притяжение ненависти

— Не бери в руки оружие, если не знаешь, как им пользоваться. Тогда, в шумном вертолёте MSF, голос Миллера звучал снисходительно-мягко. Паз выдавливала из себя фальшивые слёзы и с трудом сдерживала злую усмешку. Она отчётливо запомнила короткую минуту перед тем, как умирающий Колдман активировал Peace Walker. Каз сидел совсем рядом и смотрел на неё сочувствующе, явно пытаясь утешить, но в его взгляде читалось что-то непроницаемое. Двойное дно, до которого ей не добраться. Старательно всхлипнув, Паз подняла заплаканные глаза. Она могла бы признать, что в ярких лучах солнца лицо Миллера выглядело красивым, но для этого нужно было растерять всю осторожность и последние крохи здравого смысла. А Каз вдруг произнёс, сохраняя необыкновенную серьёзность: — Ты ангел мира. Оставь оружие нам. Гул вертолёта заглушает прорвавшийся смешок. Паз понимает, что сдержать ухмылки не получается, и силой воли придаёт лицу трогательное выражение. Она благодарит Миллера и складывает пальцы в форме буквы «V» — за игрой в невинную студентку Пасифика Оушен никогда не забывала истинного значения этого жеста. Проходили годы, MSF давно не существовало, а она, навсегда забрав себе имя Паз, вспоминала его взгляд, и ей хотелось истерично смеяться. В последние дни Индийский океан радовал безоблачной погодой. Стоящие на вахте солдаты то и дело переговаривались, позволяя ветру переносить по базе обрывки фраз. Паз, держась за нагретые перила, подставляла лицо солнцу. Впервые за долгое время она позволила себе сделать перерыв — подразделение разведки постоянно росло, вместе с этим прибавлялись и обязанности. Работа практически погребла её под собой: одновременно с отчётами и донесениями она активно посылала своих агентов в пограничный регион Анголы и Заира. Следы Шифра вели в Африку. С ней не спешили делиться протоколами допросов Эммериха, поэтому единственным источником информации для Паз стали сведения разведчиков и собственные догадки. А пару дней назад произошло нечто, чему она ни капли не удивилась — Оцелот пригласил её в комнату для допросов. Стоило ей войти в комнату 101 под надзором пары солдат, как мужчина в ковбойских сапогах, обернувшись, лениво махнул им рукой. Впервые с минуты знакомства они остались один на один. Сложив руки на груди, Оцелот молча кивнул на стул напротив, словно позвал её сюда для дружеских посиделок. Сохраняя хладнокровие, Паз неторопливо прошла к нему и без лишних вопросов опустилась на железное сиденье. Обошлось без пыток. Оцелот лишь нажал на запись диктофона и, звякнув шпорами, принялся неспешно нарезать вокруг неё круги. Он задавал несложные вопросы. Сколько раз она работала с Черепом? Лично — всего два. В обоих случаях это был шпионаж в пользу Шифра. Она никогда не видела Черепа воочию — знала лишь, что её прикрывает ударный отряд «человека без лица». Известно ли ей о секретных проектах Шифра до 70-х? Ничего. На то они и секретные. Такой мелкой сошке, как Паз, не положено знать лишнего, помимо деталей своей миссии. И далее, далее, далее — ещё с десяток однотипных вопросов. В комнате 101 было ужасно душно; спокойно выдерживая цепкий взгляд Оцелота, Паз отметила, что он явно наслаждался происходящим. Допросы, пытки — его стихия, и лавировал он в ней, как кошка в темноте. Стоит хотя бы вспомнить, как Оцелот издевался над Хьюи. Каждое его движение, каждый отточенный жест ясно говорили об одном: этот человек не просто профессионал своего дела. Он получал от процесса садистское удовольствие. Машинально наблюдая за руками в красных перчатках, Паз едва сдерживалась, чтобы не посмотреть на полупрозрачную панель сбоку от