Alive

      Юнги вальяжно развалился в кресле, закинув ногу на ногу и покачивает носком грубого ботинка в воздухе, словно в такт мелодии, известной лишь самому дьяволу. Рядом, на небольшом столике, лежит открытый портсигар, где явно не хватает одной самокрутки, ведь она плотно зажата между белоснежными зубами. Прямо перед ним, ровной шеренгой возвышаются военные, покорно склонив головы перед Мясником, будто ощущают себя вполне комфортно, но подрагивающие пальцы и бледные лица явно выдают внутреннюю нервозность.       Мин резко бьет носком ботинка по обшарпанному кафельному полу, от чего кровь, растекающаяся уродливыми лужами по периметру, отвратительно хлюпает. Наклоняется вперёд, стараясь поймать опущенные в пол взгляды присутствующих и расплывается в оскале, обнажая ряд белоснежных зубов. — Подумали? — спрашивает с явной толикой веселья, ведь ситуация его забавляет, но ровно до тех пор, пока он не вспоминает, что кто-то из этих ублюдков прикасался к его солнцу.       Юнги конечно же не тиран, поэтому терпеливо позволил виновному самому сознаться в содеянном, но ответом послужила лишь протяжная тишина. Тогда в дело вступили угрозы, в надежде, что военные сами сдадут предателя, опасаясь за собственную жизнь, но и здесь его ожидал провал. В этот момент Мин начал злиться, что никогда не несло за собой хороших последствий. Возможно, он порядком ослабил свой авторитет, восемь месяцев не отрываясь от бутылки спиртного, так что все в Тени начали забывать, что перед ними Мясник. Это мелочи. Юнги быстро восстановит им память, а главное получит удовольствие от процесса. — Вы идиоты или бессмертные? — подскакивает с места, прогуливаясь вальяжным шагом перед военными, заглядывая в лицо каждому, дабы отыскать ответы на озвученный вопрос, но в глазах их нет ничего кроме животного ужаса. — Вас ожидает та же участь, что и ваших собратьев, если вы не признаетесь, — усмехается, кивая головой в сторону возвышающейся в углу ванны, но альфы боятся поднять на неё глаза. Они и так знают, что за ужасающая картина там развернулась, ведь от едкого металлического запаха, многих уже несколько раз стошнило.       Старая, чугунная, обшарпанная ванная возвышается в углу, словно их самый жуткий смертный приговор. Покрытая ржавчиной и кровавыми подтёками — она каждую секунду напоминает им о скорой кончине. Из-за бортика торчит отрубленная человеческая рука, поблескивая заляпанным алым кольцом, которое ещё несколько минут назад покоилось на руке их живого собрата. Они знают, что ванна уже практически доверху наполнена кровью, среди которой плавают остатки чужих тел, ведь прежде чем убить, Юнги, в порыве ярости, затаскивал их туда, перерезая глотку, наслаждаясь ошеломляющим алым фонтаном.       Мин останавливается около крайнего парня, заглядывая в совсем юное лицо, которое еще не успело покрыться корочкой от постоянного сухого воздуха. Альфе на вид не больше двадцати лет, а значит пополнил он ряды военных относительно недавно, дежуря около покоев господ. Юнги усмехается собственным мыслям, сильнее сжимая зубами самокрутку и подхватывает чужой подбородок, тем самым заставляя заглянуть в собственную зелёную пучину. — Может это был ты? — щебечет, разглядывая симпатичное лицо напротив. Шедшая ладонь медленно переползает на шею и резко сжимает, так что кожа под ней покрывается багровыми пятнами. Парень падает на колени от мощной хватки, обхватывая руками запястья Мясника, но со взрослым и опытным мужчиной ему не справиться. — Ему могло понравиться такое красивое личико, — шипит Юнги, слушая болезненные хрипы и клятвы, которым он конечно же не верит. Брюнет оказывается настолько увлечён процессом, что совсем не замечает, как взрослый мужчина из шеренги оглядывается на них с ужасом, постоянно бросая взгляды в сторону плачущего мальчишки. — Если ты потеряешь свою привлекательность, то посмотрит ли он в твою сторону? — с этими словами он засовывает недокуренную самокрутку парню в глаз, от чего по комнате проносятся душераздирающие визги, переходящие в болезненное хрипение и скулёж. Альфа старается вырваться, но хватка Мина становится ещё более ожесточенной, а большой палец продолжает давить на глаз, словно желает добраться через веко до мозга. — Это был я, — резко выкрикивает тот самый взрослый мужчина из толпы, делая несколько шагов вперёд, дабы его лучше можно было рассмотреть.       Юнги мгновенно разворачивается на звук, отпуская скулящего парня, который быстро отползает в противоположный угол, закрывая ладонями кровавое месиво на лице. Зелёные глаза надменно скользят по военному, которому на вид уже больше сорока, что сильно ставит под сомнения правдивость его слов, от чего Мин громко фыркает. — Вышли все, — командует, а перепуганные мужчины буквально пулей вылетают из комнаты и лишь один из них вспоминает про раненого собрата, помогая тому покинуть место пыток. Ритмичный стук шагов отбивается от стен, что заставляет оставшегося мужчину громко сглотнуть и низко склонить голову перед руководителем. — И чем вы занимались? — спокойный голос раздается прямо над ухом, а военный вздрагивает, несколько секунд беспорядочно шаря глазами по полу. — Мы читали, — отвечает тихо, боясь поднять глаза, но боковым зрением замечает, что брюнет заходит ему за спину, полностью пропадая из поля зрения, что пробуждает внутри животный ужас. — Еще? Целовались? Трахались? — Целовались, — вздыхает, зажмуривая глаза до явных белых бликов. Резкая хватка за короткие волосы на затылке, заставляет мужчину вскрикнуть от неожиданности, а резкий удар в заднюю часть коленей, упасть на пол, упираюсь руками в кровавые разводы на кафеле.       