бы. Вот и всё… Вот так легко… Я мог убить одного человека, а потом не только не понести кары, но заставить других людей рассчитаться за моё преступление своими жизнями – и всё это в итоге принесло бы мне деньги и спокойное будущее. И жил бы я до седой старости, уважаемый, сытый, может быть даже с немного геройской репутацией – всё-таки доброволец, ветеран. И рассказывал бы с умным видом жителям какого-нибудь небольшого немецкого городка про Испанию. И дочери, Лизе бы рассказывал… И… И ведь я почти уже пошёл на это: построить весь свой уютный мирок на том, чтобы прийти к Лени, услышать, как она с радостью поздоровается со мной, распахнёт широко глаза, улыбнётся, спросит - как так вышло, что и я оказался здесь. Я тоже улыбнусь – неожиданность удара это лучшее средство от шума, а потом всажу ей в лоб пулю. И ещё одну для верности под сердце. А потом я помог бы своему камараду Оскару в расследовании, а он бы тоже может после рассказывал бы, как ходил под пулями с храбрым полковником Фарвиком … Клауса стало мелко трясти. Он приложился к спиртному, но это не помогло. Вдруг Фарвик резко поморщился, бросил флягу об пол: - Вот она, моя храбрость. И на фронте тоже... Когда только прибыл – так едва не обосрался при первом настоящем обстреле. И сейчас знаете, зачем я откупорил флягу? А чтобы решиться! Чтоб алкоголь за меня на спусковой крючок нажал, и повод для самооправдания вдобавок нашёлся потом – глупый, но ведь такие и работают: пьяный был, когда убивал. А потом уж выкручивался, спасал свою шею. Я же ведь ещё и трус, я ещё и боялся! А вдруг раскроют!? Вдруг какое чудо? Вдруг что проскользнёт? Вдруг вы окажетесь более дотошным, чем надо? Вдруг… Боялся я… Боялся убить доверяющую мне безоружную девушку выстрелом в упор. Трус. Подлец, падаль и трус! Но не убийца! Шпион, лжец, изменник, но НЕ УБИЙЦА! Его продолжало колотить, и Оскар задумался – а не пришёл ли его шанс? Нет, всё же он стоит слишком близко – даже в таком состоянии Фарвик не промажет. Шайссе! Но всё же майор подготовился внутренне… к чему-то. К шансу, к возможности. Он постарался напрячь мышцы так, чтобы это было не слишком заметно. Можно было попытаться вместо рывка вперёд к двери рухнуть на пол с надеждой, что Клаус сейчас не в той форме, чтобы быстро навести оружие снова. Да и станет ли он вообще стрелять? Такие вот жидкие выводы почему-то проверять не хотелось… Меж тем слова из Фарвика лились всё более быстрым и всё менее связным потоком – кажется, он в самом деле был на грани полного нервного срыва, и алкоголь лишь усугубил дело, а не помог. - …Ведь я тебя сдавал! Описывал поведение, отчитывался о каждом нетипичном жесте и слове! Ведь я тебя обозначил как самого опасного! Ведь я… - Фарвик всплеснул руками. Сейчас!!? Или лучше… - Вы пришли сюда с повинной, верно? - Я… Да. - В таком случае сейчас же сдайте оружие – вы арестованы! Фарвик заколебался на секунду, потом опустил пистолет стволом в пол. - Я… Оскар встал, наконец, из-за угла стола, приблизился на шаг. Да, теперь он наверняка сумеет достигнуть выхода. - Сейчас вы положите пистолет на землю, сядете вот на тот стул и приведёте свои мысли в порядок: у вас много важной информации в голове, которую скоро потребуется повторить – и на этот раз изложить чётко и подробно. - Странная у вас тут лампа, - сказал вдруг Фарвик вместо ответа, - Глаза от неё болят. Его рука с оружием стала, пусть и очень медленно, как-бы безвольно, опускаться к земле. - Да, вот так. Сейчас я выйду из этой комнаты, но очень скоро вернусь (Решающий момент! Выбраться, успеть привлечь внимание ещё хоть пары солдат – и дело в шляпе!), так что не вздумайте пытаться скрыться. - Нет-нет, я не стану… А куда вы пойдёте? - Я пойду (Нет, лучше всё же не говорить об охране – даже при его податливости) пригласить сюда других офицеров W-0 – им необходимо знать то, что вы… - Нет!!! – вскрикнул вдруг Фарвик истерично, - Нет, не нужно! – глаза его расширились и наполнились ужасом, лицо сделалось красным и напряжённым настолько, будто он надувал большой воздушный шар. Оскар не ожидал такой реакции и замешкался буквально на мгновение – но достаточное для того, чтобы Клаус снова поднял пистолет! - Нет. Я не смогу. Не буду! Признаться перед всеми… Она будет стоять и смотреть, слушать, как я уже обдумывал последние детали, как стрелял бы, как… Поздно, поздно, поздно, Клаус! Уже признался – назад пути нет! Только вперёд. Только… Не убийца! И не трус, может быть даже не трус! Ведь лучше так, до суда… Ведь лучше… Страшно! Нужно… Может быть, не такой подлец, если смогу уйти красиво? Оскар не сразу улавливал смысл слов, произносимых безумной скороговоркой, в которой некоторые буквы нервно сглатывались со слюной, а другие искажались. Он вообще больше смотрел, чем слушал ушами. Как рука Клауса Фарвика поднималась всё выше и выше, как она не остановилась на уровне бедра, груди, но пошла дальше вверх. Уже потом Оскар спрашивал себя – зачем он сделал то, что сделал? Почему просто не выскользнул вон, не скрылся? Из-за неистового желания докопаться в этом деле до всей истины, для чего Фарвик непременно должен был оставаться живым? Едва ли – он уже рассказал всё действительно ценное. Из гуманности? Определённо нет. Чтобы доказать нечто самому себе? И это не то. В решающую секунду у Оскара и мыслей то в голове особенно не было, только нечто, напоминающее сигнал тревоги о воздушном нападении… Клаус Фарвик почти поднёс уже пистолет к виску, когда Хюммель коротким рывком нет, не схватил его руку – было ясно, что так он уже ничего не успеет, а толкнул всем корпусом, рискуя, безусловно, и сам схватить пулю. Грянул выстрел… Оскар готов был поклясться, что почувствовал, как пуля пролетает мимо его щеки куда-то вверх, что он видел легчайший пороховой дым. Нечто звонко звякнуло – да, кажется, она ударилась в металлическую дверцу стоящего в углу маленького сейфа. При падении Хюммель пребольно ударился обо что-то левой рукой, но тут же ухватил ею кисть Клауса с зажатым в ней пистолетом и несколько раз с силой ударил о