себя. Впрочем, понятно и так: там, за стеной, притаились наблюдатели их с Оцелотом беседы. Босс и Миллер, чьи тёмные силуэты вырисовывались на сетчатке глаза, молча следили за ней, силясь распознать… Что? Ложь? Притворство? Внезапный крик чайки вернул её в реальность. Отпустив перила, Паз медленно выпрямилась, натягивая на запястьях длинные рукава — зелёная куртка с эмблемой Diamond Dogs болталась на ней, словно мешок. От вещи едва заметно пахло сигаретами и тем особенным ароматом, который она уже ни с чем не спутает. Это была куртка Каза. Старая, заброшенная в дальний угол его шкафа за ненадобностью. Щёки начинали стыдливо гореть, стоило вспомнить, при каких обстоятельствах она попала к Паз. Они уснули в одной кровати. Ещё тогда, распахнув глаза промозглым утром, Паз поняла, что влипла. Она прижималась спиной к груди Миллера; он дышал ей в шею, шевеля светлые кудри, отчего вдоль позвоночника пробежала стая мурашек. Его тёмно-зелёный китель остался висеть на стуле. Сам он спал одетый: приподнявшись на локтях, Паз смерила его фигуру мутным взглядом и заметила, что синяя рубашка и брюки на нём безбожно помялись. Во сне Каз выглядел моложе. Он совсем не хмурился, и его лицо, лишённое каких-либо эмоций, источало сплошное умиротворение. Осторожно сев на краю койки, Паз воззрилась на собственные руки. Как она угодила в эту ситуацию? Они с Казом сидели до ночи, разбирая документы. А потом, задремав на его кровати, Паз устроила дурацкую истерику, будто мало было ему проблем. Ей стоит уйти. Сбежать, не оглядываясь, и раствориться в молочном тумане, наползающем с океана. Вздохнув, Паз подтянула ногой брошенный ботинок. За спиной заскрипели пружины койки. И вдруг — железная хватка на плече, которая через мгновение обрушила Паз обратно на подушку. — Куда? — строго спросил Миллер, нависая над ней. Она сглотнула. Каз был так близко, что можно рассмотреть мельчайшие детали его лица. Морщинки в уголках губ. Трёхдневную щетину на щеках. И, конечно, белёсую пелену в его радужках, вглядываться куда у неё не хватило духа. — Мне надо работать, — поспешно пробормотала Паз и вывернулась из-под него, будто ошпаренная. Какая к чёрту работа? Нет, она бросила первый попавшийся предлог, лишь бы не прижиматься к Миллеру ни секундной больше. Слишком велик был соблазн остаться. Просто лежать у него под боком и похищать желанное тепло, что она, совершенно не жалуясь, и делала всю ночь. Наверное, впервые за годы Паз спала так спокойно: чужое присутствие успокоило её, как ребёнка, и отогнало прочь вечно преследовавшие кошмары. Всего один человек — как мало и вместо с тем бесконечно много, чтобы отогнать темноту. Она давно призналась себе, что имела некоторые… трудности. После пережитого в «Омеге» Паз не могла думать о людях без отвращения. Нет ничего удивительного в том, что она так и не подпустила к себе ни единой души за все эти девять лет. Не только в определённом плане, а вообще. Для неё больше не существовало понятия человеческого контакта — ни беседы, ни прикосновения, ни близости. Она и раньше не была избалована вниманием. Её никогда не любили. Когда-то Паз принимала за любовь тот приют, что предложил ей Зеро, но нет. Это не было любовью. Лишь мазохизм и манипуляции, купиться на которые могла только брошенная всеми сирота. Но ведь это Миллер. Миллер, которого она, несмотря на все противоречия, знала. И, наверное, скучала: неосознанно, тоскуя скорее по дням на MSF, чем по нему самому. Ведь Каз был частью той жизни. Был самым большим и важным фрагментом пазла, без которого воспоминания сыпались и теряли смысл. Что-то изменилось в ту секунду, когда Миллер обнял её на платформе. Он