Закон Окделла-Алвы

Ричард вошёл в прихожую, держа в одной руке связку ключей, а в другой — коробку с продуктами, при этом автоматически тормозя дверь носком кроссовка, чтобы та не хлопнула слишком сильно за его спиной. — Мам, я дома! Он возвращался с подработки после пар в университете и по дороге забежал за продуктами в соседний магазин. Холодильник был почти пуст ещё со вчерашнего дня, и Ричард опасался, что мать так и не выходила на улицу, и уж тем более не надеялся на то, что она купит еды. Наступая на задники кроссовок, он по-быстрому скинул обувь и прошёл внутрь. Их квартира на юго-западе Эдинбурга была совсем небольшой: две одинаковые типовые спальни и маленькая гостиная с открытой кухней. Они переехали сюда три года назад по настоянию матери из соображений экономии после того, как младшая сестра Ричарда Айрис уехала на учёбу в Лондон. Конечно, Ричард предпочёл бы остаться в их прежней квартире в центре города — она была больше, и оттуда было ближе добираться до университета, но мать и слышать об этом не желала. «Три спальни нам больше не нужны. Расточительство и роскошь — непростительный грех перед Господом», — отрезала она. Матушку за глаза называли «герцогиней Мирабеллой» за авторитарный характер и несгибаемую волю. Дик хорошо знал по опыту, что спорить с ней бесполезно, поэтому смирился с переездом. Мирабелла Окделл сидела в гостиной на диване, закрыв глаза и перебирая чётки. Её губы беззвучно шевелились в яростной молитве, а лицо застыло напряжённой маской. Ричарду показалось, что если бы мать произносила слова вслух, то её молитва превратилась бы в крик. — Мам, что-то случилось, пока я был на учёбе? — осторожно спросил Ричард. Он давно научился различать малейшие оттенки в выражении лица матери, чтобы с уверенностью сказать, что сейчас «герцогиня» была чем-то недовольна. А недовольна она бывала часто, и виноватым в её представлении оказывался, как правило, Ричард. Шестое чувство подсказывало, что назревает очередная ссора. Как некстати! Ричард устал после долгого дня, он мечтал наскоро поужинать, принять душ и потом посидеть тихонько за ноутбуком. Похоже, вечер будет не таким спокойным, как ему представлялось. — Да убережёт нас Создатель от козней Сатаны! Да не оставит Он нас в своей безграничной милости! — скороговоркой произнесла Мирабелла. — Ричард, сядь и помолись вместе со мной. Восхвалим же Господа нашего! — Она подняла сложенные руки с чётками и стала раскачиваться на диване взад и вперёд. Ричард вздохнул. Он выслушивал подобное каждый день, хотя мать прекрасно знала, что Ричард не был верующим. Дик был всецело предан науке и в жизни рассчитывал исключительно на собственные силы. Что же касается Создателя, то даже если он где-то и существовал, на Ричарда и на его семью ему, по-видимому, было глубоко наплевать. Иначе отчего он не защитил отца от проклятого Рокэ Алвы? По вине этого типа отец мёртв, а они с матерью влачат жалкое существование. Так ли уж страшен и порочен выдуманный Сатана по сравнению с этим ненавистным человеком из плоти и крови? Тем не менее поведение матери было сегодня не совсем обычным, и это настораживало. В последний раз она так усиленно молилась, когда нашла в комнате Ричарда отложенные с подработки деньги и в тот же день отнесла их все до последнего пенса в религиозную секту «Ожидание», членом которой являлась. Ричард тогда был в бешенстве — ведь они едва сводили концы с концами, но вернуть деньги было уже невозможно. Мать твердила, что праведным людям лишние деньги не нужны, ибо толкают на путь дьявола. Пенсию вдовы, на которую она жила после смерти Эгмонта, Мирабелла также регулярно относила в секту, оставляя буквально крохи на еду, оплату жилья и коммунальных услуг. Туда же уплыли и все сбережения, которые Эгмонт успел накопить за свою жизнь. С тех пор Ричард всегда держал свои небольшие, но кровно заработанные деньги на карточке, а карточку постоянно носил с собой. Спрашивать о том, что его мать сделала на этот раз, было бессмысленно. В ответ он услышал бы лишь