И в горе, и в радости

Был вечер субботы. Феникс пил в «Тарелке борща» вместе с Ларри и Майей. — Короче, я прихожу и узнаю, что Труси уговорила мисс Бикини залезть в ящик. Пришлось распиливать. — Мисс Бикини? — Ларри с ухмылкой подтянул к себе новую бутылку. — Магический Ящик Труси для Чудес и Превращений пришлось распиливать,— Феникс взял себе еще орешков,— а мисс Бикини с нами только до вторника, такие дела. — Неужели из-за ящика?— удивилась Майя. — Да какой ящик, — печально улыбнулся Феникс. Мисс Бикини, бойкая дама слегка за шестьдесят, до сих водила скутер, могла перепить любого мужчину в «Тарелке борща», а когда сбежавший из цирка Берри аллигатор решил спрятаться у нее на заднем дворе, выгнала его теннисной ракеткой. Чтобы напугать ее или шокировать требовалось куда больше чем простой деревянный ящик. — Мне платить ей нечем. В ближайшие два месяца точно. На новый комплект инструментов ушла почти вся заначка — осталось восемь долларов, которые Феникс сейчас с мрачным удовольствием пропивал. — И это еще не самое грустное. Как теперь по клиентам ездить — вопрос интересный. Три года назад Феникс приехал в «Дом счастливых детей» строить спортивный городок. Он зашел туда одиноким свободным юношей лелеющим мечту стать адвокатом, а вышел отцом двух бойких пятилеток. И даже сам толком не понял, как это получилось. Просто однажды к нему, устанавливающему перекладину на турник, подошла рыжеволосая девочка в украшенном картами плаще и цилиндре, больше ее самой, и сказала: «Привет, я — Труси, хочешь покажу фокус?». Просто у нее оказался брат-погодка, и они оба наотрез отказывались «распределяться» по приемным семьям, поэтому и торчали в приюте чуть ли не с рождения. Просто Феникс как-то в одну минуту решил, что это его дети, и все на этом. Потом была Перл, с которой пришлось долго налаживать мосты: первое время она пряталась от Феникса по кустам, но брала игрушки и сладости, передаваемые через воспитателей, а потом через них начала присылать ответные подарки — поделки, рисунки, конфеты, которые в «Доме счастливых детей» выдавали на полдник. Было не так сложно, как он себе представлял. Все трое младших Райтов были очень шустрыми, сообразительными и самостоятельными, пособия и деньги со сдачи унаследованной от родителей квартиры складывались в приличную сумму, а еще Феникс очень много работал. Мечту о значке адвоката пришлось отложить в дальний ящик, который, кажется, не суждено было открыть снова, но он не унывал. Пока не случился кран. Насчет сантехника Феникс, само собой, соврал: он вполне был способен заменить его сам. До ближайшего строительного магазина было от силы минут двадцать, но именно в этот отрезок времени к ним пришли из опеки. Инспектор — некая мисс Скай — сказала, что все понимает, что видит, как сильно Феникс старается быть хорошим отцом, но еще один такой случай — и детей у него заберут. Мисс Бикини несколько раз повторила, что два месяца это немного, что она готова подождать, но Феникс в этом вопросе был принципиален: любой труд должен быть оплачен и оплачен вовремя. Стычка с Мицуруги только укрепила его позицию. К тому же он знал, что на данный момент это ее единственный источник заработка. По выходным Бикини торговала в местном храме оберегами и благовониями собственного изготовления, но этого вряд ли хватило бы на жизнь. — Кредит, наверное, придется брать. Если дадут, — невесело подытожил Феникс. Он очень не любил влезать в долги, особенно в долги перед банками, но ничего не поделаешь. Кто-то должен был убирать, готовить и встречать мисс Скай, пока он сколачивает мебель, таскает мешки с удобрениями на местной фабрике или развозит пиццу — в зависимости от того, где на данный момент требуются его услуги. — Старик,— Ларри явно искал что бы ему посоветовать и не находил,— если б я был банком, я бы дал тебе кредит, честное слово. Безвозмездно. Давай я заплачу