— Ты когда-нибудь успокоишься?
— Нет. Успокоиться я не могу, умру. Знаешь, что акулы всегда двигаются? Они всегда в движении, потому что не двигаясь они погибают.
— Сомневаюсь, что это правда.
— А разве есть разница? Правда это или нет, и мнение твое все равно ничего из этого не важно. Важно лишь то, что успокоюсь я лишь со смертью.
— Философствуешь.
— Всегда.
Женщина напротив выпила чашку чая. И съела два печенья приготовленные Сарой вчера вечером. Она представилась как Минерва Макгонагалл, преподавательница в школе магии и волшебства Хогвартс. Чопорно поджимала губы, отвечала на вопросы и даже превратила стол в свинью и обратно, для демонстрации своих способностей. Никакого внушения, никаких подавлений воли, никого пренебрежения. Лишь горькая усталость на кончике языка, которую она давила в себе, словно смотрела одно и то же представление сотни, сотни раз без передышки. без возможности выйти из зала или хотя бы сменить постановку. Я слушала ее объяснения, хотя точно знала к чему все идет. И оно пришло. Пришло к тому, что совсем скоро, буквально завтра я стану частью магического сообщества, впервые посетив магическую улицу. Косую Аллею. Ту, что воспевают, ту что обзывают и в той, что разочаровываются. Я словно замерла в ожидании. Как змея перед атакой, перед мышью, замерла и затихла, смотря и словно не видя перед собой, но в тоже время полностью поглощенная тем, что происходит вокруг меня. А происходило многое. Стоило женщине покинуть нас, стоило лишь хлопку раздаться за дверью, как родители словно выдохнули, вздохнули полной грудью и засуетились, просматривая возможные варианты моего будущего. Им было страшно, отпускать меня туда. В мир абсолютно неизведанный, абсолютно непонятный, абсолютно… чужой. Они боялись, их сердца бились в ускоренном ритме, отсчитывая секунды до нужных аккордов. Словно тихо играющие скрипки, увертюра, и скоро раздастся взрыв, грохот, дирижер взмахнут руками и все взорвется в пантомиме звуков и паники. Отец ходил из стороны в сторону, кусал незажженную папиросу, а мама нервно кусала пальцы, зарывая пальцы в волосы. Я слушала их. Их рассуждения, их попытки смириться, ин желание повлиять. И тогда я поняла, что должна сделать. В справочной книге, лежащей на тумбочке возле телефона были выведены несколько важных телефонов, но тот, что был нужен я помнила наизусть. Я помнила номера всех, кто мне мог когда-нибудь понадобиться. Мистера Говарда, Сары, соседки Джоанны и, что не мало важно, мистера Фишера. Его номер я набрала в считанные секунды, даже не раздумывая. Мужчину честно можно было назвать другом семьи, он иногда присутствовал даже на семейных праздниках или воскресном ужине. Трубку он снял быстро, гудки прекратились на третьем и из динамика раздалось строгое «Добрый день, Норман Фишер на связи. Слушаю вас». — Добрый день. Это Гермиона Грейнджер, сэр, — представилась я. — Хотела попросить у вас совета и возможной консультации, касаемо моего дальнейшего возможного обучения. — Вы получили письмо? — спросил мужчина. — Да. Хотя его принесла не сова, а женщина, — ответила я. — Преподаватель Макгонагалл, как она представилась, продемонстрировала нам возможные последствия обучения путем испорченного стола, хотя и быстро приведенного в его обычное состояние. Тот, вроде даже и не хрюкает, хотя, я если честно, опасаюсь. Но мои родители и я, несколько смущены дальнейшим развитием событий и никак не можем выстроить наше возможные представления о дальнейшем будущем из-за недостатка информации. — Понимаю, Гермиона, — ответил мужчина. — Тогда, я приду к вам через пару минут. — Будем вас ждать, мистер Фишер, благодарю, — кивнула я, повесив телефонную трубку. — Кому ты звонила, милая? — нервно спросила мама, поднимая затравленные глаза. Я улыбнулась, не отходя от входной двери, которую