притяжение ненависти

В кромешной темноте раздалась трель стационарного телефона. По этому номеру никто никогда не звонил, так почему же сейчас от дребезжащего звука по загривку бегут мурашки? Нет, это был не страх. Скорее, собирающееся в глубине души отвращение, постепенно доводящее до психоза. Можно же не двигаться, не тянуть руку к проводу — сделать вид, что в обшарпанной квартирке никого нет и никогда не было; чтобы звонящий сдался и перестал, наконец, трезвонить. Но, как назло, мерзкое дребезжание продолжало раздирать тишину, и с каждой секундой сердце заходилось в неровных кульбитах всё сильнее. В конце концов, не выдержав, рука потянулась к пластмассовой трубке. В динамике послышался треск и чьё-то тяжёлое дыхание. Прошло несколько секунд, прежде чем человек на другом конце провода понял: трубку всё-таки сняли. Усмехнувшись, хриплый голос прошептал прямо в ухо: — Давно не виделись. Дышать вдруг стало ощутимо труднее. Пришлось расстегнуть пуговицу на воротнике, который, казалось, начал нещадно стискивать шею. Живот свело странным спазмом, в том самом месте, где на коже багровел заживший шрам. Гробовое молчание повисло в воздухе и медленно подтачивало нервы. — Как ты нашёл меня? — фраза, с трудом выдавленная из грудной клетки. Она мгновенно узнала обладателя голоса; пришлось присесть на край подоконника, задевая штору, потому что ноги словно стали ватными и отказывались держать. В трубке прошелестел шумный выдох. — С трудом, раз уж на это ушло девять лет. На улице заморосил дождь. Капли в мгновение ока покрыли окно, но это совершенно не расстраивало: здесь не было фонарей, и снаружи всё равно не видно ни зги. Захотелось зябко поёжиться, будто поливало не за стенами дома, а прямиком в собственный воротник. Тем временем, голос в телефоне продолжал: — Ты хорошо пряталась, — произнесено с таким тоном, что сразу захотелось фыркнуть. — Но мне повезло выйти на твоего агента. Раскат грома заставил вздрогнуть и плотнее завесить штору. — Вот как, — вырвалось на выдохе. В динамике снова раздалась еле слышная усмешка: — Звучишь так, будто это совсем тебя не удивило. Провод телефона достаточно длинный, чтобы сделать три шага от окна и усесться уже на тумбочку. — Потому что не удивило, — отозвалась она в ответ. — Иначе ты не смог бы позвонить через закрытый канал связи. Секунды утекали сквозь пальцы. Всё это — темнота, звук дождя и чужого полузабытого голоса навевали смутные мысли о нереальности происходящего. Паз позаботилась о том, чтобы сжечь все мосты, не оставляя шанса отыскать её ни в одной точке земного шара. Ей повезло, что Шифр посчитал Пасифику Оушен погибшей после взрыва в вертолёте; повезло, что врачи вовремя трансплантировали ей органы взамен недостающих, тех, которые вырезали в «Омеге», чтобы зашить в живот бомбу. Она… смутно догадывалась о том, что Каз выжил. Не потому, что кто-то об этом сказал, как раз наоборот: ни одна живая душа не знала об их со Снейком судьбе. О гибели Чико ей сообщили, лишь когда она в тысячный раз, сипя исцарапанным медицинской трубкой горлом, умоляла снующих по палате медсестёр сказать ей хоть что-то. И они сказали. Спасатели вытащили её из-под раскуроченного обломками тела Чико — во время взрыва он закрыл Паз собой. От воспоминаний отвлёк чужой кашель: Казухира, видимо, простыл. — Конечно, не смог бы, — прошептал он, и почему-то в его голосе слышалась слабая улыбка. — Но я убедил твоих людей, что являюсь достаточно важным клиентом для прямого контакта. На каждое произнесённое им слово рождалось по вопросу, ответов на которые она боялась не получить. — Знаешь, я приятно удивлён, — из трубки послышался скрип и металлический лязг, будто что-то тяжёлое упало на пол. — Создать собственную шпионскую сеть, да ещё такого уровня — дорогого стоит. Ты хорошо поработала. Опустив босые ноги на пол, Паз устало сжала пальцами переносицу; после юности, проведённой в организации Зеро, у неё было достаточно знаний о том, как должен работать профессиональный шпион. — Спасибо, — обронила она замолкшему на мгновение Казу. — У меня есть кое-какой опыт. Опять раздался гром, и дождь полил с новой силой, постепенно превращаясь в ливень. Оперевшись о стену спиной, Паз ощущала, как каждая минута разговора погружает её всё ниже и ниже, в безнадёжную чёрную бездну, откуда она пыталась вылезти все эти годы. Но то было всего лишь иллюзией: она никогда не покидала эту яму; она жила в ней с самого начала. — Что тебе нужно? — напрямую спросила Паз, не выдерживая гнетущего молчания. Он не торопился говорить. Снова шумно выдохнул в трубку, шурша какими-то бумагами. Можно было представить, как Казухира сидит за столом и, склонив голову, сжимает телефон между плечом и шеей. Наверное, сейчас он сверлит стену взглядом, прежде чем ответить. — Я собираюсь отомстить, — тон его голоса полоснул холодным металлом. — Собирался всё это время, но… Сейчас я готов. Мы готовы. Паз сглотнула. Она внезапно задохнулась от мерзкого ощущения: живот сочился чем-то влажным. Бросив трубку на тумбочку, она поспешила задрать рубашку и судорожно провела по коже рукой. Шрам в форме буквы «V» был абсолютно сухим; лишь капля пота, обогнув бок, замерла у пупка. Тяжело дыша, она сжала телефон вспотевшей ладонью. — Кто — мы? Слышно было, как Каз барабанит ногтями по железной поверхности. — Он вернулся, — наконец, произнёс Миллер, и его фраза заставила Паз снова прижаться к стене в попытке удержать равновесие. — И нам нужна твоя помощь. Он опешил, услышав, как Паз фыркнула. Намеренно громко и зло. Внутри неё медленно разгоралась волна ярости. — Снова хочешь пустить на свою территорию шпиона, Каз? — прошипела она, окончательно срываясь. — Тебе мало было того, что произошло в прошлый раз? Казухира молчал; Паз почувствовала укол прямо в сердце: она не должна была срываться на нём. Но злилась-то она не на Миллера, а на себя. На всём произошедшем лежал отпечаток её вины и, она надеялась, Казу хватит здравомыслия, чтобы это понять. Секунды текли мучительно медленно, пока на другом конце провода не раздался голос. — Перестань, — гневно отчеканил он, но спустя мгновение интонация смягчилась, не позволяя эмоциям прорываться наружу. — Я знаю, что ты молчала об MSF до самого конца. И, раз уж начала — да, ты нужна мне. У тебя есть информация, которая поможет нам добраться до Шифра. И… Миллер запнулся. Можно было подумать, что он собирался бросить трубку, но через минуту из динамика полился приглушённый шёпот. — … Мне надо убедиться, что ты будешь в безопасности, — устало выдохнул он. — Скоро весь мир узнает о нашем возвращении, и на твой след снова могут выйти… Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Капли дождя стекали по окну, барабанили по листьям и ударялись о землю, превращая неровные тропинки в лужи грязи. — Я отправлю тебе зашифрованное сообщение, — на другом конце провода послышалось клацанье кнопок и сигнальный гудок какого-то устройства. — Тебе нужно ответить лишь одним символом — «1» или «0». Если выберешь «0», то я больше не буду пытаться установить контакт и в жизни тебя не побеспокою. Если «1»… По-шороху одежды можно было понять, что он судорожно сжимает трубку в руке. — …То я дам знать, как ко мне добраться. Она не успела ответить: в динамике уже раздавались гудки. Неприятные и протяжные, они противно резали слух — Паз поспешила бросить трубку. Согнувшись, она упёрлась лбом в колени. Мёртвое прошлое снова стучится в дверь; оно царапает когтями спину, карабкаясь на загривок, и противно шепчет прямо в ухо: «Беги. Прячься, как пряталась годы до этого. Уноси ноги так быстро, чтобы боль больше не могла тебя догнать» Паз вспоминала. Кровь, дым, всполохи взрывов и оглушительный грохот падающих платформ. Адская боль в животе, заставляющая орать так, что, казалось, собственная душа покидала тело. И вдруг, посреди этого хаоса, перед ней возникают его глаза. Скрытая за авиаторами светлая радужка, очерченная гневом. Почему-то единственное, о чём она думала тогда, в самые последние секунды, были его глаза. Лампочка на приёмнике замигала синим: сообщение дошло до адресата. Пошатываясь, Паз добрела до стола и, открыв зашифрованный файл, моргнула. Всё, как и говорил Каз: на экране перед ней были две кнопки. 1 и 0. 1 и 0 будто говорили: вернись к нему, либо вернись к Зеро. Всё просто. Здесь, сидя в тёмной комнате, в глухой деревушке на отшибе мира, Паз поняла, что забыла, как выглядит лицо Миллера. Как выглядело всё вообще: её прошлая жизнь, её сознание, промытое идеологией Шифра, и то короткое время на базе, когда она поняла по-настоящему, что это такое — «жить». Забыла, как медленно спадали оковы, а в нутро пробиралась леденящая боль. Она на мгновение замерла, слушая шум дождя, прежде чем отправить в ответ «1».