ножку стола. Ещё одна пуля ушла в стену сантиметрах в пятнадцати – двадцати от пола. Оружие выпало из пальцев Клауса, и Оскар тут же отбросил его, подцепив кончиками среднего и указательного пальцев, вскочил на ноги…! Фарвик гулко дышал и прижимал к груди руку – один палец, похоже, был сломан. На левой щеке подполковника красовалась царапина, с неё капала кровь. Больше он не сопротивлялся – молчал, то стискивая зубы, то начиная вдруг тихо, беззвучно (и это было всего страшнее) плакать крупными слезами. Капли застревали у Клауса в щетине. Оскар так и не понял, чего было больше в этих слезах: боли, разочарования или страха… Хюммелю пришлось поднять его — так, как перетаскивают мешок или кусок древесины, и положить, да, именно это слово подойдёт всего лучше, на свой стул, задвинув его к стене комнаты. Ничего кроме этого сделать он не успел. Потому что в дверном проёме появилась вдруг Лени Малькольм. Обеспокоенное лицо в обрамлении светлых волос, ясные глаза – она была похожа на растревоженного лесного зверька. Правда, в руке у неё был зажат чёрный пистолет… - Что у вас случилось? Здесь только вы, майор? - Нет. Здесь ещё полковник Фарвик. - Он тут? …Мне показалось, что я слышала выстрел… - Здесь действительно стреляли и… - Вражеские диверсанты!? - Нет, боюсь, что нет. Фройляйн Малькольм, пожалуйста, закройте дверь и сядьте – там в углу есть ещё стул. Нам с полковником Фарвиком о многом нужно вам рассказать. Лени с осторожностью, но без недоверия повиновалась. Кажется, она заметила странное состояние Клауса, но всё ещё списывает его на какую-нибудь несчастливую случайность – неосторожное обращение с оружием возможно. Сумеет ли Фарвик сейчас говорить? С одной стороны, конечно, это было действительно важно, а с другой… Оскару не хотелось, он вдруг отчётливо это понял, признаваться первым. Хюммель счёл за благо встать и самому проверить дверь, потом подобрать пистолет Клауса с пола. - Вы будете сейчас говорить? Могу сказать следующее: от того, решитесь вы, или нет, будет зависеть всё моё дальнейшее отношение к вашей персоне – на возможном трибунале, и в целом. Фарвик медленно открыл глаза, пошевелил рукой со сломанным пальцем и тут же поморщился от боли, поднял голову, прямо и в упор поглядел на Лени, словно надеясь прочесть нечто особенное в её лице, а затем произнёс: - Да. Он вроде бы произнёс это твёрдо, но взгляд у Клауса был нехорошим, каким-то мутным. - Говорить нужно будет ясно – в отличие от меня подполковник Малькольм совершенно не в курсе сути происходящего и… - Я не пьян. Хм. Вернее, не настолько пьян. Страх, знаете ли, неплохо сгоняет хмель. Я… Сейчас только… Сейчас… И Клаус Фарвик начал. Конечно, в итоге всё равно получилось сбивчиво, длинно, Оскару то и дело приходилось пояснять, попутно прибавляя некоторые вещи из тех, что были известны ему самому. В какой-то момент даже Клаус ахнул и переспросил – когда Хюммель описал свой диалог с доктором Софией. А Лени Малькольм... Сидела, молчала (за что Оскар был ей благодарен), не бросала громких слов. Только лицо менялось и бледнело. Когда Клаус сказал о предательстве и интригах Шмайерса, голова её дёрнулась, как от удара, а позже, после того как Оскар, тщательно подбирая слова, стал раскрывать суть препарата, Лени приоткрыла, поражённая, рот. В один момент рука её поднялась – будто для удара, но опустилась вновь. По щеке потекла слеза… Но вот Фарвик окончил. - Теперь вам известно ровно столько, сколько и нам. Что вы…? - Вы – подлец! Негодяй, молчаливый Иуда, мерзавец! Признаться, майор был удивлён и несколько обижен тем, что из них двоих именно его Лени выбрала объектом нападок, но Клаус — тот не просто удивился, а, кажется, поразился до самой глубины души. Фарвик даже спросил об этом прямо: - Почему вы обвиняете Хюммеля? Почему не сказали ни слова обо мне? - Вы делали это ради дочери. А он – просто хладнокровно по приказу. - И это меня оправдывает? Я лгал, доносил, я едва не убил вас, чёрт раздери! Мне стыдно, что я прикрывался, хотя бы в мыслях, Лизхен когда творил всё это. - Вот именно. Вам стыдно. Вы начали осознавать ошибки. Побуждения у вас были хорошие. И, в конце-концов, вы же меня не убили. Люди меняются – вы ещё сможете искупить… - Ничего на свете нельзя искупить! Кто вообще первым придумал, будто признания, извинения или даже кое-какие хорошие поступки могут загладить море мерзости!? Ведь всё это было! Было и уже не исчезнет, не отменится, не пропадёт! Вы, если этого ещё не поняли, даже теперь на волосок от смерти – и это моя работа, моя вина! Хотя… есть ещё один шанс. Обратитесь к британцам. Ну, или к этому генералу Хюге, который взял власть в Мадриде. За ту информацию, которой вы теперь обладаете, они отольют вам памятник из чистого золота и, уж точно, обеспечат защиту в своих же интересах. - Если информация о препарате попадёт не в те руки, а «тех рук» для такого могущества может быть и нет на всей Земле, то случатся чудовищные вещи. Знакомый нам мир кончится. А началом всего будем мы. - Ваша готовность пожертвовать собой во имя высоких идеалов, ради благополучия других сражаться до конца… подкупает. Но мир уже сейчас далеко не самое приятное место. Много ли счастья вы видели в нём? Или вы думаете, будто все эти славящие вас толпы что-то реально значат? Они же будут кричать «Распни!», стоит кому-нибудь хитрому и могущественному, вроде Шмайерса, перевернуть доску. Подумайте, наконец, о себе! Слышите, Лени! О тех, кто вам лично дорог, подумайте! - Я протестую! Оскар понял что больше не должен молчать. Вот значит какой план теперь задумал Клаус – спасти свои шкуры, заключив сделку с дьяволом, дав в руки врагов Германии такую мощь, что скоро все страны и земли станут колониальными Зонами в ходе неостановимой британской экспансии! - Хюммель, сейчас это не вам решать. - Но и не вам! Препарат не достанется британцам – никогда! - Но… - Нет! Я не стану покупать жизнь ценой… Должна быть ещё возможность. А даже если и нет. Я не хочу и просто не смогу… Лени выкрикнула это, будто выстрелила залпом. Настала