Юнги рычит, за волосы подтягивая его вперёд и резко окунает чужую голову в ванную, совсем не боясь запятнать собственную одежду. Военный открывает рот, стараясь вобрать немного кислорода, но вместо этого в горло залетают сгустки чужой крови, беспощадно раздирая голосовые связки. Всё перед глазами окрашивается алым, а воздуха становится катастрофически мало, ведь кровь забивается в ноздри, полностью перекрывая дыхательные пути.       Резкий рывок назад и альфа начинает жадно хватать кислород, размазывая ладонями бордовую жидкость по лицу. Юнги наклоняется к нему ближе, вдыхая полюбившийся металлический запах и опаляет жаром чужую окрашенную кожу. — Ты посмел мне лгать? — рычит, сильнее сжимая чужие пряди пальцами, будто старается снять скальп. — Я не лгу, господин, — хрип вырывается из чужого рта, а Юнги показательно вздëргивает бровь, вновь окуная его головой в кровавую ванну. — Думаешь я идиот? — кричит, проталкивая его глубже и резко бьёт лбом об дно, но мужчина на удивление не теряет сознание. — Пытаешься спасти своего сыночка? Как благородно, блять, — вытаскивает его наружу, наконец-то отпуская чужой затылок и делает несколько брезгливых шагов назад, оглядывая своё творение. Всё лицо и волосы мужчины полностью окрашены кровью, а с каждым вдохом из носа и рта вываливаются отвратительные багровые комки. — Помилуйте, господин, — военный заходится надрывным плачем и не смотря на всё ещё горящие лёгкие, упирается лбом в кафель, кланясь своему хозяину. — Это был мой единственный ребенок. — Я не знаю пощады, ублюдок, — кричит Юнги, чувствуя, как внутри расползаются огни ненависти. Как жалкое отребье посмело уповать на его милость? Неужели все они действительно забыли, что перед ними находится Мясник.       Хватает альфу за волосы на макушке, остервенело ударяя головой о бортик ванной. Тот старается вырваться, прикрыться руками, но удары становятся всё более жёсткие, совсем не оставляющие шансов на жизнь. Он на самом деле не прикасался к Хосоку, а просто пытался защитить собственного сына, который теперь полностью лишился глаза, но это оказалась жалкая попытка. Юнги не знакомо слово «милость».       Когда тело полностью перестаёт сопротивляться, обмякая и опадая уродливым месивом на пол, Мин вновь усаживается в кресло, окровавленными пальцами подхватывая новую самокрутку и без доли презрения закидывает в рот, наслаждаясь едким дымом, проникающим в лёгкие. Он найдёт тварь, которая посмела прикоснуться к его солнцу, а если нет, то обрушит катакомбы на головы обитателей. ***       Тэхен долгими ночами рассматривал влажный, потрескавшийся потолок, мыслями смешивая две самые важные вещи в своей жизни: работу и Чимина. Ему казалось, что он не создан для любви, а на деле он не может любить никого, кроме него. Он так отчаянно поддерживал все его идеи и в первую очередь старался не опровергнуть факт произошедшего, а понять, почему именно Джокер это сделал. Всегда смотрел на искусство, как на акт величайшего выражения бытия, а не насилие. Будто они смотрели на мир через общую призму реальности и даже если мнения касательно некоторых аспектов разбегались, то это были больше издержки характера, чем личное недопонимание.       Чимин, словно был создан для него. У альфы в голове переплетаются сотни иллюзорных нитей и именно из них был соткан омега. Все говорили, что Джокер возводит свой идеальный мир и желает, чтобы все ему соответствовали, а Чимин вписался туда идеально, даже не прилагая усилий. Словно тот самый человек из снов, по которому мы скучаем, когда просыпаемся и надеемся встретить в реальности, но такого не существует, ведь это не более чем идеализация личности с помощью нашего собственного воображения. Тэхену повезло, ведь Чимин оказался реальным, осязаемым.       Он показывал ему картины, читал любимые книги и рассуждал о художниках, а омега всегда внимательно слушал, пока альфа ловил себя на мысли, насколько важно ему услышать его мнение. Чимин лишь предполагал, ведь искусство базируется на личном мнении, но всегда изъяснял свои мысли чётко и грамотно, что ещё больше привлекало Джокера. Не со всеми его тезисами он был согласен, но это пробуждало ещё больший интерес, ведь дискуссия с разумной личностью — пьянит лучше вина. Можно достичь совершенства лишь тогда, когда играешь с противником сильнее себя, а Чимин идеально подошел под это обозначение.       Теперь он хотел показать ему ещё одну сторону своей личности, открыться полностью, разрушить все барьеры и тайны, но впервые в жизни испугался недопонимания. Он заметил, что омега не сильно руководствуется общепринятыми нормами морали. Чимин знает, что Джокер измывается над Сокджином и Монстром, убивает людей дабы прокормить второго, создаёт нечто ужасное в своей лаборатории, но никогда ничего ему по этому поводу не говорит, не осуждает. Он смотрел на картины заляпанные алым, где по раскрошенным головам прыгали солнечные зайчики и видел лишь осязаемую красоту человеческой смерти, а не насилие, которым промышлял альфа, спящий у него в кровати.       