То, что доктор прописал

— Доппо, подожди буквально минутку, — Доктор Джингуджи оборачивается к молодой ассистентке и даёт краткие указания по госпитализации предыдущего пациента: сделать необходимые записи в карте, подготовить палату, сдать первичные анализы. Каннонзака нервно теребит брюки в области коленок, будто пытается отщипнуть кусочки ворса, и смотрит куда-то мимо напарника по Matenrou и его коллеги. Взгляд как всегда замученный и безучастный. Сегодня Доппо внезапно получил от своего босса такие нужные ему два часа на посещение врача, но даже этот редчайший миг, в который молодой человек мог не стучать по просевшим клавишам, не давал никакого успокоения. В голове всё еще отбойным молотком звучало мерзкое «клац-клац-клац», засевшее глубоко и надолго за мучительные годы переработок и выполнения чужих заданий. Да, сейчас у мужчины передышка, а потом снова в офис, и снова до ночи, и, если повезет, он даже поест. Так что Каннонзака с ничего не выражающим взглядом, синяками под глазами и пустым желудком, сидел и морщился, будто у него в голове был встроен его же ноутбук, по которому расшалившиеся в край нервы стучали и стучали, печатая отчёт о самом Доппо. Переутомлен, не пригоден к функционированию, разочарован в жизни. Собственно, босс-то поэтому Доппо и отпустил. Даже этому авторитарному говнюку хватило одного взгляда на подчиненного, чтобы понять — тому срочно надо к врачу, а ещё лучше — убраться бы вовсе с глаз долой с таким-то удручающим видом. Ещё клиентов распугает. Пускай разберется, что там у него. Спина? Несварение? Алкоголизм? Так офисный планктон и оказался в кабинете Доктора Джингуджи. Действительно, ну к кому ещё мог пойти Доппо? Короткие часы отгула не давали простора для долгого и тщательного изучения сайтов клиник, а хороший выбор клиники вовсе не гарантировал мужчине и толики понимания со стороны врачей. «Вы просто устали, вам надо больше отдыхать». Да ну? Поэтому Каннонзака пошёл проверенной дорогой, которая вела прямиком к другу, гениальном врачу и лидеру Matenrou. Тот, конечно, не был ни психиатром, ни психотерапевтом, ни, тем более, психологом, но вот для них-то у Доппо отсутствовал самый главный ресурс — время. К тому же доверять свою душу кому попало для мужчины было бы немыслимо: не поймут, заденут за живое, обесценят его крайнюю задолбанность от жизни. С другой стороны Доппо не покидали мысли о том, что он опять обуза. Опять слабое звено. Опять не справился сам. Собственными руками загнал себя в эту корпоративную машину, сидит там, не отходя от места, и без продыху работает, печатая страницу за страницей, отчёт за отчётом. Другие, вон, не меньше сил вкладывают, при этом заводя семьи, приобретая приличный круг знакомых, а жалоб и просвечивающих от недосыпа вен под глазами не имеют. Но хуже только те, кто не работает, но изо дня в день шпыняют Доппо. Даже эта стерва из HR с гаденькой улыбочкой, которая ни черта не смыслит, а лишь сплетничает с другими на кухне, старается испортить Доппо жизнь. Невзлюбив по одной лишь ей ведомой причине Каннонзаку, она каждый день намекает, что KPI работника не соответствует высоким целям и стандартам компании, зато нет-нет, да спихнет свои задания на несчастного. Замкнутый круг какой-то, ей богу. На кой, черт возьми, сэнсею его нытье? Что он вообще ему скажет? Каннонзака переводит свои сверкающие зеленым глаза на тикающие в кабинете часы и осознаёт, что Джингуджи с беспокойством смотрит на него и похоже смотрит долго. Ассистентка ушла давным-давно. — Доппо? — А, да… Доктор Джингуджи, — Каннонзака нервно улыбается и опускает взгляд на свои коленки, наблюдая как неслушающиеся пальцы продолжают яростно теребить серую ткань. — Простите. — Что-то случилось? Ты не на работе, — у Доктора как всегда очень участливый бархатный голос, который вселяет любому полную уверенность, что всё будет хорошо, но Доппо начинает чувствовать себя лишь хуже. «Конечно, приперся со своими «нет сил встать с кровати, нет сил гулять, нет сил общаться с Хифуми»… Хифуми… Если бы он мне не готовил по вечерам, у меня не было бы сил и на это тоже. Доктор — занятой человек, с каждодневными обязанностями по заботе о людях, которые реально нуждаются в помощи, а я что?». Доппо стискивает зубы от злости за свой эгоизм, за то, что он снова мешается, снова пытается выставить себя чем-то более важным, чем он является на самом деле. Надо