тишина – такая, что даже стало слышно доносящиеся до окон кабинета далёкие звуки могучего океанского прибоя. - Вы… У вас есть удивительный талант. Не полководческий, нет. И не политический. Гораздо более ценный. Вы можете увидеть и пробудить что-то лучшее в людях, поверить в тех, кто сам в себя не верит. Если уж я пошёл по этой дороге, раз вы говорите, что возможно измениться… Я останусь с вами – а там как карты лягут. Может и подохну, но не напрасно - это будет лучшее, что я попытаюсь сделать за всю свою уже довольно длинную жизнь! - Всё это просто превосходно, герр Фарвик, но должен напомнить, что нам всё ещё нужен план! - План… Завтра в 15:00 генерал объявит о смерти Лени, если не получит от меня условного сигнала о неудаче. - А если получит? - Зависит от причины провала, которую я укажу. Возможно, он даст мне ещё некоторое время на новую попытку – но много так выгадать не выйдет: день, может два. А потом, или сразу же – трудно сказать наверняка, он пошлёт сюда другого убийцу. Получше и понадёжнее. - Мы можем организовать охрану, достаточно надёжную и… - И что!? Хюммель, откройте глаза и вспомните о главном: генерал-полковник Шмайерс — командующий всеми немецкими и союзными войсками в Испании. Да ему даже не обязательно в критическом случае убийц посылать. Он просто подставит ваше подразделение под удар врага, поручит неисполнимую убийственную миссию, где вы сгинете – а Шмайерс, уж конечно, выразит все надлежащие случаю соболезнования! Не подчинимся – трибунал! Или что-нибудь похуже. Простор для манёвра у него огромный, а мы не сможем сделать ничего. Ничего! - Значит, вы уверены, что если сигнал о неудаче и прозвучит, то это ничего не изменит? - Да. - А если нет? Что генерал будет делать после? - Я ведь уже говорил об этом: он… - Да нет же! Что Шмайерс будет делать, если он объявит о смерти Лени Малькольм, а она окажется живой. - Да ничего. Деланно обрадуется громче всех и скажет, что сурово накажет тех, кто заставил его поверить слухам и дезинформации. А потом начнёт всё сначала. - Это в том случае, если о том, что Лени цела, станет известно быстро. А если нет? Если она появится через несколько дней, через неделю, когда Шмайерс уже начнёт действовать и покажет свои истинные политические намерения? Тогда будет повод уличить его в намеренной лжи, а потом предъявить обвинения в попытке убийства! - И это должно его свалить? - Может быть да, может быть нет. Но это надолго лишит его возможности действовать активно – все прожектора окажутся направлены на него. А мы за это время попытаемся устранить главную проблему – препарат. Всё остальное вторично по сравнению с ним. - Звучит разумно. Но как всё это сделать? Не просто же из комнаты ей не выходить! На базе полно людей – кто-нибудь непременно заметит и доложит. И тогда… - Хватит! – Лени не только воскликнула это, но и встала между ним и Фарвиком, - Я молчала потому, что… много, слишком много нового узнала от вас сейчас. Человек, водивший дружбу ещё с моим отцом, которого я считала чем-то вроде дяди, предал меня и желает мне гибели. Я командовала подразделением людей, которых превратили в подопытных крыс в эксперименте, результатом которого может стать самое страшное изобретение за всю историю человечества. Мои успехи – часть чужого хитроумного плана. Но всё же я жива, я в этой комнате, а вы говорите обо мне так, будто… Впрочем, нет, не слушайте всё это! У вас есть план. У меня его нет. Я сделаю так, как будет нужно. - Благодарю вас… Лени (как он не мог больше обращаться к Клаусу на ты, так и называть её теперь после всего фройляйн Малькольм, или подполковник Малькольм Оскар едва ли сумел бы). Но пока что и у нас нет плана – замечание Фарвика вполне справедливо: мы не сможем вас здесь спрятать. - А и не нужно! - В каком смысле? У вас появилась идея? - Да. W-0 – особое подразделение, об этом тут известно. Наши бойцы участвуют в диверсионных операциях, с нами на прямую связь выходят генералы Мантель и Шмайерс. Наша репутация… - Всё это я знаю – давайте поближе к сути! - Нужно самим заранее обратиться к контр-адмиралу Цилаксу, объявив ему, что Sonderabteilungen W-0 вообще и Лени Малькольм в частности верховным командованием доверена особая секретная миссия. Деталей разглашать мы не имеем права, но во исполнение её подполковник должна будет считаться мёртвой везде за пределами базы Виго, для чего о смерти Лени публично объявит сам генерал-полковник Шмайерс. Не нужно прятать то, что можно оставить на виду! - Звучит толково, но все же рискованно – а если он так просто не купится на слова, если решит перепроверить…? - А как? Позвонит по прямому проводу Шмайерсу, или может даже в Берлин и поинтересуется, не врём ли мы? Нет, конечно, теоретически адмирал может поступить и так, но вообрази себе как глупо он будет выглядеть при этом! Да и какие у него вообще основания для сомнений? Больше того – мы и не просим то ничего! Просто не давать информации о том, что Лени жива, просочиться за пределы базы. - Да, думаю что это лучшее, что мы можем предпринять. Лени? - Хорошо, я тоже согласна. Только… должны ли мы рассказать правду кому-нибудь ещё? Привлечь и… - Это слишком опасно! – они с Клаусом воскликнули до того синхронно, что даже невольно улыбнулись впервые за время этого тяжёлого разговора. - Но неужели нельзя доверять вообще никому? - …Доктор София, возможно… Она рассказала мне о препарате, предполагала нечистую игру Шмайерса – думаю, что имеет смысл ввести её в курс наших планов. Тем более, у неё, кажется, есть свой персональный канал связи с генералом. - Лучше вам, Оскар, и сделать это – с вами она уже говорила и… В этот момент в дверь, которую Лени закрыла входя сюда, вдруг резко и требовательно постучали: - Майор Хюммель, вы здесь? - Кто это? - Не знаю, Лени. Фарвик, отвернитесь к окну – у вас слишком необычный и неопрятный вид – он вызовет подозрения, - Оскар вынужден был сказать это скороговоркой и шёпотом, но его, к счастью, поняли, - Да, я здесь! Входите! В дверном проёме показался морской офицер – в темноте Оскар