Это было именно то, что Тэхен ранее замечал в холодных голубых глазах — безразличие к происходящему. Чимин появился в этих катакомбах давно, но по прежнему считал себя посторонним, стараясь не вмешиваться в привычный ход вещей. Он смотрел на их судьбы, как на некачественный фильм, записанный на плёнку, будто никогда не принимал в нём участия. Омега мог бы изменить многое, но не было в нём этого искреннего желания помогать всему живому, поэтому он просто наблюдал. Именно это делало его самым ужасным человеком в катакомбах, ведь равнодушие к чужой судьбе — истинный венец бесчеловечности. Это делало его похожим на Джокера, только если у альфы это были последствия психологических расстройств, но то, что послужило причиной тотальной отрешённости со стороны омеги — сказать трудно.       Поэтому сейчас, он сжимает тоненькие пальчики в своей большой ладони, аккуратно следуя по коридорам, куда Чимину ранее вход был запрещен. Тот заинтересованно оглядывает стены, стреляя голубыми глазами во все приоткрытые двери, но не приметив ничего интересного, молча шагает следом.       Каменная кладка становится неровной, а после вовсе превращается в обтянутые непонятным плотным материалом ступеньки. Их оказывается довольно много, что сильно удивляет омегу, ведь наверх они обычно выбираются по лестницам. Комната в которую они приходят, расположена прямо под поверхностью и немного вылазит наружу, так что с верхней части расположены небольшие окна, обтянутые зелёной тиной. Это помещение явно создавалось искусственно, ведь подобного ранее в катакомбах быть не могло за ненадобностью.       Чимин оглядывается по сторонам, скользя по выкрашенным в зелёный стенам и куче аппаратуры, расставленной по периметру. В левом углу расположился небольшой столик, полностью усыпанный различными бумагами с непонятными чертежами, а в центре огромный помост, с разбросанными по нему мелкими инструментами. Самым удивительным оказывается пол и омега быстро опускает взгляд на собственные ботинки, несколько раз шаркая, ведь вылит он полностью из плотного стекла. — Что это? — интересуется, наблюдая как альфа включает несколько экранов, где мгновенно высвечиваются самые различные графики. Чимин несколько секунд скользит по ним взглядом, а после удивлённо вскидывает брови, догадавшись, что перед ним сканер жизнедеятельности, который прямо сейчас считывает чьи-то данные. Там проецируется частота сердечных сокращений, артериальное давление, температура тела, количество кислорода в крови, частота дыхания и многое другое. Омега пробегается по сопутствующим цифрам, невольно дотрагиваясь до своего запястья и понимает, что его собственный пульс в десять раз медленнее, чем показан на экране. — Это лаборатория Юнги, — наконец-то поясняет альфа, нажимая на известные только ему кнопки в центре управления. — Здесь он создал множество шедевров, но этот самый гениальный, — подхватывает стоящую неподалеку колбу, подходя к Чимину, дабы показать творение. — Это микрочип, способный не только считывать показатели жизнедеятельности, но и управлять сознанием, посылая электрические импульсы в определённые точки мозга.       Омега разглядывает приспособление с интересом, который медленно тухнет, ведь в подобном он совсем не разбирается. Создать такое маленькое устройство, способное влиять на мозг — гениально, но не захватывающе, пока не видишь его в действии. — И кому вы их вживили? — нетерпеливо закусывает губу, стреляя глазами в следы от ногтей на помосте, которые уже покрылись приличным слоем пыли, что свидетельствует об их старине.       Джокер расплывается в улыбке, хотя в горле встаёт неприятный комок. Он мысленно готов к тому, что Чимин его осудит и даже возненавидит, просто это тот исход, который ему бы созерцать не хотелось. Видеть в голубых глазах непонимание, а возможно даже страх, медленно смешивающийся с отвращением к альфе — больше, чем он сможет принять.       Тэхен долго рассматривал его, проверял реакцию на те или иные события, но так и не смог предугадать его ответ. Чимин всегда остается для него неразгаданной тайной, которую чем больше познаëшь, тем больше секретов обнаруживаешь. Добрый со всеми, но одновременно отстраненный и равнодушный. Хорошо разбирается в разновидностях вина, но на вопрос о вкусе всегда отвечает «нормально». Любит яркие наряды, но ткани всегда выбирает пастельных тонов. Улыбается лицом, но не глазами и невозможно предугадать, о чем он думает в конкретный момент. Играет.       Джокер пробегается пальцами по рычагам на стене, быстро опуская вниз, а после срывает в левой части пола металлические заклепки, от чего стекло под ногами становится светлее, ведь железная пластина под ним отодвигается в сторону.       Чимин вскидывает брови, понимая, что под полом расположена еще одна огромная комната. Голубые глаза скользят по обшарпанным стенам, заляпанным кровью и непонятной кислотно-оранжевой жижей, пока не замирают на толпе зараженных, блуждающих снизу, будто призраки. Одежда свисает разорванными лоскутами на худощавых телах, а некоторые из них полностью голые, забившиеся в угол или бьющиеся головой о стену. Кожа их имеет нездоровый синий оттенок, полностью покрыта чёрными линиями, которые струятся к стеклянным, залитым белой пеленой глазам. Омега невольно старается подсчитать их количество, тихо нашëптывая под нос цифры, но сбивается, когда счёт переваливает за двести.       