очередную порцию религиозных нравоучений. Ричард обошёл всю их небольшую квартирку в поисках потенциально пропавших предметов, которые мать могла бы отнести в секту. Нет, вроде всё было на месте. Да и не было у них ничего ценного, кроме старенького ноутбука Ричарда и подержанного смартфона, с которыми он на всякий случай тоже старался не расставаться. И тут он случайно заметил в мусорном ведре обрывки бумаги. Они смешались с пищевыми отходами и были основательно заляпаны. Ричард не обратил бы на них внимания, если бы в глаза не бросился знакомый логотип — синяя стилизованная буква «Х», а вернее, её оторванный уголок. Это же письмо, которое он так ждал! Ричард упал на колени и стал голыми руками вытаскивать из мусорного ведра грязные обрывки разорванного письма. Несколько месяцев назад втайне от матери он отправил свои документы в магистратуру одного из самых престижных вузов во Франции — знаменитую Политехническую школу в Париже. Школа относилась к министерству вооружённых сил Франции и была основана ещё при Наполеоне. Логотип «Х» символизировал одновременно математическую переменную и две перекрещенные пушки на древнем гербе. Её факультет теоретической физики считался одним из самых лучших в Европе. Ричард мечтал попасть туда, пойти по стезе отца, чтобы продолжить его работу над новой незаконченной теорией квантовой гравитации. К сожалению, после смерти Эгмонта Мирабелла стала категорически возражать против того, чтобы сын занимался наукой, которую она сама считала не чем иным, как сетями дьявола для неокрепших умов. Ричарду уже однажды пришлось пережить безобразнейший скандал с матерью, когда он втайне от неё поступил на физический факультет Эдинбургского университета, где сейчас и учился. Если бы не Айрис и дядя Эйвон, поддержавшие тогда его начинание, он бы не выдержал холодной войны с матушкой. В этот раз ему пришлось пойти на ту же уловку. Ради возможности быть зачисленным в ряды «Х» он был готов выдержать любой скандал. Только какой же ответ ему прислали? Он поступил или это отказ? Поступление в элитную Политехническую школу представлялось невероятной удачей. Конкурс был запредельным, но Ричард учился хорошо, а по профильным предметам был первым в своём выпуске. Он считал, что шансы, пусть и не очень высокие, у него были. К тому же он никогда не простил бы себе, если бы не попытался. Дрожащими руками Дик сложил оборванные куски бумаги. От волнения буквы скакали перед глазами, и он не сразу смог перевести французский текст. «Месье, мы счастливы сообщить, что вы зачислены… теоретической физики Политехнической школы… Данное письмо является официальным приглашением… в приёмную комиссию с этим документом… до 27 августа… Примите заверения в нашей…» Некоторых кусочков не хватало, но и без них текст письма был вполне понятен. Ответ положительный. Он поступил! Ричарда буквально разрывало от противоречивых эмоций. Он был счастлив — ведь его мечта сбывалась, но в то же время до глубины души потрясён поступком матери, расценивая его как предательство. Как могла она втихаря выбросить письмо! К тому же он всё равно бы узнал, ведь списки поступивших должны были появиться на сайте школы в конце месяца. Впрочем, Мирабелла была настолько далека от информационных технологий, что могла этого и не знать. Тем не менее официальное приглашение, присланное по почте, требовалось предъявить при приезде во Францию для получения статуса студента, так что поставить палки в колёса на пути к его цели матушке всё же удалось. Ричард поднял на Мирабеллу полный негодования взгляд и столкнулся с её не менее сердитым. — Ричард, нам надо серьёзно поговорить, — холодно произнесла Мирабелла, и Ричард уловил в её голосе нотки скрытой угрозы. — Даже не думай об этом, — она кивком головы указала на клочки бумаги, разложенные на полу, чуть ли не выплюнув последнее слово. — Ты останешься здесь, и точка! Я не допущу, чтобы мой сын впал в грех научной ереси. Хватит, твоя так называемая учёба закончена. Ты должен обратиться в лоно церкви, а я буду