прижал Паз к себе с такой нежностью, словно они были старыми друзьями, а не двумя противоположностями, столкнувшимися не в то время не в том месте. Это стоило того, чтобы вернуться. Миллер молча наблюдал, как она неловко скачет на одной ноге, пытаясь натянуть второй ботинок. Закусив губу, Паз наклонилась ещё ниже в попытке скрыть румянец. Каз выглядел так, словно всё понимал. Без слов — они оказались больше не нужны. Его губы тронула лёгкая усмешка, и Паз, не выдержав, выпрямилась. Она ощутила себя проигравшей: здесь, в аскетично обставленной комнате военного, стоя под взглядом чувствительных к свету глаз. — Где твоя куртка? — участливо заметил Каз, опустив ногу на пол. — Только не говори, что пришла сюда в одной тонюсенькой рубашке. Замешкавшись, Паз оглядела себя. На ней — простая рубашка из холщовой ткани, под которую она по привычке не надевала ничего. С годами, проведёнными в полудиких условиях, лифчики потеряли всякий смысл: её крошечная грудь всё равно в них не нуждалась. Ниже — бесформенные штаны цвета хаки, какие носил каждый солдат Diamond Dogs, и грубые ботинки на шнуровке. Видок, должно быть, тот ещё. Не получив ответа, Миллер вздохнул. Он дотянулся до костыля и, с трудом поднявшись, проковылял к шкафу. Распахнув дверцу, Каз замер, балансируя на одной ноге, и принялся шарить в глубине полки. Через мгновение в Паз совсем не по-джентльменски полетела зелёная тряпка; она едва успела поймать её и, рассмотрев поближе, поняла, что держит в руках куртку. — Извини, — пробормотал Миллер, снова хватаясь за костыль. — Тебе стоит одеваться как следует. Здесь чертовски холодно по утрам. А мне будет трудно добираться в больничное крыло, если ты сляжешь туда с простудой. Сжимая в пальцах куртку с эмблемой DD, Паз потупила взгляд. Однажды Каз уже навещал её во время болезни. Правда, на гитаре ему больше не сыграть. Вещица ожидаемо оказалась огромной. Она доставала Паз до середины бедра, а длинные рукава висели на ней, как на пугале. Но в куртке было уютно. Тот факт, что она принадлежала Миллеру, здесь совсем не причём. Он всё ещё смотрел на неё, опираясь на свой костыль. В ладони Каз стискивал ленту красного галстука, явно колебаясь надевать его при ней. Покачав головой, Паз приблизилась к его застывшей фигуре. Не говоря ни слова, она забрала у Каза галстук и, встав на носочки, приподняла воротник его рубашки. — Ты умеешь завязывать галстук? — глупо спросил он, вынуждая Паз фыркнуть. — Я умею делать модификации двуногому шагающему танку, — отозвалась она, затягивая узел. — Не следует так удивляться, Миллер. Прежде чем уйти, она помогла ему надеть китель. Покинув каюту, Паз ещё некоторое время стояла у двери; куртка тяжелела на плечах, пряча её тонкое тело от утреннего холода. Сжав губы, она поднесла к лицу длинный рукав и принюхалась. Пахло табаком. Пылью. Ещё, кажется, застарелым следом мужского шампуня. От запахов, смешавшихся с солёным морским ветром, у неё подкосились ноги, а живот прошило тёплой резью, словно в него воткнули нож. Будет плохо, если она привыкнет к таким утрам. Воспоминание размылось, как на киноплёнке. Моргнув, она вернулась в настоящее. В последнее время Каз вечно пропадал, должно быть, по уши утопая в документах и бесплодных попытках докопаться до планов Шифра. Паз его не искала. На первом месте для неё стояли собственные обязанности. Но в глубине души она знала: ей просто неловко встречаться с ним лицом к лицу. Стоит ей увидеть Миллера, и в голову непременно полезут неуместные мысли об их ночи. А следом за ними — предательское желание повторить всё снова. Его кровать. Его прикосновение. Тепло, которого она отчаянно