Тэхен сглатывает, не решаясь начать диалог первым и покорно ожидает реакции. Чимин молчит слишком долго, тишина затягивается, а холодные глаза продолжают бегать по тварям, которые совсем их не замечают. — Это то удивительное, что ты хотел мне показать? — омега вскидывает брови, стреляя глазами в Джокера. Тот в свою очередь непонятливо пожимает плечами, ведь ожидал любой реакции: от криков и скандалов до восхищения, но точно не леденящего душу безразличия. — Я и так предполагал, что ты проводишь эксперименты на зараженных. — Откуда? — интересуется, стараясь сохранить максимальную безучастность голоса, но в который раз убеждается — Чимин поразительный и невероятный. Неужели он никогда не перестанет им восхищаться? — Когда я убегал с Намджуном, он рассказал мне, что ты пытаешься создать новую расу, — вновь пробегается глазами по тварям, натягивая обворожительную улыбку, а после резко топает ногой по стеклу. В помещении раздается скрежет, а зараженные мгновенно вскидывают головы вверх издавая громкий крик, больше похожий на хрипение. Толпой они скапливаются прямо под Чимином, наваливаясь друг на друга и тянут руки вверх, что кажется ещё больше веселит омегу. — Также он сказал, что является единственным созданным тобой экземпляром, но ещё тогда я предположил, что это бредни, а Намджун просто ничего не знает. Пообщавшись с тобой лично, я опровергнул многие догадки, — поднимает взгляд на альфу, улыбаясь кончиками губ. — Новая раса? Я никогда не поверю, что ты герой спасающий человечество. Это просто смешно, — показательно посмеивается прикрывая рот ладошкой. — Множество факторов указывали на это и совсем недавно, от скуки, я сложил их в общую картинку, — Тэхен вздёргивает бровь в приятном шоке и не смеет даже открыть рот, ведь слушать его хочется больше чем дышать. — Первое, на что я обратил внимание: Намджун дичает когда голодный, а значит тебе нужно было бы чем-то кормить огромную толпу тварей, но судя по их внешнему виду, — легонько кивает головой вниз, складывая руки на груди. — У тебя получается не очень. Второе: Монстр может питаться зараженными, хотя не испытывает при этом должного насыщения, — Тэхен расплывается в улыбке, ведь омега оказывается весьма наблюдательный и мелочи от его глаз не ускользают. — Чонгук рассказывал мне, что когда вы вдвоём преследовали нас, то ты отстреливал зараженных в городе. Он добавил, что ты просто сумасшедший идиот и тогда я тоже так подумал, но сейчас понимаю — ты добывал для них еду прямо под носом у Призрака, а он ни о чем не догадывался.       Чимин замолкает на несколько минут, словно обдумывает сказанное и строит в голове дальнейшие предположения, а Джокер не может оторвать от него взгляда. Пухлые губы сложены в трубочку, а голубые глаза продолжают безотрывно разглядывать тянущихся к нему тварей. Чёрные ресницы мелко подрагивают, закрывая собой обзор на холодную морозь и ведут ровной дорожкой прямо в могилу к альфе. Очаровательный. — Недостающий фрагмент пазла недавно вновь подкинул Намджун, рассказав, что ночами слышит непонятное хрипение и крики. Мне оставалось лишь сложить все эти знания в кучу и прибавить то, что ты вечно пропадаешь на работе. Вот тебе и армия зараженных, скрытая в катакомбах под Кванджу, — негромко хлопает в ладошки, заканчивая обворожительную тираду. Восхищается сам собой, ведь в мыслях это не выглядело настолько великолепно, как на словах. — Непревзойденный, — с восторгом произносит Тэхен, впуская воздух сквозь зубы. Чимин, применяющий умопомрачительные навыки дедуктивного мышления — самое сексуальное, что ему когда-либо доводилось увидеть. — Учился у лучших, — кланяется, расплываясь в язвительной усмешке и явно намекает на тот момент, когда Джокер раскрыл маленькую тайну его прошлого. — Единственное, что я не смог понять: почему ты выделяешь Намджуна? Даже до моего появления, он был единственным чудовищем, которое находилось отдельно от всех и питалось человеческим мясом. Любовь к первенцу? — Эту тайну я раскрою тебе немного позже, — альфа подходит ближе, проводя рукой по обворожительно острой линии чужого подбородка. Нет объективной причины не рассказывать Чимину того, что они братья, просто он и так раскрыл ему достаточно много секретов, так пускай в рукаве останется хотя бы такой маленький джокер. Таким образом в омеге никогда не угаснет огонёк интереса к Тэхену, ведь люди по натуре своей тянутся к неизведанному. — Неужели тебе не жаль общество? — решает перевести тему, кивая головой в сторону зараженных. — А обществу было жаль меня? — резко вспыхивает блондин, пробуждая настоящее цунами в колком взгляде. — Когда я умирал в подворотне, никто не пришёл мне на помощь. Даже с помоек прогоняли. Было ли им меня жаль, когда альфы на военной службе пытались меня изнасиловать от недостатка омежьего внимания, а когда я жаловался командиру, он приказывал смириться. За что я должен сочувствовать им? Уверен, даже этот вирус — кара, за все человеческие грехи.       