***

Дорога до побережья заняла около недели. Оттуда её забрал вертолёт: из кабины вышло несколько солдат в тёмно-зелёных форменных куртках. На секунду Паз ударило чувство дежавю; но нет, эмблемы на их рукавах и спинах были другие. Вместо круглого черепа MSF она разглядела голову пса в очерченном линиями бриллианте. Часы тянулись ужасно медленно; рокот лопастей отдавался в голове, вибрировал в костях и постепенно подтачивал нервы. От нечего делать она принялась разглядывать вертолёт: куча приборов, развешенное по стенам оружие, тусклые фотографии, приклеенные то тут, то там. Иногда Паз пересекалась взглядом с солдатами, которые рассматривали её исподтишка — те мгновенно отводили глаза. Солнце за стёклами вышло из-за облаков, освещая кабину яркими лучами. Паз начала жалеть, что согласилась. Понимала, знала уже сейчас: эта месть, за которой гонится Каз, не вернёт прошлого. Но вина снова топила её изнутри, заливая чёрным нутро; она должна была помочь. И… ей нужно отомстить тоже. За Чико. За всё, что они пережили во время пыток. За всё, что потеряли там, в маленькой грязной комнате, и чего их навсегда лишили. Она не заметила, как вертолёт взял курс на снижение. Только когда один из солдат обернулся к другому, что-то бормоча, Паз, наконец, подняла глаза. За иллюминатором скользили контуры зданий. Вопреки всему, ей захотелось тут же припасть к стеклу и посмотреть. Всё это казалось другим, чужим, но в то же время таким знакомым, что невольно задумываешься: может быть, и не было никаких девяти лет, не было разрушений и потерь, а лишь один бесконечно тянущийся плохой сон. Но, стоило шагнуть из кабины на посадочную площадку, Паз пришлось развеять любые иллюзии. Это место — не MSF, уничтоженный и давным-давно утонувший в глубинах Карибского моря. Перед вертолётом выстроилось несколько солдат; те, что были с ней в кабине, встали позади. Ортега вдруг смешливо прищурилась: они вели себя так, будто вели под конвоем особо опасного преступника. Под налетевшим ветром светлые волосы взлохматились и нещадно лезли в лицо. Она рассеянно провела ладонью по лбу, когда впереди послышался низкий мужской голос: — Разойтись. Солдаты мгновенно подчинились приказу; за широкими спинами показался человек средних лет. На нём — бежевая рубашка, красный шарф и ковбойские сапоги — весь этот образ разительно выделялся на фоне военной формы остальных. Подойдя вплотную — он оказался выше на добрую голову, если не больше — человек кивнул: — Значит, ты и есть Паз, — он протянул ей руку в красной перчатке. — Меня зовут Оцелот. Миллер ждал тебя. Нахмурившись, она сделала шаг вперёд и пожала чужую ладонь. Рука Оцелота на ощупь твёрдая, словно камень; он аккуратно сжал её пальцы, но в его хватке чувствовалось что-то…хищническое. Паз незаметно двинула бедром, ощущая спрятанный за поясом пистолет. — Где же он сам? — она невинно приподняла брови. На секунду Оцелот встретился с ней взглядом. Он тут же оглянулся, видимо, пытаясь найти Каза, но вокруг были лишь солдаты. Один из них вдруг поднял ладонь к виску, отдавая честь, и выпалил: — Сэр, коммандер Миллер отправился на платформу развития базы. Он хотел проверить работу персонала… Сэр. Поджав губы, Оцелот кивнул; он отпустил ладонь Паз, которую сжимал всё это время. — Казухира скоро вернётся, — рука в красной перчатке махнула в сторону длинного моста. — Но, если вам нужно поговорить, можешь поехать прямо к нему. Отстранившись, он отошёл в сторону, давая Паз пройти. Солдат, говоривший минутой ранее, вызвался её проводить: вместе они добрели до джипа, стоящего около моста между платформами. Во время поездки ветер свистел у неё в ушах, колыхал волосы и заставлял щуриться, вызывая тянущее, волнующее чувство где-то под лёгкими. Да, сперва она пожалела о том, что согласилась, но сейчас, когда её и Каза разделяли какие-то жалкие сотни метров, Паз не могла ничего с собой поделать: она хотела его увидеть. Убедиться, что он, несмотря ни на что, всё ещё жив. Хлопнув дверцей машины, она шагнула за солдатом и, тихо охнув, замерла: ноги опять сделались