желала и, изведав один раз, уже не могла отказаться. Не к месту. Всё это — до ужаса не к месту. Она, как дура, вовсе позабыла об обстоятельствах, нависшими над ними. Об опасностях, что непременно напомнят о себе, как загноившийся нарыв. И вместе с тем ей хотелось наплевать на всё и просто вцепиться в Миллера, утыкаясь лицом ему в грудь. Какая разница, если все они маршируют навстречу гибели? Далёкий стук отрезвил её. Отступив от перил палубы, Паз огляделась, ища источник звука. Тот повторился, приглушённый гулом морских волн, и она, зардевшись, безошибочно распознала звенящий о пол костыль. Каз выплыл из-за поворота так резко, что едва не сбил её с ног. Авиаторы прятали выражение его глаз, но Паз хватило мимолётного взгляда, чтобы понять: Миллер в бешенстве. Его волосы, небрежно собранные беретом, совсем растрепались, напоминая взъерошенную гриву, а сам он, тяжело дыша, без конца кривил губы, явно сдерживая ругательства. Лишь заметив Паз, он притормозил и, не говоря ни слова, тяжело опёрся о перила. — Ненавижу, — процедил он спустя минуту и, не стесняясь, сплюнул куда-то вниз. Оценивающе поглядев на это зрелище, Паз скрестила руки на груди. — Дай угадаю, — она осмелилась шагнуть ближе, не страшась чужого гнева. — Всё из-за той женщины? Кислое выражение его лица было красноречивее любого ответа. Её назвали Квайет — донельзя подходящее прозвище, учитывая способности его обладательницы. Паз слышала о возможностях подобного — чего только стоили легендарные «Кобры» — но поверила, лишь когда столкнулась с неизведанным лицом к лицу. Снайпер-мутант, который может исчезнуть в любой момент и в следующую секунду уже целиться тебе в затылок — что за поразительно-страшное сплетение технологий и таланта. Шифр в своих экспериментах прыгнул выше головы. Ради интереса Паз даже посетила её тюрьму на медицинской платформе. Девушка-брюнетка — кстати, довольно милая — невинно загорала на солнце, расстегнув верх своего бикини. И не скажешь, что это смертоносная убийца, без труда уложившая десятки лучших бойцов Советской армии. Снейк, которого она встретила по пути, рассказал о том, как схватил снайпершу после трёхчасовой охоты у афганского ущелья, где и спрятаться толком негде. — Это не женщина, — буркнул Миллер, всматриваясь в горизонт. — Это отребье, которое нужно уничтожить, пока не поздно. Сталь, проскользнувшая в его голосе, заставила Паз крепче сцепить руки. — Ты прав, — хладнокровно согласилась она, решив проявить солидарность. — Но разве не будет полезнее вытащить из неё информацию? Опустив голову, Миллер сдавленно хохотнул — его берет едва не упал в воду. — О, поверь, это произойдёт быстрее, чем ты думаешь, — заявил Каз, отлипаясь от перил. — Если она не заговорит добровольно, у меня найдутся способы заставить. Злоба так сильно исказила его облик, что на мгновение Паз увидела перед собой незнакомца. Здравый смысл не дал поддаться наваждению: за Каза говорила боль. Может быть, это всё, что у него осталось. В конце концов, прошлое и не так калечит людей, особенно такое, как у них. Миллер, всё ещё ослеплённый гневом, стремительно шагнул в сторону, намереваясь покинуть её. Он не заметил, что костыль зацепился за железную перекладину и, выпустив его из рук, качнулся на месте, опасно накренившись вперёд. Ещё секунда, и Миллер непременно бы грохнулся, но Паз, вовремя среагировав, успела подскочить к нему и удержать за бок. Мгновение она выдерживала на себе вес взрослого мужчины, но Каз, придя в себя, тут же отстранился от неё. Он смущённо молчал, ожидая, пока Паз подаст ему костыль, а потом с удивительной робостью опустил ладонь ей на плечо. — Приходи ко мне