не смог сходу распознать непривычные морские знаки различия. Так – оберфенрих цур зее и значок радиотехнической службы, кажется… Вероятно посыльный. Тем временем пришедший чуть замялся, очевидно не ожидав увидеть в кабинете кого-нибудь помимо Хюммеля: - Герр майор, господа офицеры. Контр-адмирал желает вас видеть как можно скорее. - Нас всех? Пришедший снова чуть замялся. - Я был послан за герром майором. Другие вестовые были посланы за вами, подполковник Малькольм, и вами, подполковник Фарвик. Оскар быстро обвёл своих новоявленных сообщников беглым взглядом. Фарвик так и не рискнул повернуть головы, Лени выглядела так, будто её застали за чем-то неприличным, а что ещё хуже, было заметно, что она плакала… - Герр Фарвик и фройляйн Малькольм обсуждают детали чрезвычайно важного вопроса, о котором скоро сами собирались доложить господину контр-адмиралу. Они не могут последовать за вами прямо сейчас. - Мой приказ касался вас, герр майор. - Одну минуту. Оскар сделал вид, что поправляет какие-то бумаги на столе, но в действительности он так тихо, как только смог, прошептал Фарвику «Будьте начеку!». Последнее, что он успел уже в полный голос произнести, прежде чем выйти в коридор, было: «Думаю, наши вопросы требуется обсудить с доктором Рендулич». Они шли на командный пункт – Хюммель довольно быстро смог понять это по маршруту. Его провожатый сдержано молчал, а потому у Оскара было время и простор для собственных мыслей. Тревожных и безрадостных. Зачем все они понадобились вдруг контр-адмиралу!? Почему именно теперь? Что ему известно? Ни точных ответов, ни даже зацепок для них у Хюммеля не было – только зыбкие предположения одно другого хуже. Общая суть: Цилаксу всё известно по той простой причине, что он — сторонник Шмайерса, ещё один его агент. Ведь это, в конце концов, даже довольно просто. Второй и ещё более надёжный уровень контроля, а также проверка-подстраховка для Фарвика – сам комендант базы Виго теперь займётся и несостоявшимся убийцей и его жертвами. Какие обвинения он может им предъявить? Теоретически – никаких, а практически – любые. И уж у кого-кого, а у него будет возможность сфабриковать нужные доказательства. Шайссе! Это было обидно – не просто проигрывать, а вот так, сразу, когда реальная борьба ещё и не начиналась. Но что сейчас можно сделать? Оскар выдохнул – да, это теперь самое лучшее решение: он осторожно нащупал рукой кобуру и будто случайно, машинально отстегнул пуговицу. Когда Цилакс раскроет карты, у Хюммеля будет несколько мгновений до того, как его попытаются разоружить. И тогда он его прикончит! Понятно, что ему самому майору после этого не уйти, и судьба его будет решена, но всё же хаос от гибели командира может оказаться достаточным, чтобы сумели бежать хоть Лени и Фарвик. А главное — есть смутная надежда, что внезапное немотивированное убийство своим крупного флотского чина вызовет расследование, которое Шмайерс не сможет полностью контролировать… Но вот и главный зал командного пункта – стол, какой-то раскрытый посередине морской атлас — похоже преимущественно прилегающей акватории, экраны, специалисты из радиоразведки, отслеживающие все передачи с судов, находящихся в море, рации, телефоны, прикреплённая к стене карта Атлантики (большая) и Испании (поменьше), широкое обзорное окно с видом на главную батарею… и явно взволнованный Цилакс, спешащий к Оскару. Нет… майор ещё не был уверен вполне, не отнял руки от оружия, но что-то в лице контр-адмирала понемногу стало развеивать его опасения. Слишком неподдельное беспокойство для человека, действующего по заранее продуманному плану. - Герр Хюммель! Очень хорошо, что вы уже здесь – события развиваются быстро. - Какие события, герр контр-адмирал? - Чуть больше двух часов назад наша авиаразведка во время регулярного облёта засекла масштабные передвижения эшелонов по железной дороге в направлении на городов Сантьяго-де-Компостела и Виго. Несколько южнее последнего, собственно, находимся мы. Эшелоны следовали из центральной части Испании, скорее всего, следуют и сейчас. Я не могу сказать этого точно, потому что, как только испанцы приступили к разгрузке, наши самолёты были атакованы! Сперва обстреляны с земли, а потом и в воздухе! Один наш разведчик был сбит, а ещё одному вынуждено пришлось экстренно уходить под прикрытие ПВО базы! Вы можете это себе представить – нас осмелились атаковать испанцы!? Мы подняли в ответ истребители, успели сбить три их машины, прежде чем они ретировались, но это был ещё не конец. Чуть меньше 20 минут назад мы засекли интенсивные радиопереговоры наземной техники противника, которая быстро передвигается в нашу сторону. Скорее всего, это найтмеры. Их намерения нам неизвестны. Надеюсь, вы понимаете теперь, почему я послал за вами человека, а не вызвал по внутренней связи? Никто, кроме тех, кому необходимо, не должен пока знать. Меньше всего сейчас нужна паника. В первый момент Оскар едва смог скрыть улыбку удовлетворения – контр-адмирал явно ничего не знал ни о препарате, ни об их планах, ни о заговоре Шмайерса. Только потом он смог по настоящему услышать и полностью оценить сказанное. - Вы ожидаете атаку? - Как я сказал, уверенности здесь нет, но после всего происшедшего в воздухе можно сделать вывод, что намерения у них самые агрессивные. И это немыслимо! Неужели они там все сошли с ума!? Да ведь наши силы теперь будут в Мадриде через неделю – не больше! И… Оскар понял, что Цилакс скорее подбадривает самого себя бравурными заявлениями, но в реальности весьма обеспокоен. Хюммель решился прервать его. - Но всё же вы меня вызвали. Каковы сейчас возможности крепости по обороне? Как я понимаю, гарнизон достаточно велик… - Гарнизон… Общее число людей на базе Виго превышает 43 000 человек, но в основном это солдаты Кайзерлихмарине и Люфтваффе: матросы, пилоты, техники. Людей, которые были бы готовы к современной сухопутной войне, мало. Конечно, мы попытаемся при необходимости организовать сводные бригады – морской пехоты, авиаполевые, но сейчас главная проблема в