вскоре придется вновь открыть. — Я звонила мистеру Фишеру, мама, — ответила я, прислушиваясь к окружению. Отец тихо бурчал себе под нос, соседские собаки громко лаяли, заглушая шум ветра и листвы, но через эти звуки я все же услышала знакомый хлопок, тут же подрываясь к двери и открывая ее до того, как раздастся стук в дверь. На пороге, с занесенной для стука рукой, стоял мистер Фишер. Посмотрев на меня, мужчина улыбнулся и что-то шальное промелькнуло в его взгляде. Я отзеркалила его улыбку, пропуская во внутрь и захлопывая за ним дверь. — Добрый день, Джейн, Джон, — поздоровался мужчина. — Понимаю в каком вы ужасе сейчас, но попрошу вас взять себя в руки. Я постараюсь вам все объяснить, только скажите, когда у вас назначена следующая встреча? — На понедельник, сэр, — ответила я, проходя на кухню и выбирая новую чашку из чайного набора. — Профессор сказала, что мы отправимся на некую «Косую Аллею» для покупки всего необходимого для дальнейшего обучения в Хогвартсе, а так же оставила письмо уведомляющее о поступлении и список необходимого. А и еще, билет на поезд. — Понятно, — кивает мужчина и присаживается на кресло, стоящее напротив дивана полубоком. — Джон, присядь, и постарайся успокоиться, твое мельтешение и нервозность не даст ничего хорошего. — Ты знаешь? — спросил отец, присаживаясь возле мамы на диван и убирая сигарету в металлический портсигар с эмблемой дракона. Подарок тетушки Джоуи на его прошлое день рождение. — Я учился в Хогвартсе, Джон, — кивает мужчина. — Сам когда-то был на вашем месте, мой сын, Чарльз сейчас на третьем курсе, а Мария на втором. Оба учатся на Рейвенкло. — Что? — удивленно спрашивает моя мама, не совсем понимая смысл сказанного. — Хогвартс очень древняя школа для магов. Раньше она была убежищем, пристанищем для магов всех возрастов, ее основали четверо. Годрик Гриффиндор, Ровена Рейвенкло, Хельга Хаффлпафф и Салазар Слизерин. В этом месте маги скрывались от инвестиции, от обычных людей, от всех напастей и по праву это место считалось для магов самым безопасным. А позже, убежище стало школой. Школой где обучали магии, где постигались азы и совершенствовались умения. И школа разделилась на четыре факультета. Раньше так именовались личные ученики основателей и их приближенные, в дальнейшем они стали названиями факультетов, когда школа стала общественной, уже после смерти ее основателей. На факультеты распределялись в помощью магического артефакта, созданного основателями, но также доработанной их учениками, Распределяющая шляпа. На факультет Гриффиндора попадали воины, смелые и сильные, те, кто желает и у кого есть талант, чтобы стать боевыми магами. На Рейвенкло попадали жаждущие знаний, искусные чародеи и чаротворцы. На Хаффлпафф любящие жизнь, они умело дрессировали растения и животных, укрощали и приручали их. А на Слизерин попадали искусные дельцы, артефакторы, зельевары, творцы магических предметов. Конечно, распределение было несколько буквальным и топорным, а сейчас и вовсе утратило первоначальный смысл, сохранив лишь крохи былого. Гриффиндорцы стали смелыми, Хаффлпаффцы добрыми, Рейвенкловцы умными, а Слизеринцы хитрыми. Впрочем, не так уж это и важно. — Значит, это и правда необходимо? — спросила мама, смотря с потаенной в глазах надеждой. Если бы сейчас мистер Фишер только сказал, что от подобного можно отказаться… — Да, — кивает он, разрушая все надежды матери. Взгляд ее снова становится затравленным и полным горечи, а лицо кривиться. — Юные маги не могут контролировать свои силы, это риски для всего магического мира, Джейн. Гермиона обязана окончить Хогвартс. Но я бы не стал заранее сожалеть. Мир магии полон перспектив, полон возможностей. Это новые перспективы, Джон, особенно для нее. — Но если с ней что-то случиться мы не сможем ей ничем