ретироваться. — Доктор, а дайте мне что-то от головы, пожалуйста. Я шёл после обеда мимо вас, что-то в висках стучит да вот решил зайти. «Ещё и лжец», — кричит сознание горе-пациента, прописывая каждую буковку в «Отчет о Доппо». Доктор пристально смотрит на товарища и направляется к белоснежным, по-медицински чистым стеллажам, где расставлены приборы и лекарства, назначение которых Каннонзака предпочитает не знать. Звук трескающегося блистера возвещает лгунишке, что вот-вот, вот сейчас он наконец покончит с им же придуманным цирком и уберет своё ничтожное «я» из кабинета серьезного специалиста. Доппо вручают таблетку ибупрофена и стакан воды, а также награждают очередным пристальным взглядом. Джакурай Джингуджи за годы работы с разношерстными пациентами уже научился видеть не только скрытые симптомы и замаскированные заболевания, но и самих людей. А друга и напарника по команде он видит насквозь, но из привязанности и уважения к тонкой натуре Каннонзаки не адресует ложь в лоб. Доппо неуклюже встает со стула, протирает влажные ладони о бедные потрепанные брюки и с легким поклоном благодарит товарища. «Работа, пора на работу. Да, босс будет в ярости и накинет еще работы, если опоздаю». Доктор Джингуджи как всегда награждает его своей понимающей улыбкой, и Доппо с облегчением движется к двери на выход. — Не знал, что ваш офис переехал, — Доктор хоть и повернулся к компьютеру с открытой вкладкой пришедших анализов очередного пациента, «вернувшись» к трудовым обязанностям, но странно, что это ввело Каннонзаку в заблуждение. Будто Джакурай мог упустить обман из виду. Многозадачность, проницательность и искренний интерес к жизни близких людей не оставляли врача никогда, так почему сейчас это должно было измениться? Каннонзака замер, держась пальцами за ручку, а затем прикусил губу так сильно, что спустя пару секунд на кончике языка уже появился характерный металлический привкус. Отлично, запишем к его бездарности ещё и то, что он ввёл в заблуждение самого Джакурая Джингуджи. Непростительная дерзость. Доппо оборачивается и растерянно смотрит на Доктора, решая попутно, распластаться ли на полу в тысячах извинений за своё очевидное вранье, либо сделать вид, что ничего существенного не произошло и с очередным «благодарю» и низким поклоном удалиться до дальнейшего выяснения обстоятельств (если таковое вообще будет). Каннонзака, однако, не успевает сделать выбор, за него это делает старший товарищ. — Доппо, твоя компания расположена в нескольких кварталах отсюда. Не знаю, зачем ты выдумал себе головную боль, но что я точно знаю, так это то, что тебя что-то беспокоит, и поэтому ты здесь. Я ценю это и готов выслушать, — Доктор кидает приглашающий жест на стул прямо перед собой, но не торопит, мягко улыбается, дабы не спугнуть своего хрупкого на психику и здоровье кохая. — Ах, Доктор Джингуджи… — злость Каннонзаки на свою жалкую натуру и раздражение на свой тупой мозг, что не смог выдать чего-то более правдоподобного, выступает на глазах мужчины слезинками. Как же Доппо тяжело, — п-простите меня. Джакурай не торопится залезть Каннонзаке прямо в душу, устроив ещё больший беспорядок в этом бардаке чувств, эмоций и мыслей, он лишь нежно смотрит на друга, видя в последнем нуждающегося в понимании мужчину. Доппо такой уязвимый, вот-вот развалится на части от непосильной ноши под названием жизнь, что Доктор не может устоять и, приподнявшись со стула, постукивает товарища по плечу. Ни о какой злости за вранье и речи быть не может. Уже не первый раз Джакурай становится свидетелем около-нервного срыва своего товарища по команде, и с одиночкой Доппо нельзя быть слишком прямым, слишком напористым. Доктор знает, что ему нужно свидетельство своей нужности, ему нужно участие и напоминание, что есть люди, которым тот не безразличен. Джингуджи всегда строго придерживался принципа «не навреди» не только в профессии, но и в дружбе. — Всё в порядке, Доппо, я рядом. Можешь плакать, если хочешь, можешь помолчать, а можешь рассказать, что тебя тревожит, — целебный голос проникает в голову Каннонзаки теплым густым потоком, постепенно заставляя чувствовать безопасность, но слёзы так и текут по щекам, разъедая солью обезвоженную кожу. Только Доктор Джингуджи может так лечить, и неважно решит ли свою проблему офисный трудяга или нет, найдет ли выход из очевидной всем кроме него депрессии