другом. - В чём же? - Крепость прекрасно подготовлена к отражению атаки с моря. Рискну сказать, что она может выдержать всё, кроме разве полномасштабного удара британского линейного флота. Но её сухопутная составляющая… несколько слабее. - В какой степени? - Поймите, база строилась тогда, когда мы и испанцы считались, да и реально были союзными странами. Никто не мог ожидать… - Господин контр-адмирал, база Виго вообще прикрыта с суши!? - Только с южной стороны, откуда теоретически по прежним выкладкам можно было бы ожидать удара бразило-португальский войск. Есть лёгкие полевые сооружения с востока и два минных поля. С севера нет ничего. - И за всё время, прошедшее с начала кампании, вы не предприняли мер, чтобы это исправить!? - Наши морские и воздушные силы были постоянно задействованы в патрулировании, на учениях. А главное, повторю – никто и подумать не мог, что испанцы осмелятся… это же чистое самоубийство! Неделя, неделя всего лишь – и они проиграют войну! - Боюсь, нам здесь от этого не будет легче. И всё же, вы послали за мной для того, чтобы… - Я отдал приказ собрать здесь всех старших офицеров сухопутных сил, находящихся на базе, для организации обороны. - Полковник Хальцман? - Сейчас на главной артбатарее. Мы готовимся… - Герр контр-адмирал, мы засекли их! Они приблизились достаточно! Не меньше дюжины объектов, движутся со скоростями порядка 70 – 90 километров в час с направления северо-восток! - Только один вид наземной техники может передвигаться с такой скоростью вне дорог – найтмеры. Шайссе! Сколько у нас времени!? - Не могу точно сказать, герр контр-адмирал, объекты постоянно меняют скорость и направление. И их уже больше – два десятка по меньшей мере! - Мы… Сейчас же радируйте им следующее: «Требуем прояснить ваши намерения и предупреждаем, что если вы подойдёте к базе ближе, чем на 15 километров, мы вынуждены будем открыть огонь!». - Думаю, герр контр-адмирал, они об этом уже догадываются. Найтемеры… их явно будет недостаточно, чтобы прочно овладеть базой – даже двадцати. И прибрежные бастионы их орудиям не взять. Так что у нас ещё есть… - Вы правы, взять базу Виго одни только найтмеры не смогут – они её просто разрушат! Если хоть одна вражеская машина доберётся до артиллерийских складов или цистерн с авиационным топливом и выстрелит… Половину строений ВМБ сразу поднимет на воздух! - Вместе с атакующими? - Да. Но, как вы только что изволили выразиться, герр майор, нам от этого легче уже не будет. В этот самый полный напряжения момент появились Лени и Клаус. В облике Фарвика всё ещё было нечто слегка расхлябанное, но зато Оскар приметил, что рука его всё время остаётся неподалёку от кобуры – точно как у самого Хюммеля, когда он входил в зал. И Лени, и Клаус смотрели со всем вниманием на него, а не на Цилакса. И прозвучавший вопрос: «Что происходит?» тоже совсем не случайно был адресован именно Оскару. Нужно было ответить так, чтобы они знали — опасности нет, но при этом не дать повода для любопытства и подозрений… - База атакована испанскими войсками. Герр контр-адмирал созвал нас здесь для организации обороны. Других неожиданностей пока нет. - Герр контр-адмирал, они в 16 километрах! На радиозапрос не отвечают! - Значит, война. Отслеживайте их всем, чем возможно: переговоры на всех частотах, тепловизорами, оптикой – всем! И дайте команду подготовить к открытию огня главную батарею. - Главную батарею? - Три башни со строенными 280-мм орудиями! Это... - При всём уважении, герр контр-адмирал, это то же самое, что стрелять из пулемёта по мухам! - Других орудий с подходящим сектором обстрела и дистанцией удара у меня нет! - Батарея доложила о готовности! Две башни откроют огонь по вашему приказу! - Почему две? - Одну минуту… Они говорят, что башни ориентированы на противокорабельную оборону. Противник подходит с такого направления, где сектор обстрела башни №2 пересекается с маяком – есть риск дружественного огня по своим! Навесной же огонь на больших углах при таком характере целей будет совершенно бесполезен. …15 километров пройдено! - Чёрт! Открыть огонь! Стреляйте, стреляйте по ним сейчас же! Спустя мгновение земля слегка дрогнула под их ногами, и лишь следом пришёл низкий гулкий звук выстрела. - Ну, что же там!? - Боюсь, герр контр-адмирал, попаданий нет. Враг сманеврировал и продолжает движение. - Отдай команду на батарею не прекращать огонь, стрелять сразу по готовности! А вы… не стойте здесь просто так, в конце концов! Ваш W-0 едва не единственное подразделение сухопутных сил на базе с боевым опытом. Выводите их из казарм! Получите оружие на складах – я сейчас распоряжусь. Бронебойные гранатомёты, ракетные пусковые установки, кажется, у нас было и несколько безоткатных орудий… Ваша позиция – на оконечности лётного поля, где оно примыкает к ангарам. Не дайте им пройти дальше, или…! - Герр контр-адмирал! Батарея продолжает вести огонь, но запрашивает более точную привязку по координатам. - Так дайте им её! - Мы не можем этого сделать! Враг непрерывно маневрирует на больших скоростях. Они перешли в режим почти полного радиомолчания. От оптики их скрывает лес. - Ну хоть одно попадание есть!? - Никак нет, герр командир! - Шайссе! Попытайтесь нацелить туда орудия второго бастиона – возможно, их области горизонтальной наводки хватит! - Кажется, есть хорошая новость! Они выходят из леса непосредственно к лётному полю! - Мины! Превосходно! Из всех участков они выбрали тот, где есть наши мины! Одновременно с этим восклицанием Цилакса Оскар, у которого от напряжения уже несколько гудело в висках, закончил лихорадочное и напряжённое обдумывание и сопоставление двух главных новостей сегодняшнего безумного вечера. Нужно повести в бой W-0, иначе всё действительно может кончиться плохо, но майор чувствовал, что он сам должен оставаться на КП – ловить и анализировать любую информацию. Лени… С одной стороны сейчас она явно всё ещё была в большом шоке от всего того, что на неё свалилось и стало ей известно от него с Клаусом. С другой же Хюммель не хотел