Alive

Восемь месяцев спустя       Чимин зарывается пальцами в тёмные волосы, аккуратно перебирая пряди и заплетая в маленькие косички. Кудри сильно пушатся и щекочут ему лицо, от чего омега постоянно фыркает, потирая нос сгибом локтя. Тэхен разместился у него между ног, умостившись затылком на живот и вчитывается в строки Патрика Зюскинда, повествующего о самом величайшем убийце в истории. Он с трудом понимает о чем там речь, продолжая прислушиваться к ровному сердцебиению омеги и ощущая маленькие пальцы, которые иногда больно дергают его за волосы. — У Намджуна тоже очень сильное обоняние, — произносит Чимин, намекая на главного героя книги, который обладал уникальной чувствительностью к запахам. — Не настолько, — усмехается Тэхен, пробегаясь холодными пальцами по чужому бедру, от чего омега тихо смеётся. — Но я бы хотел себе духи с твоим запахом. — Ты и так пахнешь как я, — доплетает последнюю косичку, аккуратно перекладывая их в разные стороны, дабы получилась по его мнению красивая причёска, а после укладывает голову альфе на плечо, заглядывая в бесконечные строки, среди которых нет даже картинок.       Чимин долго приходил в себя после аборта и еще дольше после разрыва с Чонгуком. Нормально ходить он смог только через месяц, а справлять личную нужду без адской боли между ног, только через полтора. Рядом с ним всегда кружила толпа омег, которые потакали ему в любых прихотях, а за дверями дежурили несколько альф, готовые в любой момент прийти на помощь. Он умирал лёжа в четырёх стенах, которые давили на черепную коробку и заставляли всё больше погружаться в неприятные воспоминания о Чонгуке. Он думал о нем постоянно, а во снах альфа преследовал его, с заядлой периодичностью повторяя, что ему не нужен бракованный омега. После таких ночей Чимин просыпался в холодном поту, а однажды это довело его до новой панической атаки, что сильно выбило Джокера из колеи, ведь тот не знал, что омега страдает от подобной напасти.       Его прекрасный ангел увядал буквально на глазах, поэтому через время он начал приводить в его комнату Намджуна, который благо соблюдал условия сделки и идентично повторил слова Тэхена. Чимин тогда расстроился ещё сильнее, ведь где-то внутри теплился огонёк надежды, что всё это на самом деле ложь, но и тому было суждено угаснуть. Ещё через две недели Джокер подарил ему самодельную инвалидную коляску. Пак тогда еще не понимал, стоит ли ему радоваться, но через время осознал, что лучше подарка и быть не могло. Правда после того, как он устроил ралли в коридорах и чуть не провалился в канализационный сток, альфа забрал коляску обратно и позволял пользоваться только под личным надзором.       Со временем образ Чонгука начал стираться, так что омега подметил, что даже не помнит точно, как выглядит его лицо, а в памяти стоят лишь смытые очертания. Он провёл в Тени гораздо больше времени, чем был знаком с альфой, поэтому привычный скрежет в груди постепенно отступал, оставляя после себя лишь неприятный осадок и новый шрам на сердце, который стремительно заживал.       Новая волна боли накрыла его, когда спустя пять месяцев он увидел его в коридоре. Чонгук явился в Тень по личным вопросам, а Чимин тогда бежал в столовую, ведь там выпекли булочки с вишней, но будоражащий кровь запах магнолии, ворвался в голову ураганом, пробуждая давно забытые воспоминания. Он смог рассмотреть его, тихо выглядывая из-за угла, ведь альфа ожидал аудиенции в коридоре, постукивая пальцем по экрану интерактивных часов, найденных во время вылазки на поверхность.       Чонгук сильно похудел и значительно убавил в массе, что можно было рассмотреть благодаря обтягивающей кофте с перекрещенными на груди ремнями. Красивые шоколадные волосы были безжалостно коротко обрезаны и аккуратно уложены на бок, а в брови красовалось небольшое колечко, вокруг которого можно заметить едва уловимое покраснение. Татуированные руки стали более жилистыми, с ярко выраженной венозной сеткой, а на безымянном пальце левой руки красовалось большое серебряное кольцо, которое омега сначала принял за обручальное и чуть не потерял сознание, но после Намджун рассказал, что свадебные кольца носят на правой.       Чимин тогда почувствовал как у него дрожат коленки, ведь Чонгук стал гораздо красивее с их последней встречи. Если раньше он не сильно заботился о своем внешнем виде, предпочитая надевать то, что первое попадется под руку, а с расчëской и вовсе не дружил, заплетая волосы в небрежный пучок, то теперь перед ним предстал аккуратный, ухоженный и презентабельный альфа, который в своей красоте мог посоревноваться с Джокером.       Он настолько увлёкся разглядыванием своей маленькой любви, что совсем не заметил как мужчина неожиданно повёл носом, а после резко повернул голову в его сторону. Сердце ушло в пятки, а адреналин взбудоражил вены, заставляя его в панике убегать оттуда. Чимин бы очень хотел выйти и крикнуть ему в лицо о своей обиде, но понимал, что позорно расплачется, а показывать насколько он слаб из-за какого-то самодовольного альфы, не хотелось.       