или нет, главное — ему лучше рядом с сэнсеем. Рядом с Доктором Джингуджи просто хочется быть, потому что тебе будет комфортно, тепло и уютно. Тебя не обвинят, не высмеют, не унизят. Доппо невольно ловит себя на вопросе: «А есть ли у Доктора такой человек?». — Мне… — Доппо делает паузу, сглатывая подходящий к горлу ком. — Я просто устал, нет сил ни на что. Вероятно, я просто должен отдохнуть, да? Простите, Доктор, мне уже пора возвращаться на работу. Простите, что отнимаю время. Там люди за дверью, им надо, а я… Я, — Каннонзака снова готов выплеснуть новую порцию влаги из своих усталых глаз. — А ты ничем не хуже них, такой же человек, пациент, если хочешь, — на корню пресекает самоуничижение Джакурай. — От чего ты устал, расскажешь? Если тебе пора, то можем перенести разговор на вечер. Всё в порядке. Доппо, сидя на стуле, упирается ладонями себе в бёдра и склоняется перед сэнсеем так низко, что Джакураю теперь очень хорошо видна тёмно-рыжая, с отливами зеленого и красного, макушка. В висках начинает реально стучать от перенапряжения, а таблетка, судя по всему, не помогает. Может ли вообще что-то помочь Доппо? — От всего, я устал от всего, — тихо шепчет спрятавшийся Каннонзака, и серые брюки получают узор в темную крапинку, — У меня нет сил работать, бессонница, я абсолютно один. Конца и края нет этому аду. — Один? А Хифуми? Ты говорил с ним о своем состоянии? — Хифуми… А что «Хифуми»? Хорошо, что Доктор не видит лица Доппо, а то подумал бы, что у кохая настоящий приступ чего-то действительно страшного. Каннонзака ни за что не сможет сказать и объяснить, что не последнюю роль в его теперешнем состоянии играет ежедневное присутствие рядом Хифуми Изанами. Видеть это лицо, лучезарную улыбку, заботливые руки, зашивающие ему очередную порванную рубашку… Доппо никогда бы не позволил себе быть кому-то тяжким бременем, он и сам для себя еле выносим. Если же говорить о Хифуми, единственном близком друге, то нет, Каннонзака не станет грузить его своими проблемами, убивать дружеский союз «вот этим вот». Открыться до конца — значит стать ближе, уязвимей, стать буквально нагим перед другим человеком. Стать нагим перед Хифуми было самым большим страхом для Доппо уже многие годы, ведь где открытость, там и правда, а последняя однозначно не найдет желанного взаимного отклика. Скажет о своих чувствах — потеряет Хифуми навсегда. Страх перевешивает. Как и что он мог сказать Хифуми? «Привет, я знаю, что ты устал после работы, и тебе не терпится вкусно поужинать и продолжить мастерить корабли, но меня в конец доконал босс, коллеги валят на меня всю работу, присваивая мой результат себе, ночью я просыпаюсь в холодном поту, потому что невидимая толпа мне кричит, что я никто с маленькой буквы. Я думаю, что тяну Matenrou вниз как ржавый якорь, так что отцепите меня, и да, ты мне нравишься со старшей школы, но я никогда не признался бы, ведь за тобой табуном ходит весь ночной Синдзюку вне зависимости от пола. Кстати, в моих кошмарах ты тоже меня бросаешь». — Не говорил, вы же знаете, Хифуми-кун очень занятой, — уголки губ Доктора Джингуджи ползут вверх, и он еле сдерживает беззлобный смешок. Кому-кому, а не Доппо говорить о рабочей нагрузке, и кому-кому, но не Джакураю Джингуджи надо рассказывать об истинных причинах этого «не говорил». — С твоим графиком, Доппо, твое состояние вполне ожидаемо, но я не буду говорить тебе банальные вещи из разряда «отдохни», «выйди на улицу», «радуйся каждому мгновению», я посоветую тебе признаться себе в усталости и поговорить. — Ваш голос всегда помогал мне, сэнсей, — на лице офисного работника жалкое подобие улыбки. — Я не только себя имел в виду, — но Доппо не хочет этого слышать и упорно делает вид, что не слышит. — Вот как мы поступим. Ты пойдешь на работу, а после придёшь сюда. Я буду ждать, и мы спокойно всё обсудим. Постараюсь тебе помочь, — Доктор знает, что Каннонзака может спасти себя сам, ему лишь требуется вера в свои силы, исцеляющие слова и близкий человек рядом. — Спасибо, Доктор. Извините, что отнял время, — Каннонзака встает со стула, утирая остатки вырвавшихся наружу чувств с щёк, и по обыкновению уважительно кланяется лидеру Matenrou. — И вот ещё… — кидает вслед Джакурай, — Не забудь предупредить Хифуми, что тебя не будет дома. Он будет волноваться. «Обо мне никто не будет волноваться», — вздыхает про себя Доппо и уходит.