лишний раз «светить» её живой перед большим числом людей, особенно до того, как сможет переговорить об этом с контр-адмиралом. А значит… - Герр Фарвик, думаю, что вы лучше всех справились бы с задачей не дать противнику пройти. Клаус понял его без лишних слов. Имелась небольшая опасность того, что Цилаксу может показаться странным отчего офицеры, прямо состоящие в W-0, передоверяют руководство своим подразделением в руки другому. Но, к счастью, он был слишком занят, чтобы думать о чём-либо ещё. - Давайте на мины сигнал на подрыв! - Сигнал? – переспросил Хюммель, чтобы ещё больше отвлечь Цилакса от уходящего Фарвика. - Да. Это радиоуправляемые мины-фугасы. Мы переделали их из старых морских мин, которые уже не отвечали требованиям времени. Одной такой достаточно, чтобы разорвать надвое лёгкий крейсер! - Есть команда на подрыв, герр контр-адмирал! И бастион №2 докладывает, что часть их орудий начала стрельбу! - Результаты!? - Они… Одна машина подбита. Ещё одна… кажется… Они маневрируют! У них такая скорость, что они просто успевают уйти из основной области действия фугаса! Адмирал явно хотел громко выругаться, но вместо этого только опустошённо и зло пробормотал что-то себе под нос. - Продолжайте подрывать минные позиции – может быть это всё же заставит их отвернуть. Или хоть немного замедлиться… Что 2-й бастион? Можем ли подключить ещё кого-нибудь!? Мы… - Герр контр-адмирал! Получаю шифрованное радиосообщение. Пометка «срочно»! - Противник!!? - Нет… Это наш эсминец Z18. Они сообщают что вышли из зоны, в которой их радиопередачу мог прослушивать неприятель… и… специальная диверсионная группа W-0 «Виверна» в полном составе возвращается с ними на базу. После этих слов Лени молча, но решительно и очень твёрдо сделала несколько шагов вперёд, встав точно за спину радисту. - Мы можем сейчас перейти с ними в телефонный режим? Их нужно предупредить, все наши суда нужно предупредить, но их – в первую очередь! - Так точно, герр контр-адмирал! Одну минуту… Да, они… я их слушаю… вывожу передачу на общий динамик. - … и приветствуем господина контр-адмирала! Говорит корветтен-капитан Герхардт Шмидт, командир Z18! Мы идём ходом в 34 узла и рассчитываем к рассвету быть на рейде базы Виго! Специальная группа… - Превосходно, превосходно, но у нас есть важная информация для вас, - Цилакс прервал Шмидта, но тут же его в свою очередь перебели Лени: - Специальная группа… они все живы? Нет ранений? Что обер-лейтенант Хюга? - Фройляйн Малькольм? Да, так точно, они живы и целы! Обер-лейтенант, кажется, получил несколько крепких ушибов – но не более! Я могу вызвать их в рубку, если хотите… Она не решилась просить, но, кажется, корветтен-капитан Шмидт понял её молчание как согласие – послышались неразборчивые команды – очевидно работала внутрикорабельная связь. - Прежде всего сохраняйте полную готовность и бдительность! Вы можете оказаться в угрожаемом положении! – явно недовольный Цилакс вновь взял инициативу в свои руки. - Какого рода, герр-контр адмирал? - Противник предпринял активные действия против нас в Виго! Оборона… - Прошу прощения, герр контр-адмирал! Голос на том конце резко стал собранным и даже взволнованным, при этом Оскару показалось, что капитан просто не услышал до конца слов Цилакса. Явственно заслышались звуки какой-то суетливой возни. Потом громко раздалось ругательство, что-то зашипело… Они успели услышать ещё резко, почти как крик произнесённые слова «Воздух!», «…чёрта…!» и «…решиться…!», когда раздался страшный грохот, и всё смолкло. На командном пункте тоже наступила полная тишина – только приборы ещё продолжали свою негромкую, но всё же слышную работу. Первым пришёл в себя радист, который, при том, что никто не спрашивал его, решил выдвинуть свои объяснения: - Мы больше не можем с ними связаться, герр контр-адмирал. Это значит, что, всего вероятнее, они были внезапно атакованы противником и теперь у них повреждены антенна и рубка. Или, - он сделал паузу, - их потопили. Больше он не сказал ничего, и в наступившем молчании тихо, почти шёпотом, произнесённое Лени Малькольм имя «Акито» заставило всех обернуться – как раз вовремя, чтобы увидеть, как медленно-медленно, будто в замедленном кино, она оседает вниз. Её колени громко и, надо думать, весьма болезненно ударились об пол. И так она и замерла. Нет, сознание её не покинуло – глаза были открыты, только будто остекленели, на лице появилось растерянно-глупое выражение. Руки безвольно опустились вдоль тела. Было заметно, что она дрожит. Вес событий, обрушившихся буквально за считанные часы на эту в сущности ещё совсем юную девушку, оказался непосильным для её души и разума – и Оскар едва ли мог винить Лени. Он и сам держался уже по большей части голой силой воли. Нужно было делать что-нибудь, но Хюммель тоже ощущал некую странную, дурацкую растерянность – всё, что он смог, это негромко позвать: - Фройляйн Малькольм… Лени! Она не ответила. Но тут вдруг так и не успевший ещё уйти Фарвик подскочил к ней прыжком, схватил за руку и с неожиданной силой, а главное злостью поднял на ноги: - Не смейте сдаваться! Вставай!!! Лени таращилась на него, как смотрит человек, только что разбуженный от глубокого сна – не понимая, кто и что перед ней, стараясь сфокусировать взгляд: - Я… я не могу. - Не время отчаиваться! Только не теперь!!! – он ещё раз сильно тряхнул её – Не теперь, когда я… когда мы все поверили вам, что можно всё поменять и самим измениться!!! У тебя есть кое-какие обязанности… Теперь Лени уже сама подняла на него глаза. Оскар не знал точно, верно ли поступает Фарвик, но, кажется, оно вышло действенно. - Ты отвечаешь за наши жизни, за ребят из W-0, за эту базу. Ты офицер, старший командир! Это — твой долг. Исполняй его. И она встала! Сама, вытащив свою руку из его хватки. Клаус, заметив это, не стал задерживаться уже ни на секунду, а Лени Малькольм спросила: - Герр контр-адмирал, каковы изменения обстановки? Где мои люди сейчас наиболее необходимы? Цилакс уставился на экран с тактической картой, подтолкнул локтем