помочь, поддержать, — скорбно произнес отец. — А если это опасно? А если с ней что-то случится? — Есть я и моя семья, — спокойно сказал мистер Фишер, поправляя очки. — Моя жена преподает нумерологию в Хогвартсе, а мой кузен, Джеймс, работает в Министерстве, младшим помощником министра. Мой старший и средний ребенок учатся в этой же школе, Джон, а младший пойдет в следующем году. Мы присмотрим за Гермионой, не волнуйся. — Септима тоже? — удивленно спросила мама. Септима Вектор, оставшаяся после замужества с девичьей фамилией, из-за чего их дети носят двойную, была строгой, но очень приятной женщиной. Мои родители знали, что она преподаватель математики в школе пансионате, именно поэтому она редко присутствовала на ужинах, куда иногда наши семьи звали друг друга. Точно так же касаемо и их детей. С Чарльзом и Марией я была мало знакома, но с Вильмой мы виделись гораздо чаще и общения у нас было в разы больше, чем с ее братом и сестрой. — Мы чистокровные маги, — кивает мужчина и ловит непонимающий взгляд моего отца. — Условно говоря, маги делятся на три типа. Чистокровные, полукровки и маглорожденные. Чистокровные, те чьи родители были магами, полукровки, те у кого один из родителей маггл или сквиб, а магглорожденные, те чьи родители магглы, соответственно. Сквибы — это дети волшебников, но не умеющие колдовать, а магглы — это обычные люди, не обладающие магией. И, я бы посоветовал Гермионе обратиться в Мунго, в магическую больницу, и пройти обряды для выяснения кем именно она является. Она сильная ведьма и ее магия сильна и ей подконтрольна, так что может статься, что она может оказаться потомком какого-нибудь мага или даже рода. А еще стоит пройти обряд для выяснения вектора магии и… Мужчина говорил много. Родители внимательно слушали, а я открыла в чертогах блокнот, записывая все, намереваясь в будущем выполнить посоветанное. Родители задавали вопросы. О мире магии, о магии, о школе. О возможных перспективах и опасностях, а возможных неприятностях и последствиях. Их разговор был увлеченным и долгим, я ушла через пару часов, когда солнце окончательно зашло за горизонт. Покормив перед сном рыбок и полив все цветы, я отправилась спать, решив, что чертоги сегодня могут и без меня обойтись.***
Утро встретило меня тишиной. Было шесть утра, я встала даже до будильника за пару часов. Сделав утренние дела и покормив рыбок, я спустилась вниз. На кухне уже во всю хлопотала Сара, милая женщина, повернулась ко мне тут же желая доброе утро и передавая в руки утреннюю почту. Утро субботы порадовало меня парочкой пришедших журналов, на которые я подписалась довольно давно и регулярно ежемесячно получала их корреспонденцию. Ровно в восемь утра спустились родители. Сегодня была суббота и родители были дома на выходных. В эти дни мы всегда проводили время вместе, ходили на концерты, в театры, музеи или просто гуляли. Сегодня они спустились немного помятые и уставшие, видимо вчера вместе с мистером Фишером они довольно долго разговаривали. Позавтракали мы в тишине, родители задумчиво жевали, смотрели друг на друга, в окно, на Сару и долго смотрели на меня, словно пытаясь запомнить как я выгляжу. Я их не одергивала, они сами иногда вздрагивали и отводили взгляд, видимо понимая, что пялятся слишком долго. В девять утра, ровно, раздался стук в дверь. Я уже знала, что на пороге мистер Фишер и что мы все вместе отправляемся на Косую Аллею. Септима договорилась с Макгонагалл и теперь ответственной за меня считали ее, как мне объяснила мама, помогая одеться. Не то, чтобы это было необходимым, но руки женщины мелко подрагивали, а глаза все еще выглядели затравленно, покрасневшие и уставшие. Мы поехали на машине мистера Фишера. Эшер, где мы жили находился недалеко от Лондона, буквально в получасе езды. Нам понадобилось около сорока