Тогда он закрылся в своей комнате и долго плакал, придирчиво оглядывая собственное отражение в зеркале. Чонгук стал гораздо лучше когда исчез из его жизни, а вот омега с каждый днем становился более отвратительным. Он полностью перестал заниматься спортом, посвящая всё свободное время поеданию сладостей, которыми его безостановочно баловал Тэхен или бродил, как неприкаянный по общине, заглядывая во всевозможные уголки.       В Тени было много интересных мест. Промышленные центры, лаборатории, напичканные самой разнообразной аппаратурой и даже маленький бар, который он однажды посетил с Тэхеном. Правда в южную часть ему было заходить запрещено и сколько бы он не пытался туда проникнуть, но военные на входе были непреклонны, не реагируя даже на многочисленные угрозы.       Он не рассказал Джокеру о том, что встретил в коридоре Чонгука, ведь тот почему-то не любил когда он упоминал альфу, а просто с порога выкрикнул о том, что он толстый. — Грех не поклоняться твоей красоте, — ответил тогда брюнет, но никто его не слышал. Чимин вновь сел на диету, начал тренироваться и хотя прежнюю военную форму вернуть не удалось, но тело стало более утонченным, а о прежней полноте напоминали лишь пухлые щёки. После он хотел капитально изменить цвет волос, но Тэхен оказался в этом вопросе категоричен, сказав, что его натуральный цвет уникален и неповторим, но после долгих уговоров, согласился на темное мелирование. Теперь среди белых волос красовались аккуратные чёрные пряди, которые хоть и не меняли образ в корне, но явно добавляли ему перчинки.       Джокер стал для него особенным. Они никогда не переступали какой-то призрачной черты, но постоянные прикосновения альфы намекали, что отношения между ними более чем дружеские. Он никогда больше не лез к нему целоваться и тем более не пробовал затащить в постель. Вместе они создали множество фантастических картин, главным героем которых являлся Чимин, но омега заметил странную закономерность: Тэхен никогда не показывал ему работы, постоянно унося в свою собственную мастерскую, проход куда был ему перекрыт. Поначалу ему было интересно какие еще шедевры скрыты в маленькой комнатушке, но он быстро забыл про это, отвлекаясь на другие увлечения.       Они могли читать до глубокой ночи, а после засыпать вместе в кровати, но на утро Тэхена никогда не было рядом. Он потакал любым его прихотям и даже обустроил за садом виноградники, ведь омега очень любил эти ягоды, но также обозначил перечень правил, нарушать которые было нельзя. В основном ему запрещалось посещать некоторые части Тени и передвигаться без сопровождения, но вторым блондин часто пренебрегал.       Теперь он мог мысленно сравнить двух руководителей, чем иногда занимался от скуки. Чонгук был горячий подобно огню. Он никогда не сидел на месте, спешил контролировать всё вокруг и делился своим теплом с Чимином. Альфа не пренебрегал милыми романтическими моментами, такими как держаться за руки гуляя по саду или завтракать утром в постели, замазав ягодным джемом перины. Чонгук был обычным, поэтому моменты проведённые с ним были прозаически банальные, но по прежнему прекрасные. Рядом с ним ощущаешь себя основным героем любовного романа, где мужчина играет на гитаре под окнами и признается в любви на закате. С ним ругаться, сгорать дотла и возрождаться из пепла подобно фениксу.       Тэхен холодный чай в зимнюю стужу. Он не будет петь дифирамбы о любви, но если настроение позволит каплю игривости, то обязательно скажет нечто настолько своеобразное и завораживающее, что сердце пропустит удар. Джокер не отдаст свой пиджак, если в коридорах будет слишком холодно, а прикажет принести плед, ведь всегда в первую очередь думает о себе. Чимин мог бы воспринимать всё это за отстранённость и незаинтересованность, если бы не знал, что все шесть дней пока он был в коме, именно Тэхен купал его, ведь боялся, что омеге будет некомфортно осознавать, что его видели грязным и обнаженным посторонние люди.       Чимин долгое время был морально разрушен. Устраивал бурные истерики, кричал, бил посуду, а альфа просто слушал. Он никогда ничего не говорил, а просто смотрел, ожидая окончания очередного припадка и как только омеге становилось лучше, так же молча уходил. Джокер не обнимал его и не успокаивал, а просто был рядом до тех пор, пока этого вынуждала ситуация.       Это можно воспринимать как безразличие с его стороны, но на самом деле, это всё, на что больное сознание было способно. Тэхен не умеет сочувствовать и уж тем более сопереживать чужому горю. Именно это было первым, что проложило ему путь в стены психиатрической лечебницы — полное отсутствие эмпатии. То, что он находился рядом с ним в подобные моменты, заботился о комфорте и помогал в непростых ситуациях — высшее проявление его любви, ведь он буквально принуждал себя, ради комфорта другого человека. — Сфотографируемся, — выкрикивает омега, когда брюнет дочитывает последнюю строчку и хватает с тумбочки старенький полароидный фотоаппарат, подаренный несколько месяцев назад, когда группа разведки вернулась с множеством разнообразных вещей после трёхмесячного отсутствия.       