ватными, будто собственное тело отказывалось слушаться. Они прошли под одной из металлических лестниц, соединяющих несколько ярусов здания, когда краем глаза Паз заметила небольшое столпотворение впереди. Человек в светлом плаще, стоя к ним спиной, что-то говорил строю солдат; на их лицах застыли уязвлённые выражения, словно их, как нашкодивших котят, сгребли за шкирку и тыкали носом в угол. Из-под берета торчали светлые волосы, а ещё… Он тяжело опирался на костыль. — …Столько ресурсов выброшено на ветер! — восклицал он, сокрушённо качая головой. — И лишь потому, что один из вас перепутал кнопки на оборудовании! Солдат, стоящий рядом с Паз, нервно сглотнул. Он попытался подступиться сбоку, пробормотав: — Сэр, простите… Его грубо оборвали. — Я занят, — не оборачиваясь, прорычали тому в ответ. — Каждый, слышите? Каждый из вас заново пройдёт инструктаж. И это будет повторяться до тех пор, пока в ваших головах не отложатся элементарные знания! Парень, казалось, вот-вот начнёт дрожать, но всё-таки у него хватило смелости обратиться к коммандеру ещё раз. — Сэр, мы… Костыль гулко звякнул о металл платформы. — Я сказал, — человек, слегка повернув голову, раздражённо выплюнул. — Что занят. Он не заметил, как позади него раздались тихие шаги, и светлая макушка, выдохнув, произнесла: — Каз? Услышав её голос, Миллер мгновенно выпрямился; из его облика в считанные секунды исчезли злость и раздражение. Напряжённые плечи опустились вниз, а рука вдруг с силой сжала костыль. Паз успела заметить, что штанина на его ноге неестественно топорщится ниже колена. А потом перед ней возникли его глаза. Бледные, скрытые тенью очков, но всё такие же пронзительные; невольно захотелось схватиться за живот: казалось, что шрам горел — слишком свежи были воспоминания о той далёкой ночи. Молчание затянулось. Казухира всё смотрел и смотрел на неё, хмурясь и кусая губу. Солдаты вокруг начали недоумённо переглядываться; Паз хотела бы двинуться, сказать что-то, но не могла: её будто намертво пригвоздило к месту. Она рассматривала его в ответ — и не узнавала. Огрубевшие черты отпечатались на его лице, и теперь оно походило на серую гнетущую маску. Ещё одна иллюзия растворилась прямо перед глазами: Каз из прошлого был всего лишь призраком. Настоящий Миллер стоял перед ней, отрешённый, пережёванный судьбой и выплюнутый на обочину. Что за душевная встреча. В тайных докладах она презрительно называла его дураком. Он орал ей в лицо «Сука!» и нещадно стискивал избитые плечи. Каз вдруг ошеломлённо моргнул, только сейчас вспомнив, где находится. Он оглядел стоящих позади солдат. — Собрание окончено, — пробубнил он, отворачиваясь. Только когда толпа окончательно разбрелась, Миллер, судорожно выдохнув, стремительно шагнул к Паз и, не отпуская костыль, одной рукой сгрёб её в охапку. Сначала ей показалось, что он пытается её задушить, но нет: Казухира, стараясь удержать равновесие, со всей силы прижал Паз к себе; она впечаталась носом в его грудь, ощущая лицом грубую ткань мундира. Пришлось рефлекторно схватить его за плащ, чтобы не свалиться с ног от мощного толчка. Проведя ладонью по ткани рукава, разум окатило болезненным осознанием: на месте правой руки Миллера зияла пустота. Паз не заметила, как по щекам потекли слёзы. Они скользили вниз, впитываясь в рубашку Каза, и расползались по ткани расплывчатым мокрым пятном. Тяжело вздохнув, Миллер прижал её ещё ближе и опустил подбородок на чужую макушку. Он прошептал себе под нос: — Ты сохранилась лучше, чем я. В голове крутилась лишь одна мысль: ей жаль. Жаль-жаль-жаль; настолько, что сердце, будто разорванное на части, медленно истекает кровью, которая вот-вот выйдет через горло и соберётся в одну смазанную фразу. И она открыла рот, чтобы сказать — но в ту же секунду прямо над ними заревел гудок строительного крана. Каз отстранился, упираясь в пол костылём: его одежда оставила после себя запах чего-то знакомого, тёплого. Он провёл рукой по влажному следу на рубашке и задумчиво уставился на собственную ладонь, обтянутую чёрной перчаткой.