ответственного за оптическое наблюдение офицера. - Они прошли мины!? Сколько их? - Их… восемь, герр контр-адмирал. И ещё два сильно отставших, возможно, повреждённых сзади. Они примерно в трёх километрах от кромки лётного поля! - Дойдут туда – их скорость ещё повысится! Шайссе! Стреляйте!!! Дайте команду стрелять из всего, что есть! - Герр контр-адмирал, наша авиация… - начал Хюммель. - На лётном поле её нет, - зло сказал Цилакс, - почти все машины, кроме трёх или четырёх, в ангарах и в небе. - Вот именно! В небе! Я не о взлётной полосе говорил, а о том, что нужно отдать приказ всем нашим бортам атаковать найтмеры! Перед авиацией померкнет их главное преимущество – скорость и… - В небе нет ни одного бомбардировщика, готового к такой задаче! На самолёты просто не установлено нужное вооружение! Не баки же с дополнительным горючим на них сбрасывать! - Подойдёт что угодно, если мы хотим задержать их! Недавно мне вообще довелось симулировать атаку с воздуха при помощи безоружного разведывательного авиадрона – и она уже смогла сделать многое. - Разумно. Вы там – свяжитесь со всеми, кто в воздухе! Что главная батарея? Может, наконец, наша третья башня стрелять!? - …Так точно, герр контр-адмирал! Но… - Что ещё за «но»!!? - Противник почти на лётном поле – есть существенный риск повредить его собственным огнём. - Это уже не важно! Мы не в том положении! - Господа из Люфтваффе просят… - Пошли к чёрту господ из Люфтваффе! Ясно!? Радируй на батарею, чтобы послали их к чёрту! – кажется, адмирал уже тоже был на грани срыва. - Есть у них что-нибудь, кроме найтмеров, в этой атаке? – Оскар решил брать инициативу на себя. - Никак нет! Мы не обнаружили ни сухопутных крейсеров, ни бронемашин, ни вертолётов, ни иной техники. Артиллерия врага молчит. Пехота, если и задействована, безнадёжно отстала. - Против найтмеров эффективны заграждения… Может быть контр-адмирал и прав. Только нужно чуть скорректировать мысль… Дайте команду главному калибру бить не по самим найтмерам, а перед ними с таким упреждением, чтобы на их пути неизбежно оказалась воронка! - Герр контр-адмирал? - Делайте что Хюммель говорит! Земля вновь загудела – теперь уже Оскар видел даже отблески разрывов. Ещё! Затем ещё!!! - Они на взлётной!!! - Что наша оборона!? Что W-0!? - …Подполковник Фарвик группами выводит их из арсенала и казарм… они с техниками Люфтваффе перегораживают при помощи погрузчиков и цистерн ту часть полосы, которая приближается к складам. Наша авиация докладывает, что заходит на штурмовку, правда больше психическую – боеприпасов мало. Они… они видят горящий транспортный самолёт на краю поля и… цепь найтмеров. Один… один провалился в воронку! Он рухнул туда боком!!! Похоже неточный манёвр уклонения от удара с неба! - Так держать! Так… - Они открыли огонь! Подбит наш противолодочный вертолёт и несколько грузовиков, найтмеры расходятся веером! - Ну, теперь вся надежда на пехоту! Хюммель смотрел на экран, но представлял себе в ярких подробностях, как Фарвик и солдаты W-0 из последних сил несут на руках ракетные установки, как кто-нибудь прикрывает их из пулемёта, как всюду распространяется дым от горящего керосина… - Потери… Наши силы несут потери! Враг непрерывно маневрирует по полю! …Взорван бензовоз! Три ракеты из шести пущены!!! … У нас… одно попадание. Да, один подбитый найтмер. Мы… мы идём в ближний бой под прикрытием залпа гранатомётов!!! - Ближний бой!? Это самоубийство! - …Ещё трое… нет, четверо выбывших! Они… свалили ещё найтмер! Он уклонялся от гранаты и попал под прямой удар безоткатной пушки!!! Враги пытаются пробить бронированные двери ангара! Два… три… пять выстрелов! - И что!? - Держит! - Мы должны… - продолжение фразы контр-адмирала потонуло в чудовищном грохоте. - Главный калибр бьёт уже почти на прямую! Дверь ангара… держит! Она держит! Враг… Да, кажется, враг начал отходить! Враг отходит!!! - Не может быть! Патер ностер, не может быть! - Да, они откатываются по правой кромке взлётной! Догнать их, конечно, не выйдет, но дать ещё несколько залпов мы должны успеть… - Да! Да! Проводите их, хорошенько проводите! …Но не расслабляйтесь! Нужно сейчас же начать возведение полевых укреплений, выставить дозоры, посты, оборудовать пулемётные позиции! Дайте сигнал самолётам, что лётное поле в тяжёлом состоянии – пусть те, кто может, у кого есть топливо, летят к Барселоне! И свяжитесь с главной батареей – сегодня они заслужили особую благодарность… И солдаты W-0 тоже. Оскар продолжал смотреть на стремительно удаляющиеся отметки вражеских машин – облегчение было столь большим, что неприятное давящее чувства в висках сменилось издевательски весёлыми зелёными кругами, запрыгавшими перед глазами. Обманчивое чувство! Хюммель понял, что пришёл именно тот самый, решающий момент: сейчас, когда контр-адмирал и все остальные счастливы от одержанной победы, он должен убедить их в существовании особого задании Лени. - Герр контр-адмирал, разрешите обратиться! - Ну что вы так официально – после сегодняшнего мы, можно сказать, боевые товарищи. Что у вас? - С вашего позволения это конфиденциальная информация. - Вот как? Ну что ж, давайте отойдём вот в тот угол, - Цилакс явно выглядел заинтригованным, но благодушным, - Итак? - Я хотел сообщить вам это раньше, но обстоятельства, - Оскар неопределённо указал рукой в сторону места, где только что кипел бой, - не позволили. Наше подразделение, как вы уже понимаете, это не просто штрафной отряд, а часть, нацеленная на диверсионную и специальную работу. Касается это как солдат, так и командного состава… - К чему вы клоните, майор? - Ещё до прибытия на базу Виго подполковник Малькольм получила особое задание от генерал-полковника Шмайерса во время нашего нахождения в Вене. Сути его я раскрывать не имею права, тем более, что в основе всего лежит именно секретность, но должен сообщить следующее – в рамках этой операции завтра в 15:00 генерал-полковник официально заявит о гибели Лени Малькольм в бою. - О гибели? - Именно. И с этого момента мне потребуется ваше