Тэхен покорно кивает, поднимаясь немного выше на руках, дабы сделать аккуратный кадр, но Чимин оборачивает его рукой за шею, прижимаясь щекой к чужим скулам. Передает камеру альфе, ведь у него гораздо длиннее руки и замирает в самой обворожительное позиции, улыбаясь в направленный объектив. Джокер нажимает указательным пальцем на кнопку и именно в этот момент Чимин звонко целует его в щеку, а глаза слепит яркая вспышка.       Хватает пальцами выезжающий полароид, несколько секунд тряся в воздухе, дабы высохла краска, пока блондин нетерпеливо дёргает его за плечо, желая поскорее рассмотреть результат. Тэхен вообще не любит когда к нему прикасаются, но за восемь месяцев проведенных вместе привык, что Чимин очень тактильная личность. Он вообще-то умеет многое, но не потакать желаниям омеги пока не научился, поэтому приходится терпеть постоянные дëрганья и объятия.       Кадр получается своеобразным и необычным, а Тэхен там вовсе на себя не похож. Маленькие небрежные косички рассыпались по голове, поблескивая разноцветными резинками, а на лице застыла немного удивлëнная улыбка. Но самым запоминающимся были глаза. Там плескалось спокойное море, около которого можно наслаждаться изысканным вином и ощущать как бриз приятно покалывает щёки. В них плескался покой.       Чимин небрежно обвивал его руками за шею и радостно упирался полными губами в щеку, от чего те превратилась в бантик. Глаза его были закрыты, но на лице сияла радужная улыбка. Каждый сантиметр его кожи излучал свет. Они разглядывали получившийся шедевр ещё долго, пока альфа не осознал, что на фотографии нет Джокера, а только безрассудно влюблённый Тэхен. — Можно мы сегодня с Намджуном пойдем в сад? — воркует, наблюдая за заинтересованным взглядом мужчины, который продолжает сверлить фотографию. — Монстру запрещено покидать комнату, — Тэхен быстро прячет снимок в нагрудный карман, наконец-то разворачиваясь к нему лицом. — Он и так больше не живёт в подвале. Не слишком ли много привилегий? — Он не будет сбегать, — усаживается в позу лотоса, желая состроить милые глазки, хотя знает, что Джокер разрешит в любом случае, просто нужно переждать обязательную профилактическую беседу. — У них ведь с Сокджином любовь, — несколько секунд бегает взглядом по чужому лицу, а после удивленно прикрывает ладонью рот, когда осознает что ляпнул. — Это вообще-то секрет.       Тэхен усмехается, наблюдая как щёки напротив мгновенно становятся пунцовыми. Для него не секрет, что Намджун долгое время в лучах счастья купается, но ведь омеге об этом неизвестно. — Ладно, раз я уже начал, — Чимин подвигается ближе, словно хочет поведать страшную тайну, а альфе от этого хочется засмеяться. Он возьмёт на заметку то, что омега не умеет хранить секреты, но рад, что он настолько сильно ему доверяет. — Как ты думаешь, Джин возненавидит его, если узнает что он зараженный?       Тэхену от подобного вопроса ещё сильнее хочется смеяться, поэтому он позволяет себе задорную улыбку, что мгновенно замечает Чимин и шутя толкает его в плечо. — Я серьезно! — Прости, — треплет белые волосы, откидываясь назад на подушки. Обсуждать чужие любовные истории — совсем не для него, но если светлячок так отчаянно требует совета, то будет кощунством отказать в столь невинной просьбе. — Сокджин совсем ребенок. Он провёл с Монстром достаточно времени чтобы не испугаться, а почувствовать себя главным героем сказки о любви, где прекрасный омега заставляет чудовище стать добрым и уверовать в прекрасное. Покричит, поплачет, а потом сам придет.       Чимин поджимает губы, кивая собственным мыслям с заядлым энтузиазмом. Он считает Тэхена очень умным человеком, поэтому верит каждому слову безоговорочно, выстраивая для себя в альфе маленький авторитет. — Спасибо. Так мы погуляем в саду? — мгновенно щурит глаза и расплывается в хитрой улыбке, на что Джокеру остается лишь тяжело вздохнуть и согласиться. ***       На стол маленькими кусочками падает трава, а в ушах стоит успокаивающий скрежет гриндера, пророчащий, что совсем скоро сознание окунëтся в приятную дымку. Тонкие пальцы умело подхватывают сигарету, аккуратно вытряхивая оттуда табак и уже после набивают маленькой порцией химии. Джокер говорил, что достаточно совсем капли, но Чонгук регулярно пренебрегает установленным правилом.       С момента смерти Чимина прошло… Он не помнит сколько, но уже уверен, что вынужден скучать по нему дольше, чем знал. Завал на работе, кардинальная смена образа, дабы разорвать ниточки с прошлым и другие омеги — ничего не помогло. Чимин по прежнему оставался первым, о ком он думал проснувшись и был последним, чей образ стоял в голове перед сном. В комнате осталось множество вещей, которые теперь лишь призрачно пахли лавандой, но он не позволял себе от них избавиться, ведь эта память слишком ценна. Как это страшно, что один единственный человек так много значит, так много в себе воплощает.       