за твое пиво. У Майи совет нашелся, но как всегда специфический. — А ты женись! — она наклонилась к стакану и подула в торчащую из ярко-зеленой жидкости трубочку. — Ага, или замуж,— поддержал идею Ларри. — Уболтала,— ответил Феникс. — Выходи за меня. Майя прыснула, а Ларри, поморщившись, покачал головой. — Ник, ну ты хоть перед друзьями-то горбатого не лепи. По женщинам он, ага-ага. К тому же, если кто из нас женится на красотке Майе, то это буду я. — Хорошо,— Феникс смотрел, как со дна стакана поднимаются все новые пузырьки,— у кого-то есть идеи, где мне взять женщину или мужчину, готовую тащить на себе дом в обмен на ослепительного меня. Мне и знакомиться-то некогда, не говоря уже о том, чтобы ухаживать. Майя наконец бросила трубку. — Найди какую-нибудь красотку с амнезией, очаруй и скажи, что ты ее муж. Потом влюбитесь друг в друга, и она окажется миллионершей. Как в том фильме с Куртом Расселом. — То, что сделал в том фильме Курт Рассел, называется абьюз,— напомнил Феникс. Ларри швырнул в него скомканной салфеткой. — Старик, ты чего такой молодой и такой душный? «За бортом» снимали в конце восьмидесятых, тогда были другие взгляды на романтику. — И я уже говорил, что в твоих фильмах брехня, — попытался закрыть тему Феникс. Разговор его утомил. Он не любил строить воздушные замки, предпочитал конкретные планы и действия. Никакая бесплатная домохозяйка ему не светит, нужно брать ноги в руки и решать проблему. Завтра же позвонит и оставит заявку на потребительский кредит. — Между прочим, — задумчиво протянула Майя, — я в новостях недавно читала, что береговая охрана выловила из океана мужчину. И у него вроде как амнезия. Полиция ищет родственников. Феникс закрыл меню. — Значит, я сейчас пойду искать этого мужика, а вы тем временем допьете мое пиво? В этом ваш хитрый план? Ларри расхохотался и грохнул стаканом об стол. — Да хрен он тебе готовить будет, Феникс, причем в переносном смысле, а не в прямом. Рита, ну, моя нынешняя, она ж в местном госпитале работает. Так вот, это никакой не мужик,— он лег грудью на стол и шепотом добавил: — Это пиздец. Ни черта не помнит, тут новости не врут, но строит всех так, как будто он в дорогущем отеле. Лекарства не пьет, пока ему весь состав не прочитают. Учит медсестер заваривать чай. Они там с него вешаются уже, а за ним все не приходит никто, хотя мне оно как-то без удивления. Феникса будто стукнуло электричеством. А говорят, кармы не бывает. — А Рита случайно не упоминала, как он выглядит? — поинтересовался он. Ларри задумчиво пригладил волосы. — Говорит, симпатичный, пепельный блондин, фигура хорошая, не будь он таким мудилой, его бы кто-нибудь из сестричек давно к рукам прибрал. Я ее спрашиваю: «Мне ревновать, что ли?» А ты, я так понял, уже варианты прикидываешь? Феникс не прокомментировал. — Говоришь, никто его не искал? — Ага. Все полицейские участки обзвонили, бесполезно — никто этого фрукта не терял. Так что еще неделя и отправят в дурку. Или на улицу. Я понятия не имею, как там все устроено. Ну что, еще по пиву и в боулинг? — Нет, — решительно ответил Феникс. — Ну, то есть, вы как хотите, а я по пиву и домой. * Проводив Бикини, Феникс закрылся в спальне и достал бумажку, которую ему практически силой всунул капитан Итонокогири. У него был почерк человека, который чаще держал в руках лопату, чем ручку, но все цифры читались отчетливо. Помедитировав над клочком бумаги, Феникс принял решение и потянулся к телефону. Мицуруги был порядочной задницей, он скверно с ним обошелся, из-за него Феникс попал на приличную сумму, но никто не заслуживает психушки или улицы. Вернее, улица или психушка не заслуживали Мицуруги. Трубку сняли быстро и голос, который Феникс когда-то слышал с соседней подушки почти каждое утро, с легким немецким акцентом произнес: — Да? — Кристоф,— Феникс улыбнулся в темноту,— через тебя еще можно оформить