***

С океана медленно наползал туман. Паз стояла на мосту и, стискивая кулаки, чувствовала, как ногти больно впиваются в кожу. Её трясло: от злости, бессилия и тупого ощущения предательства, гнездящегося под рёбрами. Она ещё давно догадалась по поведению Миллера: что-то не так; в последнее время он ходил, как грозовая туча, и подолгу пропадал вместе с Оцелотом и Снейком, пока Паз помогала подразделению разведки. Они намеренно скрывали от неё кого-то. Каз отказывался говорить об этом, только хмурился и хлебал из спрятанной в кармане плаща фляги. И тогда… Она проследила за ним. Медленно кралась за хромающим Миллером, избегая стоящих на посту солдат и, в конце концов, добилась своего: на Командной платформе, у входа в комнату 101, Паз схватила его за пустой рукав. Он, раздражённо сопя, посмотрел ей в глаза и, увидев пронзительный, просящий взгляд, сдался. Каз сказал: «Ты имеешь право знать», после чего нажал на кнопку, открывая двери ангара. Они схватили Хьюи. Всё это время Оцелот проводил допросы, пытаясь вытащить из него информацию: об «Инспекции» на MSF, девяти лет работы на Черепа и, как вишенка на торте, о разработке огромного Сахелантропа. Эммерих был для Паз ещё одним воспоминанием о мнимо счастливых, но дорогих для неё днях на старой базе; сейчас учёный жалко визжал, с каждым вопросом громоздя для себя всё более нелепые оправдания. Он обвинял всех: Миллера — в тайной связи с Шифром, Снейка — в размещении на MSF ядерного оружия, а Паз… Хьюи не успокоился, пока не вылил на неё весь поток возмущённых упрёков: она шпионка, агент Шифра, дилетантка, саботировавшая ZEKE… «Чёрт возьми, о чём вы? Она угрожала ядерным ударом по США! Вы должны допрашивать её, не меня!» Вздохнув, Паз распахнула глаза и вгляделась в туманную дымку, неторопливо поглощающую очертания конструкций базы. Вся соль в том, что Эммерих был прав. Из всех выживших после уничтожения MSF она последняя, кто заслуживает доверия. Во время допроса, стоя плечом к плечу со Снейком, ей вдруг захотелось провалиться сквозь землю. Вина продолжала топить её изнутри; казалось, ещё совсем чуть-чуть, и это чувство начнёт сочиться сквозь букву V на животе. Снейк изменился. Не говоря о том, что тот потерял руку и ходил со шрапнелью в голове, Босс словно стал другим человеком. Он редко говорил, практически всё время сохраняя молчание. Когда Паз увидела его впервые после прошедших лет… Она думала, что он будет злиться. Может, посадит её в клетку, боясь повторения сценария с ZEKE и шпионажем для Шифра. Но Снейк не сделал ничего: он просто неверяще сверлил её взглядом, а потом, шагнув с вертолётной площадки, молчаливо протянул руку. Его большая ладонь, нежно пожавшая её пальцы, вселила в Паз удивительное спокойствие и чувство защищённости, какого она в жизни не испытывала. Она, не глядя, побрела вперёд; в тумане хотелось потеряться, забрести так далеко, чтобы никто не смог её найти; нет, чтобы она не смогла больше никому навредить. Повернув за угол, Паз опустила ладонь на железные перила палубы. Перекладины стали совсем сырые из-за влажной погоды, и рука в момент окоченела от холода. Ортега не сразу заметила впереди мутный силуэт; ничего не видя вокруг, она просто шла вдоль края платформы, пока не наткнулась носом на фигуру в плаще. Каз, прислонившись к перилам, курил; сигаретный дым на выдохе смешивался с туманом, растворяясь без следа. Миллер был без авиаторов. Его зрачки, казалось, тоже наполнились молочной дымкой. Он без капли удивления смерил Паз взглядом и, подвинувшись, освободил место рядом с собой. Тлеющий