молиться, чтобы ты нашёл занятие, угодное Господу и подходящее приличному человеку. Мы подберём тебе благопристойную невесту. — Но, мама… — Это не обсуждается. Ты и сам знаешь, к чему привело греховное увлечение наукой твоего непутёвого отца. Из-за его глупости Господь отвернулся от всех нас. Он сам лишился жизни и обрёк нас на страдания. — Не смей оскорблять отца! Ни на что он нас не обрекал! — выкрикнул Ричард. Они часто ругались с матерью. При каждой ссоре Ричард убеждал себя не обращать внимания на её реплики, что её уже не переделаешь, что глупо так реагировать, но каждый раз выходил из себя, стоило только зайти речи об отце. О прошлом до сих пор было больно вспоминать. Дик был уверен, что в смерти Эгмонта виноват Рокэ Алва, хотя прямых доказательств не было. Ричард много размышлял над тем, что произошло с отцом и, как ему казалось, смог собрать полную картину. Около шести лет назад молодой и талантливый учёный Рокэ Алва выпустил разгромную статью в престижном журнале, не оставившую камня на камне от новой перспективной научной теории Эгмонта Окделла. Алва был приверженцем популярной концепции суперструн, тогда как Эгмонт начал разрабатывать альтернативную версию квантовой гравитации, в которой Алва обнаружил множество нестыковок и противоречий. Из-за этой статьи карьера Эгмонта разлетелась в одночасье. Нет, его не уволили, но вежливо намекнули, что было бы неплохо передать руководство научной группой кому-нибудь другому. Перестали приглашать на семинары и научные конференции. Журналы вежливо отказывали ему в публикациях. Коллеги перестали обсуждать с ним свои идеи, ненавязчиво отказывались участвовать в совместных проектах и не предлагали своих. Студенты более не стремились писать у него диплом или проходить стажировку. По негласному общему мнению, Эгмонт Окделл стал персоной нон грата. Сначала Эгмонт пытался отстаивать свою теорию, потом злился, в конце концов погрузился в полную апатию. В один из майских праздников он отправился на прогулку в горы и не вернулся. Никто не знает, что с ним стало. Поиски оказались безуспешными. Несчастный случай? Самоубийство? Ричард был уверен в последней версии, и Айрис также разделяла это мнение. Мирабелла Окделл нашла отдушину в религии. Ещё до трагедии и мать, и отец были верующими людьми, но верили они по-разному. Эгмонт больше верил в Бога как создателя всего сущего, а Мирабелла придавала большое значение религиозным ритуалам и скрупулёзно им следовала. После случившегося она погрузилась в религию с головой, вступив в крайне сомнительную тоталитарную секту. Ричарду на тот момент исполнилось шестнадцать лет. Он дал себе слово во что бы то ни стало доказать состоятельность теории Эгмонта и отомстить убийце отца. Но для этого необходимо было продолжать обучение, пройти магистратуру, а затем и аспирантуру. Только тогда у него появится шанс понять идеи Эгмонта и продолжить его труды. Кроме того, ему нужен был толковый научный руководитель, который помог бы разобраться в столь сложной теме. В Эдинбурге после ухода Эгмонта не осталось никого, кто мог бы ему помочь. Политехническая школа открывала перед ним не только перспективы первоклассного образования, но и возможность оказаться в благоприятной научной среде в окружении учёных с мировым именем. Решение сложилось мгновенно. — Я еду во Францию, — твердо произнёс Ричард. Скулы Мирабеллы слегка дрогнули, и она с силой сжала тонкие бескровные губы. — Если переступишь этот порог, можешь больше сюда не возвращаться. Я не дам тебе ни гроша, — Ричарду казалось, что голос матери звенит и ломается, как крошащийся лёд. — Ты уже один раз оступился, погрязнув в ереси. Это твой последний шанс принять верное решение, иначе ты больше мне не сын. «Кажется, я потерял не только отца, но и мать, — с горечью подумал Ричард. — Будь же ты трижды проклят, Рокэ Алва!». — Я. Еду. Во Францию, — выдохнул Ричард, раздельно и чётко произнося каждое слово. Почему эти слова звучат как выстрелы? Почему так сжимает горло и вдруг стало трудно дышать? Ричард