Игра наваждений

Николай Ефремович обаял экономку и добыл адреса всех нужных ему свидетелей, сэкономив уйму времени. Начал он с того из посетителей борделя, который поспешил уехать, узнав о краже. Такая поспешность казалась подозрительной. Господин Викулов занимал роскошный особняк на Гимназической улице, бывшей Театральной. Название поменяли, когда вместо храма искусства здесь построили учебное заведение. А театр, видимо, переехал в особняк. Таково было первое впечатление Николая Ефремовича. Сквозь открытые окна доносился высокий штиль на самых высоких нотах: - Одного лишь прошу у Господа – смерти, как освобождения от тяжких мук, терпеть которые не по силам слабой женщине! Ответный лепет был едва слышен. Очевидно, ему отводилась роль невнятной ремарки, а не полноценного ответа. - Нет, ты мне скажи, доколе? Доколе я, положившая все самое дорогое на алтарь супружеской жизни, должна мириться с отношением, которого не заслуживает даже самый убогий нищий, влачащий жалкое существование под чьим-то забором? На этом месте Николай Ефремович решил, что с него довольно пафоса, и забарабанил в дверь. Наверху вскрикнули и, судя по звуку, приземлились в комфортный обморок. Бойцов бросил в распахнувшуюся дверь: «Полиция!» и прошел в просторный холл. - Мне нужен Аполлинарий Викентьевич! По лестнице навстречу ему скатился невысокий полный человечек, утирающий потную лысину. Антракт в посвященном ему скандале был ему явно необходим, так что даже сыщик был встречен с благодарностью. - Чем могу, господин… - Бойцов, Николай Ефремович. Мне нужно поговорить с вами наедине. - Аполлон, кто там? – наверху показалась дама величественных пропорций в чем-то неописуемо кружевном. - Мадам, вынужден прервать ваш супружеский тет-а-тет! Дело государственной важности. И не дав мадам опомниться, Бойцов увлек за собой Викулова в пролетку, велев городовому ехать по второму адресу. - В чем дело? – залепетала ошеломленная жертва. - Прокатимся, Аполлинарий Викентьевич, - безмятежно сказал Бойцов. – Я вас потом высажу где-нибудь, подышите воздухом. Только к фрау Ландсман не торопитесь, там пока не до вас. Викулов позеленел. - Боже, я знал, что из этого выйдут одни неприятности! - Если б я желал вам неприятностей, завел бы этот разговор в присутствии вашей супруги, - резонно заметил Бойцов. – Мне всего лишь нужно, чтобы вы подробно описали вчерашний вечер. Что видели, что слышали. - Да, но ведь потом придется выступать в суде! – с несчастного опять градом катился пот. - Не беспокойтесь, Аполлинарий Викентьевич, показания можно дать анонимно, - не моргнув глазом, сказал Николай Ефремович. Несколько успокоенный, Викулов все же сомневался. - Да что же я… я, собственно, ничего… - Вы пришли в четыре и пробыли у Мадхен до трех утра, когда поднялся переполох. Что было слышно в коридоре? За стеной у Моники? Может, в окно что заметили? Викулов замялся. - Да вы поймите, господин… - Николай Ефремович. - Николай Ефремович, я к Мадхен прихожу… отдыхать. - Понимаю. - Да нет, я не в том смысле… Ах, как бы это вам… Словом, мы просто сидим, пьем чай, она вяжет, я рядом… Она ведь так немногословна, это просто дар небес! И всегда спокойна. Мелисса Прокопьевна, супруга моя, напротив… Ей нужны шум, блеск, гости, балы, а я… не создан, понимаете ли. Вот и прихожу к Моте отдохнуть душой. - То есть, - мягко, но настойчиво сказал Николай Ефремович, - вы сидели в тишине? - Да, если можно так выразиться. - И должны были слышать то, что происходит за стеной. - Позвольте, я не совсем понимаю… - Стук, разговоры, проезжавшие пролетки? - Признаться, на пролетки внимания не обращал. А за стеной там только Моника, тоже девушка тихая. По-моему, она прибиралась у себя, я слышал, она напевала. Такой приятный негромкий голосок, знаете ли, и всегда за работой напевает. - А потом? - К ней постучались, вроде бы мужчина, она с ним ушла. Дверь, помню, хлопнула, и она по лестнице каблучками зацокала, а он за ней такими тяжелыми шагами. - Во сколько это было? - Вот не скажу, на часы не смотрел. А больше ничего, как она ушла, совсем тихо стало. Пролетка остановилась, городовой обернулся. - Приехали, ваше благородие. Николай Ефремович вышел из пролетки. - Подвезти вас до дому, Аполлинарий Викентьевич? - Нет, благодарю, я еще погуляю, - засуетился толстячок. - Если что вспомните, приходите в участок. - Всенепременно! Значит, Моника ушла с мужчиной. Занятно. Николай Ефремович сделал мысленную зарубку и двинулся к следующему свидетелю.