окурок упал ему под ноги — взявшись за костыль, Каз затушил его носком ботинка. — Что думаешь? — хрипло спросил он, когда Паз присела сбоку. Она оглянулась назад: на поверхности океана поднимались волны. Тут же налетел ветер, пробирая холодом до костей и заставляя ёжиться в бесполезной попытке согреться. — Насчёт Хьюи? — протянула она, обняв себя руками. — Очевидно, он лжёт. Путается в показаниях. Придумывает новую версию за другой. Ветер задул с новой силой, поднимая полы бежевого плаща. — Но… — она вздохнула. — Его должны судить вы. Не я. Казухира недоумённо посмотрел на неё. — Это ещё почему? До боли закусив губу, Паз опустила лицо; зачем он спрашивает, если всё и так очевидно? — Потому что… Я не лучше него. Миллер вдруг замер. Его спина стала прямая, как палка, пока он медленно повернулся к Паз, глядя на неё сверху вниз. — Я врала всем. Врала тебе, — продолжала она, сжимая свои плечи. — Считала идиотами людей, подаривших мне дом. Хладнокровная пустышка без собственной воли. Если бы Чико не пошёл за мной, то он бы не погиб. Если… Не желая больше слушать, Каз схватил её за запястье. Он развернул Паз к себе и наклонился прямо к её лицу. — Может, ты и натворила делов, — отрывисто отчеканил Миллер, сжимая тонкую руку. — Но ты выстрадала себе прощение. Слышишь? — он одёрнул Паз, пытающуюся отвести взгляд. — Я не злюсь на тебя. Не после всего, через что ты прошла там. Так что… Каз взял её ладонь в свою и тут же ощутил, как сильно замёрзли чужие пальцы. Не раздумывая, он спрятал их сжатые руки в кармане своего плаща. — …Не равняй себя с этим червём. Они простояли так до тех пор, пока Паз совсем не закоченела. Тогда Миллер, отпустив её, кивнул в сторону жилых помещений. — Можешь зайти ко мне в гости, — бросил он, опираясь на костыль. — Если хочешь. Она согласилась. Вдвоём они дошли до комнаты Каза; после ввода кода тяжелая панельная дверь, спрятавшаяся в дальнем углу платформы, открылась. Проковыляв внутрь, в темноту, Миллер попросил: — Справа на стене выключатель. Нажми, пожалуйста. Помещение озарилось светом. Оно было немногим больше комнаты Паз; здесь не было окон, кровать придвинута вплотную к стене, а рабочий стол чуть ли не до потолка завален бумагами, под которыми громоздилось оборудование для связи, какие-то приборы, книги и электрический чайник. Миллер устало плюхнулся на стул и, схватившись за бедро, вытянул вперёд ампутированную ногу. — Это что, документы? — Паз, подойдя сзади, опустила ладонь на металлическую спинку. — Ты их в одиночку разгребаешь? Каз кивнул и, взяв в руки папку, вытащил кипу листов. Он включил настольную лампу и принялся отделять непроверенные документы от уже прочитанных. Договоры, приказы, отчёты… У Паз чуть ли глаза на лоб не полезли. Она присела на соседний стул, всё ещё зябко ёжась; Казухира, не глядя, одной рукой стащил с себя плащ и накинул ей на плечо. Следом он вручил Паз фляжку — Ортега, открутив замерзшими пальцами крышку, осторожно понюхала содержимое. Видимо, Каз увлёкся крепким виски. Зажмурившись, она сделала пару глотков: алкоголь пробрал так сильно, что по загривку побежали мурашки. Спустя несколько секунд ей стало гораздо теплее; Паз, укутавшись в бежевый плащ, наблюдала, как Миллер возится с бумагами. Его профиль, смутно подсвеченный лампой, навевал мысли о чём-то далёком и навсегда утерянном. Каз, кусая губу, кое-как подписывал документы левой рукой. — Я могу помочь, — Паз придвинулась ближе, скрипнув ножками стула. — Хотя бы быстрее закончишь. Миллер, подняв голову, обернулся к ней. В его бледных