Она улыбнулась, и мне показалось, что весь мир стал светлее. © Э. М. Ремарк «Три товарища»
Самолёт слегка тряхнуло, отвлекая от тревожных мыслей. Пальцы сами вцепились в ремень безопасности — мне всегда неуютно находиться на борту, ощущать, что под тобой несколько тысяч метров до твердой земли. Ограниченное пространство, высота и неизвестность — факторы, которые пугали до чёртиков. Я бы никогда не призналась, что нервничаю, в нашей работе нельзя выказывать страх, чтобы не посеять панику. «Сосредоточься на деле и отвлекись, тогда волнение уйдет» — так учил один из штабных офицеров-преподавателей в Академии, и я отчаянно старалась следовать его совету. Поэтому, пока мы приближались к Фарерским островам, постоянно прокручивала в голове инструктаж. В тот день в окне, выходящем на север, виднелся лишь кусочек неба с низкими серыми облаками, погружая комнату в темноту. Дым от сигареты Паркса поднимался тонкой струйкой и танцевал в тусклом свете настольной лампы. Поллок, Спенсер, Гоуст и я разместились в маленьком кабинете агента и внимательно слушали наставления, стараясь не упустить ни одной детали. Прайс возвышался за нашими спинами, держа в зубах тлеющую сигару, будто происходящее его совсем не касалось. Глубоко посаженные голубые глаза уставились в одну точку, словно капитан крепко задумался о чём-то. Наверняка прокручивал в голове план сложной операции, рассчитывая все возможные варианты. Прайс — опытный ветеран, которому удалось побывать в каждом горячем уголке планеты, поэтому его руководству и суждениям все доверяли. — Вам предстоит тяжёлая задача: острова хоть и автономны, но подчиняются Датскому королевству. — Паркс сделал паузу и окинул нас пристальным взглядом. — Действовать необходимо в строжайшем секрете, нам не нужен дипломатический скандал. Ребята из разведки наконец-то нашли человека на Островах, который помогал Араху, и установили за ним слежку. Однако, каким-то непостижимым проворством враг всегда сбрасывал их со следа: подслушивающие устройства выходили из строя, а внедрённые шпионы бесследно пропадали. Это была одна из тех миссий, которые являлись опасными и трудными, а следовательно, почти невыполнимыми. По счастливому стечению обстоятельств один из оперативников Паркса, представившись покупателем, смог установить связь с боевиком. Самолёт опять попал в воздушную яму, но, кажется, это волновало только меня. Я покосилась на Спенсера: откинувшись на спинку сиденья, он мирно дремал, чему-то улыбаясь во сне. Ему около тридцати, но короткий ёжик волос абсолютно седой. Красное обветренное лицо с грубоватыми, словно высеченными из гранита, чертами. Шрам, обезобразивший всю левую щёку, сейчас был почти незаметен. Мне было любопытно, как сержант его получил, но о таком не принято спрашивать напрямую, захочет — сам расскажет. Огромные ручищи с увесистыми кулаками и бычья шея напоминали в нём медведя, грузного и неповоротливого, но это всего лишь обман. Спенсер неплохой боец, а недостаток ловкости заменяет огромной физической силой. У сержанта не было никакого прозвища. Обычно солдаты сами выбирают позывные, иначе помогут сослуживцы со специфическим чувством юмора, и не факт, что тебе понравится их помощь. Так было с человеком, сидящим справа от меня. Я перевела глаза на Поллока — оказалось, тоже работает в особой группе. Он был очень молод, высок, худ, даже костляв, с угольно-чёрными кудрями на голове и густой тенью небритости на щеках. Спокойный и уверенный взгляд серых глаз говорил о волевом характере, а высокий лоб — о недюжинном уме. Долговязый и узкоплечий с вытянутым лицом и тонким носом, капрал производил впечатление юного преподавателя в университете, а не бойца элитного подразделения. Когда на брифинге Прайс обратился к нему, назвав Сином, мне показалось, что я ослышалась. Любопытство взяло верх, и, уже выходя из кабинета, я остановилась, чтобы задать логичный вопрос: — Син? Поллок энергично закивал головой. — Так точно, — его губы растянулись в смущённой улыбке. — Парни сами придумали. Прозвище настолько не подходило мужчине, что, видя мои удивлённые глаза, он