Тэхен задумывается на несколько секунд, мысленно перерабатывая услышанное. Это совсем не тот ответ, который ему бы хотелось слышать. Он прожил всю свою жизнь с этим маниакальным планом в голове, а Чимин просто оказался зол на мир. Только вот человеческая душа мягкая и имеет дар к прощению, поэтому может случиться непоправимое, когда омега поймет, что с годами злоба утихла. Посмотрит ли он тогда на Джокера другими глазами и не разочаруется ли, когда увидит результаты его работ.       Чимин же вскидывает голову вверх, стараясь немного успокоиться. Нужно переключиться на что-то весёлое, иначе неприятный разговор плотно засядет в голове, портя настроение на весь оставшийся день. Несколько раз моргает, дабы сбросить секундное наваждение, а после натягивает игривую улыбку, переводя тему. — Значит подконтрольная армия? — блондин выгибает бровь, поднимаясь на носочки, дабы хоть немного поравняться с альфой и очерчивает ладошками широкие плечи. — Глава Сеульского спецназа теперь осведомлен, что под Кванджу создаётся оружие массового поражения с целью поработить человечество. Вдруг я тебя убью, ведь моя цель защищать людей? — щебечет, расплываясь в самой обворожительной улыбке, а Тэхен не может сдержать внутреннего восторга, обвивая руками чужую талию. На самом деле ему плевать на людей, а это не более чем маленькая игра. — Умереть от твоих рук? О таком я даже мечтать не смею, — выдыхает жаром в пухлые губы. — Но есть шанс того, что глава сначала выслушает моё предложение?       Чимин приоткрывает рот, словно задумывается, а в глазах зарождается хитрый игривый огонек. Тэхен ему нравится, но так же он признает, что это просто жалкая попытка заменить другого альфу, который всё отказывается покидать его мысли, постоянно дëргая за ниточки души. По отношению к Джокеру это конечно ужасно, но омега надеется, что в будущем сможет почувствовать к нему нечто большее, чем просто восхищение, как к гению. — Я сегодня снисходителен, — вздëргивает уголок губ, заглядывая в блестящие сталью глаза напротив. — Однажды, вместе с этими чудовищами мы войдем в Сеул, а после и во все остальные выжившие мировые столицы, — наклонятся прямо к его уху, при каждом слове задевая губами мочку. — Из пепла возродится новый мир, идеальный, где не будет места несовершенству. Людям придётся покорно склонить головы перед новым королем, либо погибнуть от леденящего душу взора голубых глаз. Я хочу, чтобы ты был моим королём. — Красивая сказка, — улыбается краешком губ омега, немного отодвигаясь назад. Он понимал, что Джокер делает это не ради научного эксперимента, а преследует конкретную цель, но то, что эти цели окажутся настолько грандиозными — догадаться трудно. — У тебя явный синдром Бога.       Тэхен аккуратно прикасается к тёмной пряди, так ярко выделяющейся на фоне белых волос и расплывается в усмешке, заправляя ту за ушко. — Правильно, светлячок, — проводит языком по небольшому клыку во рту, сильнее обхватывая парня за талию, ведь тот начинает падать от неудобной позы. — Не верь моим словам. Лучшим доказательством моей любви будет новый мир, который я возведу специально для тебя. И единственным Богом, перед которым люди будут приклонять колени, станешь ты.       Тэхен уверен в себе настолько, что слова даже не приходится формулировать, а они сами складываются в предложения. С самого детства он понял, что человечество слишком сильно пропиталось грязью и несовершенством, которому не должно быть места в идеальном обществе. Его мечты кажутся грандиозными, несбыточными и даже фантастическими, но не когда ты стоишь буквально над головой тысячи чудовищ, которые в любую секунду перегрызут тебе глотку по воле хозяина. Он возвёл идеальный мир под землей и ничего не помешает ему сотворить подобное и на поверхности, а особенно во время пандемии. Джокеру уже давно стало тесно в Тени, гениальные умы стремятся к величию и теперь он хочет владеть миром.       Чимин немного трусит головой, дабы убрать спадающие на лицо пряди. Осознание того, что в этот момент он мог быть в Сеуле и даже не подозревать, что на них готовится нападение целой армии чудовищ — ужасает. Он прекрасно осведомлён о делах в столице и понимает, что они не выстоят. Слишком расслабились за четыре года существования стены, ведь даже он, глава спецназа, просиживал штаны в офисе, упиваясь дорогим вином. Низкая рождаемость, бедность, безработица — Сеул давно переполнен омегами и детьми, поэтому против Джокера будет некому бороться. Чимин бы погиб одним из первых, предпринял бы жалкую попытку выстоять в первые дни, но теперь всё иначе, теперь он стоит по другую сторону баррикад. Это радует. Всегда стоит выбирать сторону победителя, особенно если тебе предлагают главенствующие позиции. — Что если я откажусь учавствовать в этом? — интересуется, вскидывая голову вверх. Глаза Тэхена безотрывно разглядывают его лицо, пронзают тысячей ледяных иголок, но омега его не боится. — У тебя всегда есть выбор, — спокойно отвечает альфа, поглаживая его щеку. — Место рядом со мной навеки свободно для тебя.       