зрачках скользнуло что-то… неопределённое. — Значит, в три руки? — хмыкнул он, прищурившись. — Ладно. Раз уж вызвалась… Перед Паз шлёпнулась бумажная кипа. — Это на подпись, — пояснил Казухира, тыкнув в листы кончиком авторучки. — Если увидишь сбоку красную пометку, значит, там какой-то важный вопрос. Такие сразу давай мне. По полу снова проехались металлические ножки. Паз сгребла в охапку половину стопки и, вооружившись валяющейся на столе ручкой, принялась подписывать документы. Спустя пару минут она, заглядывая Казу за плечо, пригляделась к его размашистой подписи. Клонящаяся вправо вытянутая «M», за ней низкие «i» и «l», а последние буквы фамилии проглочены длинной очерченной линией. Ещё несколько бумаг — и Паз почти идеально имитировала чужую подпись. Миллер лишь задумчиво глядел на эту картину, а потом, тихо фыркнув, отвернулся, возвращаясь к работе. Они долго сидели в тишине, бок о бок. Паз не обращала внимания на время; в какой-то момент она, зевнув, бросила взгляд на настольные часы: было уже далеко заполночь. Каза усталость будто и вовсе не брала: он продолжал подписывать, подписывать… Закрыв глаза, Паз опустила голову на сложенные руки. Она вслушивалась в далёкие звуки волн за стенами, в тихое шуршание бумаги и вдруг осознала: ей хочется остаться в этом мгновении навсегда; что это была бы за чудесная жизнь, в которой не происходит ничего, кроме бесконечного тихого момента в маленькой тёмной комнате. И чтобы рядом, как сейчас, обязательно был Миллер, который источает тепло как радиатор. Уперевшись носом в ткань, она невольно почувствовала слабый, почти что призрачный запах, исходящий от рукава; оказывается, плащ умел не только греть, но и совершенно коварно пахнуть Казом. И теперь, окутанная его запахом с ног до головы, Паз могла лишь сдаться и просто существовать в нём. А ещё мечтать, чтобы кто-нибудь поставил мир на паузу. — Эй, — её спины коснулась ладонь, вырывая из сонного омута. — Не хочешь пойти спать? Сморщив нос, Паз пробормотала, не поднимая головы: — Не думаю, что у меня есть силы уйти. Убрав руку, Миллер устало откинулся на спинку стула и, опустив веки, выдохнул: — Можешь остаться здесь. Эта фраза заставила её распахнуть глаза и сесть прямо, щурясь от света лампы. Бежевый плащ сполз с плеча, отчего вдруг стало до жути холодно: кажется, отопление не работало здесь вовсе. Секунду Паз глядела в мутную радужку перед собой. — Нет, — вдруг отрезала она, поднимаясь со стула. — Знаешь, я лучше… Миллер перебил её. — Что? Пойдёшь? — он вдруг усмехнулся уголком рта. — Силы уже вернулись? Она не нашлась с ответом; только стояла перед ним, стиснув в пальцах длинные рукава плаща. — Да ладно тебе, — Каз качнул головой, и усмешка тут же исчезла с его лица. — Здесь есть кровать. А мне ещё работать надо. В подтверждение своих слов он отвернулся от неё и взял у заметно поредевшей стопки очередной документ. Что бы она ответила Миллеру из прошлого? Ответ прост: ничего. Он бы такого не предложил, она бы не согласилась. Но сейчас, когда Каз — всего лишь осколок того человека, а Паз… Паз, кажется, и вовсе никогда себе не принадлежала… Может, в этом и правда нет ничего такого. Ортега вцепилась ногтями в ладони: ей давно за тридцать, а ведёт себя как маленькая девочка. Не будет она сбегать. — Хорошо, — пробормотала она, стянув плащ и накрыв им плечи Каза. — Только… разбуди меня через десять минут, ладно? Оглянувшись, Миллер наблюдал, как она, подойдя к кровати, несмело поднимает покрывало. — Ага, — бросил он, сжав в руке очередную бумажку. — Ровно через десять.