фальшивые документы? * Это место Его раздражало. Раздражала облупленная краска на стенах, храп соседа по палате, но особенно раздражали доктора. Они не помогали. Они разводили бессмысленную суету. Разные люди приходили к Нему и задавали разные вопросы. От них путались мысли, а голова становилась пустой и тяжелой одновременно. Это было нелогично. Нелогичность тоже раздражала. Он не любил чего-то не понимать. Однажды вместе с Его лечащим врачом (нет, человеком, который называл себя так, потому что настоящий врач давно бы разобрался, почему Он ничего не может вспомнить) пришел странный мужчина, который сразу же подскочил к Его кровати и с дурацкой улыбкой развел руки, будто приглашая Его в свои объятья. — Вот ты где, сладкий! А мы тебя обыскались! Голос у него был на редкость противный. И сам он был какой-то непотребный и потасканный: трехдневная (минимум!) щетина, одет в выцветшую серую олимпийку, на голове вязаный синий ужас с нашлепкой «папа». Бродяга, что ли? Кто его пустил к порядочному человеку? — Отойдите, — Он подавил желание вжаться в спинку кровати. Большинство людей, которые ему встречались, были не такими… энергичными. — Я вас не знаю. Бродяга стащил с головы шапку. Прическа у него тоже была ужасная, черные волосы торчали во все стороны неаккуратными иглами, будто на голове уснул еж. — Ну что же ты? Это я — Финни! — воскликнул он, без приглашения плюхнувшись на край кровати. Возмутительная наглость. Хорошо хоть пахло от него приемлемо— чистым телом. Даже одеколон, кажется, был неплохой. Значит не бродяга. Но это не успокаивало. — Почему вы ко мне на «ты»? — спросил Он, отодвинувшись, насколько позволяла кровать. — Мы что, представлены? Ежеголовый опять заулыбался. Зубы у него были крепкие, белые. Точно не бродяга. — Нет, мы женаты! А если и представимся, то вместе, в один день, как в хорошей сказке. Это было уже слишком. Они решили лечить Его стрессотерапией? — Невозможно, — холодно сказал Он, обращаясь к маячившему у дальней стене врачу. — Да, я не отрицаю, что потерял память, но я совершенно точно не женат. А даже если и так, я бы никогда не выбрал… вот это вот. Лицо ежеголового вытянулось, но не от обиды, а скорее от жалости. — Я вижу, что все действительно грустно. Майлз, сладкий, нашему браку уже четыре года. Мы с тобой познакомились здесь, на этом самом острове, в клубе «Тарелка борща». Я там играл на рояле, а ты работал официантом. Моей задачей было развлекать, а твоей — разводить клиентов на дорогой алкоголь, вспоминаешь теперь? Он догадывался, что из себя представляет место, где играют на рояле и одновременно пьют спиртное. — Я не посещаю подобные заведения. И уж тем более не работаю официантом. — Теперь-то конечно не работаешь,— радостно подтвердил ежеголовый. — Тебя уволили за драку со старшим поваром. Ты заявил, что в харчо нужно добавлять грецкие орехи, а он такой: «Кто здесь закончил кулинарный, я или ты?», в общем, слово за слово и скандал. Что, и этого не помнишь, Майлз? Он выпрямился, стараясь выглядеть и звучать как можно эффектней, но розовая больничная пижама портила впечатление. — Прекратите так меня называть. Я отказываюсь от этого имени. Оно мне не нравится. Он определенно не был Майлзом. Это… этот набор звуков больше подходил для собачьей клички. — Как скажешь. Но тогда придется исправлять все-все-все документы, а ты эту волокиту терпеть не можешь. Ежеголовый достал из пакета какую-то папку и потряс ею практически у Него перед лицом. — Что это? — подозрительно спросил Он. — Как что? Вот смотри, у меня тут твой паспорт. Твои водительские права. Твоя карточка донора. Наше свидетельство о браке. А, и еще я семейный альбом прихватил, на всякий пожарный. Он поднес к лицу первое, что попалось под руку — пластиковую карточку, которая оказалась правами категории «А». Посмотрел на фотографию (свою), прочитал фамилию (незнакомую, чужую) и отбросил