Чимин замирает, тяжело сглотнув. Джокер всегда находит миллион фраз, дабы сообщить о своих чувствах, но никогда не говорит этого напрямую. Обещает подарить ему вечность, возвести новый мир, если старый омеге придется не по душе и заново зажечь звезды, если они не будут освещать Чимину путь. Слова его всегда такие красивые, заманчивые, льются словно патока. Тэхен — дьявол с ласковым оскалом и глазами цвета бриза. Только вот, любит ли он омегу или ту сногсшибательную оболочку, которой наградила его природа. Джокеру как и любому человеку нравятся красивые вещи и Чимин боится оказаться очередным приятным глазу атрибутом в его коллекции. Сокджин ведь гораздо красивее, но альфа всё равно утратил к нему интерес, приметив новую игрушку. Сеул красивыми омегами переполнен и Тэхен запросто переключится на другого, а Чимин отойдëт на второй план, словно никогда не существовал.       Он боится зависеть от альфы и в итоге остаться ни с чем. Здесь у него нет власти и положения в обществе. Только вот блондин уже множество раз оказывался на самом дне и обратно туда возвращаться не планирует. Лучше он будет аморальным человеком на вершине мира, чем нравственным на самом дне. Поэтому, если он не может пробиться к власти собственными силами, то он встанет рядом с тем, у кого она есть.       Поднимается на носочки, сильнее обхватывая пальцами чужую рубашку и целует первым. Коленки начинают подрагивать, но Тэхен обхватывает его двумя руками, пресекая любую возможность падения. Чимин остался абсолютно беспомощным в этих катакомбах, поэтому единственный шанс выжить — держаться за Джокера до последнего. Он не смог остаться рядом с Чонгуком, который всё ещё будоражит раненое сердце, поэтому этого альфу упустить не может.       Брюнет смакует каждое движение чужих губ, словно наслаждается изысканным вином. Он слишком долго ждал этого момента, но от этого на душе разливается всепоглощающее тепло, ведь победа оказывается даже слаще, чем он себе предполагал. Чимин совсем не заметил, как Тэхен окольцевал его путами со всех сторон, перекрыл кислород и оставил лишь единственный путь — ему в объятия. Джокеру совсем не претит мысль о том, что омеги не было бы здесь, если бы не ложь, ведь это меньшее на что он готов пойти, ради достижения своей цели. Не жалеет он и том, что подсадил Чонгука на наркотики, ведь это ещё одна маленькая подстраховка, что Пак не захочет строить что-то с наркоманом. Чон сильный и волевой альфа, но Тэхену он не соперник.       Пробегается пальцами по изящным изгибам спины, задевая выпирающие лопатки. Чимин мелко подрагивает, сильно зажмуривает глаза и сжимает рубашку на его плечах до белизны костяшек. Он ему такой нравится. Разбитый, поломанный, напуганный и отчаянно в нём нуждающийся. Джокер хочет быть центром его вселенной, кислородом, верой и религией. Альфа заменит ему солнце, друзей, общение, заставит собственноручно на себя оковы надеть и навеки ему отдаться.       Чимин обвивает руками его шею, зарывается пальцами в кудрявые волосы, а Тэхен не может надышаться любимым запахом лаванды. Он не знает кому из них он конкретно принадлежит, а от этого еще больше счастлив, ведь даже аромат у них один на двоих. Они смотрят на мир одними глазами, дышит одним кислородом, излучают идентичный запах, а Тэхен всё больше убеждается, что Чимин был создан специально для него, словно подарок свыше, но за какие заслуги непонятно.       Когда он на него смотрит, его кожа лопается, закипает, превращает его в безвольный пепел под его ногами. Альфа готов ему руки целовать, закаты с его ресниц собирать, плыть по его морям своей собственной волной, пьянеть от мысли, что он рядом.       От этих раздумий Тэхен становиться лишь более нетерпеливый, настойчивый, жадно каждую каплю Чимина испивающий. Под ногами все еще толпа зараженных ревет отчаянно, свои руки к ним тянет, словно тоже к его искусству прикоснуться хочет, но Джокер подобные вольности никогда не позволит. — Мой, — рычит на выдохе, прикусывая чужую пухлую губу, от чего Чимин немного наклоняется назад, но альфа отступить не позволяет. Держит его сильно, сжимает пальцами ситцевую кожу, которая немного краснеет от грубой хватки, а после ныряет ладонями под рубашку, очерчивая живот и наслаждаясь чужим жаром.       Он не хочет с ним спать, ведь портить искусство грехом нельзя, но Чимин словно дьявол с преисподней явившийся, дабы в мир порока его окунуть. Все в нём ему нравится: от волос до кончиков пальцев и даже дышит он по особенному, пожары внутри пробуждая.       Омега тихо пищит и напрягается, когда Тэхен заваливает его пол, но обвивает ногами талию альфы. Он не уверен, что хочет этого, но боится, что тот решит уйти, если не получит ответной реакции. Джокер не будет ждать слишком долго, а Чимин и так водит его по кругу восемь месяцев. Слишком многое сейчас стоит на кону, поэтому раздвинуть перед красивым мужчиной ноги — совсем не пытка, особенно если того требует ситуация. Тем более есть в этом привкус его истинной сущности. Отдавался за наркотики, теперь отдаться за жизнь. Разве это плохо? Главное чтобы к душе не добрались, а тело это лишь пыль.       Тэхен — любовник нежный, особенно когда не хочет омрачать собственное искусство. Бережно снимает одежду, аккуратно опаляет поцелуями кожу, водит холодными пальцами по бëдрам и совсем не оставляет следов, что не свойственно такому собственническому полу. Лишь изредка он открывает глаза и через плечо омеги, голубой бездной скользит по зараженным, завидуя, что им открывается такой чудесный вид снизу на обнаженную спину Чимина.       