Он даже представить не мог, насколько сильно любит его. Пространства с каждым днём становится все меньше и альфа задыхается в бесчисленных коридорах, которые раньше называл своим домом, а теперь это просто холодные стены. Люди остались всё те же и отношения между ними не изменились, но Чонгук больше не хочет с ними разговорить или тратить личное время на помощь. Всё, что ему нужно, это запереться в своей маленькой комнате, подолгу рассматривая стены и стараться не поворачиваться в сторону бритвы, ведь желание вскрыться растет геометрической прогрессии.       Всë хорошо. Он повторяет эти слова как мантру, каждый день находя сотни причин чтобы жить, но Чимин по прежнему остается главной причиной для смерти, на фоне которой все остальные блекнут. Возможно, если бы они просто расстались, он бы гораздо легче перенёс потерю, ведь это был осознанный и обдуманный выбор, но в этой ситуации выбора ему не дали. Он видел его в своей кровати, ванной, в Тени, саду — везде, словно он преследовал его по пятам, но одновременно не давал приблизиться. Искал его среди тоннелей, вглядывался в лица прохожих, но так и не смог его найти. Он пошел к Джокеру за помощью и понял, что хуже и быть не может, когда начал принюхиваться к альфе, лишь бы на миг почувствовать знакомый запах.       Чонгук откидывается на спинку кресла, делая первую затяжку и на несколько секунд прикрывает глаза. Едкий дым будоражит лёгкие, разрастаясь отвратительным комком в горле, но это чувство больше не противно, ведь стало частью его организма. Каменное лицо совсем не отображает эмоций, а руки безвольно откинуты в стороны, двигаясь лишь изредка, дабы сделать очередную затяжку.       Он ведь уже говорил Чимину, что если бы существовали наркотики, которые дарили ощущение его рядом, то он убился бы этой химией. Не соврал. Зрачки расширяются, а пальцы начинают подрагивать, словно от мелких ударов тока. Тело постепенно становится ватным, но мысли всё больше концентрируются на призрачном образе, пока тот не становится осязаемым.       На полу, рядом с его ногами сидит Чимин. Белые волосы немного растрëпаны, а на подкаченном теле нет ничего, кроме той самой расписной рубашки с рюшами, которая была на нём в их последнюю встречу. Он улыбается самой обворожительной улыбкой, проводя ладошкой по его коленке, а после укладывает голову ему на бедро, тоненьким пальчиком выводя узоры внизу живота.       Чонгук множество раз просил у него совета, но омега всегда молчит. Умолял помочь с этим эгоистичным чувством. Спрашивал, как избавиться от него, когда насквозь, целиком, полностью прогнил желанием быть нужным. Как же хочется быть особенным для него, держать его за руку и целиком, полностью принадлежать ему, быть им любимым. Как же необходимо обнимать его, слышать голос, который отныне блуждает эхом в коридорах его сердца, чувствовать прикосновения. Всего лишь одна душа — разве он много просит? Если да, если это много, то пускай ответит, как избавиться от этого гнилого, отвратительного чувства, которое разъедает каждое мгновение и не даёт ему спать.       Чимин пересаживается к нему на колени, обвивая руками шею, а альфа начинает забивать новый косяк, ведь боится, что ведение развеется слишком быстро. Он просил у Джокера помощи, ведь больше не мог вынести груз реальности и тот ему помог. На лучшее он не мог и рассчитывать. Чимин был рядом. Осязаемый, улыбающийся и всегда нежный, только бледный. Он помнит, что тот оказался изменщиком и всеми силами старается возненавидеть омегу, но в итоге не может даже разлюбить.       Проводит шершавой ладонью по чужой коленке, ощущая как руку неприятно покалывает от могильного холода, который излучает его кожа. Чонгук знает, что его сознание безжалостно над ним измывается, ведь если полезть пальцами выше, то можно ощутить маленький, слегка выпирающий живот. Если выкурить три косяка подряд, то можно почувствовать, как несуществующий ребенок пинается и альфа часто позволял себе подобное наслаждение, но после находил себя утром в луже собственной блевоты.       Окружающий мир всё сильнее начинает расплываться, больше походя на удивительный калейдоскоп красок, в центре которого самым ярким пятном возвышается Чимин. Он тянется к его рукам сквозь непроглядную тьму, молит остаться, не исчезать, побыть рядом хотя бы один день, но омега никогда не отвечает, а просто улыбается, зарываясь пальцами в шоколадные волосы. Чонгук к нему все дороги заминировал и поджёг мосты, но вновь и вновь, сжимая в руке пакетик с химией, полз к нему на коленях, умоляя о прикосновениях. — Прости меня, — каждый раз он повторяет это, наблюдая, как Чимин нежно узит глаза, а после аккуратно наклоняется ближе. Поцелуй получается призрачный, но наполненный всепоглощающим трепетом и искренним желанием быть рядом. Губы его холодные, сухие, потрескавшиеся, но Чонгук по прежнему нуждается в них больше, чем в дыхании. Обхватывает ладонью чужой затылок, но не для того чтобы углубить поцелуй, а чтобы продлить жалкие минуты, когда фантомный сладковатый вкус ощущается на языке.       