вечером, — тихо произнёс Каз, глядя на неё сверху вниз. — Заставлять работать за меня не буду. Обещаю. Распахнув губы, Паз кивнула с такой поспешностью, что ей мгновенно захотелось провалиться сквозь землю. Напоследок Миллер окинул её взглядом. С удовлетворением отметил, что Паз до сих пор таскает его куртку. И, крепче сжав костыль, неспешно побрёл прочь. Пару минут она глядела ему вслед, пока Каз окончательно не исчез из виду. По крайней мере, злости в нём поубавилось. Втянув носом свежий морской бриз, Паз повернулась, намереваясь вернуться к подразделению разведки, как вдруг её отвлёк раздавшийся за спиной лязг. Подчиняясь инстинкту, вышколенному годами тренировок, она развернулась всем телом, принимая оборонительную позицию. Её встретил холодный блеск серых глаз. Нахмурившись, Паз опустила руки. Оцелот стоял перед ней, ненавязчиво положив ладонь на кобуру, и смотрел так, словно ждал чего-то. Она первой не выдержала молчания: — Ты нас подслушивал? — прямо спросила Паз, не отводя от него взгляда. Уголок тонкого рта еле заметно дёрнулся. Оцелот прищурился обманчиво-дружелюбно; сеточка морщин у его глаз разгладилась, последним штрихом довершая этот памятник притворству. — Мне интересно, — начал он, шагнув вперёд, и приподнял светлую бровь. — Чем ты руководствуешься, выбирая себе союзников? Вопрос выбил почву из-под ног. Не позволяя вывести себя из равновесия, Паз выпрямилась, смерив непроницаемым взглядом его длинный нос. — Неужели ты считаешь, что я выдам свою стратегию? — деланная невинность её голоса послужила предупреждением. Оцелот оценил жест. Потянув воздух, он вдруг выхватил револьвер и принялся вертеть его на пальце, будто хотел продемонстрировать свой трюк специально для неё. — Этот человек, — последний раз крутанув револьвер, Оцелот прицелился в сторону прохода, где скрылся Миллер. — Вовсе не тот, за кого себя выдаёт. На твоём месте я бы трижды подумал, кому доверять свои секреты. — Каждый выдаёт себя за кого-то другого, — Паз мило улыбнулась, ощущая спрятанный за поясом пистолет. — Суть человеческой природы. Быть честным слишком опасно. Это было второе предупреждение. Правда, собеседник проигнорировал его с тотальным равнодушием. Его тронутые сединой волосы трепыхались на ветру, и Паз, глядя на остроносый профиль, поняла совершенно чётко: Оцелот ей не нравился. Своим выпадом он прощупывал в ней границы. Весь его облик — умелая западня, и вестись на неё было равносильно самоубийству. — Здесь я с тобой соглашусь, — протянул тот, пряча револьвер обратно в кобуру. — Нельзя впускать в свой дом кого попало. Именно поэтому я тщательно отбираю людей — Биг Босс как никогда нуждается в верных последователях. — Думаю, все мы доказали свою верность Биг Боссу, — отозвалась Паз, вздёрнув подбородок. — Иначе ни ты, ни я не стояли бы здесь. Опустив ладони на пояс, Оцелот лениво расправил плечи. Концы его красного шарфа развевались, походя на обрезанный флаг СССР. — Биг Босс пишет свою историю кровью, — растягивая гласные, пояснил Оцелот. — Наша цель — сделать так, чтобы она не заканчивалась. Он приблизился настолько, что Паз почувствовала тепло его вытянутого тела. — Просто хотел предупредить, — Оцелот слабо улыбнулся, мягко сжав её предплечье. — Не разменивай себя на тех, кто не способен этого оценить. Ты слишком перспективный кадр, Пасифика. Убрав руку, он развернулся, демонстрируя ей обтянутую коричневой рубашкой спину. Крадучись, как хищник, Оцелот медленно исчез среди пролётов лестниц, а Паз едва удержалась, чтобы не перегнуться через перила и сблевать завтрак прямо в зев Индийского океана. Пасифика. Пасифика. Ей нужно срочно найти Миллера.