поспешил оправдаться: — Моё имя Талиесин. После этих слов всё встало на место: капрал Поллок — валлиец, удачно скрывающий акцент, а прозвище — сокращение имени. По крайней мере, теперь логика ясна, и я аккуратно тогда пожала его руку в ответ. А через пять мест от Спенсера сидел Гоуст. Молчаливый, незаметный и тихий, но его присутствие я всегда могла ощутить физически, будто опасность, которую олицетворял, давила на меня. Он умел играться со светом и тенью так, что всегда оставался скрытым от глаз. Я не смела сейчас посмотреть на лейтенанта, но периодически ощущала на себе его тяжёлый взгляд. Интересно, о чём он думает? Самолёт вновь тряхнуло, а желудок поднялся к горлу: мы заходили на посадку.***
Пилот вертолёта, доставившего нас с одного острова на другой, едва смог найти пространство для приземления среди густых деревьев, так что до места встречи пришлось идти ещё несколько километров. Как только опустились сумерки, мы залегли в двухстах метрах от небольшого ангара, окружённого лесом. Задание омрачала только погода — на редкость мерзкая и холодная, она ещё постоянно сопровождалась противным моросящим дождиком. Будто и не весна на дворе, а поздняя осень! В то время пока в порту стоят суда с запрещённым грузом, разведка договорилась о встрече с террористом, но вместо покупателя туда явимся мы. Задача казалась простой с самого начала, но как и у любого плана случайные осечки неизбежны, поэтому я старалась не упустить ни единой мелочи, вглядываясь в прицел автомата. Железный ангар посреди леса видел лучшие времена. Много лет назад здесь была автомастерская, судя по заросшей травой дороге и брошенным, уже сильно проржавевшим частям от машин, разбросанным по всей округе. Хозяева либо разорились, либо давно продали это место, а новые владельцы не заинтересовались таким бизнесом. Поэтому теперь это место служило для куда более прозаических вещей: особых бесед, когда покупатель и продавец не хотят, чтобы их видели вместе на публике. Назначенное время пришло и ушло, но вокруг не было ни единой души, кроме нас. Операция сорвалась, такое бывает. Может, у противника в последний момент изменились обстоятельства, или поменялся план или место встречи, о чём нас не предупредили. Связи нет ни с местной полицией, ни с МИ-6 — мы не должны попасть ни в один отчёт, будто нас не существовало и никогда здесь не было. Даже отправить дрон на разведку не представлялось возможным: его присутствие в воздухе наверняка смогли бы обнаружить. Только визуальное наблюдение. Напряжение витало в воздухе. Устав от ожидания, Прайс решился проникнуть внутрь, чтобы проверить обстановку. — Спенсер, Поллок, за мной, — приказал капитан. — Форестер, остаёшься с Гоустом. — Есть, сэр, — машинально ответила я. Слова вылетели без раздумий, но внутри всё похолодело. Оставаться фактически наедине с лейтенантом мне не хотелось. Не то, чтобы я его боялась, скорее чувствовала неловкость, что любое действие может оказаться неправильным в его глазах. Это моя первая настоящая диверсия, и я боялась допустить ошибку, а его присутствие слегка нервировало, мешая сосредоточиться. «Сконцентрируйся на задаче», — зазвучал в голове голос офицера-преподавателя. Я медленно вдохнула через нос и опустилась на землю рядом с Гоустом, слегка задев его локтём, и стала наблюдать за маленьким отрядом, который уже приближался ко входу. От удара ноги дверь распахнулась, и наши парни пропали внутри. Оттуда не донеслось никакого шума, ни криков, ни выстрелов. Тихо и пусто. Слишком тихо и слишком пусто. Слишком подозрительно. Время шло, но ничего не происходило. Я часто заморгала, прогоняя капли с ресниц, и слегка пошевелила затёкшей из-за неудобной стойки рукой. На этот раз у всех автоматов были глушители, что прибавляло вес оружию. Звук от выстрела всё равно будет слышен, но в условиях боя противник хотя бы не сможет определить откуда по нему ведётся огонь, и вспышку тоже не увидит. — Никого. — Рация не скрыла недовольство в голосе Прайса. — Уходим по плану, ребята. Отбой. Здесь больше нечего делать и необходимо быстро исчезнуть, пока не засекли здешние спецслужбы, да и погода начала портиться ещё сильнее, превращаясь в настоящую бурю. Я посмотрела на лейтенанта, он ответил немигающим взглядом и кивком указал в сторону леса. У каждого из нас был свой маршрут к точке эвакуации в зависимости от дислокации. При отступлении большим отрядом легче защищаться, но его проще обнаружить, в отличие от одиночек. Поэтому как по команде я развернулась и рванула сквозь пелену дождя под первые грозовые раскаты к ожидающему вертолёту.***