Альфа закрывает глаза, что является непростительной ошибкой, ведь теперь он боится их открыть и увидеть, что Чимин вновь исчез. Он видит его так редко, ведь никто в общине не должен знать, что их руководитель давно сидит на наркотиках. Эффект от химии очень короткий, не более получаса, поэтому Чонгук может позволить себе побаловаться множество раз за ночь. Она не вызывает зависимости, но сильно разрушает мозг, а с учётом того, что Джокер намешивает туда галлюциногены — Чон не жилец. Он уже замечает, что реакция его стала заторможенной, а кожа сильно пожелтела, через время его настигло резкое снижение веса, а еще позже он осознал что тупеет. Чонгук умирал на глазах, но если это была цена за полчаса проведённые рядом с Чимином, то он готов ее заплатить.       Омега обводит холодными ладонями его лицо, опускаясь к шее, ключицам и замирает где-то в районе сердца. Оно у альфы бьется как сумасшедшее, желает вырваться из клетки, разорвать грудь и заключить блондина в себе навеки. Истерзанное, раненое, полное боли и отчаянья, но по прежнему качающее кровь — живое.       Чонгук ощущает ладонью выпуклый живот и сжимает в кулак рубашку в его районе. Непрошеная слеза скатывается по щеке, а за ней ещё одна, пока они не превращаются в бесконечный поток невысказанных фраз и не исполненных мечтаний. Он так счастлив в эти секунды, что позволяет себе полностью окунуться в параллельную реальность, совсем забывая, что это лишь жестокая игра его собственного воображения. Чимин улыбается, ластится, обводит руками его плечи, а Чонгук оставляет бесконечный поток поцелуев на маленьком лице, ощущая на языке лишь солоноватый вкус своих же слез.       Омега обвивает руками его шею, а альфа быстро опускает голову ему на грудь, ощущая призрачные прикосновения пальцев в волосах. Слух напрягается, отчаянно желая услышать тихое сердцебиение, но там ничего. Чимин холодный, бледный и пустой, вечно улыбающийся, но смотрящий не на Чонгука, а сквозь. Он никогда не разговаривает, но брюнету этого и не нужно, ведь его голос записан на самой тайной плёнке его сердца.       По голове что-то стучит и отчаянно давит на виски, но только через несколько минут альфа осознаёт, что этот шум не очередная игра воображения, а некто стучит в дверь. Разложенная на столе трава и гриндер быстро прячутся под обшивку кресла, а Чонгук мгновенно подскакивает, оставляя омегу на быльце и несколько секунд машет руками в воздухе, дабы развеять дымку. Спотыкается через предметы, ведь перед глазами по прежнему плывёт, но всё-таки добирается до двери, несколько раз проворачивая ключ в обратную сторону.       На пороге неловко мнётся Феликс, удерживая одной рукой тарелку с жареным мясом, а второй обнимает уже очень большой живот. Он старается аккуратно заглянуть в комнату, но Чонгук немного прикрывает дверь, полностью закрывая ему обзор. — Что ты хочешь? — голос его звучит грубо, ведь то, что его нагло потревожили во время встречи с Чимином — выводит из себя, заставляя плотно сжимать челюсти и нервно постукивать ногой. — Ты сегодня ещё не ел и я подумал… — блондин мнётся, от чего альфа злиться еще сильнее, резко его перебивая. — Разве я просил тебя о помощи? — сжимает пальцами ребро двери до побеления костяшек. — Ты считаешь, что можешь так бесцеремонно врываться в моё личное пространство? Что ты о себе возомнил? — на последних фразах голос срывается на негромкий, но угрожающий крик. Феликс смотрит на него немного напугано, ведь совсем не ожидал подобной реакции от старого друга. Из-за беременности гормоны в организме скачут с бешеной силой, из-за чего в уголках глазах скапливаются слёзы, а пальцы отпускают тарелку, которая с громким треском падает на пол, рассыпаясь на несколько крупных осколков. — Пошёл вон, — последнее, что произносит Чонгук и хочет захлопнуть дверь перед чужим лицом, но некто резко вставляет в проход ногу, мешая. — Ты совсем умом тронулся? — Минхо практически рычит, резко распахивая дверь и толкает альфу в грудь. Будучи всё ещё под воздействием наркотика, Чонгук сильно отшатывается назад и чуть не падает, но успевает схватиться за стену. Выпрямляется, несколько секунд стараясь собрать себя воедино, а после закатывает глаза, ведь только его сумасшедшего бывшего здесь не хватало. — Феликс заботится о тебе и он беременный, чёрт возьми, а ты ведёшь себя, как полное дерьмо, — кричит, а Чонгуку хочется закрыть руками уши, ведь писклявый голос больно режет по перепонкам. — Я не просил заботиться обо мне, — несильно толкает омегу назад, дабы тот наконец-то вышел из комнаты, оставив его наедине с видениями. Его всё больше раздражает этот разговор, ведь действие наркотика не вечно и в пакете его осталось слишком мало, так что тратить божественный эффект на глупые ссоры — кощунство. — Немедленно извиняйся, — Минхо вновь проскальзывает внутрь, втягивая носом больше кислорода и несколько раз дёргает кончиком. — Чем здесь воняет?       