содействие. Я не в праве чего-либо требовать, не предъявляя письменного распоряжения свыше, но надеюсь на вашу помощь в следующем: никто за пределами базы не должен знать о том, что фройляйн Малькольм в действительности жива. - И только? Думаю, что это можно обеспечить без особенного труда. Мы не станем давать опровержений или комментариев по радиоканалу базы. Средства связи бойцов и командиров, возможность передавать информацию с их помощью и так строго контролируются в соответствии с уставом. Трудно было бы ручаться за отсутствие болтливых в числе тех, кто в силу разных причин покидал бы базу – пришлось бы проводить с каждым соответствующую разъяснительную работу. Но, - Цилакс хохотнул, - кажется, противник решил вам помочь. Мы в осаде, пусть пока и не плотной, так что, кроме тех пилотов, которые сейчас, будем надеяться, достигнут Барселоны, никто в скором времени не покинет базы Виго. «ЕСТЬ!» – ясной искристой молнией пролетело в уме Оскара. Неужели так просто!? - Единственное, я всё же желал бы задать пару вопросов в том отношении… Или всё же нет? - Герр контр-адмирал!!! – закричал внезапно радист. Голос его был до крайности взволнованным. - Что у вас? - Радиопередача! С нами пытаются выйти на связь! - Кто? Z18 нашёлся? – при этой фразе Лени сделала глубокий вдох. - Нет! Никак нет, контр-адмирал! Передача исходит от противника! Лени сразу увяла, Цилакс тоже изменился в лице… - Что прикажете? - Давай соединение. - …коменданта базы! Вызываю коменданта базы! – голос уверенный, спокойный, чуть тягучий. - Здесь комендант базы Виго контр-адмирал Кайзерлихмарине Цилакс. Назовите себя! - Превосходно. Вы… - Назовите себя, или мы немедленно прекратим разговор!!! - С вами говорит генерал Шин Хюга, каудильо и протектор Испании. - Мы… мы не признаём за вами этих титулов! – контр-адмирал всё же, как ему казалось, нашёлся с ответом. - Сейчас это не имеет значения – их признают мои солдаты. Вся бывшая королевская армия теперь в моём распоряжении. И лучшая её часть – здесь. Мне известно, что вы не готовы к серьёзной и долговременной обороне. Уже наше первое появление едва не сокрушило вас – а ведь это была лишь разведка боем. К исходу завтрашнего дня здесь будут силы, которые недавно прикрывали Мадрид – 80 000 человек для начала. Затем – больше. У них будет артиллерия, включая осадную, найтмеры, авиация. Я могу даже дозволить вам сделать несколько облётов позиций моих сил вашей разведывательной авиацией – чтобы вы могли убедиться в правдивости моих слов. Говорить сейчас что угодно, контр-адмирал, но мы оба с вами военные специалисты и понимаем, что реальных шансов у вас нет… - Зачем же вы тогда связались с нами – от избытка сил? - Чтобы дать вам луч надежды, если угодно. Мне не нужны ни ваши жизни, ни ваша крепость… - Но что? - Не перебивайте и слушайте: завтра утром, не позже получаса после рассвета, мы начнём переговоры – если, конечно, вы согласитесь на них пойти. Там я обозначу свои требования. - Нно… - И ещё – я хочу чтобы в вашей переговорной делегации присутствовала командующая отрядом W-0 – Малькольм, кажется. Итак, вы согласны? Оскар стоял, будто кол проглотив, адмирал жестами указывал Лени что ей стоит подойти – а та только смотрела на него круглыми глазами. Наконец, она кивнула, хотя, кажется, контр-адмирал ответил бы в любом случае: - Да, герр Хюга. Мы согласны. Место… - Здесь неподалёку, как мне сказали, есть руины старого аббатства – основа там ещё чуть ли не римских времён. Исторические решения лучше принимать в историческом месте. Найдите на вашей карте – это примерно 16 километров к югу по побережью. Я дам команду – огня по вам не откроют. До завтра… Связь прервалась. - Они потребуют капитуляции? – робко спросил кто-то из связистов. - Не думаю. Да и мы в любом случае не согласимся ни на что подобное! Но, - тут Цилакс повернулся к Лени, - от вас теперь зависит очень многое. - От меня? - Ну конечно! Не знаю, часть ли это вашей секретной миссии, или нет, но вы сейчас можете сыграть решающую роль в судьбе базы Виго. Тяните время! Соглашайтесь с ним в главном, но добивайтесь отсрочек в мелочах! Поменьше определённости! Каждую минуту, в которую не будет боя, мы можем считать выигранной для себя. Расчистка взлётной полосы, строительство полевых укреплений, перенацеливание орудий с моря на сушу, где это возможно, формирование вспомогательных отрядов из авиатехников и матросов, возможно даже краткое их обучение… Мы можем попытаться вывести из базы подводные лодки. Разместить корабли на огневой позиции на рейде, чтобы они могли там маневрировать, а не стояли скученными и неподвижными у пристаней… И главное – с каждым часом нашего сопротивления сюда будет приближаться генерал-полковник Шмайерс с войсками – и тогда мы спасены, а им конец! Вы понимаете? Лени Малькольм только сосредоточенно кивнула, а Оскар… тоже задумался о том, что будет, когда сюда доберётся Шмайерс и узнает правду. И что нужно Шину Хюге? Почему из всех он выбрал Лени? Всё становилось ещё более запутанным буквально с каждой минутой. Нужно обсудить это с Фарвиком... Нужно ли? Может ли он ему действительно доверять? Нет. Не может. Но выбора уже не осталось! Хюммель сам так и не понял, отчего он подошёл к Лени и покровительственно, как-бы по-отечески положил ей на плечо свою руку. Как же ей должно быть сейчас тяжело! Но держится – с того момента, как Фарвик поднял её, только суровая военная собранность. Да… Вот только как она сможет держать себя на переговорах? Что вообще ей посоветовать относительно них? Собственная голова казалась Оскару пустым и старым котлом, который то и дело колотят поварёшкой. Сколько сейчас времени? Сколько бы ни было, но спать этой ночью – преступление. Фарвик… ему нужен Фарвик и, возможно доктор. А позже – полковник Хальцман: задачу организации грамотной обороны тоже никто не снимал. После – разобраться с потерями W-0 и уточнить, как прошёл бой: Лени сейчас лучше не отвлекать от главного. Тихо вздохнув и отдав честь контр-адмиралу, майор Хюммель вышел с командного пункта…