Игра наваждений

Никогда бы не поверила, что больная бедняжка может быть такой сильной, отстраненно подумала Анна, потирая шею. Один яростный бросок – и Авдотья отлетела к порогу, ударилась головой и затихла. В пылу атаки дурочка не поняла, что противница сомлела, и продолжала ее бить, пока Анна не оторвала ее от жертвы. Потребовалось немало времени, чтобы утихомирить заступницу. Наконец, Анне удалось уложить больную. Авдотья очнулась и сидела на полу, обхватив голову. Она повела на Анну мутным взором, заметила, что на нее смотрят, и простонала: - Дитя не отдам… не отдам, слышь! - Да кто у тебя его отбирает? - Ежели меня в исправительный дом заберут, не видать мне больше сына. Слабенький, болеет. Помрет – а без него и я помру. - Погоди пока с исправительным домом. Лучше расскажи мне, как это вышло, что ты стала зелье раздавать? И откуда знала, кому? - Скажу – отпустишь? – Авдотья смотрела в упор. - Нет, - ответила Анна твердо. – Но и в полицию не поведу. Пойдешь к доктору Мееру, попросишь, чтоб он тебя взял в санитарки – здесь будешь свой грех искупать. - А ежели говорить не стану? Неуж не пожалеешь? - Мне жаль твоего ребенка. Но еще больше я жалею тех, кого ты отравила и кого еще отравишь, если тебя не остановить. - А коли я не по своей воле? – Авдотья неловко качнулась, тяжело привалилась к подножью кровати. - Укажи на того, кто тебя заставил, и я избавлю тебя от него. - Ой ли? Знать не знаешь, против кого идешь, а сулишь сберечь нас? - Мы с мужем справимся. Если тебя действительно заставили, ни он, ни я не допустим, чтобы тебя посадили. Авдотья вперилась в лицо Анны тяжелым взглядом, словно пытаясь прочесть на нем свою судьбу. Голубые глаза ответили ей обещанием, которому нельзя было не поверить. Авдотья еще колебалась некоторое время, потом вздохнула. - А и скажу. Только грех мой больше, чем ты думаешь, барыня. И всего от меня ты все равно не услышишь - нельзя. Она уселась поудобнее, привалилась спиной к кровати, обняла колени и заговорила: - Давно мы с Иваном повенчались. Любила его, надышаться не могла. О детях и не помышляла. Думала, придет черед, понесу. А не приходит черед-то. И год, и два, и третий пошел, и все порожняя. Смотрю, у Ивана думки недобрые, мол, к чему ему жена-пустоцвет. Приятели, опять же, смеются. Попивать он стал. Раз пришел домой вовсе без соображения, все мне и выложил. Сына мне надобно, коли не будет у нас мальчишки, выгоню тебя к родителям, живи как хошь. И спать завалился. Потом вроде и не вспомнил, о чем говорил. А я… Она на мгновение запнулась. - Кругом темень, на душе тож, чего только не передумала. Чужого сына скрасть, прохожему отдаться, руки на себя наложить… ничто грехом не казалось. На что мне жизнь без Ивана! Анна молчала, поневоле тронутая этой исповедью. - А в самый душный час точно шепнул мне кто - сходи к попу-желаннику, - Авдотья судорожно сглотнула, будто само слово встало поперек горла. - К нему лишь отчаявшиеся идут, больно страшную плату берет за помощь. А мне уж все едино было. Анна с трудом удержалась от вопросов. Сейчас главное – не мешать. - Что ж, сходила я к попу. Все, что полагалось, сделала. Он обнадежил - будет у тебя дитя. И велел знака ждать. Сказал, час придет, поступишь по моему слову. Не обманул. Сбылось, и Васятка у меня теперь есть, и Ваня на нас обоих нарадоваться не может. Все вернулось, будто не было той ночи… Три года с тех пор миновало, я уж надеялась, что не понадоблюсь. И вот… стукнуло мне мое желание… - Неужели священник приказал тебе дать кому-нибудь отраву? – не поверила Анна. Авдотья подняла на нее больные глаза. - Не абы кому, по имени назвал, - и замолчала надолго. Палату заполнила вязкая тишина, сквозь которую не пробивался шум извне. Когда же она стала невыносимой, Авдотья снова заговорила. - Отказаться не моги, сказал, ежели Васятка тебе еще нужен. Отнять-то его проще простого. Не веришь – беги домой. Приболел он. Это тебе в остережение, чтоб слушалась. - И заболел? – почему-то шепотом спросила Анна. Авдотья только кивнула, кусая задрожавшие губы. - И потому, барыня, ежели он потребует, опять я пойду с зельем под окошко, хоть и совесть моя уж обуглилась. А только мой Васятка мне всех дороже. И снова наступила тишина. Анна лихорадочно размышляла над сказанным. Авдотья сидела, уставившись в одну точку. Что теперь? Мееру, конечно, надо сказать. По своей воле или нет, но Авдотья отравила трех женщин. Пусть хотя бы поможет им встать на ноги. Это нетрудно. А дальше без Якова не справиться. Может, ему Авдотья скажет то, что не сказала Анне. Сыщик сумеет обеспечить ее безопасность. - Я пойду сейчас к доктору Мееру, скажу ему, что ты останешься в больнице. Ухаживай за Степанидой и остальными. Доктор не будет задавать вопросов. Но мужу я тоже все расскажу, - и в ответ на протестующий жест прибавила: - Так надо. Он поможет выследить истинного злоумышленника и защитить тебя. И Васятку, конечно, тоже. Авдотья долго смотрела на Анну, потом медленно сказала: - Что ж, барыня, на тебя уповаю. Ежели спасешь нас… - Не обещай! – прервала ее Анна. – Мне от тебя ничего не нужно. Я только хочу помочь. С этими словами она встала и вышла из палаты, чтобы, не теряя времени, поговорить с доктором Меером и бежать к Якову. Авдотья смотрела ей вслед, а когда дверь закрылась, легла на пол, окончательно лишившись сил.