Чонгук с силой сжимает челюсти от чего на скулах играют желваки, а после обхватывает его за запястье и вновь выталкивает в коридор. — Пошли вон, оба, — выкрикивает, наблюдая как Феликс продолжает утирать крупные слезы, что напрочь выводит его из колени, заставляя кровь бурлить в жилах. Теперь он останется виноватым во всех смертных грехах, хотя хотел просто побыть наедине со своими иллюзиями, но и этого ему не позволяют. — Ты стал ужасным, Чонгук, — вновь начинает Минхо, переключая внимание альфы на себя. — После смерти Чимина ты окончательно слетел с катушек, но пора бы уже привыкнуть, что он больше никогда не вернётся. Он не сильно думал о тебе, когда ложился к Джокеру в койку, но зато ты убиваешься уже восемь месяцев и параллельно уничтожаешь всех нас.       Чонгук распахивает глаза в ужасе, сжимая руки в кулаки до ощутимой боли от ногтей. Сознание начинает мигать красным, а расширенные зрачки беспорядочно бегают по чужому лицу. Он пожалеет, но толи злость охватила его с ног до головы, толи рана от произошедшего была ещё свежей, но он поднял руку и залепил Минхо такую пощечину, что омега рухнул на пол.       Альфа никому не рассказывал полную историю Чимина, кроме Хенджина и кажется именно это теперь сыграло с ним злую шутку. Тот не мог не поделиться со своим любимым Феликсом и так это пошло дальше. Возможно, теперь об этом знает вся община. В голове зарождаются сотни несуществующий голосов, где люди смеются за его спиной, называя жалким и никудышным альфой, который не смог удержать своего омегу даже находясь в подземелье.       Феликс падает на колени рядом с Минхо, заходясь еще более истерическим плачем от страха, а темноволосый омега убирает от ушибленного места ладошку, неожиданно сплевывая на пол большой сгусток крови. Чонгук видит это и с каждой секунд бледнеет всё сильнее, осознавая, что именно только что сделал. Он ведь совсем не рассчитывал силу и у парня могла вылететь челюсть или сломаться нос. О чём уже говорить, ведь он мог буквально убить его. — Минхо, — падает на колени, стараясь обхватить его плечи, но омега отталкивает его руки, отползая назад, пока не поднимается по стене на ноги. — Ублюдок, — по подбородку его вновь стекает кровь, окрашивая в алый зубы и смешиваясь с проступившими от боли слезами.       Перепуганный Феликс хватает его за руку, бросая разочарованный взгляд на Чонгука и аккуратно тащит в сторону медицинского корпуса.       Альфа бросает взгляд на собственные ладони, которые тоже медленно окрашиваются в алый, ведь он не заметил как порезался об осколки тарелки. Его мир и до этого не пестрил самыми яркими красками, а теперь падать больше некуда. В общине нет никаких наказаний, но они и не нужны, ведь за причинение боли омегам следует высшая и безжалостная кара — всеобщее осуждение.       Вваливается в комнату, плотно запирая за собой дверь и вновь бросает взгляд на Чимина, который продолжает неподвижно сидеть на быльце, ровно там, где он его и оставил. Глаза его сильно выпученные, стеклянные, заглядывают альфе в самую душу, а на лице сияет широкая улыбка, теперь больше похожая на оскал. ***       Юнги раскинулся в плетëном кресле, безразлично бегая глазами по текущим водам канализационного стока. Тонкая, белая рука изредка тянется вперёд, нарушая спокойную гладь, заставляет воду расходится кольцами. В голове его наконец-то теплится штиль, а зелёные глаза наполнились весенним спокойствием, соответствующим погоде на улице. Мин всё-таки вернулся к лекарствам, ведь больше не мог выносить кричащие голоса в голове, которые приказывали обрушить катакомбы на головы обитателей или искупаться в кровавых ваннах. Они утихали лишь когда он напивался, но постоянное чувство опьянения порядком надоело, поэтому пилюли вновь проникли в его организм, правда в гораздо меньшей дозировке.       Даже удивительно, что Джокер ничего не заподозрил, но сейчас он слишком занят Чимином и работой, ведь у Хосока всё-таки получилось провести операцию. Хосок. Прошло уже восемь месяцев, а он по прежнему не подпускает его к себе, обмениваясь лишь парочкой дежурных фраз во время работы. Когда Юнги не пил таблетки, то его это не сильно заботило, но сейчас он готов признать, что ужасно соскучился по солнечной улыбке.       Бросает безразличный взгляд на стоящего около двери военного, обдумывая в голове правильность своего поступка. Хосоку теперь запрещено покидать комнату, ведь он может случайно столкнуться в коридорах с Чимином, а омега всё ещё не подозревает о его существовании. Джокер вытягивает его тайно, предварительно сотни раз убеждаясь, что никто не сможет их заметить. — Ведите сюда Хосока, — бросает, вновь дотрагиваясь пальцем до водной глади. — И стол накройте на двоих.       Военный быстро убегает, а уже через несколько минут в саду появляются омеги, расставляя на плетёном столе блюда и коньяк, но Юнги заметив это сразу отмахивается, дабы его унесли. Нос будоражит приятный запах еды, но альфу от этого начинает тошнить, поэтому он отворачивается, устало прикрывая глаза. — Что тебе нужно? — в проходе появляется Хосок, оглядывая его хмурым взглядом и недовольно складывает руки на груди. Он конечно совсем не против прогуляться, ведь стены комнаты с каждым днём всё сильнее давят на голову, но компания альфы его раздражает.       