***
– Урок окончен. Сегодня ты отлично постарался, – в глазах учительницы, чопорной сверх меры и обычно скупой на похвалу, Сейджуро с удовольствием уловил гордость и восхищение его исключительными способностями. – На следующее занятие… Разучишь пятую композицию в тетради. Я не уверена, что ты справишься с ней так хорошо, как с этими двумя, но попытаться стоит. – Справлюсь, мисс Томпсон, – уголки его губ из желания казаться вежливым поползли вверх. – Справлюсь даже лучше. – Тогда увидимся послезавтра… – она наблюдала за тем, как юноша неспешно собирал разложенные на фортепьяно ноты. – Попробуй меня удивить. – Вы уже удивлены. Разве не так?..***
11 января 1955 года. Вторник. Завтра тот самый день, когда мне предстоит поведать Агнцу альтернативную версию своей биографии и услышать, наконец, «Каталог цветов» в его исполнении. Отчего-то это приводит меня в радостное возбуждение. И, да – думаю, он и о себе мне расскажет… Но правду. Сегодня видел маленькую птичку, на протяжении трех часов пытавшуюся вытащить клочок ткани из-под тяжелого камня. До сих пор размышляю: откуда у нее взялось столько упорства? Разумеется, у нее ничего не вышло. Такие ничтожные существа должны сразу сдаваться – борьба бесполезна.
Сейджуро задумчиво смотрел на огарок свечи, огонек которой был погашен пару секунд назад одним лишь легким дуновением. Этот огарок, оплывши, накренился в сторону юноши, точно склонившись в почтении, и на посеребренный подсвечник падали грязно-бежевые капли не успевшего пока застыть воска. Дело шло к полуночи. Рассеянный лунный свет, проникая сквозь тоненькие занавески, полукругом отражался на столешнице. Лицо Акаши давно не менялось, и лишь в глазах затаилось какое-то странное, нечитаемое выражение, порой резко сменяющееся другим – немного удивленным и даже испуганным, как если бы мысли, проносящиеся в голове, его страшили. Наконец, сбросив с себя затянувшееся оцепенение, молодой человек решительно встал со своего места, отодвигая стул. Взгляд упал на отблеск убывающей луны, все еще дрожащий на полированной поверхности, и Сейджуро, отчего-то внезапно разозлившись, немедля накрыл его обеими ладонями. Пора было спать.***
– Я происхожу из древнего японского рода – мои предки испокон веков были земледельцами, посвятившими свои жизни выращиванию всевозможных сортов риса и прочих сельскохозяйственных культур. Это всегда приносило немалый доход, но в годы русско-японской войны мой дед приумножил состояние семьи вдесятеро, за бесценок скупив огромные территории никому не нужной земли. Вскоре это все было приведено в надлежащее состояние, и суммы, которую он получил после продажи трех урожаев, хватило для того, чтоб наш древний род превратить в род широко известный и уважаемый… - Сейджуро перевел дыхание, искоса наблюдая за тем, как посверкивает на слепящем солнце золотистая прядь волос, которую Агнец безотчетно накручивал на палец. – А мой отец расширил сферу семейной деятельности, решив пойти в политику. Сейчас он не только хозяин плантаций, ферм, фабрик и заводов, но и один из финансово-экономических советников при императорском дворе. После смерти матери он по делам службы переехал из Японии в Америку, забрав меня с собой… Это было лет шесть назад. И с тех пор я живу тут. Учусь тут… Закончив свой небольшой рассказ, юноша уставился на приятеля, ожидая его реакции. Но тот сохранял молчание, словно надеялся на какое-то продолжение. Акаши не знал, чего он хочет, да и добавить ему было больше нечего, и потому их игра в гляделки окончилась нескоро. – Какой твой любимый… – Рёта глубоко вдохнул, и его грудь заметно приподнялась, – цвет? Сейджуро опешил: – Красный. – Музыкальный инструмент? – Фортепиано и скрипка. – Время года? – Зи… ма? – Напиток? – Зеленый чай. – Любишь животных? – Лошадей и кошек. – Какими видами спорта интересуешься? – Баскетболом. Играю в шахматы. На губах Кисе появилась широкая улыбка. Он будто засиял от радости и, расправив плечи, в знак благодарности немного склонил голову: – Спасибо. – Что?.. – Вот теперь я узнал о тебе многое. Акаши зарделся: его маска равнодушия разрушилась в один момент. Отвернувшись от собеседника, он обвел взглядом блестящие снежные сугробы, уже начавшие таять под лучами солнца. – Весна скоро, – едва разборчиво пробурчал он, с отчаянием понимая, что все-таки в чем-то просчитался. – Спой мне еще разок «Каталог цветов». Юноша не стал отказываться. Запрокинув голову к ярко-голубому небу, он облизал губы и, про себя досчитав до десяти, затянул песню. Слова срывались с его губ, взмывая ввысь, и бархатистые оттенки красивого баритона, звучащие так нежно, трогательно и вновь тревожно, сплетались в изысканнейшее кружево чувства, вливались в голову Сейджуро, заставляя его внутренне взвывать от неописуемых ощущений. «Восхитительно», – хотел сказать он, когда Рёта закончил пение, но вместо этого, скрипнув зубами, сухо и зло подметил, что где-то в середине проскользнула одна неверная нота. – Извини, – просто и спокойно извинился молодой человек, заглядывая в исписанные листы и выискивая нужную строчку, – но я и в прошлый раз сфальшивил, потому что заучил неправильно. У Сейджуро екнуло сердце. Он откинулся на спинку скамейки и поспешил перевести разговор на другую тему: – Хочешь, чтобы снег пошел? – Хочу. – Тогда подожди. Сейчас пойдет – я это устрою. С этого момента и до самого вечера они не проронили ни слова, а часов в восемь, когда на землю упала первая невесомая снежинка, попрощались и, подхватив свои вещи, разошлись в разные стороны, делая вид, что увлеченно рассматривают сугробы под ногами. Эта их встреча была страннее, чем все предыдущие – кроме, разумеется, первой.12 января 1955 года. Среда. Он обвел меня вокруг пальца, оставив без порции откровений. Я мыслю трезво и рассудительно, но любое его случайное слово способно вывести меня из равновесия. Однако смею предположить, что в скором времени я найду от этого лекарство. Ведь он такой же человек, как и все остальные, а значит, и к нему есть тот самый правильный подход. Такой же, как и все остальные, но все равно совсем не такой. А кровь ли течет в его жилах?.. Чем больше Агнец будет ангелом, тем больше буду я его демоном – так?..