По законам мирного времени

Под ботинками хлюпал серый мартовский снег стремительно таявший в теплых лучах проглянувшего сегодня солнца. Наступивший сорок восьмой на тепло был скуп, особенно здесь, в Калининграде. Один поворот улицы, второй, скверик, пара домов мимо и вот уже высится ставший привычным за три года немецкий домик. У подъезда, словно с первым весенним теплом, появились соседки бабушки; они по своей сельской привычке устроились на лавке дабы обсудить всё вокруг. — Здравствуйте, Светлана Петровна! — стоило только завидеть свою соседку со второго этажа заулыбалась старушка в пуховом сером платке. — Здравствуйте, Марья Фёдоровна! Как здоровье ваше? — Да ничего! Ноги носят ещё. А ты с дочуркой чай гулять ходила? — старушка указывала на добротную немецкую коляску, которую катила впереди себя Светлана Петровна. — А как же! Такая погода сегодня хорошая! — И верно! Чего детю в четырёх стенах лежать! Все хвори-то от этого потом и идут! Вот у нас, сколько себя помню, на хуторе нашем, ни в жисть никто не болел. А вот городские — ой, что малый, что старый! Чахлые все какие-то! Поэтому, верно ты, дочка, дитё гулять возишь! — старушка продолжала своё. Света вежливо улыбалась. Эти соседки всегда такие; стоит кому-нибудь из этой прелестной пожилой компании увидеть её с коляской, так заваливали своими советами. Но ведь они искренние хотят ей добра, помочь хотят. Во двор меж тем раскатывая слякоть въехала вороная «эмка». Машина остановилась ровно напротив подъезда. — Завтра не заезжай за мной. У меня выходной. — Понял, товарищ подполковник! — ответил шофёр из-за руля, прежде чем дверь захлопнулась. И теперь взоры соседок были на нём — на Рокотове, стоявшем в хорошенькой шинели при серебряных подполковничьих двухзвёздных погонах, в блестящих чёрных хромовых сапогах и в фуражке с горещей алым звёздочкой. — Доброго вам дня! — он первым поприветствовал соседок. Те закивали, заулыбались при его виде, тоже поздоровались с ним. Иван уже стоял рядом со Светой. — Ты сегодня рано прямо-таки! — беря на руки крепко спящую дочь заметила Света, когда он поравнялся с ней. — Этот шофёр город знает, вот поэтому и быстро. — открывая перед ней дверь ответил Рокотов, — Давай помогу. — он перехватил из-под её рук коляску и покатил за ней. А соседки, когда Рокотовы скрылись за дверью подъезда, опять на перебой заговорили, что какой всё же внимательный Иван Григорьевич, какой добрый, заботливый. И наверняка ещё и офицер отличный, не зря ведь такая большая машина каждое утро за ним приезжает. Повторяли, что Светлане Петровне очень повезло на такого замечательного мужа. Лестница, ключ, открытая дверь квартиры и вновь это тепло и окутывающий вместе с ним уют дома. Сменив форму на ставшие уже привычными обычные брюки и рубашку, Иван перехватил с рук жены дочку, которую нужно было вновь убаюкать, разбудили её родители пока домой поднимались. Иван с огромным удовольствием занимался укладыванием дочери, пока Света кружилась на кухне, готовя на вечер. Ваня даже пытался петь, как пела Света, покачивать ребенка, как она. И вроде это выходило неплохо, почти как у мамы. Дочь глядя своими большими зелёными глазками на папу уже не хныкала, а слушая голос отца иногда улыбалась и сонно потирала кулачком глаза. И так жизнь бежала уже почти два года. Каждый день почти повторял предыдущий, но только лишь в своём распорядке. Дочь каждый день незаметно, но росла, и каждый день познавала этот мир, радуя своих родителей чем-то новеньким — улыбкой, жестом, шагом, своими новыми «словечками». — Как у тебя на руках Анютка быстро заснула! — в зал вошла Света и быстро заметила, что дочка уже не капризничает, а спокойно спит в чуть покачиваемой отцом кроватке; он уложил её как только заметил, что Аня задремала на больших отцовких руках. Рокотов в ответ лишь улыбнулся. Приятно всё же знать, что ты отец не на словах, а на деле. К тому же, ему совсем не в тягость побыть с собственным ребенком. В конце концов, Свете тоже нужен отдых, перерыв — она тоже хочет просто полежать днём и поспать, ей тоже хочется побыть в тишине, посидеть и ничего не делать. И для того, чтобы она могла всё это спокойно делать есть он — папа, отец и просто любящий муж. Ваня успел оглядеть промелькнувшую мимо жену — домашнее платьишко, беленький передничек, полотенце на плече. Этот невероятно домашний вид завершала аккуратная причёска. От прежних изящных кудрей остались только чуть завитые концы. Но Ване и так тоже очень нравилось. Свете всё было к лицу. Но особенно — когда ей говорили «мама» и она была в домашнем и с малышкой на руках. А ещё на её руках видна мучная пыль. «Опять что-то придумывает из теста!» — заметил Иван про себя. Он хорошо помнил, какой Света была прежде. Даже не верилось, что это один и тот же человек — так сейчас она не похожа на ту Свету, которая была в военном марте сорок пятого. Для теперешней Светы ничего, кроме заботы о дочери, о доме, о семье не существует. Всю себя она посвящает именно этому. От этого может совсем не спрашивать, а что там у Ивана на службе, какие дела ведутся. Может совсем не вникать в то, что он ей про дела порой рассказывает. Иван не обижался на это, напротив, очень