Прошло уже достаточно много времени, чтобы обида в груди утихла, а на смену ей явилось смирение, но он не позволяет себе забыть, что именно по вине Юнги он вынужден существовать здесь. Он отказывается признавать, что ночами брюнет преследует его во снах, нещадно истязая разрушенное сознание, что продолжает думать о нём постоянно, а во время работы бросает на мужчину быстрые, незаметные никому взгляды. Не признает он и то, что ночами тело обдает жаром, а руки тянуться к паху, когда с губ слетает тихое чужое имя, опаляя всё доступное пространство.       Юнги открывает глаза, окидывая зелёным взором его с ног до головы. Шоколадные волосы немного отросли, из-за чего несколько непослушных прядей спадают на глаза, закрывая обзор. Несмотря на то, что в Тени довольно тепло, альфа надел на себя бежевый вязаный свитер, расшитый по рукавам цветами, а снизу красуются такого же цвета свободные вязанные штаны. Джокер всегда питал любовь к экстраординарной одежде, но Юнги даже представить не может: где Хосок отрыл этот чудесный костюм, который невольно заставляет его улыбаться. — Я хочу поужинать вместе, — указывает на стул напротив, на что шатен недовольно вздëргивает бровь. — С чего ты взял, что я тоже этого хочу? — Хосок демонстративно разворачивается, желая покинуть неприятную компанию, но военные резко подхватывают его под подмышки, волоча прямо к столу и с силой усаживают на стул, удерживая руками за плечи. — Что всё это значит? — рычит, несколько раз дëргаясь, но альфы оказываются в разы сильнее. — Давай обойдëмся без скандалов, — Юнги усмехается и наклонившись немного вперед хватает вилку, накалывая овощ и быстро запихивает в рот, тщательно пережёвывая.       Хосок раздувает ноздри, складывая руки на груди и всем своим видом показывает, что не собирается трапезничать. Возможно, запах Мина сводит его с ума, а глаза цвета мокрой травы проникают свежестью в самое сердце, но чувство собственного достоинства выше этого.       Юнги наблюдает за ним пристально, изредка пожёвывая тушёные овощи, а когда рядом останавливается омега, дабы налить вина, резко втыкает тому вилку в руку. Парень кричит, дёргая пораненной ладошкой, от чего зубчики влезают еще глубже, раздирая мясо. Хосок шокировано выпучивает глаза, наклоняясь вперед дабы прекратить пытку, но военные вновь возвращают его на место, сильнее надавливая на плечи. — Что ты творишь? — Ешь, — Юнги кивает на тарелку, к которой тот даже не притронулся. Именно в этот момент Хосоку хочется закричать от злости на всю вселенную. Он причинил боль прекрасному существу, заставил страдать невинного омегу просто ради того, чтобы альфа поужинал с ним. Его цветущая душа, которая ценит всё живое на планете, обливается горькими слезами, поэтому он быстро хватает вилку, остервенело запихивая в рот сразу половину содержимого тарелки.       Юнги несколько секунд пристально наблюдает за торопливыми движениями, а после наконец-то отпускает омегу. Тот мгновенно убегает, а Мин беззаботно возвращается к поеданию овощей, словно не замечает, что вилка теперь в крови. — Как ты поживаешь? — интересуется через время, подхватывая тонкими пальцами бокал и пристально наблюдает за уже давящимся Хосоком. Тот не реагирует, продолжая запихивать в себя овощи, а Юнги это уже начинает раздражать. — Только не начинай опять. Мне придётся и слова из тебя силой вытаскивать? Если отрежу тому альфе ногу, то ты пересмотришь свою позицию? — кивает головой в стоящего сзади военного, который мгновенно бледнеет и вероятно мысленно молится, чтобы Хосок не вспомнил о гордости и всё-таки заговорил. — Нормально, — сухо бросает, а Юнги усмехается когда до слуха доносится тихий вздох облегчения. — Хоуп, поговори со мной нормально, — громко ставит бокал на стол, от чего все вокруг резко вздрагивают. — Я ведь просто хочу пообщаться, а у нас, что не встреча, то осада ледяного замка. — О чем я должен с тобой разговаривать? — срывается, выплёвывая недоеденные овощи в тарелку и выкрикивает прямо в лицо напротив. — Может о том, что ты только что искалечил невинного омегу? Или о том, что по твоей вине я вынужден сидеть запертым в четырёх стенах?       Юнги закатывает глаза, быстро доставая из кармана самокрутку. Военные вернувшиеся с разведки принесли немного табака, поэтому теперь он может позволить себе подобную роскошь. Спички чиркают в воздухе, а после сад наполняется едким запахом гари, который невольно вдыхает Хосок и сдерживается дабы не закашлять. — Я никогда не скрывал того, какой я на самом деле, — выпускает дым сквозь ноздри, безразличным взглядом пробегаясь по саду. — Если ты идеализировал меня в своей голове, то это уже твои проблемы.       