Лес весной — это время пробуждения природы после зимы. Снежные сугробы медленно тают, образуя лужицы и тонкие ручейки, в которых плавают прошлогодние листья, мелкие камни и всякий мусор. Голые деревья подставляют свои тёмные ветки к весеннему небу. Под ногами среди сырой земли поднимаются первые едва заметные зелёные травинки. Воздух становится мягким, свежим и лёгким. Гроза же в лесу — это канонада из ударов грома, шума холодного ливня и порывов шквалистого ветра, раскачивающего голые кроны над головой. В чёрном небе сверкают вспышки молний, освещая на мгновение тёмные силуэты деревьев. Почти непроглядная мгла окружает со всех сторон. Каждое дерево издаёт жуткий треск, выворачивая корни и заглушая голоса в наушнике. И каждая веточка, попавшая в мечущийся луч фонаря, приобретает зловещие очертания. Я пробиралась сквозь бушующую непогоду, как вдруг среди всей оглушительной какофонии звуков послышались автоматные очереди. Отчего я замерла как вкопанная и обратилась в слух. — Всем Браво, это засада! — рация ожила голосом капитана. — Повторяю, это засада! Пробиваемся к выходу. Блядь! Парни попали в западню! Что делать? Велико желание развернуться и броситься на помощь, но я не знаю, в какую сторону бежать. А ещё есть приказ, который не стоит нарушать, а они справятся, должны справиться. Посильнее сжав рукоятку автомата и щурясь от капель дождя, попавших в лицо, я вновь устремилась в сторону вертолёта. Дул сильный ветер, и частый холодный дождь хлестал по земле, превращая её в грязное месиво, затрудняя продвижение. В темноте за серой пеленой едва что-то можно было разглядеть. Со мной было только моё оружие, дыхание и мысли о том, что нельзя останавливаться. Возможно, там я смогу поддержать ребят огнём. Всполох молнии осветил вдалеке силуэт нашего транспорта. Я была почти рядом, ещё немного, совсем чуть-чуть, и смогу уйти из этого ада. Вдруг — яркая световая вспышка и звук взрыва в паре метров. Светошумовая! Ослеплённая и оглушённая, я не могла сориентироваться, в горле запершило, а голова резко закружилась. К моим ногам что-то упало, я наклонилась и наощупь поняла, что это мой автомат, который выскользнул из ослабевших пальцев. Тут сзади больно прилетело в голову, и единственное, о чём я подумала, прежде чем кануть в благословенную темноту, что это была неплохо продуманная засада.***
Резкая боль — первое, что я почувствовала при пробуждении. Затылок ломило, а кровь в висках пульсировала так, словно сейчас голова расколется пополам. Во рту пересохло, но когда провела языком по губам, то ощутила солоноватый привкус. Затем слегка напрягла мышцы рук — запястья были чем-то стянуты впереди. Меня куда-то тащили, грубо схватив за шкирку, ноги волочились по земле, загребая жидкую грязь в ботинки. Слух стал различать чей-то разговор. Отдельные слова долетали до меня, но мозг не мог сложить их в полноценные фразы. «Сработано», «Успели», «Только эта» — всё, что удалось разобрать, когда кто-то подошёл, и мужские руки подняли меня и поставили на колени. Сильный удар не заставил себя ждать. От увесистой пощёчины голова разболелась ещё больше, и я медленно приподняла веки. На меня уставились две пары глаз. Ничего не говоря, я попыталась быстро оценить своё положение. Оружия не было, как и бронежилета: меня хорошо обыскали, прежде чем я пришла в себя. Мы были всё в том же лесу: гроза кончилась, но с веток ещё падали капли и неприятно холодили кожу. Вдалеке среди деревьев метались лучи от фонариков, а один из них настойчиво светил в моё лицо, отчего перед глазами заплясали белые пятна, стирая мир вокруг. Кроме любителя распускать руки