поспешно подобрал с пола обрывки письма и бросился в свою комнату, захлопнув дверь. В изнеможении повалился на кровать и попытался взять себя в руки. Он справится. Он должен всё преодолеть, как бы тяжело сейчас ни было. Его телефон вдруг ожил маршем Дарта Вейдера из «Звездных войн», заставив Ричарда невольно вздрогнуть от неожиданности. Звонила Айрис. Он когда-то в шутку поставил эту мелодию на контакт сестры, да так и оставил. Дикон выдохнул и резко сел на кровати. Хорошо, что Айрис позвонила. Ему сейчас очень нужно было с кем-то поговорить. — Дик, как ты там? — Айрис, похоже, была в приподнятом настроении. Ричард был рад услышать голос сестры, ему сразу стало спокойнее. Они всегда поддерживали друг друга. — Ну, не так чтобы совсем хорошо, но пока жив. У меня одна хорошая новость и одна плохая. Представляешь, я поступил в Политехническую школу! — Дик, это же невероятно круто! Эй, да мой брат — будущий гений! Я очень рада за тебя. А плохая новость? Дай угадаю… это из-за мамы, да? — Да. Кажется, я теперь проклят. — Как, и ты тоже?! — Айрис рассмеялась. — А я-то думала, что сбор маминых проклятий — это моя прерогатива. Ричард невольно улыбнулся. Удивительная способность сестры всегда принимать жизнь в положительном ключе, каким бы отвратительным боком она к ней ни поворачивалась, сейчас немного передалась и ему. И чего, собственно, он так расстроился? Жизнь продолжается. — Айри, ты приедешь домой хоть ненадолго до начала учебного года? — Не просто ненадолго, а насовсем! Я решила вернуться в Эдинбург. И, как понимаю, могу теперь занять твою комнату. Когда ты уезжаешь? — Подожди. Как «насовсем»? А как же твой француз? Или кто он, бельгиец? — Француз. Наполовину. Но мы с ним уже расстались. — Айри, как же так? Я очень сожалею… — Ну и напрасно! Я вот совсем не сожалею, — похоже, сестра вовсе не была расстроена разрывом. — Он хороший, но с ним было так скучно, Дик, ты себе не представляешь. Нет, французы не для меня. Я теперь патриотка. Да здравствуют британцы! Впрочем, возможно, французы больше подойдут тебе, а, Дик? — Айрис опять расхохоталась. Ричард немного напрягся. Сестра специально упомянула французов, а не француженок? Неужели она знает о его предпочтениях? Эту тайну Дик тщательно хранил ото всех, и даже Айрис не была посвящена. Догадалась или он как-то себя выдал? Дик решил не заострять на этом внимания и сделал вид, что не заметил оговорку. — Я уеду, как только смогу. Надо ещё успеть найти жильё, обустроиться на новом месте и заняться документами до начала учёбы, — Дик понизил голос. — Айри… — Я знаю, Дик. Не переживай, — Айрис всегда понимала его с полуслова. — Я присмотрю за матушкой, хотя это и будет непросто. — Спасибо, — Дик вздохнул с облегчением. — Спасибо тебе... После разговора с сестрой Ричард почувствовал себя значительно лучше. Когда Айрис решила уехать и жить самостоятельно в Лондоне, матушка тоже отнеслась к этому резко негативно. Но Айрис не жаловалась и не жалела себя понапрасну. Дику стоит взять с неё пример. Главное, он поступил, куда мечтал. Теперь нужно было решить, как именно воплотить мечты в реальность. Как же хорошо, что последнее время он подрабатывал частными уроками по физике и математике. Это приносило хоть и небольшой, но довольно стабильный заработок, который со временем накопился в неплохую сумму. Денег на дорогу и на первые несколько месяцев ему хватит, а там будет видно. Вот с французским языком дело обстояло хуже. Изъясняться на языке Мольера и Гюго ему удавалось вовсе не так хорошо, как хотелось бы. Дик надеялся, что погружение в языковую среду значительно ускорит процесс. Впрочем, неплохо начать тренироваться уже сейчас. Воодушевлённый благими намерениями, Ричард решил немного посмотреть новости на французском языке, а заодно и узнать, чем живёт страна, в которой отныне ему предстояло жить. Он включил наугад один из новостных каналов на ноутбуке и невольно отпрянул, когда картинка ожила. С экрана крупным планом на него смотрел его заклятый враг. Ричард впился взглядом в