Шатен вновь хочет закричать от возмущения, но вовремя замолкает, ведь в словах Юнги сокрыта истина. Он с самого начала знал, что перед ним Мясник и то, что он сделал исключение и относился к нему хорошо, совсем не значило что он такой и с другими людьми. Хосок выстроил у себя в голове образ, базирующийся только на личных наблюдениях, но совсем не учёл окружающие факторы. Как для врача, который прошел базовый курс психологии, это непростительная ошибка. — Понятно, — сухо бросает, вновь утыкаясь взглядом в тарелку, а Юнги недоуменно вздëргивает брови, когда слышит в чужом голосе нотки разочарования. Он конечно знает, что именно душевный свет притягивает его к этому солнечному альфе, но то, что этот самый свет начнет отталкивать его личную тьму — сюрприз. — Ты мне нравишься, Хоуп, — старается сделать максимально доброе выражение лица, протягивая руку вперед и дотрагивается до чужой ладошки, но тот резко отдёргивает собственную руку назад. — Возможно, я не самый идеальный человек в мире, но это ведь смотря в чьём мире. — Нет никакого оправдания любому насилию, — Хосок качает головой, поднимая взгляд на альфу. Всё в нем вызывает недоверие — особенно его пронзительные зелёные глаза. Там бескрайние, беспокойные сады и среди них бродит вечность, аккуратно прикасаясь пальцами к обрезанной траве. Юнги на самом деле тоньше хрупкого стекла, но всем вокруг кажется, что он из стали. Альфа сумасшедший и разрушенный, но по прежнему человек, а значит может чувствовать. Каждый фрагмент серого прошлого оставил на нём огромный след, который теперь отпечатывается в зелёных глазах и Хосок мог бы его рассмотреть, но не хочется. — Мясник никогда не станет идеальным в моём мире.       Юнги поджимает губы, кивая собственным мыслям. Шатен уже презирает его, а ведь это он ещё под эффектом таблеток. Хоупу посчастливилось не встречаться с Мясником, но он заведомо ему не нравиться. Если бы он только знал, что альфа делает пока карие глаза видят ночами прекрасные сны, то вероятно даже в сторону его смотреть отказался бы. Он ведь не понимает, что Юнги ради него храмы готов возводить, в Бога уверовать и нуждающимся помогать. Альфа и сам этого пока не понимает. Слишком глупый, чтобы осознавать, что тьма всегда тянется к свету, ведь его яркость завораживает, но уничтожает. Луна без солнца существовать не будет, ведь много веков назад отыскала его среди галактик и больше никогда не отпустила. Он тоже не отпустит.       Юнги с самого начала знал, почему именно этот альфа ему в душу запал но признаться себе боялся. Хосок был воплощением того человека, которым он всегда хотел быть, но жизнь шутница жестокая, распорядилась иначе. Счастливый, добрый, талантливый, всеми обожаемый — воплощение идеальной личности, которую только можно было бы придумать. Мину жизни не хватит, чтобы хоть на каплю ему уподобиться.       Поэтому им хочется обладать. Юнги знает насколько ужасен этот мир, ведь успел ощутить все его прелести на себе, поэтому на подсознательном уровне боится, что жизнь и его сломает. Не хочет, чтобы внутренней свет гас, а глаза искрящиеся счастьем, однажды пробежались по округе безразличным взглядом. Он сможет Хосока уберечь от этого и проложит перед ним дорогу цветами усыпанную, пряча за своей спиной всю грязь окружающего мира. Сам посмотрит, а ему такое видеть не позволит. — Мой Хоуп, — вновь хватает его за руку, сильнее сжимая в пальцах, дабы тот больше не смог вырваться. — Дай мне шанс. Я верю, что глазами, наполненными лаской, ты смотришь только на меня. — Я смотрю так на весь мир, — безразлично бросает тот, зачесывая волосы пятерней назад. — И никакого шанса не будет. У меня уже есть молодой человек, — бьет больно, ведь надеется, что это заставит Юнги наконец-то оставить его в покое. Он со своими чувствами уже научился уживаться, а после увиденного уверен, что сможет их в себе придушить. — Ты лжëшь, — зелёные глаза щурятся угрожающе, а пальцы сильнее сжимают чужую руку. — Считай, как хочешь, — Хосок пожимает плечами, бросая взгляд на собственную ладонь, которая покраснела от мощной хватки. — Мою комнату охраняет очень милый альфа, который уже давно скрашивает мои одинокие будни.       Юнги раздувает ноздри, откидываясь назад и закусывает до крови заусеницу. У него нет поводов не верить ему, ровно также, как и доверять. Хосок может лгать, дабы отбить его интерес, но одна мысль о том, что кто-то касается его солнца, заставляет кровь бурлить в венах, а сердце откачивать чистый яд. — Можно уйти? — сквозь скручивающиеся в голове сосуды звучит голос альфы, который отодвигает от себя тарелку. — Я уже наелся.       Мин несколько секунд скользит глазами по нему, словно старается отыскать ответы на собственные вопросы, но там ничего. Хосок смотрит на него с безразличием и молчаливым ожиданием. — Иди.       Стоит ему скрыться за дверью, как в ушах появляется мерзкий писк, а вены скручиваются в трубочку, словно желают разорвать его на части изнутри. Юнги не знал что такое ревность, но Хосок пробудил её и теперь ощутит плоды собственных стараний. Резко подскакивает с места, переворачивая набитый едой стол, от чего тарелки разлетаются в разные стороны, а вино окрашивает каменную кладку алым. — Ведите ко мне всех людей, которые когда-либо охраняли его комнату.