передо мной был ещё один мужчина. Чисто выбритый с длинными волосами, собранными в конский хвост, он не был похож на военного, скорее на того, кого как раз обычно и охраняют. — Что, пришла в себя? — сказал и отбросил фонарик так, чтобы луч светил в сторону. Как я здесь оказалась? Кто эти люди, что им нужно? Что с моим отрядом? Не успела я подумать, как действовать дальше, и тут же получила чувствительный тычок в живот, едва не сложивший меня пополам. — Отвечай, сука! Где остальные? — у ударившего меня мужчины наоборот была длинная ухоженная борода, а на голове глубокие залысины и оттопыренные уши. Я снова промолчала. Если наши парни живы, они меня найдут. Не бросать своих — одно из главных правил, но как долго будут меня искать? Сколько нужно продержаться? Тут в голову пришла другая мысль: а что, если кто-то тоже попался? Или они были ликвидированы? Задача, решить которую я сейчас не в силах. Следующий удар пришёлся по голове. Вся левая часть лица онемела от боли. — Если ты думаешь, что я буду нежным, то ты очень ошибаешься, — произнёс бородатый, доставая из кармана нож. Он подбросил его на ладони, затем, словно играючи, кончиком лезвия указал на меня. — Что предпочтёшь? Я люблю начать с пальцев, тогда все очень сладко поют. У того с хвостом зазвонил телефон. Отвечал он кратко и на неизвестном мне языке, затем кивнул кому-то за моей спиной, бросив моему мучителю: — Заканчивай сам. Андрей требует отчёта, — и быстрым шагом покинул нас. Отличный расклад. Снова. Я осталась безоружная со связанными руками один на один с человеком, размахивающим ножом. Отчаяние трансформировалось во что-то гнетущее и мрачное, но страха не было. Мозг лихорадочно пытался найти выход из положения, но ничего путного в голову не приходило. В это время бородатый встал напротив и посмотрел мне в глаза неотрывным взглядом. — Как видишь, время у нас есть, пока ищут твоих дружков, — задумчиво сказал он, и на его лице расцвела сальная улыбочка. — Думаю, тебе не надо рассказывать, чем занимаются мужчина и женщина, когда остаются наедине? Я ответила ему ненавидящим взором. Чёртов насильник! Схватив меня за предплечье одной рукой, он поднял и толкнул вперёд на поваленное дерево. Что-то глухо треснуло, посыпалась опавшая хвоя и жухлые листья, трухлявый ствол подо мной развалился, и я упала лицом в мокрую траву. Заслышав шаги, попыталась подняться, но получила пинок по спине. Почувствовала, как он присел рядом и, взяв за плечо, развернул к себе. — Что, так и ничего не скажешь? — мерзкая ухмылка не предвещала ничего хорошего. Мне нужно было бороться, сопротивляться, сфокусироваться на освобождении, поэтому глядя в его мелкие глазёнки, я медленно и чётко произнесла: — Я. Тебя. Не. Боюсь. Казалось, мои слова и неуместная бравада слегка выбили мужчину из колеи. Воспользовавшись замешательством, резко снизу вверх ударила связанными руками в его подбородок: нож не выронил, но вслед за откинутой назад головой сам завалился на спину по инерции. Это дало мне пару секунд, чтобы подняться на ноги. Он тоже успел быстро вскочить. — Хочешь поиграть, а? — и двинулся на меня, замахиваясь ножом. Лезвие кромсало мне руки, которые я выставила для защиты. Боль почти не ощущалась, всё заполнило только желание выжить. Я не собиралась сдаваться легко — необходимо сделать так, чтобы инициатива перешла ко мне, и оборонялся уже противник. Но как это провернуть? Нужно уравнять наши шансы: я чуть присела и молниеносным движением постаралась выбить его коленную чашечку, отчего враг нелепо завалился набок. Не теряя ни секунды, выхватила нож из его толстых пальцев и освободила руки. Огляделась в поисках вариантов отступления, но тут мужчина схватил мою лодыжку, я попыталась оттолкнуться, но вместо этого свалилась кучей прямо на противника, и мы стали кататься по земле, пытаясь обезвредить друг друга. Нож всё ещё был в моих руках. Широко замахнувшись, я ткнула заточенным кончиком врагу в голову, надеясь попасть в шею, но промахнулась и попала в щёку. Всё произошло так быстро, что мужчина не сразу понял, что случилось. Левой рукой стал ощупывать лицо, его