радовался. Света теперь действительно обычная женщина с обычными женскими заботами и мыслями. Её военное прошлое было сдано в архив, как завершённое дело. Форма давно повешена в дальний угол шкафа, в какую-то шкатулку тогда же были убраны награды. Вот и всё. Здравствуй, долгожданная мирная жизнь! Света мелькала в комнатах, брала одно, относила другое, что-то перекладывала с места на место, носила туда-сюда, иногда искала что-то. Женщина всегда найдёт дома дела. Тем более в таком доме, где есть маленький ребенок. Много у мамы дел. Вскоре по квартире стал разносится аромат сладкой выпечки, на который в кухню зашёл Иван, оставив чтение свежей прессы. — Тебе помочь? — спросил Рокотов с надеждой, видел же, сколько ещё нужно успеть Свете; всё в семье — и радости, и горести с трудностями должны быть поделены поровну. — Да я уже всё! — привычно ответила она. — Но если ты сегодня сам свою форму почистишь, я буду очень благодарна! — Хорошо. Почищу. — ну вот, одной заботой ей сегодня будет меньше. Однако, Иван не ушёл тут же заниматься своим кителем, он продолжал сидеть на кухне, глядя на Свету. Сразу отметил, что сегодня она особенно была суетлива, как суетливы люди, которые не знают, как сказать о чём-то и ищут повод, момент какой-то чтобы всё же рассказать. А Ваня мог часами смотреть на неё такую, как сейчас — по домашнему одетую. И ещё по домашнему пахнущую; вместо запаха чернил, железа, бумаги, её руки, волосы пахли хлебом или сладкой выпечкой, уличной свежестью и теплом дома. И вот Света наконец остановилась с делами, села напротив, недолго поглядела на явно уставшего со службы мужа (Света уже давно научилась безошибочно читать по глазам Ивана его усталость, что бы он не говорил при этом). — Устал? — тихо то ли спросила, то ли утверждала она, сидя и подпирая руками голову, сидела и всё смотрела на Ваню. — Не очень. — Ваня как всегда не спешил признаваться. Вновь недолгая тишина над столом, лишь только слышался шум духовки. Иван давно мечтал именно о такой жизни, когда вечером, пока в комнате спит ребенок, он и она будут просто сидеть на кухне и обсуждать что-то своё, вспоминать пережитое. Или же сидеть в сумраке их комнаты рядышком и просто молчать, долго, ощущая как всё тело незримо окутало счастье. — Как там у тебя? — Света поднялась и стала расставлять чашки с угощениями к чаю на столе. — Как всегда, одно и тоже. Рассказывать даже не хочется… Да и не был я сегодня толком в прокуратуре. — Опять что-то проверять отправляли? — Нет. Всех сегодня на комиссию к врачам отправляли, график там какой-то. В общем, — Рокотов пододвинул к себе чашку с горячим чаем, — на апрель мне выписали путёвку на две недели в Крым, в санатории в Евпатории. Сказали, пора подлечить старые раны. — Ну отлично! Тебе правда, давно пора это было сделать. — Света сидевшая напротив улыбнулась, — А мы тут пока… — Не, Светик. Вы тут не будете! — тут же возразил Иван, — Я на юг, в тепло, а вас здесь в холоде оставить. Нет. Возьму на вас билеты и поедете со мной. Тебе тоже нужно отдохнуть. А Анютке так вообще вдвойне полезнее будет крымский воздух! Света в ответ на это улыбнулся. Радостно, что Ване дали путёвку. И радостно о того, как он настойчив в намерении повезти и её с Аней с собой. Вновь под рыжим торшером колышется молчание. Света поднялась, подошла к окну и посмотрела на затянутые дымом и вечером крыши. Красиво. Спокойно. А у неё гудел рой мыслей в голове. Она постояла так, обняв себя и пытаясь упорядочить собственные мысли. Потом отшагнула к кухонному столу, обвела взглядом широкую спину Вани, который спокойно пил чай за большим круглым столом, стоявший по центру кухни, и произнесла: — У меня для тебя тоже новость есть. — Новость? Какая? — Рокотов весь во внимании, даже бутерброд отложил и обернулся к ней. — Новость… — она вздохнула ещё раз, — Новость, что мы с тобой поедем на отдых не в троём, а в четвертом. Повисла напряжённая пауза, а потом тишину рассекло тихое: — У нас с тобой будет второй ребенок, Вань. Секунда тишины и: — Второй? — Иван сильнее обернулся к ней и переспросил боясь, что ослышался или что-то не так понял. — Да, Вань. У нас будет второй ребёнок! — Света говорила негромко, но уверенно. Рокотов откинулась на спинку стула пытаясь справиться с окатившей его волной из мыслей и чувств. Вот это новость! Второй ребенок! У него будет двое детей! У них будет двое детей! — Я сегодня ходила к врачу и она сказала мне… В общем, скоро месяц будет, как… — и Света вновь сбилась от волнения. Совладав наконец с эмоциями, которые зашкаливали, Иван поднялся, шагнул к Свете и подтянув за запястья её к себе, оглядел, словно бы ещё раз убеждаясь в правдивости услышанного. Он вглядывался в тонкие чуть вздёрнутые изгибы бровей, в плавный изгиб её улыбающихся губ, в эти взволнованные и блестевшие от счастья казавшиеся бездонными морские глаза Светы. А потом широко заулыбался. — Света! Ты даже не представляешь, как я счастлив этому! Иван трепетно, почти невесомо поцеловал её. Целовал как нечто неземное, практически божественное и святое. Ведь нет ничего для мужчины более ценного и от этого самого счастливого, чем услышать от любимой женщины эти заветные слова: «У нас будет ребёнок!».