права в сторону. Ерунда. Чушь. — Протестую! Документы и снимки можно подделать. Теперь пришла очередь ежеголового поворачиваться к врачу. — Вот видите, — пожаловался он, — Это у него любимое слово. Протестует с утра до вечера как прокурор какой. Характер — хуже не бывает, зато задница отличная. Он ударил ежеголового по плечу, задыхаясь от ярости. Тот ойкнул, потер ушибленное место и посмотрел на Него с обидой. — Прекратите насмехаться над участью несчастного джентльмена и сейчас же убирайтесь из моей палаты! — О, зови меня Финни, сладкий. От такой перспективы Его аж передернуло. — Боюсь, этот господин прав, — врач, наконец, соизволил вмешаться. Прекрасно. — Документы документами, но если он вас не признает, мы при всем огромном желании не можем выписать его под вашу ответственность. Ежеголовный печально посмотрел на Него. На его лице застыло искреннее огорчение. — Неужели, ты не признаешь своего медвежонка, Майлз? — он быстро захлопал глазами. — Совсем-совсем? Ладно, глаза у него были красивые, теплого карего оттенка с длинными ресницами. — Доказательства! — Ему очень не хватало возможности грохнуть кулаком по стене или другой твердой поверхности. — Я требую доказательств! — То есть фотки из Канкуна — мы там провели медовый месяц, — тебе не доказательства? — Ежеголовый запустил руку в свои темные пряди и растерянно потянул за челку. — Хорошо. Не хотел при посторонних, но — у тебя на левой ягодице три родинки. Расположены так, что напоминают треугольник. Кто мог бы об этом знать? Только муж. — Или массажист,— ядовито бросил Он в ответ: у ежеголового явно наблюдались проблемы с логическим мышлением. — Или кто-то, кто видел меня в душевой фитнес-клуба. Или одна из медсестер. Когда он упомянул медсестер, ежеголовый почему-то слегка покраснел и отвел глаза. Но уверенность у нему быстро вернулась. — Значит так, сладенький, — практически проворковал он. — Я понимаю, что перед тем, как ты исчез, мы с тобой поругались, — мы с тобой все время ссоримся из-за всякой ерунды. Но выбор у тебя сейчас небольшой: или мы едем домой, и ты спокойной выздоравливаешь там, или… доктор подскажите. — Через две недели мы вынуждены будет отправить этого господина в профильное лечебное заведение, — с готовностью ответил доктор. Этого следовало ожидать. Они здесь все мечтали от Него избавится. Потому что Он на личном примере показал, что они просто горстка бездельников. Он их насквозь видел. — В психиатрическую клинику? — Зачем же так резко, — нервно улыбнулся врач. — Мы не употребляем это слово. Предпочитаем термин «коррекционный санаторий». Он закатил глаза. Употребляют — не употребляют, как будто смысл от этого меняется. — Я вам не псих, которого можно сбагрить первому попавшемуся проходимцу. Ваше дело — лечить меня. Вот и лечите! — Мы предоставили вам необходимое лечение, — возразил этот шарлатан,— но человеческий мозг крайне сложно устроен. Память может вернуться к вам через год, а может уже завтра. И пребывание в родных стенах может дать тот самый толчок, который вам сейчас так нужен. Он открыл рот для очередного гневного протеста, но тут ежеголовый потянулся к нему, едва не мазнув губами по уху, и быстро зашептал: — Из дурки тебя будет достать сложнее, сладкий. Вспомни, сколько мы нервов потратили, пока вытащили оттуда твою маму. А, ты же не помнишь. Короче, поехали домой, а? Терпеть не могу больницы. Майлз (ладно, он будет называть себя этим плебейским именем, пока не выяснит, как его зовут на самом деле) понял, что не готов к дальнейшему спору. В конце концов, смена обстановки действительно может помочь — он это понимал и без всяких докторов. Он поспешно отстранился. — Надеюсь, ты принес сменную одежду? — Вот это мой мальчик,— ежеголовый сгреб его в объятья и уткнулся лицом в плечо, издав носом такой звук, будто пытался высморкаться. — И в горе, и в радости, да? Майлз его уже ненавидел.