Игра наваждений

Отличный след! Широкий и свежий. Дорога к хозяину! Бежать по ней в радость. Бриг не замечает людей, пыхтящих за спиной. Важно только одно: найти хозяина. Влево, вправо, вниз к реке. Вдоль по берегу. Околица, домик за деревьями. Кусты! Скорее, скорее – вот он! Алешка выкатился из кустов, сердито шипя – Бриг его демаскировал. Указал рукой на домик. - Он там, не выходил. Я проверил – трактир, черный ход тоже на виду. Боюсь, он нас заметил. Брига трудно не увидеть. - Теперь уже неважно. Он полуобернулся – Николай Ефремович был уже недалеко. Тяжело дышащий Красновский был рядом. Он вернул Алешке повод, мотая головой и отдуваясь. Булатов благодарно пожал ему руку. Яков Платоныч указал Бойцову на окно, Алешке на черный ход, сам вбежал в полуоткрытую дверь трактира. Редкие посетители попрятались при виде пистолета. Фигура в сутане обнаружилась в дальнем углу. В два прыжка Штольман оказался рядом, направил пистолет в голову. - Руки на стол! Ксендз медленно вытянул руки и сказал изумленно: - Вашвысокородие, это же я, Синяев! Левой рукой Штольман сорвал с него шляпу. Нос пуговкой, реденькие брови, глаза-щелочки. - Ты что здесь делаешь, черт тебя побери?! - Так вы… сами приказали, вашбродь… сутану и… - Я?! - Кренев записку вашу прочел. Чтоб я, мол, сюда, а он… Рука с пистолетом медленно опустилась. Их переиграли. Его переиграли! Человек, на которого сегодня трижды указали свидетели, каким-то невероятным образом узнал, что раскрыт. Городовой Кренев, пресловутый желанник, ушел с Синяевым подальше от мальчишки, переодел Синяева в свою сутану и отослал через черный ход. Булатов увидел уходящего ксендза и побежал за ним, а Кренев… остался в отделении?! Анна! Он не помнил, как выскочил из трактира и понесся обратно. Как петлял по вечерним улицам, пугая прохожих пистолетом. Как вломился в безнадежно пустое отделение и все же рыскал по кабинетам в тщетной попытке найти хоть что-то. Как, наконец, вошел к себе и сразу увидел на столе конверт. Бросился к нему, выхватил письмо, прочел. Вслепую нашарил стул. Опустился на него и снова прочел. И еще. Вернувшиеся из трактира участники погони застали его за столом. Он склонился над письмом и не поднял головы, когда они вошли в кабинет: Бойцов, Красновский, Синяев. Последним был Алешка, придавленный своей виной. Николай Ефремович хотел заглянуть Якову в лицо, но боялся увидеть на нем выражение отчаяния или еще чего-то ему несвойственного. Спросил осторожно: - Что там, Штольман? Что ему нужно? Яков Платонович ответил не сразу: - Я. Ему нужен я. Он поднялся, отложил письмо, выпрямился. Поправил галстук, одернул сюртук. Лицо его было бледным, напряженным, но никакой обреченности в нем не было. Только жесткость и деятельная решимость. - Вот что нужно будет сделать… Однако закончить Штольману не дали. В дверях появился человек, на чью помощь Яков Платоныч рассчитывал. За спиной гостя смутно маячили еще двое. Он с огорчением сказал: - Вижу, опоздал. - Нет, вы как раз вовремя, - возразил Штольман. – Прошу всех присесть и выслушать меня. Нам многое предстоит сделать, а времени – лишь до полуночи.