Омега приоткрывает губы, испуская нетерпеливые стоны, слизывая с собственных уст солоноватую влагу, а Джокер не отдаётся процессу, по большей части рассматривая его. Ему нравятся взлохмаченные волосы, кожа, покрытая испариной и застеленный пеленой наслаждения взгляд, который не может сконцентрироваться на конкретном объекте. Он бы рисовал его прямо сейчас, вдыхал кислород, который вырывается наружу с каждым стоном и обязательно поставил бы метку, если бы не боялся испортить красивую кожу.       Тэхен раздевается полностью, что является ещё одной загвоздкой больного сознания, ведь в ином случае он считает это неуважительным отношением к партнёру. Чимин в меру своего положения обязан быть полностью голым перед ним или стоять раком, но подобную позу он и вовсе презирает, относя это к чему-то животному, ведь партнер должен смотреть ему в глаза и ощущать себя нужным, а не использованным.       Еще одним его маленьким пунктиком являлось: никогда не лезть туда пальцами. Он не собирался растягивать омегу или подготавливать к процессу, ведь о желании и комфорте размножения должна была позаботиться природа, что она и сделала, наделив Чимина способностью выделять смазку. Трогать его половые органы ему было не противно, ведь этот омега соткан из его самых заветных фантазий, но делать он этого не собирался чисто из принципа. Очередной плевок природе в лицо за то, что она не смогла наградить омег достаточно обильными выделениями.       Он видел Чимина голым множество раз: когда купал его во время небольшой комы или писал очередные шедевры, но стоит признать, что сейчас он был особенно красив. Розовый язычок очерчивал взопревшие губы, сквозь которые прорывались тихие стоны, стоило альфе большими пальцами задевать соски. Белые пряди рассыпались по стеклу, немного закрывая обзор на перекошенных злобой зараженных, а несколько чёрно-белых волосинок прилипли ко лбу причудливыми узорами, словно мазки кисти Клода Моне. Чимин дышал часто, жадно хватая кислород, который пропитался едким концентратом лаванды, а острые ключицы выпирали от каждого вдоха, что сводило Тэхена с ума, заставляя покрывать их неразборчивыми поцелуями.       Альфа входит аккуратно, боясь причинить омеге нежеланную боль, но без подготовки это неизбежно, поэтому Чимин зажмуривает глаза до белых бликов, вцепляясь короткими ноготками в чужие широкие плечи и оставляет маленькие отметины в форме полумесяцев. Брюнет покрывает поцелуями его лицо, слизывая маленькую проступившую слезинку, наслаждаясь приятным солоноватым вкусом на языке. Если бы омега сейчас зашëлся в рыданиях, то он бы возбудился ещё сильнее и точно поставил бы метку, поддавшись секундному порыву, но Чимин сильный мальчик, терпит всё покорно и даже не пытается спрыгнуть.       Даже сейчас Джокер не признаётся себе, что это очередная попытка обойти Чонгука. Ему претит мысль, что последним партнёром омеги оказался именно он, поэтому исправить ситуацию являлось делом принципа, а не истинным влечением к противоположному полу, которое заложено в нас с целью размножения. Теперь он не оставил Чимину ничего в память о нём, перекрыв чужие прикосновения своими руками и даже, как бы ужасно это не звучало, избавился от матки, которой касался другой альфа.       Омега вновь чистый, принадлежащий лишь ему, отдавший душу и тело, зависимый и Тэхен наконец-то счастлив. Это дикое чувство обладания живёт в нём с малых лет, поэтому Чимин являлся для него призом в соревновании с другим мужчиной и даже сейчас он занимает первое место. Он, конечно, игрок нечестный, но вкуса победы это не меняет.       Толчки его получаются нежными, аккуратными, окутывают чужое тело лаской и теплом. Тэхен занимается с ним любовью, позволяя испытать непередаваемый спектр эмоций от ощущения себя желанным. Водит руками по бëдрам, пересчитывает рёбра и очерчивает спину. От тяжёлого дыхания мужчины стекло позади омеги запотело, но когда тот опирается на него рукой, то сквозь след из пальцев можно вновь наблюдать за заряженными.       Два его величайших творения и оба находятся снизу. Это заставляет вены распутываться, пуская приятные импульсы по телу, от чего Тэхен несдержанно рычит, но тут же утыкается носом в чужую ключицу, дабы не напугать Чимина. Стройные ноги обвивают его талию, а грудная клетка ритмично выдаётся вверх от частого дыхания. Попа его немного приподнята вверх и когда альфа аккуратно поддерживает ее рукой, омега готов заплакать от восторга, ведь даже в такой момент, Джокер подумал о том, что у него будет жутко болеть поясница.       Кванджу радовал землю приятными лучами весеннего солнца, покачивая теплым ветром траву и листья. Деревья словно перешëптывались между собой и ветками тянулись к земле, заглядывая в покрытые тиной окна и вновь возвращаясь в привычное положение, будто хотели рассказать собратьям об увиденном.       Там, среди напичканных старой аппаратурой лабораторий, заходились сумасшедшим криком зараженные, наваливаясь друг на друга и раздирая синеватую плоть кривыми пальцами. Сверху, прямо над их головами, двое людей предавались великому чувству очищения, раскладывая души на алтаре любви. Они оба ужасные и сломанные, но нуждающиеся друг в друге именно в эту секунду.       Ветер тихо поинтересуется у озера: продлится ли подобная идиллия вечно — то в свою очередь всплеснëт неспокойными водами, тем самым давая понять, что скоро всё это обратиться в пепел.       