восьми минут, чтобы доехать до паба «дырявый котел» где мистер Фишер остановился на парковке, и приглашающим жестом, завел нас внутрь. И оттуда, через задний двор, мы оказались на Косой Аллее. — Косая Аллея, — улыбнулся мужчина, смотря на косые домики вдоль улицы. — Она же торговая улица. Тут закупаются перед школой. Покупают мантии, метлы, котлы и, что самое важное, волшебные палочки. Мы прошлись вдоль дороги и остановились перед самым большим зданием на улице. — Это банк Гринготтс, принадлежащий гоблинам, тут можно обменять фунты в галеоны. Один галлеон равен семнадцати сиклей, а один сикль равен двадцати девяти кнатам. Если переводить фунты в галеоны, то один галеон равен пяти фунтам. Всего на покупку необходимого на первый курс необходимо где-то пятьдесят или шестьдесят галеонов. На последующие немного меньше, дороже всего выходит палочка. Но советую взять больше, для покупки дополнительного материала. Заканчивая инструкции, мистер Фишер вошел в здание, где сидело множество гоблинов с угрюмыми лицами. Они не отвлекаясь что-то писали с помощью перьев в пергаменте, а кто-то работал непосредственно с волшебниками, стоящими перед их стойками. — Пусть ваше золото течет рекой, уважаемый, — поприветствовал гоблина мистер Фишер. Тот отвлекся от писания в пергаменте и поднял на нас взгляд, скалясь в клыкастой и недружелюбной улыбке. — И пусть ваши монеты всегда блестят, мистер, — ответил он, откладывая перо. — Чем могу вам помочь? — Нам обменять фунты на галеоны, а так же открыть сейф, на имя Гермионы Грейнджер, — сказал мистер Фишер. Гоблин перевел взгляд на меня, когда мужчина выдвинул меня чуть вперед. — Пусть ваши хранилища буду всегда полны, уважаемый, — поприветствовала я, но головы не склонила. По этикету тут не принято кланяться, как рассказывал в машине мистер Фишер. — И ваши сейфы всегда заполнены, мисс, — кивнул гоблин. В итоге, мне открыли 9894 сейф, на третьем уровне, а на счет положили сто галеонов, которые сразу же пустили в оборот, инвестировав в какую-то ферму гиппогрифов. А на руки взяли сто пятьдесят галеонов, которые советовал мистер Фишер. С гоблинами быстро договорились о дальнейших пересылках, оформив у них подписки на некоторые газеты и журналы, а после, пошли на торговую улицу. — Сначала купим палочку, есть здесь всего две лавки, мистера Оливандера и мистера Кидделла, но лучше пойти к первому, у второго палочки бывают не самого лучшего качества, пусть там и дешевле, а для волшебника самое главное — это его палочка. И заботиться о ней надо соответственно, — рассказывал мужчина, ведя нас по улице. Вывеска с нужным нас магазином гласила о том, что это лавочка Олливандера и золотыми буквами на ней было выведено «Семейство Олливандер — производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры». Внутри все было обычно. Разве, что стеллажи с тонкими и длинными коробками высились до самого потолка. Из-за стеллажей вскоре показался сам хозяин лавки. Встрепанный мужчина со сумасшедшими смешинками в глазах. — О, юная волшебница! Очень приятно, — тут же подскочил к нам мужчина. — А вы, Норман Фишер, я вас помню-помню, три года назад вы меняли у меня палочку, м-м, сердцевина дракона и бамбук, необычное сочетание, да. 10 и 4 дюйма, гибкая, хлесткая и несгибаемая. — Все верно, мистер Олливандер, вы все еще помните, — улыбнулся мистер Фишер. — Я помню! Конечно помню! Все свои палочки проданные кому бы то ни было, я помню. с 1930го года, каждую красавицу, — прошептал мужчина. — И вас, мисс, я тоже запомню. Как вас зовут? Расскажите мне о себе немного. Чем увлекаетесь? Что нравится? Какой рукой пользуетесь? — Гермиона Грейнджер, сэр, очень приятно с вами познакомиться, — улыбнулась я. — Я амбидекстр, но предпочитаю правую руку. Увлекаюсь чтением, рисованием и искусством в