глаза округлились. — Чёртова сука! — пронзительно завизжал он. Широкие ладони легли мне на шею, перекрывая кислород. В панике я не почувствовала этого, только переживала, что не могу достаточно размахнуться для удара лезвием, лишь когда ткнула его в живот несколько раз, он раскрыл рот и страшно завыл. В моей голове что-то щёлкнуло. Пришло ледяное безразличие и стойкое стремление прекратить эти крики. Желание заставить его умереть, чтобы он не выдал моё расположение своим. Мир сузился до клинка, входящего в вязкое мясо. Руки мои поднимались и опускались, поднимались и опускались. Кровь забрызгала лицо и одежду. Я оказалась на коленях возле чего-то, уже не человеческого, уже не целого. Это были разделанные куски, неузнаваемые куски. И крик затих. Руки до локтей стали красными от крови. Кто-то рядом очень часто дышал, и я сообразила, что это я. Иногда во время этой мясницкой работы я испытывала злобное удовлетворение, почти радость от разрушения. Сейчас я смотрела на дело рук своих и не чувствовала ничего. Во мне не осталось ничего, способного чувствовать. Я оцепенела, и тут навалилась такая дикая усталость, что я не могла пошевелить и мизинцем. Не знаю, сколько я пробыла в в ступоре и растерянности, пока рядом со мной кто-то не опустился на колени. Вокруг завывали сирены, проблесковые маячки мигали то красным, то синим цветом. Кто-то орал и ругался, стараясь перекричать шум от зависших на небольшой высоте вертолётов. Повсюду стало светло как днём, но меня это не волновало. Чья-то рука аккуратно легла на моё плечо. Я подняла голову и всмотрелась в карие глаза. Чёрная радужка ярко выделялась на белом фоне, который в свою очередь был окружён чёрной краской в белых прорезях маски. Чёрное, белое, чёрное и снова белое. Сознание отчаянно цеплялось за этот вид. Череп… Это свой. Я узнаю́ его. Я могу ему доверять. — Ты в порядке, капрал? — лейтенант неспеша помог мне подняться. — Идти можешь? — Да, — едва разлепив губы, шепнула я. И пошла следом за мужчиной, туда, где стояло как минимум два десятка военных машин. Издалека уже можно было расслышать, как спорят Прайс и Паркс. — При всём уважении, сэр, — капитан едва сдерживал гнев. — Я бы не позволил отправить своих бойцов, если бы знал про засаду заранее. — Джон, это необходимость, — спокойно ответил Паркс, затягиваясь сигаретой. — Посмотри на это с другой стороны. С сетью нелегальной торговли на Островах покончено. Это ли не удача? — Мои ребята не наживка! — У всех нас маленькие роли в этой войне, и вы отлично отыграли свою. Благодарю за службу, капитан. Прайс проигнорировал последние слова агента, которые прозвучали как насмешка. А Паркс и не ждал ответа: молча развернулся и прошёл мимо, едва мазнув по мне глазами. Я старалась не трястись и не могла сдержаться. Еще с полдюжины ран на моих руках кровоточили, сочась тёплыми червяками. Я нуждалась в помощи и этот факт скрыть не могла. Влага стекала по рукам тонким непрерывным дождиком. Пока мы шли, я ощущала каждую струйку отдельно, но сейчас кожа потеряла чувствительность. Всё внимание отвлекалось на тупую пульсирующую боль. Капитан словно только сейчас заметил, что при разговоре с Парксом у них были зрители. Обеспокоенный взгляд голубых глаз метнулся к моим ранам. — Форестер, жива! Сильно досталось? — Нормально, сэр, — мне казалось, что я еле ворочаю языком. — Как остальные? Капитан помял незажжённую сигару, затем неторопливо достал зажигалку и прикурил: — Спенсер в порядке. А Поллок… — он медленно выпустил дым изо рта. — Словил пару пуль, но жить будет. Перед внутренним взором возникли чёрные кудри Поллока и робкая улыбка. Чёрт возьми! Я шагнула назад, оступилась. Руки удержали меня, дали опереться на грудь своего владельца. Еще не повернувшись, я знала, кто это. Гоуст смотрел на меня сверху, а я прислонялась к его телу, в попытках сохранить равновесие. Одними губами я сказала: — Спасибо. Он чуть кивнул. Лейтенант не сделал ни одного движения, чтобы отпустить меня, а я не сделала ни одного движения, чтобы отстраниться. Я страшно боялась, что стоит мне шагнуть от него, как я свалюсь. Но дело было ещё и в том, что в этот момент я ощущала себя в безопасности. Я знала, что, если я упаду, он меня подхватит. — МИ-6 блестяще всё провернули, — продолжил капитан. — Сообщили торговцам, что здесь будут конкуренты, а когда те бросили сюда все свои силы, то попали в ловушку Паркса и местной полиции. После этих слов он нахмурился и отвернулся, наблюдая, как вокруг, на потенциально опасном месте, уже растягивали сигнальную ленту, отгоняя зевак. Люди как муравьи сновали туда сюда, и каждый был занят своим делом. А мы втроём стояли тихим островком и молчали.***