Когда первые закатные лучи коснутся земли, а солнце и луна вступят в небе в очаровательный тандем, светила обязательно тоже заглянут в окна, освещая пёстрыми красками два тела. Они тихо порадуются, ведь эти люди были созданы друг для друга и лишь завывающий ветер продолжит хранить тайну озера, зная, что это начало конца. ***       Чонгук закрывает руками лицо, стараясь испариться под пристальными взглядами всех присутствующих. В воздухе повисло раздражающее чувство осуждения, а тихие перешëптывания заставляют сосуды в голове сплетаться в узел от вины. Будто он и без того не понимает, что облажался.       Минхо рассказал о произошедшем всем и Чонгук совсем не злится на него за это. Он имеет право осуждать его и тем более требовать того, чтобы альфа был наказан. В общине собрали совет, где выслушали обе стороны и каждый желающий мог принять решение в окончательном вердикте. Чон ничего в свою защиту не сказал, а лишь полностью подтвердил слова Минхо, ведь отрицать свою вину — глупо. Неопровержимые доказательства находятся прямо на лице омеги.       Он за эти дни бесконечных осуждающих взглядов устал ещё сильнее. Его голова опустела, а уши полностью отказываются воспринимать окружающие звуки. Только глаза остались прежними. Как и раньше их взор постоянно уходит к бритве и теперь альфа даже подержал её в руках. Радует только одно: больше ему не нужно изображать радость. Все вокруг подумают, что он корит себя за содеянное с Минхо, но на самом деле это его привычное состояние за последние восемь месяцев.       Теперь он думает лишь о том, чтобы поскорее вернуться в комнату и там Чимин будет лепить папье-маше из его мозга — сквозь клей проступят кляксами мысли, расползаясь трещинами по грубой скорлупе бумаги. Он поведет его в свои сны и покажет застывший навеки закат, а Чонгук будет смотреть так долго, что не заметит, как он алыми бликами разукрасит его запястья. И именно в тот момент, когда омега проведет его по сообщëнному млечному пути, альфа упадёт на колени и будет вымаливать прощение, ведь в большем он теперь не нуждается. — Как мы можем добиться порядка, если даже наш руководитель нарушает правила, которые сам и ввёл? — выкрикивает альфа из дальнего угла. Чонгук поднимает на них уставший взгляд, но в большинстве глаз плещется сочувствие. Они любят его и бесконечно уважают, только почтение их больше не имеет никакого смысла, как и всё остальное. — Не нужно забывать все его предыдущие заслуги, — слева поднимается пожилой омега, который работает на кухне и укладывает руку Чону на плечо, словно старается оказать поддержку. — Вы забываете, что всё чем мы владеем сейчас было создано нашим руководителем. Без него мы целый месяц загибались с голоду, — на эту реплику Чонгук позволяет испустить тихий, иронический смешок, ведь они голодали только потому, что он успел сгрести весь товар с прилавков раньше. — Предлагаете оставить это безнаказанным? — парирует взрослый парень. — Хватит его выделять. У Минхо смещение челюсти и шатается задний зуб, считаете мы можем простить подобное?       Вскоре собрание перерастает в глупую перебранку, где каждый уже выбрал свою сторону и отстаивает собственную позицию плюясь ядом в сторону оппонента. Чонгук их больше не слушает. Он вновь погружается в бесконечные коридоры собственного сознания, терпеливо дожидаясь окончания собрания. Ему плевать какой вынесут вердикт. Если его захотят выгнать из общины, то он покорно уйдет. Ночью альфа выберется в город и упадет на центральной площади, дабы встретить последний восход в своей жизни. Он обязательно унесёт с собой немного травы, дабы лежать там вместе с Чимином и в последний раз прикоснëтся к выпирающему животу, где его ладонь по привычке обдаст холодом.       Ломается. Медленно, но верно ломается. Мысли о нём становятся чем-то сродни неизлечимой болезни. Где бы он ни был, чем бы не занимался, что бы не испытывал, они нависают над ним, словно злой рок. Кости трещат под натиском пылающего, тёмного чувства. Оно поднимается из глубины души, отравляя весь организм, разгоняя по венам тьму и тотальную потребность в Чимине. — Чонгук, ты слушаешь? — справа его дёргает Хенджин, от чего альфа мгновенно переводит на него стеклянный взгляд. Он знает, что друг ужасно злится за плохое обращение с Феликсом, но вновь ничего не может придумать в своё оправдание. — Мы решили, что тебе лучше оставить пост руководителя. Прости.       Чонгук несколько секунд бегает глазами по его лицу, а после молча поднимается с места и уходит. Разве это наказание? Он избавился от лишнего груза, который в последнее время стал ощущаться непосильным. Устал. Почему этой пытке не видно конца? Обещали ведь, что время всё лечит, но это оказалось очередной прозаической ложью. Легче не стало. Он просто превратился в безвольный кусок мяса, который скитается среди людей общины и не может найти удобный угол, чтобы умереть. Самый реальный из несуществующих.       Возвращается в спальню, где кожу по привычке обдаëт загробным холодом. Кровать не заправлена, а тьма вокруг медленно пробирается паутинкой к нему в душу. Чонгук садится на край кровати, несколько минут нечитаемым взглядом уперевшись в стену, а после начинает плакать.