целом, предпочитаю травяной чай и мой любимый цветок это подсолнух. Нелюбимый — ромашка. — Прекрасно, просто прекрасно, — улыбнулся мужчина. — Тогда давайте попробуем эту палочку! — сказал мистер Олливандер, вытаскивая из стеллажа первую палочку. — Сердцевина из волоса единорога, изящная, прекрасная и хлесткая. Древесина красное дерево, редкое в своем обличии, сильное и драгоценное. Очень своенравная палочка и самая изящная. Я взяла палочку в руки и пальцы тут же обожгло. «Нет,» — тут же сделала вывод я, кладя палочку на место. Мистер Олливандер понятливо кивнул, тут же возвращаясь к стеллажам. Следующая, жила дракона и береза. Палочка была… обычной. Явно не то, что я искала. Она хорошо лежала в руке, но особо родства я к ней не чувствовала. Я отрицательно мотнула головой. Третья палочка вызвала внутри бурю негативных эмоций, четвертая разбила окно, пятая развалила стеллаж, шестая сама выскользнула из рук, седьмая чуть ли не самовоспламенилась. Я перебирала палочку за палочкой, следя за своей реакцией, но все было тщетным. Бессмысленным. — Мисс, позвольте мне вашу руку, — сказал мистер Олливандер и я без вопросов протянула правую, ладонью вверх. — Да, ну конечно! Палочка, которая вам подойдет. Я понял, понял! Мужчина тут же подскочил на ноги уносясь в глубину магазина. Я опустила взгляд на ладонь, бледную и холодную, похожую на кости. Мистер Олливандер вернулся быстрее, чем я успела задуматься и глубже погрузиться в собственные мысли. Он громко восклицал, хваля свою предусмотрительность и топал ногами, тут же являясь перед нами, держа в руке бархатный футляр. — Когда-то давно, — начал он, осторожно водружая футляр на прилавок. — Много-много лет назад, когда еще лавка принадлежала моему отцу, я встречал похожего на вас человека, мисс. Он был потерян, несчастен, погруженный в себя, он бежал и никто не мог угнаться за ним. Ни одна палочка не могла принять его. Ведь палочки — это единомышленники, это товарищи. Но сам человек не мог пустить внутрь себя никого, и палочки не могли войти внутрь. Тогда я задумался, не суждено ли этому человеку провести жизнь в одиночестве? В мире, где нет для него ничего, никого кто мог бы составить ему компанию, кроме него самого. И тогда, именно тогда мне пришло озарение, она сказала мне: «Явится мне человек не от мира сего, явится к теме с целью найти свое в мире, в котором его не существует. В мире не принятом, в мире гаснущем. И явится он к теме и увидишь ты его, отдай ему это. Отдай то, что было создано для него, то, что создано не миром, не вами, ни самим собой. А мной и только мной для него. Явится он и передай ему слова мои, что путь его будет разным, но будут ждать его дети мои, будут ждать и тянуться к нему, единственные, кто сможет посетить Чертоги. И ждать его буду я, на перепутье. Ответы во флаконе, флакон в коробке, коробка в земле. Суждено открыть его, и время направит. А до сих пор, пусть живет и идет по путям и дорогам, что выберет сам. Ибо жизнь его теперь в его руках и выбор за ним». И она передала мне это. То, что лежит в коробке, то, что никто никогда не видел. Оно твое. Забирай. По спине пробежали мурашки, а руки на плечах ослабли. Это была она, та что привела меня сюда. Та, что открыла путь. Она, что никогда не отпускала, держа руки на моих плечах, чья сила будоражила и чьи мотивы мне были неизвестны. Внутри отпустило целый ком. Жизнь, которая принадлежит мне. Жизнь — полностью моя. Моя. Я с дрожью в руках приняла футляр. Открыв крышку в ноздри ударил запах свежести и прохлады, такой же, что витает и в чертогах. Запах яблок и леса. На кусочке пергамента было выведенно витиеватое «Яблоня и кость фестрала, Ансуз, 14 и 4 дюйма». Из груди вырвался судорожный вздох, а над головой, словно наяву раздался скрипучий звон и только сейчас я поняла, что это её смех.