Внутри машины было чисто и приятно пахло чем-то древесным. Я скорчилась на переднем сидении, и стала наблюдать за дорогой, но в нескольких сантиметрах слева находился Гоуст, что не могло не отвлекать. Мне то и дело хотелось взглянуть на человека, который, казалось, даже не обращал внимания, что он в салоне не один. Мои раны перевязали в местной больнице и накачали обезболивающими так, что я испытывала только странную апатию и заторможенность. Прайс, видя моё состояние, велел отправляться в отель, а сам остался со Спенсером и Поллоком, отложив все отчёты. От проезжавших навстречу машин закружилась голова, и я прикрыла веки, чтобы избавиться от подступившей к горлу дурноты. — Могу остановиться, если тебе плохо. — Нет, всё в порядке, — я глубоко вдохнула и посмотрела на на лейтенанта. — Уверена? — спросил он, даже не повернув головы. — Да, нормально. Гоуст держал руль одной рукой, вторая устроилась на коробке переключения передач. Он то пропадал в тени, то озарялся светом от уличных фонарей. Вечно невозмутимый и сдержанный, он всегда казался бесстрастным и словно отрешённым от всего мира, однако своё дело он прекрасно знал. Как робот, лишённый всех чувств, никогда не будет по-настоящему живым. Мне безумно хотелось нарушить его тишину, и я заёрзала на сидении, не зная с чего начать. — Значит, Паркс отправил нас на убой? — тихо спросила я. — Это его работа. А в мире есть вещи и похуже смерти. — Разве это не предательство? Гоуст медленно отвёл взгляд от дороги и уставился на меня. От его взора я вжалась в сидение, но храбро старалась не отворачиваться. — Предают все. И чем раньше ты это поймёшь, тем быстрее научишься действовать правильно. — он сделал акцент на последнем слове. Говорят, что тот, кто однажды вдохнул воздух войны никогда не выдохнет его. Это читалось в его взгляде, в его движениях и поступках. Как было в том досье? Одиночка с умением приспосабливаться к любым обстоятельствам. По ночным улицам мы быстро доехали до отеля. Лейтенант припарковал машину у здания и заглушил мотор, но покидать салон не спешил. Я уставилась на стеклянные двери входа и опять нарушила молчание первой: — То, что я сотворила с тем мужчиной, было правильно? — Он был твоим противником. Ты бы погибла, если не сделала этого. Я развернулась на сидении и посмотрела на Гоуста. Что я знала об этом человеке? Он не любитель лишних слов, о нём известно одновременно всё и ничего. Ему нет равных в скрытых перемещениях и саботаже. Он принимал участие в тайных операциях по всему миру. И за последние несколько минут сказал мне больше, чем за всё время, что я состою в отряде. — Значит, лучший путь к сердцу мужчины — пятнадцать сантиметров металла между рёбрами? В уголках его глаз появилась сеточка морщинок. Если бы передо мной был обычный человек, то я готова была поспорить, что он улыбнулся. Но с этой маской об истинных чувствах лейтенанта никогда нельзя знать наверняка. Только догадываться. — Возможно и так, — в голосе было что-то такое, будто оценил хорошую шутку, но тут же снова вернулся в привычное состояние. Открыл дверь и вышел из машины, намекая, что мне тоже пора. Уже лёжа на гостиничной кровати, я задумалась: мы вошли странной парочкой — я с перебинтованными руками и Гоуст в жуткой маске, но ночной администратор ничуть не удивился и сразу выдал ключи, хотя ни у кого из нас при себе не было документов. Наверное, постарался Паркс и его ребята. Может, он действительно не так уж и плох? Может, Гоуст прав, и каждому нужно просто выполнять свою работу?