изображение. Он не мог не признать, что ненавистный Рокэ Алва был не только необычайно талантлив в науке, но и бессовестно, до невозможности красив. И как будто этого было мало для привлечения внимания, так Алва ещё и имел обыкновение броско, вызывающе одеваться. Вот и сейчас, давая интервью на одном из главных телеканалов страны, он выглядел словно хиппи из шестидесятых. Поверх футболки с надписью «беженцы, добро пожаловать» красовалась распахнутая рубашка в розово-голубых пастельных тонах. Шею украшала серебряная цепочка с символом пацифистов. Правое запястье обнимал широкий металлический браслет, на левом уместилась целая плеяда тонких фенечек ручной работы. На экране Алва был виден только выше пояса, но Дик был уверен, что тот, по обыкновению, одет в узкие светлые джинсы, выгодно подчёркивающие его стройную фигуру, и обут в ковбойские сапоги. Всё это великолепие дополнялось каскадом длинных угольно-чёрных волос, спускавшихся по плечам чуть ли не до талии. Ричард давно изучил каждую чёрточку в лице своего врага, каждую деталь его образа. Алва его неизменно шокировал и завораживал, как готовящаяся к нападению кобра. Славу Рокэ Алвы-учёного могла затмить только его невероятная популярность как защитника окружающей среды, философа и поэта. Несколько томиков его стихов стояли у Ричарда на книжной полке — врага надо изучить досконально. Негодяя часто приглашали на телевидение для интервью по поводу самых разных проблем современного общества, будь то искусственный интеллект, пятое поколение вай-фая, социальное неравенство или новое понимание красоты Вселенной. Он сражал оппонентов метким словом, будто наносил точные удары шпагой. Ричард, наверное, мог бы им восхищаться, если бы таким же образом не был сражён и его бедный отец. Насмерть. Сегодняшняя передача была, похоже, посвящена беседе о выходе из экологического кризиса с самой верхушкой элиты — министрами и главами предприятий Европы. — Месье Альва́, — задала свой вопрос хорошенькая ведущая, по-французски смягчая «л» и делая ударение на последний слог, — считаете ли вы, что Европа скоро станет самым зелёным континентом нашей планеты? Ричард присвистнул. То есть те, кто во славу прогресса и наживы ещё недавно беззастенчиво травили планету, теперь вдруг спохватились и хотят предстать перед народом «озеленителями Европы», потому что это стало модно, а значит, и финансово выгодно? Что за лицемерие! — Какой прелестный вопрос! — Алва на экране картинно вскинул бровь и обвёл аудиторию заинтересованным насмешливым взглядом, будто перед ним собрались несмышлёные малые дети. — И как точно он характеризует надменность западного мышления. Думаю, сидящие здесь всё ещё не поняли, что мы, европейцы, — вовсе не решение экологической проблемы, а мы и есть сама эта проблема. Именно наша система ценностей и наша манера действовать привели к тому, что ООН называет «ситуацией прямой угрозы всему живому на планете». Вот это пощёчина для европейских вершителей судеб! Алва был воплощением искушения и провокации. Ричард чуть не рассмеялся, увидев перекошенные лица его оппонентов — напыщенных толстосумов с раздутым эго, что полагают себя властителями мира и непреложным авторитетом для «отсталых стран». Но тут же спохватился — не хватало ещё восхищаться дерзостью врага и радоваться его успехам. Хотя надо признать, что по сути Ричард зачастую был с ним согласен. Вернее, был бы согласен, если бы идеи высказывал кто-то другой, а не это отродье дьявола. Ричард выключил ноутбук, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Интересно, какой Алва на самом деле в реальной жизни? Неужели он так непробиваемо идеален всегда и во всём? Неужели у него нет слабостей, мечтаний, разочарований, как у всех обычных людей? Какой он в кругу родных? Да и есть ли у него кто-то родной? Так, стоп! Ричард поймал себя на мысли, что его поток сознания утёк в непозволительном направлении. Он не будет думать об Алве, ещё чего! Скоро он едет в Париж — пора подготовить вещи и документы, а не мечтать не понятно о чём.